ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 03.07.2024
Просмотров: 952
Скачиваний: 0
вас люблю еще больше!
—О прекрасная, нежная подруга! — воскликнул Окассен, — не может быть, чтобы вы любили меня даже так же, как я вас. Женщина не может так любить мужчину, как мужчина женщину. Ведь любовь женщины в ее очах, и в кончиках грудей, и в ступнях ног, а любовь мужчины покоится в сердце, и уйти оттуда она не может.
Пока Окассен и Николетта беседовали между собой, городская стража с обнаженными мечами под плащом прошла вдоль по улице. А дело было в том, что граф Гарен приказал воинам убить Николетту, если они смогут схватить ее. И страж, находившийся на башне, видел их и слыхал, как они говорили о Николетте и собирались убить ее.
—Боже! — воскликнул он, — как жаль будет прекрасную девицу, если они убьют ее. Было бы очень добрым делом, если бы я незаметно для воинов посоветовал ей остерегаться их. Ведь если они ее убьют, умрет господин мой Окассен, а это будет очень горько.
15
Теперь поют
1 Благороден сторож был, И умен, и добр, и смел. Песню тихо он пропел, В ней Николь предупредил: «О красотка, ты смола, Ты прекрасна и мила Ты прекрасна и мила. Золотятся волоса,
Светел лик, блестят глаза! Сразу я узнал тебя! Окассен готов, любя, С горя умертвить себя. Слышишь, я тебе пою Береги ты жизнь свою:
Старый граф хитер и крут, 15 Слуги рыщут там и тут, Под плащом мечи несут Прячься поскорее!»
16
Теперь говорят и сказываютрассказывают
—Ах, — сказала Николетта, — да упокоятся в блаженном мире души отца твоего и матери твоей за то, что ты так красиво и благородно подал мне весть. Я буду остерегаться, если это угодно богу, и да хранит он меня.
Она завернулась в свой плащ и притаилась в тени колонны, пока дозор не прошел мимо, и простилась с Окассеном, и пошла дальше, пока не достигла крепостной стены.
Стена была полуразрушена и заделана плетнем; Николетта перелезла через нее и очутилась между стеной и рвом. Поглядела вниз и увидела, как глубок ров, и ужаснулась.
—Ах, боже! — воскликнула она, — Иисусе сладчайший! Если я свалюсь вниз, я погибну,
если же останусь здесь, утром меня схватят и сожгут на костре. Но лучше умереть здесь, чем быть завтра выставленной на общее позорище!
Она перекрестилась и стала скользить вниз по склону, а когда оказалась внизу, ее прекрасные руки и ноги, не знавшие доселе ран, были исцарапаны и исколоты, и кровь лилась по меньшей море в двенадцати местах. Но она так сильно испугалась, что не испытывала ни боли, ни огорчения.
Если ей трудно было спуститься на дно, то еще труднее было выбраться оттуда. Она решила все же не оставаться там, нашла наостренный кол, который бросили защитники замка, и стала карабкаться с большим трудом, пока не вышла наружу.
На расстоянии двух выстрелов из арбалета находился лес, который тянулся почти на тридцать миль в длину и ширину. В нем водились дикие звери и всякие змеиные отродья.
Она боялась войти в лес, чтобы ее не растерзали звери, но помнила и о том, что если ее
найдут, то отведут в город и тогда ей не миновать костра.
17
Теперь поют
Николетта чуть жива Еле вышла изо рва Стала жалобно рыдать, Иисуса призывать:
«Сжалься, господи, владыка! Я не ведаю пути:
Влес густой боюсь идти, Чтоб на льва не набрести. И кабан так страшен дикий.
1 °Cтрашен волка жадный взор! Ну, а тут дождаться дня, Могут выследить меня… Как спасусь я от огня?
Знаю, ждет меня костер! Что же делать, правый боже?
Хоть в лесу мне страшно тоже С кровожадными волками, С кабанами и со львами,
Вгороде страшнее все же!
20 Не пойду туда я!..»
18
Теперь говорят и сказываютрассказывают Николетта горько печалилась, как вы уже слышали. Она положилась на бога и побрела
дальше, пока не пришла в лес. Не посмела войти в самую чащу изза диких зверей и змей и забилась в густой кустарник, где охватил ее сон, так что она проспала до рассвета, когда пастухи явились из города и пригнали стада пастись между лесом и рекой. Сами они отошли к прекрасному ключу, бившему на опушке леса, разостлали плащ на земле и разложили на нем
хлеб. Пока они ели, Николетта проснулась от пения птиц и пастушьих криков и приблизилась к ним.
—Милые дети, — сказала она, — да поможет вам господь бог!
—Да благословит вас бог! — ответил один из пастухов, что был поречистее остальных. Милые дети, знаете ли вы Окассена, сына графа Гарена Бокерского? спросила она.
—Да как же не знать!
—Ради бога, милые дети, передайте ему, что в этом лесу есть один зверь, — продолжала она, — пусть придет охотиться на него; и если он его поймает, то не отдаст даже частицы от него ни за сто золотых марок, ни за пятьсот, ни за любые сокровища.
А они глядели на нее, пораженные такой красотой.
—Чтобы я передал ему это? — сказал пастух, что был поречистее других. — Пусть будет проклят тот, кто хоть заикнется об этом, не только все перескажет. Ведь то, что вы говорите, — выдумка. В этом лесу нет ни оленя, ни льва, ни кабана столь дорогого, чтобы частица его стоила больше двух или, от силы, трех денье, а вы говорите о столь огромной цене. Пусть будет проклят тот, кто вам поверит и передаст ему ваши слова. Вы — фея, и нам с вами дружить нечего. Идите своим путем.
—Ах, милые дети, — продолжала она, — вы всетаки исполните мою просьбу. У зверя есть такое лекарство, что Окассен исцелится от своей болезни. Со мною в кошельке есть пять су, возьмите их и перескажите ему мои слова. И пусть он охотится три дня, и если он за три дня не найдет зверя, то уже никогда его не увидит и никогда не исцелится от своей болезни.
—Клянусь, — воскликнул пастух, — деньги мы возьмем, и лишь бы он пришел сюда, мы ему все скажем, но искать его не пойдем.
—Ради бога, — сказала она.
Потом простилась с пастухами и ушла.
19
Теперь поют
1Николетта хоть не скоро, Но добилась после спора С пастухами уговора, И уже не сводит взора 5 С леса темного она.
В путь! Тропа едва видна. Вдруг — распутье: семь дорог Вдоль идут и поперек.
1°Cтала бедная гадать,
Как бы другу весть подать? Нарвала она лилей Со стеблями подлинней, Наломала и ветвей,
15 Вместе все она плетет, И шалаш уже растет! «Окассен сюда придет, Сладко думается ей, Он шалаш увидит мой,
20 Отдохнет в тени густой.
А ему не будет рад, Сам он будет виноват».
20
Теперь говорят и сказываютрассказывают Николетта устроила шалаш, как вы уже слыхали и поняли. Он был очень красив и приятен и
убран внутри и снаружи цветами и листвой. Сама же она спряталась за шалашом, в густом кустарнике, чтобы узнать, что будет делать Окассен.
А повсюду в той стране пошел шум и молва, что Николетта исчезла. Одни говорили, что она бежала, другие — что граф Гарен приказал убить ее. Если ктонибудь и радовался ее исчезновению, то вовсе не Окассен. Граф Гарен Бокерский велел выпустить сына из темницы, созвал со всей страны рыцарей и знатных дев, приказал устроить пышный праздник, думая развлечь этим Окассена. Хотя праздник был очень веселый, Окассен терзался и вздыхал, прислонясь к колонне. Все были исполнены радости, но Окассену было не до веселья, ибо не было перед ним той, кого он любил. Один рыцарь заметил это, подошел к нему и окликнул по имени.
—Окассен, — сказал он, — я страдал тем же недугом, что и вы. Я вам дам хороший совет, если вы захотите довериться мне.
—Большое спасибо, господин мой, — сказал Окассен. — Я дорого оценю хороший совет.
—Сядьте на коня, — продолжал тот, — и скачите вдоль того леса, чтобы развлечься: ведь вы увидите и цветы и травы, услышите пение птиц. Может быть, услышите вы и словечко, от которого вам станет легче на душе.
—Господин мой! — сказал Окассен. — Большое вам спасибо! Я так и сделаю.
Он покинул залу, сошел с лестницы и отправился на конюшню, где стояла его лошадь. Он велел оседлать и взнуздать ее, вдел ногу в стремя, вскочил на нее и выехал из замка. Скакал до тех пор, пока не достиг леса. Он подъехал к ключу и застал там пастухов как раз в начале девятого часа. Они разостлали плащ на траве, ели свой хлеб и весело болтали.
21
Теперь поют
1 Пастушки собрались все: Эсмере и Мартине, Фрюэлин и Жоанне, Робешон и Обрие.
5 Говорит из них один: «Окассен, наш господин, Спору нет, хорош на взгляд, Но и та, что в лес ушла, Белокура, весела, 10 Тонок стан, глаза горят.
А какой на ней наряд! Три денье она дала: Купим ножик и рожок, И свирели, и свисток,
15 А в придачу — пирожок! Боже, дай ей счастья!»
22
Теперь говорят и сказываютрассказывают Когда Окассен услыхал песню пастухов, он вспомнил о Николетте, нежной подруге,
которую так любил, и подумал, что это она была там. Он пришпорил коня и подъехал к пастухам.
—Да поможет вам бог, милые дети!
—Да благословит вас господь! — сказал тот, что был поречистее остальных.
—Милые дети, — продолжал Окассен, — повторите песню, что вы пели сейчас.
—Мы не повторим ее, — сказал тот, что был поречистее остальных, — и да будет проклят тот, кто споет ее вам, прекрасный господин.
—Милые дети, — сказал Окассен, — да знаете ли вы меня?
—Конечно, мы отлично знаем, что вы — Окассен, наш молодой господин, но мы принадлежим не вам, а графу.
—Милые дети, спойте, я вас прошу.
Ах, черт побери! — воскликнул пастух. — Зачем я буду петь для вас, если я не расположен. Ведь во всей стране нет, кроме графа Гарена, столь сильного человека, который застал бы моих быков, коров и овец на своих лугах и осмелился бы их прогнать без опаски, что ему выцарапают глаза. Так для чего же я буду вам петь, пели я не расположен?
—Да поможет вам бог, милые дети, вы сделаете это! Со мною десять су, — вот, возьмите.
—Деньги мы возьмем, господин мой, но петь я не стану, потому что уже дал клятву. Но я вам все расскажу, если вы желаете.
—Ради бога! — воскликнул Окассен. — Чем вовсе молчать, хотя бы расскажите!
—Господин мой, мы были здесь между первым и третьим часом и ели наш хлеб у этого ключа, как делаем это теперь. И пришла сюда девица, прекраснее всех на целом свете, и мы подумали, что это фея, и весь лес озарился от нее, и она нам дала много денег, и мы ей за это обещали, если вы придете сюда, сказать вам, чтобы вы поохотились в этом лесу: будто здесь живет зверь, от которого вы и частицы не отдадите, если сумеете только его поймать, ни за пятьсот серебряных марок, ни за какие другие сокровища. А у зверя есть такое лекарство, что, получив его, вы исцелитесь от своей болезни. А должны вы взять зверя за три дня, иначе никогда больше его не увидите. Теперь охотьтесь, если желаете, а не желаете — не надо! Я же исполнил то, что обещал ей.
—Милые дети, — молвил Окассен, — вы мне достаточно сказали, и бог да поможет мне найти зверя!
23
Теперь поют
1 Окассен внимал рассказу, Словно тайному приказу От подруги светлолицей, Исполнять готовый сразу,
5 С пастухом спешит проститься,
Подгоняет скакуна. Окассен все дальше мчится, Песенка его слышна: «Николетта дорогая, 10 В эти дебри проникая, Не оленей, кабанов Ваших я ищу следов!
Стройный стан ваш, блеск очей, Сладость ласковых речей Мне утех любых милей, Вас я в чаще отыщу И уже не упущу, Милая подруга!»
24
Теперь говорят и сказываютрассказывают Окассен поехал по лесным дорогам, и быстро нес его копь. Не думайте, что репейник и
шипы щадили его. Вовсе нет! Они раздирали его платье, не оставляя ни одного живого места, и кровью покрыты были его белые руки, все тело, и ноги, и струилась она из тридцати или сорока ран, так что по следам крови на траве можно было узнать, где проехал рыцарь.
Но он так был погружен в мысли о Николетте, своей нежной подруге, что не чувствовал ни боли, ни огорчений, и все искал ее, но напрасно. Когда же увидел, что близится вечер, то стал плакать, что не нашел ее. Он свернул на старую, заросшую травой дорогу, и посредине пути огляделся, и заметил человека — такого, как я вам опишу. Он был высокий, чудной и безобразный{111}. Громадная голова чернее угля, между глазами поместилась бы добрая ладонь; толстые щеки и огромный плоский нос с широкими ноздрями; большие губы краснее сырого мяса, зубы — широкие, желтые, страшные. На ногах чулки и башмаки из бычьей кожи, подбитые лыком и доходящие до самых колен. Он был завернут в двойной плащ и опирался на огромную дубину.
Окассен подъехал к нему и испугался, разглядев его.
—Да поможет тебе бог, славный брат!
—Да благословит вас господь, — ответил тот.
—Что ты тут делаешь с божьей помощью?
—А вам что до этого? — спросил тот.
—Да ничего, — отвечал Окассен, — но я ведь от чистого сердца спрашиваю.
—А почему вы плачете? — спросил тот. — И почему у вас такой печальный вид? Вот уж если бы я был таким богачом, как вы, ничто в мире не заставило бы меня плакать.
—Вот как! Вы знаете меня? — спросил Окассен.
—Да, я отлично знаю, что вы Окассен, графский сын, и если вы мне скажете, почему вы плачете, я вам скажу, что я делаю здесь.
—Конечно, — ответил Окассен, — я вам все готов сказать. Я охотился сегодня утром в этом лесу, и у меня была с собой белая левретка, прекраснейшая в мире, и я потерял ее. Поэтому
яплачу.
Ого! — воскликнул тот. — Что за господские прихоти! Вы плачете изза дрянной собачонки. Проклятье тому, кто вас похвалит за это. Ведь во всей этой земле нет такого богача,
который охотно и даже с радостью не достал бы вам десять, пятнадцать или двадцать собак, если ваш отец ему это прикажет. Это мне вот следует плакать и горевать.
—А тебе о чем, братец?
—Господин мой, я вам расскажу. Я был нанят богатым крестьянином обрабатывать его землю плугом. У него было четыре быка. Три дня назад со мной случилось большое несчастье: я
потерял лучшего из этих быков, {112}, лучшего изо всей упряжки, и теперь бегаю в поисках. Я ничего не ел и не пил вот уже три дня, потому что не смею вернуться в город. Ведь меня посадят в тюрьму: мне нечем заплатить за быка. Все, что у меня есть на свете, вы видите на мне. А еще у меня есть больная мать, у той не было ничего, кроме скверного тюфяка, но и его вытащили у нее изпод спины, и теперь лежит она прямо на соломе, и о ней я горюю еще больше, чем о себе. Добро появляется и исчезает, и то, что я потерял теперь, я заработаю в другой раз и верну деньги за быка, когда смогу, и потому я не плачу. А вы льете слезы изза дрянной собачки. Да проклятие тому, кто похвалит вас за это!
—Верно! Ты, братец, хорошо утешил меня. Будь благословен. А сколько стоит твой бык?
—Господин мой, за него требуют двадцать су, но у меня ничего нет за душой.
—Ну вот тебе от меня двадцать су, — сказал Окассен. — Ты и заплатишь за твоего быка.
—Господин мой, — сказал тот, — большое вам спасибо! И да поможет вам бог найти то, что вы ищете.
И человек ушел. Окассен поскакал дальше. Ночь была светлая и тихая, и он все ехал и приехал к тому месту, где расходились семь дорог, и увидел шалаш, который, как вы знаете, сложила Николетта. Он был украшен цветами и снаружи, и внутри, и спереди, и сзади и был так
прекрасен, что лучше быть не может. Когда Окассен увидел {113} шалаш, он мигом остановился, а лунный луч осветил все внутри.
— Ах, боже! — воскликнул Окассен. — Это сделала Николетта, моя нежная подруга, своими прекрасными руками. Ради ее доброты и любви к ней сойду с коня и отдохну здесь ночью.
Он вытащил ногу из стремени, чтобы слезть с коня, но конь был большой и высокий. Окассен задумался о Николетте, своей нежной подруге, и упал на камень, да так неудачно, что вывихнул плечо. Он почувствовал себя тяжко раненным, но напряг все свои силы и привязал лошадь другой рукой к кусту шиповника, лег на спину, и так он вполз в шалаш. Взглянул в отверстие крыши, увидел звезды на небе, заметил одну, самую яркую, и начал говорить:
25
Теперь поют
«Вижу рядышком с луной Тихий свет звезды ночной. Знаю, звездочка, дружок, Николетта там с тобой. Взял ее на небо бог, Чтоб твой скромный огонек Разгореться ярче мог. Николетта, я б хотел
Взвиться в горний ваш предел 10 Пусть назад бы я слетел, Лишь успеть бы вас опять Хоть разок поцеловать.