Файл: quot_Istoria_zapadnoevropeyskogo_teatra_quot.doc

Камеры риторов были связаны между собой и периоди­чески съезжались на состязания. Первая олимпиада была устро-

94

–ена в 1496 году в Антверпене, куда собралось двадцать восемь камер. На таких олимпиадах камеры получали какой-нибудь-общий морально-риторический вопрос, и каждая организация отвечала на него специально сочиненной и разыгранной пьесой. Эти ответы резко расходились с католическим вероучением и часто навлекали на риторов гнев испанских властителей. Так, одной из причин разгрома испанцами города Гента (1539) было крамольное выступление камер. Современник писал: «Игры ри­торов стоили жизни многим тысячам людей». Герцог Альба казнил в числе прочих революционных деятелей и главарей театральных организаций.

Долгие годы войны с Испанией ухудшают положение камер. В Южных Нидерландах испанцы преследуют риторов, в се­верной части страны военная обстановка не дает им возмож­ности выступать регулярно. И все же с 1500 по 1565 год было устроено шестьдесят три празднества, в которых принимали участие десятки городов. Но, как только закончилось народно-освободительное движение и во главе вновь организованных «соединенных провинций» стала крупная буржуазия, камеры риторов прекратили свое существование. Крупная буржуазия отбирала у народа его гражданские права. Указ о запрещении представлений риторов был опубликован в 1606 году.

В Англии моралите тоже было использовано в просвети­тельных целях, в целях прямой борьбы с реакционным като­лицизмом.

В начале XVI века печатником Джоном Растеллом, зятем великого гуманиста Томаса Мора, было написано моралите «Четыре стихии» (около 1517 г.). Борьба порока и добродетели тут заменена борьбой Невежества и Знания. Дьявол-Невежество злобно клянет ученых. Главными добродетелями человека высту­пают Жажда Знания и Жизненный Опыт — с глобусом в руках. Само человечество изображено в виде юноши Дитя Природы, жадного до новых познаний.

Если моралите в целом развивалось в сторону реализма, то и персонажи моралите тоже эволюционировали в том же на­правлении. В связи с этим интересна судьба традиционной фи­гуры английских моралите — Старого Греха, который, освобож­даясь от строгой морализующей опеки, приобретал обаятельные черты весельчака, враля и забулдыги.

Этот процесс проникновения в моралите жизненных реали­стических черт происходил в тех случаях, когда религиозно-мо­ральная концепция пьесы ослабевала или вовсе исчезала, а нравоучительный сюжет становился только поводом для показа веселого, сатирического зрелища маскарадного типа. Подобная эволюция отчетливо видна в известном французском моралите

95-

–«Осуждение пиршеств» (1507). Это огромное сочинение в не­сколько тысяч стихов и с полсотней действующих лиц принадле­жит перу профессора гражданского и церковного права Никола де ла Шене, недурно осведомленного также и в кулинарии.

Действие моралите начинается со слов проповедника, пори­цающего невоздержанность в пище. Выходят три аллегориче­ских персонажа — Обед, Ужин и Пир.

Пир приводит с собой своих друзей — веселого юношу Вре­мяпровождение и очаровательную особу Хорошая Компания, в их свите три дамы — Лакомство, Обжорство и Наряды и два кавалера — Пью-за-ваше-здоровье и Пью-взаимно.

В веселых стихах каждый персонаж рассказывает о своих склонностях. Хорошая Компания и Времяпровождение прослав­ляют веселье, танцы и забавы, Обжорство — сытый желудок, Лакомство — изысканные блюда, Пью-за-ваше-здоровье — крас­ное и белое вино, а его партнер — мускат.

После легкого завтрака Времяпровождение в вежливых выражениях предлагает дамам и кавалерам потанцевать. Алле­горические персонажи перебрасываются изысканными компли­ментами.

Появляется Обед и приглашает всю компанию к себе за стол. Но не успевают гости отобедать, как к ним с любезными фразами подходит Ужин и зовет их к себе. Получив согласие, он тут же обращается к появившимся Болезням и предлагает им тайно засесть у него в доме, чтобы напасть на пирующих.

Все снова садятся за стол, меню составлено на славу. Вино льется рекой. Хорошая Компания под аккомпанемент арфы по­ет изящную песенку. Затем к столу подходят музыканты и по­ют народные песни.

Но вот в самый разгар веселья Болезни, вооруженные пал­ками, набрасываются на гостей. «Происходит великая потасов­ка, валятся стол, скамьи, летит на пол посуда, и никто из семи пирующих не избегает ударов». Гости в панике покидают сцену, избитые и окровавленные.

Слуги прибирают зал, а повар уже беседует с Пиром о но­вом, более изысканном и обильном угощении: на середине сто­ла будет положен жареный кабан, а вокруг голуби, перепелки, рябчики; всяческие салаты, соусы, винегреты, разнообразные торты, кремы, желе, яблоки, груши, сливы и орехи.

После недолгих уговоров аллегорические персонажи в тре­тий раз усаживаются за стол — и все повторяется сызнова. «Вперед, бей без пощады! — кричит Пир.—Смерть им!» Коли­ки и Подагра приканчивают Пью-за-ваше-здоровье; Апоплексия и Эпилепсия убивают Лакомство, Жаба и Паралич — Обжорство, а Плеврит и Подагра — Пью-взаимно.

-96

–Аллегории испускают дух. Пью-за-ваше-здоровье, обращаясь к зрителям, говорит: «Обжоры и пьяницы, я умираю из-за вас». Все проклинают пиршества. Пир прощается с Болезнями, как военачальник со своим победоносным войском.

Спасшиеся Хорошая Компания, Времяпровождение и Наряд идут жаловаться к Даме Надежде. А в это время Пир и Ужин хвастают друг перед другом своими подвигами. Посланцы На­дежды подступают к ним с веревками и палками в руках и аре­стовывают Пир и Ужин. Устанавливается состав преступления: Пир — убийца, Ужин — дебошир. Обвиняемые молят простить их. Выступает Обед; он говорит, что легко можно обойтись без Ужина и Пира: философы и пророки едят только раз в день, а живут долго и в полном здравии. Хорошая Компания робко замечает, чте Пир виноват, а Ужин заслуживает снисхождения. Дама Надежда выносит приговор: Пир будет казнен, а Ужин понесет более легкую кару — к его рукавам будут привязаны тяжелые гири, чтобы, следуя за обедом, он отставал на шесть лье, то есть на шесть часов, которые необходимы для перевари­вания пищи. Это решение подтверждают ученые мужи. Затем следует сцена казни. Диета набрасывает веревку на шею Пира и вздергивает его на виселицу.

Снова появляется проповедник и читает мораль, а Дурак как бы мимоходом бросает фразу: «Боюсь, что Пир недолго пробудет на этом месте».

Как ни старается автор моралите подчинить мирские стра­сти — веселье, пьянство, чревоугодие — аскетическим нормам, ему это не удается. Само по себе пиршество страстей изображе­но так заманчиво, красочно и весело, с таким увлечением и под­линным знанием дела, что сухой ригоризм осуждения с его тощей моралью умеренности и аккуратности не идет ни в какие сравнения с внутренним эпикурейским характером действия.

Испытывая на себе некоторое воздействие ренессансного ми­ роощущения, моралите не могло воспринять его органически. Ренессансная драма в свою очередь, как правило, лишь на ран­ нем этапе включала в систему своих образов аллегории, позаим­ ствованные из моралите, хотя иногда аллегории можно встретить и в более поздний период развития драматургии. Так, аллегории есть не только у англичанина, епископа Бейля в его историко- аллегорической драме «Король Джон», но и у великого испан­ ского драматурга Сервантеса, который ввел ряд аллегорических фигур в свою героическую драму «Нумансия», и даже у Ше­ кспира в «Зимней сказке», где фигурирует персонаж Время. Но для театра Возрождения в целом и, в частности, для этих дра­ матургов аллегорические персонажи, конечно, не являются ти­ пичными, какими они являлись для моралите. 7—1028 97

Представление моралите

Моралите ставились на примитивных сценических площад­ках типа балаганов. Так обычно выступали на базарных площа­дях камеры риторов. Но наряду с этим для постановки мора­лите было создано под влиянием новой ренессансной архитек­туры и более усовершенствованное оформление, в котором чувствовалось подражание устройству античной сцены (так назы­ваемая сцена Теренция). Вместо традиционного занавеса уста­навливались четыре колонны, образующие три двери. Над первым этажом возвышался второй, имевший три окна, которые использовались очень своеобразно: оттуда по ходу действия де­монстрировали живые картины. Например, в одном из моралите ремарка указывает: «Здесь открывают занавес и показывают роскошный трон со святым духом в облаках, излучающим свет­лые лучи». В других случаях в окнах появлялись ангел, младе­нец со свитком и иные религиозно-аллегорические персонажи. Со временем живые картины были заменены писаными и из окон стали показывать живописные полотна, поясняющие смысл алле­горий, изображаемых на сцене.

Исполнители моралите тоже выступали с пояснительны­ми атрибутами, но иногда дело совсем упрощалось, и актер надевал на шею табличку с соответствующей надписью, указы­вавшей на характер персонажа. Бывали случаи, когда изменение душевного состояния персонажа обозначалось сменой надписей: табличка «Верующее сердце» заменялась табличкой «Покорное сердце».

В Париже моралите часто разыгрывались на сцене Бургунд­ского отеля, где они прочно вошли в репертуар парижского Братства страстей. Новым в постановках моралите по сравне­нию с мистериальным сценическим устройством было то, что наряду с традиционными местами действия мистерии — дорога, рай, ад, тюрьма, виселица — здесь существовали интерьеры, обставленные по-домашнему. Бытовая обстановка мирно ужи­валась с декорациями рая и ада. Но в этой бытовой обстановке могли происходить поразительные чудеса — из обыкновенного шкафа выскакивала жаба и впивалась в лицо злодея; обыкновен­ный стол, за которым шел ужин, загорался пламенем. Правдо­подобная обстановка должна была сделать «чудо» достовернее.

Спектакли моралите были своеобразной инсценировкой суж­дений. Поэтому действующие лица выступали тут не как дан­ные характеры, а как риторы, поясняющие свойство данных характеров.

Представление моралите фактически было диспутом в ли­цах. И когда в прологе рассказывалась вкратце история, лежа-