Файл: 1. Общественнокультурное движение 18001830х годов. Феномен русского Ренессанса.docx

Что касается самого жанра стихотворной повести, то ей предстояла долгая жизнь и в творчестве самого Пушкина, и в русской поэзии вообще. За «Графом Нулиным» последовал «Домик в Коломне» (1830), а затем и «петербургская повесть» — «Медный всадник» (1833).

Стихотворная повесть «Домик в Коломне» - своеобразный пролог к петербургской повести «Медный всадник». В ней нет Евгения, но есть вдова с дочерью Парашей; нет наводнения, но есть стихия обыкновенной петербургской жизни. Из пригорода героиня переселились в место обитания Евгения — в Коломну, их «лачужка», как и разрушенный в наводнении «ветхий домик», исчезла. И вопрос: «живы ли они?» в «Медном всаднике» уже не возникает: о гибели их говорится со всей определенностью. И все-таки при всех «странных сближениях» две эти петербургские повести различны прежде всего по своей тональности и масштабу проблематики.

«Домик в Коломне» — блестящая шутка поэта, образец его пародийного творчества и комического дара. И вместе с тем это его эстетический манифест, утверждение поэзии жизни как высшей реальности. Сюжет повести не только прост, но и поистине анекдотичен. История появления в домике вдовы и ее дочери кухарки Мавры, застигнутой внезапно за бритьем и оказавшейся мужчиной, озорна и почти, как и в «Графе Нулине», двусмысленна, если вспомнить, что привела ее сама Параша. Пушкин с удивительным вкусом (можно сказать «со смаком») живописует все реалии этой истории

26. Тема Петра I в творчестве А.С. Пушкина 1820-х годов.

Сама личность и фигура Петра I для поэта — своеобразный репрезентант всей русской государственности, политики преобразований и вхождения в европейское пространство («в Европу прорубил окно»)

Вместе с тем с этой эпохой и фигурой ее преобразователя была неразрывно связана ганнибаловская линия пушкинской родословной. Петр I как «пращур»нынешнего монарха и Ибрагим Ганнибал — дед поэта сопрягали историю и современность через семейное предание и через политическую реальность. Одним словом, если бы не было петровской эпохи, Пушкин должен был ее выдумать. Но она была и нашла свое отражение в целой системе пушкинских текстов. «Стансы» («В надежде славы и добра...»; 1826), «Арап Петра Великого» (1827), «Полтава» (1828—1829), «Медный всадник» (1833), «История Петра» (1835), «Пир Петра Великого» (1835) — таковы основные вехи пушкинского художественного осмысления петровской эпохи. Стихотворение философского характера, исторический роман, эпико-героическая поэма, стихотворная «петербургская повесть», историческое исследование, стихотворение — в этой палитре жанрово-родовых образований, нередко экспериментальных по своей природе и месту в пушкинском творчестве, поэт искал ответов на вопросы истории и современности. Почти десятилетнее восприятие Пушкиным петровской эпохи дает возможность поставить проблему эволюции пушкинского историзма как историософской концепции и поэтики.

---

То, что три первых произведения Пушкина о Петре и его эпохе появились во второй половине 1820-х годов, далеко не случайно. После возвращения из ссылки по личному указанию молодого царя, вступившего на престол после трагических событий 14 декабря 1825 г., личной их встречи в Кремле Пушкин питал определенные иллюзии по отношению к его политике.

«В надежде славы и добра // Гляжу вперед я без боязни...» (2, 342) — так начинаются пушкинские «Стансы». Сама форма «стансов» (у Пушкина четверостиший), заключающих в себе ясно выраженную, законченную мысль, спокойное течение стиха, полного мысли, как нельзя лучше отвечала пушкинской поэтической стратегии. Он попытался передать в стихотворной форме образ-облик петровской эпохи и создать масштабную фигуру царя-государственника. Вместе с тем он попытался дать урок милосердия молодому царю. Основное содержание «Стансов» — данный масштабно, почти эпически образ, портрет личности и деятельности Петра I. В отличие от своих предшественников Пушкин сводит своего героя с «одических котурн», снимает с него ореол божественности.

«Стансы» — своеобразный стихотворный эпиграф ко всей пушкинской теме Петра I. Поэт отчеканил барельеф своего героя, создал памятную медаль с девизом «Урок царям».

«Арап Петра Великого» стал реализацией этой творческой установки в жанре исторического романа.

В иронических интонациях свой резон: через них Пушкину удается воссоздать драматизм эпохи преобразований, столкновение старого и нового, сопротивление новшествам, боязнь утратить национальные традиции, страх. Для автора «Арапа Петра Великого» важно было акцентировать два момента: инородность Корсакова духу петровского времени и контрастность его мироощущения «поведенческому тексту» Ибрагима Ганнибала

«Железная воля» Петра как другой генетический код, заложенный в эпиграфе и реализованный в сюжете, — это вся совокупность деяний «великого человека». Уже первая сцена его появления в романе: он сам приехал в Красное Село для встречи своего крестника Ибрагима Ганнибала и ждал его «здесь со вчерашнего дня» — воссоздает облик царя-демократа, лишая его всякой помпезности. Романтическая история, связанная со сватовством Ибрагима, выявляет своеволие и даже деспотизм монарха. Он не считается с желаниями жениха и невесты, которая при известии о предстоящей женитьбе падает в обморок и тяжело заболевает. Но одновременно это и проявление его дальновидности: он сделал своего крестника «капитан-лейтенантом бомбардирской роты Преображенского полка, в коей он сам был капитаном» и попытался устроить его личную судьбу. Объясняя неожиданное и на первый взгляд жестокое своеволие, Петр говорит: «Послушай, Ибрагим, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех, кроме одного меня.

---

Умри я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный мой арап? Надобно тебе пристроиться, пока есть ещё время; найти опору в новых связях, вступить в союз с русским боярством» (6, 46). И это слова уже не только государственного мужа, но и живого человека, дальновидного и гуманного.

Менее чем через год после начала работы над романом «Арап Петра Великого» Пушкин приступает к созданию поэмы «Полтава». Это был следующий шаг к проникновению в петровскую эпоху, к осмыслению образа Петра I.

Заглавие поэмы сконцентрировало в себе дух и пафос эпохи Петра как эпохи великих побед и связанного с ними преобразования России. Отточенная до афористичности, чеканная в своем поэтическом ритме характеристика молодой России, появляющаяся почти в самом начале поэмы — тому свидетельство

Свет исторической правды в поэме связан с образом и деяниями Петра I. «Горит Восток зарею новой» — так почти символически входит в «Полтаву» герой, о котором много говорят, которым «стращают», но который визуально обрисован почти в самом конце произведения. В лучших традициях одической поэзии Ломоносова и Державина он поистине сияет. Его сила и мощь подчеркнуто акцентируются многочисленными глаголами движения: «помчал дружины», «движенья быстры». И на фоне словно окаменевшего, почти «живого трупа» Мазепы, рядом с несомым в качалке, страдающим раной, бледным, неподвижным Карлом XII Петр I не просто «полтавский» победитель, но и исторический победитель. Уходящие, точнее убегающие в неизвестность гетман и король, «враги России и Петра» — именно исторические банкроты. В зеркале исторической правды «забыт Мазепа с давних пор».

Таким образом, «Полтава» стала важным этапом в развитии пушкинского историзма. Принцип исторической обусловленности событий, отражение частной биографии в зеркале эпохи позволили Пушкину персоналистские мифы Мазепы, Карла XII, Петра I сделать органической частью своей историософской концепции, не просто показать «историю в лицах», а выявить нравственный смысл истории, раскрыть механизм исторической памяти.

---

27. Пушкинская лирика периода скитаний (1826–1830).

Начинались четыре долгих года пушкинских скитаний. Два стихотворения «Зимняя дорога» и «Дорожные жалобы» своеобразно окольцовывают лирику этого периода. Первое, возможно, было написано по пути из Михайловского в Москву; второе через три года, в минуты жизненных неурядиц и полной неопределенности. Сквозной мотив и связанное с ним настроение: «сердечная тоска». То, что в «Зимней дороге» превращает зимнюю скучную дорогу в путь жизни, где «скучно, грустно», то в «Дорожных жалобах» оборачивается мучительными вариантами будущей смерти и сакраментальным вопросом: «Долго ль мне гулять на свете...»

Пушкинская лирика периода скитаний политематична. Поэт и царь, поэт и декабристы, поэт и история, поэт и чернь, поэт и женщины, поэт и друзья, поэт и Дом, поэт и Кавказ, поэт и свобода, поэт и философия — во всех этих темах организующим центром был образ творца. Объективация самого образа Поэта была связана с его самоопределением и самопознанием через активное вхождение в мир истории, философии, религии, литературы, природы, любви. Это был тот всеобъемлющий взгляд на Жизнь, который был чужд всякой тематической и жанровой рубрикации.

В «Анчаре» актуализируются антропологические принципы Пушкина. «Лелеющая душу гуманность», о которой говорил В.Г. Белинский, — это утверждение приоритета общечеловеческих ценностей над всякого рода социальной несправедливостью и рабством. «Анчар» особенно зримо выявляет свою антропологию в своеобразной связке с «Цветком». Это пушкинская поэтическая двойчатка.

«Анчарное пространство», зримо воссозданное в звукообразе «нчр»: прозрачного, черный, дремучий, горючий, ввечеру, мчится прочь, — всё пропитано ядом: «И зелень мертвую ветвей // И корни ядом напоила». В этом пространстве смерти (анчар — «древо смерти») лишь на миг врывается жизнь человеческая. Вторая часть стихотворения открывается противительным союзом «но»: «Но человека человек», сопрягая в одном стихе «человеческое», живое. Все дальнейшее повествование — история уничтожения человеческого: люди превращаются в нелюдей, в рабов и владык. Пушкинская антропология глубоко социальна: флористическая экзотика выявляет закономерности общественной жизни.

---

«Цветок» тоже перешел в поэзию из сферы флоры. В первой строфе обнаруженный в книге цветок мертв. И музыкальный аккомпанемент, включающий комбинации звуков «зсхш»: «засохший», бездыханный, забытый, странный, передает безжизненность цветка. Но все дальнейшее повествование — это воскрешение цветка, его оживотворение через воспоминание. Цветок поистине превращается в «цвет завета», памяти о душе и ее вечной жизни.

Стихотворение «Дар напрасный, дар случайный...», имеющее помету «26 мая 1828», ставшую заглавием, — оригинальный подарок к дню рождения. В рукописи он это недвусмысленно подчеркнул: «На день рождения». 29 летний поэт подошел к нему в состоянии крайнего смятения и отчаянья, духовного кризиса. Здесь уже звучит полный отчаянья вопрос: «Жизнь, зачем ты мне дана?» И заключительные слова этого стихотворения — приговор себе, своей настоящей, да и будущей жизни.

Стихотворение «Поэт» со всей отчетливостью обозначило ту проблему, которая остро встала ещё в романтизме, где не было границы между ежедневным существованием человека, его бытовым поведением и творчеством. Поэт-изгой, чудак, противостоящий окружающей жизни, убегающий в чудный мир своих грез — характерный вариант такого решения. Пушкин поставил проблему внутренней свободы поэта, его независимость от «людской молвы», «мнения народного кумира». И такое решение проблемы не было уходом от жизни, ее общественных проблем в мир «чистого искусства», как впоследствии пытались толковать пушкинскую позицию. Это было трезвое осознание законов творчества, философии искусства как диалектики внешней зависимости и внутренней свободы.

В стихотворении-диалоге «Поэт и толпа» остро обозначилась тема «социального заказа», требования пользы и нравственного урока. Голос толпы «черни тупой» — это обозначившееся стремление превратить поэта в слугу, в банального «гувернера общества»: «Ты можешь, ближнего любя, //Давать нам смелые уроки, // А мы послушаем тебя». Не отказываясь от роли поэта-пророка, Пушкин воспротивился всяким попыткам «приручить» себя, посадить в клетку. Иллюзии служить трону и царю, отчетливо выразившиеся в стихотворении «Друзьям», ушли в прошлое. Идея внутренней свободы становится определяющим пафосом его поэзии.

---