Файл: quot_Istoria_zapadnoevropeyskogo_teatra_quot.doc

88

–каивается ли он в выбранной им дороге; тот отвечает, что ни­сколько не раскаивается. Тогда Дурной Конец убивает Нера­зумного, и тот становится добычей чертей. «Заметьте, — гово­рится в ремарке, — что ад должен представлять собой нечто вроде господской кухни. Там следует производить побольше грохота, и души должны сильно кричать, хотя их и не будет совсем видно».

Неразумный садится ужинать вместе с Сатаной за черный стол, покрытый красной скатертью; стоящие на столе яства дымят; завершается картина тем, что огненный стол опрокиды­вается на пирующих и сжигает их. Благоразумный же, провед­ший все дни свои в благочестивых деяниях, возносится ангелами в райскую обитель. Поднимаясь на небеса, Благоразумный пред­лагает зрителям следовать его примеру.

Итак, аскетическое существование ведет к добродетели, мирской же образ жизни приводит к пороку. Этой же теме бы­ло посвящено английское моралите XV века — «Замок стойко­сти», в котором внутренние противоречия между добродетель­ными и греховными побуждениями человека представлены в виде борьбы добрых и злых ангелов за человеческую душу.

Очень популярным было английское моралите о человеке,, к которому является Смерть («Каждый человек», 1493).

Смерть предлагала Человеку отправиться с ней в «далекий путь». Перепуганный человек обращался за помощью к Дружбе, но та говорила, что готова проводить с ним время в пирах и веселье, готова даже помочь ему в преступлении и убийстве, но идти с ним в «далекий путь» не хочет. Также отказывает в по­мощи Человеку и Родство. Тогда он обращался к Богатству, говоря ему: «Всю жизнь я получал от тебя удовольствия и ра­дости, всю жизнь я любил тебя; идем же со мной, и ты смо­жешь оправдаться перед богом; ведь говорят, что деньги делают все дурное хорошим». Но Богатство не в силах помочь Чело­веку. «Мое дело убивать души, — говорит оно. — Любовь ко мне противоположна любви к вечному». Человеку остается об­ратиться только к своим Добрым делам, которые, потребовав, чтобы Человек покаялся в своих прегрешениях, отправлялись с ним в «далекий путь». Человек подходил к могиле. Сопровож­давшие его Сила, Красота и пять чувств покидали его. Знание говорило, что оно остается с человеком до последней минуты его жизни, но только Добрые дела обещали сопровождать его в загробный мир. Являлся ангел и, принимая душу Человека, говорил, что его Добрые дела дают ей право войти в рай. В конце моралите проповедник (он назван здесь «доктором») произносил речь о суетности всего земного и о необходимости постоянной заботы о будущей загробной жизни. Таким образом,

89

–христианская аскетическая концепция бытия, воплощенная в сюжете моралите, к концу представления излагалась уже непо­средственно.

Несмотря на то, что дидактика этого моралите была вполне канонической, в нем были заложены некоторые социальные мо­тивы. Критика Богатства носила здесь демократический харак­тер. Может быть, именно потому сюжет моралите о Человеке, к которому пришла Смерть, был так широко распространен. Подобная история показывалась в голландском моралите — «Всякий человек», в швейцарском — «Бедный человек», в итальянском — «Священное представление о душе».

Но, изображая жизнь добродетельную и порочную, показы­вая два типа человека — праведного и грешного, — моралите не столько создавало образы добродетельных и порочных лю­дей, сколько олицетворяло два начала, исконно враждующих между собой с точки зрения христианского вероучения,— дух и плоть.

Такой христианский дуализм лежит в основе драматических конфликтов множества аллегорических пьес. В моралите «Греш­ный человек» борьба за человеческую душу завершается тем, что личность человека как бы раздваивается — его душа восхо­дит на небо, а тело гниет в земле.

Наиболее полная картина борьбы духа и плоти разверты­вается в моралите «О суете, плоти и дьяволе» (1506). Христи­анский рыцарь выдерживает ожесточенную осаду со стороны Суеты и собственной Плоти, но с помощью Разума он преодо­левает козни Дьявола и оказывается водворенным в райскую обитель.

В своем развитии жанр моралите должен был подчиниться общей тенденции театра XV века с его стремлением к социаль­ным мотивам я реалистическому воплощению. Абстрактные антитезы добра и зла стали заменяться столкновением добрых и злых наклонностей, а аллегорические персонажи — получать обличие живых людей. Первые шаги от чистой абстракции к от­носительной конкретности моралите делало, используя легенды священного писания. В этих случаях моралите развивало черты другого смежного жанра — миракля.

Примером такого моралите, основанного на евангельской притче, может служить история о «Злом Богаче и Прокажен­ном» (XV в.).

Моралите начинается вполне обычной житейской сценой. Просыпается слуга Спеши-потихоньку; он заспался и, боясь гнева хозяина, начинает вместе с поваром готовить завтрак. Богач торопит жену сесть за стол. Но в этот момент раздается стук колотушки — у его двери стоит Прокаженный, который

90

–

Человек между ангелом и дьяволом. Типичная ситуация моралите.

постоянно приходит за милостыней в час еды. Богач велит слу­ге натравить на Прокаженного собак.

Но тут бытовая линия моралите резко обрывается — про­исходит чудо: собаки вместо того, чтобы искусать Прокажен­ного, лижут ему раны. Прокаженный обращается с горячей молитвой к богу. Действие переносится на небо. Бог говорит Аврааму и архангелу Рафаилу с том, что страдания очистили Прокаженного, и посылает архангела за его душой. У одра

9!

–смерти Прокаженного стоит Сатана, но архангел Рафаил именем" бога гонит его прочь и возносится с душой новопреставленного' на небо.

Действие переносится в ад. Люцифер в страшном гневе; он грозит избить своих ленивых слуг — Сатану и Рагуарта. Те обещают Люциферу взамен души Прокаженного душу умираю­щего Богача.

Оплакиваемый женой и слугами, злой Богач в муках уми­рает. Судьба его предопределена — Сатана и Рагуарт стоят на страже. И вот душа Богача уже во власти Люцифера, который велит ее бросить в кипящий котел. А праведный бедняк в это-время блаженствует в раю.

Моралите о «Злом Богаче» было очень популярно в народе; об этом свидетельствуют многочисленные витражи, на которых изображены эпизоды из этой истории. Народ любил эту ле­генду, потому что ощущал в ней нотки социального протеста, когда честная бедность справедливо мстила развращенному богатству.

Еще резче мотив социального осуждения феодального про­извола выступает в историческом моралите «Император, убив­ший своего племянника». Принадлежность данной пьесы к жан­ру моралите выявлялась только в обнаженном морализирова­нии; что же касается формы, то здесь уже совершенно отсут­ствовали аллегории, все персонажи были вполне реальными людьми.

Стареющий император передает свою власть племяннику, требуя от него, чтобы тот правил подданными справедливо. Племянник клянется выполнять все заветы императора. Но у него есть тайная страсть — он влюблен в честную девушку, ко­торая до сих пор не отвечала ему взаимностью. Теперь, став повелителем страны, он приказывает своим слугам выкрасть де­вушку у матери и привести во дворец. Девушка молит поща­дить ее честь, но новый император насильственно овладевает ею. Власть оказывается запятнанной пороком. Мать и дочь в гневных монологах обличают деспота и идут жаловаться на него старому императору. Император потрясен. Он велит привести племянника и сообщает ему, что женщины требуют его смерти. Наказывая за осквернение власти, император собственноручно закалывает своего племянника. Мать и дочь отомщены.

Проходит время — император на одре смерти; его капеллан отказывает в причастии убийце. Но император непоколебимо ве­рит в свою правоту; он с горячей молитвой обращается к небу^ и облатка причастия сама опускается ему на уста. Суровый и правый суд угоден богу. Император умирает с просветленной душой.

9?

–Если старый император в этом моралите изображен в тонах сказочной идиллии, то поступок молодого монарха и гнев на несправедливости, творимые властью, были подсказаны самой жизнью.

Отражая общий подъем буржуазно-демократического само­познания, моралите из области религиозных абстракций и мо­ральной дидактики переходило к критике социальных пороков. В моралите «Торговля, Ремесло, Пастух» (1442) каждый из названных персонажей жалуется, что жить стало очень труд­но. Появляется Время. Оно одето сперва в красное платье, что должно означать Мятеж, а затем выходит в полном вооруже­нии, олицетворяя собой Войну, и наконец появляется в бинтах и изорванном плаще. На вопрос, «кто его так разукрасил», Вре­мя отвечает:

Клянуся телом, вы слыхали,

Какого сорта люди стали.

Меня так сильно избивали,

Что Время вам узнать едва ли.

На сцену выходит персонаж Люди, он отвратителен. Вре­мя говорит, что оно изменится только тогда, когда улучшатся -Люди. Время и Люди скрываются и через мгновение появля­ются уже обновленные. Они сажают себе на плечи Торговлю, Ремесло и Пастуха, пляшут и поют:

Вы слишком долго прозябали, Теперь вам надо процветать.

В «веселом фарсе» ' «Лучше, чем было» действуют аллего­рии — Страна и Народ, горько жалующиеся на грабительство солдат и непосильные налоги. Появляется пастушка, которая называет себя Доброй Надеждой. Народ и Страна жалуются, что они совсем голы и нищи, а в это время на сцену с песней выходит персонаж Лучше, чем было. Он призывает гнать сол­дат в шею, не платить налоги и предлагает Народу и Стране довериться ему, носящему популярное в народе имя Роже Бон-тан (т. е. Хорошее Время).

Дальнейшее развитие жанра моралите идет по пути дидак­тической бытовой драматургии, для которой на первых порах характерно соединение реалистических персонажей с персонифи­цированными аллегориями. В этих пьесах смешанного типа так же, как и в мираклях, в бытовые житейские конфликты вмешиваются потусторонние силы, но в данном случае уже не дева Мария или дьявол, а, например, Братская Любовь или Зависть. Во французском моралите «Нынешние братья» изи-

¹ Таким термином часто обозначали моралите сатирического содер­жания.

93

–бражена семья — отец и три сына. Братская Любовь живет в добродетельном доме, но вот появляется злобная Зависть и нашептывает старшим братьям мысль убить младшего, которого отец любит больше, чем их. Братья убивают его и бросают труп младшего брата в колодец; тогда выходит на сцену Угрызение Совести и заставляет братьев сознаться в убийстве. После этого происходит чудесное воскресение младшего брата.

В смешанных моралите аллегории чаще всего выступают не как обособленные абстракции, а как персонифицированные душевные состояния человека, поэтому легко представить себе полное исчезновение таких фигур, как Угрызение Совести, За­висть или Ревность. Бытовые персонажи сами переживают эти чувства и обходятся без помощи аллегорий. Последние исчеза­ют из пьесы, и назидательную функцию целиком берут на себя обыденные лица, создаваемые авторами с тем же расчетом, что и аллегории. Самый ход событий в этих пьесах настолько ярко нравоучителен, что они выполняют свою основную дидакти­ческую функцию, не прибегая к аллегорическим абстракциям.

Таким образом, из моралите постепенно сформировалась нравоучительная драма, которая, несмотря на внешний бытовой колорит и известную психологическую определенность характе­ристик, оставалась педантической проповедью в лицах.

Усиление морально-дидактического элемента закрепляло мо­ралите на реакционно-клерикальных позициях. Но одновременно жанр моралите с его принципом наглядного изображения идей в виде абстрактных аллегорий часто насыщался новым, гума­нистическим содержанием и потому оказал известное влияние на ренессансную драму. Наиболее радикальная буржуазия Европы XVI века, буржуазия Нидерландов и Англии, про­пагандируя свои политические и моральные воззрения, часто прибегала к помощи аллегорических пьес.

Моралите было широко использовано с агитационной целью молодой голландской буржуазией, собиравшей воедино силы народа для борьбы с испанским владычеством.

Распространенные во многих нидерландских городах каме­ры риторов основой своего репертуара имели моралите, в которых очень остро трактовались современные злободневные проблемы.

Зародившись в виде религиозных братств, камеры риторов в XV веке порвали связь с духовенством и превратились в вольные городские союзы, активно участвовавшие в освободи­тельной борьбе нидерландского народа против испанских пора­ботителей.