Файл: Даниел Бергнер Чего хотят женщины.doc

Глава пятая

Нарциссизм («Быть желанной – настоящий оргазм»)

Одна стена тесного университетского кабинета Марты Мин была сплошь покрыта репродукциями размером с почтовую открытку. Это были только женские портреты. Лица «Девушки с жемчужной сережкой» и дамы с «Портрета молодой девушки» Вермеера выступали из темного фона – их яркая кожа, глаза, направленные на что-то или кого-то, что находилось за спиной.

Под ними Мин разместила шуточный рисунок двух пультов управления. Один символизировал действие мужского желания, другой – женского. На одном был только простой переключатель, на другом же имелось бесчисленное количество кнопок. Она говорила: «Попытка выяснить, чего хотят женщины, – настоящая проблема». Эту проблему она пыталась решить как ученый, как консультант по вопросам секса и как президент Общества по проблемам сексотерапии и исследованию секса – самой значительной организации в ее области исследований, но Мин решала эту проблему иначе, чем Чиверс.

Это была та же проблема, которую Изабель, некоммерческий адвокат, пыталась решить для себя, когда обдумывала, должна ли она остаться со своим приятелем Эриком, с которым жила вместе полтора года, должна ли она выйти за него замуж. Трудность была в том, что, несмотря на его симпатичную внешность, интеллект, доброту и его мастерство в постели, она редко хотела заниматься с ним любовью.

Изабель не была пациенткой Мин, она была одной из женщин, с которой я беседовал. Она вспоминала сцену, случившуюся в прошлом году вечером на День святого Валентина. В ее небольшой квартире на Манхэттене Эрик наполнил ванну с ароматическими солями, окружил ее свечами и деликатно оставил Изабель полежать в теплой воде в одиночестве. Выйдя из ванной, Изабель увидела, что ее спальня освещена множеством свечей, а на кровати лежит целое море лепестков роз, образующих рисунок сердца. Ей пришлось совершить значительное сознательное усилие, чтобы восхититься этим подарком. В то время как Эрик занял ее место в ванной и мылся под душем, она откинулась на кровати, провела лепестками по губам и положила несколько лепестков на плечи и грудь. Когда Эрик появился из душа и опустился на нее, она действительно почувствовала удовольствие, особенно тогда, когда его широкие плечи накрыли ее тело и он вошел в нее. Но это удовольствие было весьма сомнительным, а в течение многих других ночей она чувствовала, что ею двигало лишь терпение или даже нечто худшее.

---

Изабель была уверена, что любила его. Она рассказывала: «Я помню, как первый раз привезла Эрика к себе домой в Сент-Луис, чтобы познакомить его с моими папой, мачехой и бабушкой. Ей 88 лет. Она помогла воспитать меня, когда родители развелись. Мы называем ее Болтушкой. Бабушка почти совсем глухая. Я думаю, что именно поэтому она в основном полагается на осязание: у нее сократились возможности для общения. Если бабушка сидит рядом с вами, она обязательно найдет возможность коснуться вас, похлопать. Она будет гладить вашу руку или колено. Сколько вы сидите, столько и будет похлопывать. Я ее очень люблю. Она невероятно нежная. В ней есть что-то от маленького ребенка. И когда мы были у меня дома с Эриком, однажды днем я вошла в гостиную и увидела, как они с Эриком сидели на кушетке, держась за руки. Он выглядел совершенно довольным. На его лице не было ни капли иронии. Я думаю, что они разговаривали, но с бабулей это проблематично, так что теперь они просто смотрели телевизор. Вероятно, она похлопывала его, и теперь они сидели держась за руки. Я думаю, что большинство мужчин очень стеснялись бы этого. Держаться с бабушкой за руки для них казалось бы довольно смешным. Но для Эрика это было естественно».

Изабель рассказывала: «Занавески в моей спальне немного пропускают свет, и Эрику нравится спать, укрыв чем-то лицо. Футболка, подушка, рука или все вместе – не знаю, как он при этом ухитряется дышать. Отчасти это даже смешно. По утрам мне приходится снимать все это – слой за слоем, – чтобы добраться до его лица, потому что мне необходим зрительный контакт». Изабель могла вынести секс один раз в неделю, но скучала без него каждый день. «Я находила его глаза подо всем, чем он закрывал лицо, ждала, когда веки начнут трепетать, открываясь, и старалась в это мгновение оказаться прямо перед ним».

Ее мучила пронзительная нежность его внимательного взгляда и тот факт, что ее страсть к нему сильно уменьшилась за несколько месяцев, прошедших с начала их тесных взаимоотношений. Она чувствовала, что вот-вот получит предложение о замужестве, и боялась его. Ей было тридцать с небольшим, и она полагала, что не может позволить себе сделать неправильный выбор. Понимая все это, она старалась взвесить все обстоятельства рационально. Она не могла не сравнивать отношения с Эриком и те два года, которые она провела со своим предыдущим бойфрендом.

Когда Изабель одевалась для Майкла, она тщательно выбирала одежду. «Я похожа на куклу? Я неотразима?» – спрашивала она себя, стоя перед зеркалом или задерживаясь в примерочной магазина, решая, стоит ли покупать ту или иную вещь. Предпочтения Майкла не были какими-то необычными, все было достаточно четко: туфли на высоких каблуках, короткая юбка или обтягивающие джинсы и футболка, спадающая с одного плеча, большие сережки в виде колец, темный карандаш для глаз.

---

Майкл был старше Изабель на десять лет. И он был разборчив, хотя его пожелания никогда не становились требованиями. То, что она надевала, она выбирала сама. Он очень точно сообщил ей, что ему нравится, например черный кружевной лифчик, сквозь который можно было разглядеть ее соски. Но решение, выполнять его пожелания или нет, принимала она сама.

Проблема заключалась в том, что она сама хотела делать все это, хотя ее вкус не совпадал с его предпочтениями в одежде. «Во что ты влипла?» – ругала она себя. Однако в кружевных трусиках-танга, вполне соответствовавших лифчику, в надевании джинсов, юбки или туфель была какая-то притягательная сила. Все это привлекало его. Она ощущала свою власть. Когда она одевалась для него, по всему ее телу распространялось некое ощущение боевой готовности.

С Эриком ей не приходилось обвинять себя в капитуляции. Ему нравилось все, что нравилось ей, и она сочла это благоприятным знаком. Когда они летом выезжали на природу, она часто носила просторное платье пастельно-зеленого тона, которое приобрела во время поездки в Гватемалу. Она знала, что оно было совсем девчоночьим, и даже смеялась над собой из-за этого, но Эрик лелеял в ней это качество. Чтобы быть той, которую хотел Майкл, нужно было пройти по краю пропасти, заглушая в себе голос, который предостерегал ее от выполнения его пожеланий, подталкивающих к самому краю. Женщины, которые одевались, демонстрируя неукротимую потребность в мужчине, яростную страсть, вызывали в ней волну презрения, подобную инстинктивному отвращению к слабости или открытой ране.

Тем не менее всякий раз, когда она шла в ресторан, где Майкл ждал ее в баре, ей казалось, что его пристальное внимание к ней притягивает ее, заставляя ускорить шаги. В его глазах она замечала совсем другой тип настойчивости, чем та, которую она видела потом в глазах Эрика. Эрик обожал ее, Майкл восхищался ею. Изабель была его собственностью, и каблучки туфель, которые она выбрала для него, несли ее через переполненный зал к своему господину. Туфельки были похожи на рамки и пьедесталы, которые он выбирал для фотографий и скульптур в своей галерее. У него было четкое представление о том, как эффектнее всего продемонстрировать ее.

Когда они садились обедать, она уже заводилась, тем не менее поддерживала, пусть только внешне, впечатление полной уравновешенности. Во время беседы Изабель еще могла держаться, но когда она чувствовала его дыхание, или его рука касалась ее, или даже когда не было вообще никакого контакта, а просто он оказывался к ней достаточно близко, страсть делала ее настолько неистовой, что она почти впадала в ярость. «Если ты не дотронешься до меня прямо сейчас, я закричу, – тихо умоляла она. – Пожалуйста, бога ради, коснись меня прямо сейчас. Пожалуйста, боже мой, сейчас должно что-то произойти».

---

Когда обед наконец заканчивался и они оказывались в постели, она кончала быстро и неоднократно. Ее оргазм был гарантирован. Ей не приходилось сомневаться, поэтому сомнения никогда не мешали ей. Ее сознание никогда не блокировалось, с самого начала вечера оно было совершенно свободно.

Влияние на нее Майкла было еще более впечатляющим благодаря тому, как она относилась к своему телу. Когда Изабель было семь лет, она должна была нести цветы в процессии на летней свадьбе. На ней было розовое платьице с кружевными оборками, с розовым поясом. На голове была корона из роз. Возможно, она никогда больше не испытывала такой радости. Ее платье было самым красивым из всех, что она надевала до этого, но затем она посмотрела на девочку, которая должна была идти рядом с ней: такое же платье, такая же отделка, такой же пояс, но, казалось, она была вполовину меньше Изабель. Волшебство, созданное сказочным одеянием, исчезло безвозвратно, его сменило замешательство, а затем и настоящее отчаяние. Эти девочки в идентичных платьях выглядели совершенно по-разному. С тех пор, глядя на свое тело, она считала, что его окутывает мягкий, пухлый кожух, иногда ужасающе толстый, иногда тонкий. Она боролась с этой, избыточной, по ее мнению, плотью, сидя на диете. И хотя, став взрослой, она говорила себе, что за прошедшие годы никто не называл ее даже плотной, все равно этот избыток тела тревожил ее. Когда Майкл смотрел на нее, она чувствовала себя более стройной.

Движение его глаз вдоль ее тела демонстрировало более совершенные контуры. Эрик не был способен на это. Он был нежен – в то время как Майкл был истинным джентльменом, он был чуток – в то время как Майкл был одновременно заботливым и властным. Восхищение Майкла убеждало ее в том, что она очаровательна. Слова Эрика о том, что она очень красива, не могли ей дать того же самого.

Отношения с Майклом закончились просто потому, что она поняла: он никогда не будет предан ей, никогда не женится на ней, даже не будет жить с ней, но до конца они не прекратились. Спустя несколько месяцев после расставания она встретилась с ним, они пошли пообедать вместе. Позже, выйдя на улицу, он поднял воротник ее пальто и подозвал ей такси. Пять минут спустя он послал ей SMS: «Я следую за тобой». Вскоре она уже бросилась к нему у себя дома. Она совершила грехопадение. Затем еще и еще. В конце концов она призналась во всем своим друзьям, не в силах больше скрывать истину.

«Я не смогла расстаться с ним, – сказала она. – Я не смогла выбросить его из головы».

---

Мин была профессором психологии в Университете Невады в Лас-Вегасе. Незадолго до того, как я вылетел, чтобы встретиться с ней, она сказала, что сначала мы должны вместе пойти на шоу Cirque du Soleil, выступающего в одном из казино, поэтому вскоре после приземления самолета мы устроились в темном зале и начали беседу. В это время пара обнаженных до пояса темноволосых женщин в G-стрингах нырнула в стоявший на сцене гигантский бокал для шампанского, заполненный водой. Они поплыли навстречу друг другу, а встретившись, начали сплетаться друг с другом, как угри. Они взмывали по стенкам бассейна, выгибая спины и скользя грудью по стеклу.

Затем на сцене появилась одетая в крошечную плиссированную юбочку стройная блондинка, подпрыгивающая как школьница. Она вращала бедрами, удерживая на талии целый ряд хула-хупов. Внезапно ее подхватил канат и унес в высоту. Это был кульминационный момент ее выступления – символическое изнасилование. Нимфетка раздвинула ноги высоко над нашими глазами, раздвинула их шире, чем это казалось возможным для людей. Это было почти нечеловеческое движение.

Затем появилась жилистая темнокожая женщина, тело которой прикрывали только нитки бус. Она двигалась в каком-то диком, первобытном ритме. Выступления в стиле мягкого порно быстро сменяли друг друга. Сцена оказалась во власти поразительных женщин, от которых невозможно было отвести взгляд. Среди зрителей было приблизительно поровну женщин и мужчин. Наконец конферансье в платиновом парике выкрикнул: «Где мясо?», и через люк на сцену выбрался длинноволосый мужчина в ковбойской куртке и чаппарахас⁹. Он начал демонстрировать свое тело, извиваясь и обнажая кубики мышц на животе. Затем мужчина сбросил чаппарахас, в результате чего закрытым остался только его пах, и остался в ковбойских сапогах. Обнаженный мужчина был виден всего несколько минут, после чего его окружила дюжина женских тел.

Мин было чуть больше пятидесяти, в тот вечер на ней было платье спортивного покроя, а лицо обрамляли пряди волос сочного бронзового цвета. Она не сомневалась в привычных объяснениях того факта, что женщин среди исполнителей было намного больше, чем мужчин, хотя и не считала эти объяснения достаточными. Они заключались в следующем: мужчинам в аудитории было бы слишком неудобно видеть слишком много мужского обнаженного тела на сцене. Для них, по крайней мере для гетеросексуалов, ковбоя следовало закрыть женскими бюстами. Что касается женщин, то женская нагота подпитывала их пагубную привычку – оценивать собственную внешность в сравнении с культовыми красотками. Таким образом, все купившие билет были удовлетворены. Они получили живую версию того, что привыкли получать от миллионов изображений на рекламных щитах, в журналах, по телевидению: для мужчин – возможность ощутить вожделение, для женщин – шанс сравнить себя с эталоном.

---