Файл: Лунеев В.В. Преступность XX века_ мировые, региональные и российские тенденции (2-е издание, 2005).doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 13.10.2020
Просмотров: 11293
Скачиваний: 219
1 декабря 1934 г. Постановлением ЦИК и СНК СССР были внесены существенные изменения в уголовно-процессуальное законодательство. По делам о террористических организациях и терактах следствие должно заканчиваться до 10 дней, обвинительное заключение вручать обвиняемому за сутки до суда, дела слушать без участия сторон, кассационное обжалование и помилование не допускать, приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно. Таким образом, время разбирательства от подозрения, ложного доноса или прямого указания начальства до расстрела нежелательного лица сжималось в несколько суток.
10 июля 1934 г. был образован общесоюзный НКВД, в который вошло ОГПУ. При НКВД учреждались прежние внесудебные органы. По его приказу 25 мая 1935 г. в республиках, краях и областях были организованы новые «тройки», позднее (надо было успевать!) и «двойки», которые рассматривали судьбу репрессированных по спискам. Повышенный в должности с заместителя до Генерального прокурора СССР А.Я. Вышинский издал в 1935 г. директиву, расширяющую уголовную ответственность. Он предписывал выступления, одобряющие теракты, квалифицировать в зависимости от обстоятельств как антисоветскую агитацию и пропаганду, как организационную контрреволюционную деятельность, как покушение на теракт. Он потребовал, чтобы подсудность дел о контрреволюционных преступлениях в отношении группы лиц относилась к спецколлегиям, а в отношении одиночных и групповых дел, «по которым нет достаточных доказательств» (?) — к Особому совещанию.
14 сентября 1937 г. ЦИК СССР распространил упрощенный порядок рассмотрения дел о терактах практически на все контрреволюционные преступления. За отступление от этого порядка сотрудники репрессивных органов жестоко наказывались, в том числе и по статьям о контрреволюционных преступлениях. Расследовать дела об этих деяниях за 10 дней было невозможно. Они шились белыми нитками, с применением пыток, насилия, подлога, обмана и других злоупотреблений. Действующий в то время институт аналогии позволял репрессивным органам того времени (НКВД, прокуратура, НКЮ, Верховный Суд), учитывая политический «ветер», по своему усмотрению (примером может служить упомянутая выше директива Вышинского) толковать как контрреволюционные любые умышленные или неосторожные действия и бездействия. Оставляем за рамками главы многочисленные акты репрессивных ведомств, которые, соревнуясь между собой в преданности режиму, детально нормировали расправу над собственным народом.
Исследуя тенденции репрессивного нормотворчества, невольно приходишь к выводу о том, что к 1937 г. б ы л создан хорошо отлаженный, оперативно и эффективно действующий репрессивный механизм, который позволял «законно» расправляться с любым нежелательным лицом и превращать любое явление или событие, бросающие малейшую тень на власть, в контрреволюционное преступление, подлежащее беспощадному подавлению.
Политические колебания в стране так или иначе отражались на «головном» репрессивном органе ВЧК—ОГПУ—НКВД и т.д. 18 марта 1946 г. с преобразованием СНК в Совет Министров НКВД был разделен на МВД и МГБ, которое вскоре было преобразовано в еще более мощную самостоятельную структуру политического сыска и расправы — КГБ, ставший государством в государстве и обладавший неограниченными полномочиями и возможностями. Серьезные попытки реформировать его, оставив за ним действительную государственную безопасность, стали предприниматься лишь после августовского путча 1991 г. Однако первые решения по его дезинтеграции и деидеологизации показались властям недостаточными.
В связи с этим в Указе Президента РФ от 21 декабря 1993 г. «Об у п -разднении Министерства безопасности Российской Федерации и создании Федеральной службы контрразведки Российской Федерации» было констатировано, что «система ВЧК—ОГПУ—НКВД—МГБ—КГБ—МБ оказалась нереформируемой», что структуры политического сыска лишь законсервированы и легко могут быть воссозданы, что на фоне происходящих в России демократических преобразований существующая система безопасности изжила себя и является сдерживающим фактором проведения политических и экономических реформ34. Приведенные обвинения серьезны, но они, скорее всего, справедливы лишь частично. Основными мотивами были синдром преувеличенного страха новых российских властей перед полуразрушенным КГБ, чувство мести за прежние ущемления и наказание за непослушание.
Здесь не обойтись без отступления, которое, может быть, поможет более правильно оценить одну из причин ослабления социального контроля за коррупцией, организованной преступностью и за преступлениями против безопасности государства в России не только по объективным, но и субъективным обстоятельствам.
Вряд ли наши реформы зависели от вывесок службы безопасности, которые существуют и укрепляются во всех государствах мира. И это не прихоть властей, а жестокая необходимость нашего времени. Переименование МБ в ФСК с лишением последней необходимой дееспособности было проведено совсем не по соображениям национальной безопасности, а после вооруженных «разборок» между Президентом РФ и Верховным Советом РФ, в которых некоторые спецслужбы, наученные горьким опытом прежней политизации, не проявили особой готовности с оружием в руках участвовать в этой политической борьбе, а значит, и не продемонстрировали солдатскую преданность президенту.
С 1991 г. служба безопасности не по профессиональным, а по политическим мотивам преобразовывалась (разваливалась) пятикратно. В. Бакатин, назначенный председателем КГБ еще в дни августовского путча 1991 г., так и пишет: «Организация, которую мне предстало возглавить, чтобы разрушить...»35. Ее обвиняли во всех грехах ВЧК — КГБ, хотя абсолютное большинство сотрудников службы безопасности 90-х гг. не были причастны к репрессиям 20—50-х гг., а также к путчам 1991 и 1993 гг. Политические перетряски не могли не нанести ущерб профессиональному уровню службы. Всякий раз с водой выплескивали и ребенка.
При преобразовании МБ в ФСК в 1993 г., например, были ликвидированы следственный аппарат службы безопасности и другие необходимые структуры, хотя измена Родине (государственная измена — по новому УК), шпионаж и другие преступления против государства не только не исчезли, но и увеличились в этот период. Не прошло и года, как жизнь заставила создавать их заново, неся соответствующее бремя расходов при нашем нищенском бюджете и поиска ушедших профессионалов. А еще через полгода (3 апреля 1995 г.) Россия вынуждена была принять новый Федеральный закон «О Федеральной службе безопасности», который восстановил многие прежние направления ее деятельности, в том числе и адекватное название — ФСБ. Но квалифицированные кадры ушли. Их знания, опыт и информированность были высоко оценены, но уже не государством.
Под руководство ФСБ возвращена Пограничная служба, решаются и другие вопросы по консолидации деятельности спецслужб. И монолитность, и разобщенность их представляют опасность. Необходима золотая середина. Расследование терактов 11 сентября 2001 г. в США показало, что спецслужбы страны разобщены, их действия были несогласованными, что позволило нескольким группам террористов совершить одновременно ряд терактов. В ответ на это в США, как отмечалось выше, в 2002 г. было создано Министерство безопасности, включившее более 20 ведомств с численностью структуры министерства 170 тыс. человек. Принимаемые в США жесткие меры обоснованно критикуются, но необходимость усиления спецслужб, координации их деятельности и повышения эффективности борьбы с терроризмом ни у кого не вызывает сомнения36. В декабре 2004 г. в США принято новое решение об объединении всех разведывательных структур в единое ведомство. Если бы такая реорганизация проводилась у нас, то соответствующие круги и в России, и за рубежом начали бы настоящую информационную войну о наступлении тоталитаризма.
Деятельность спецслужб не должна служить политической ориентации высших должностных лиц или избранных партий. Это представляет опасность не только при коммунистическом режиме. Там, где в деятельность спецслужб вмешивается политика, целью которой являются не организация и защита общества, а борьба за власть или ее удержание любым путем, трудно избавиться от злоупотреблений сотрудников этих структур по политическим мотивам. Проблема заключена не столько в спецслужбах, сколько в самом политическом руководстве.
§ 3. РЕАБИЛИТАЦИЯ ЖЕРТВ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ
Реабилитация была медленной, противоречивой и мучительной. Она не завершена. Ее проведение проходило и проходит в ожесточенной борьбе между демократическими и прокоммунистическими силами. Она началась вскоре после смерти Сталина. 1 сентября 1953 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР было упразднено Особое совещание. Жалобы и заявления осужденных коллегией ОГПУ, «тройками» («двойками») и Особым совещанием стали рассматриваться Прокуратурой СССР, но с предварительным заключением МВД СССР. Верховному Суду СССР было предоставлено право пересматривать решения спецколлегий, «троек» и Особого совещания. До 1954 г. реабилитировано 827 692 человека, осужденных в 1917—1953 гг. Реабилитация почти не касалась тяжких обвинений. Из всех реабилитированных к смертной казни были приговорены лишь 1 128 человек, или 0,14% (здесь и далее используются статистические данные, взятые из официальных материалов Центрального архива КГБ—МБ—ФСК—ФСБ России).
Карательные органы всячески препятствовали объективной реабилитации и держали ее под своим контролем. В этих целях Генеральный прокурор СССР, министр юстиции СССР, министр внутренних дел СССР и председатель КГБ СССР 19 мая 1954 г. издали совместный совершенно секретный приказ № 96 сс/0016/00397/002252, который фактически изменял порядок пересмотра уголовных дел, установленный указом в отношении осужденных, еще отбывающих наказание, т.е. тех, которые были в большинстве своем репрессированы в бытность находящихся у власти должностных лиц. Пересмотр дел предполагался свой, ведомственный. Для этого создавалась Центральная комиссия, в состав которой вошли Генеральный прокурор, председатель КГБ, министр внутренних дел, министр юстиции, начальник «СМЕРШ», начальник Главного управления военных трибуналов. Ей предписывалось пересматривать дела на лиц, осужденных центральными органами. Дела репрессированных на местах предполагалось пересматривать республиканскими, краевыми и областными комиссиями, состоящими из руководителей тех же карательных органов. По мысли авторов приказа, решение названных комиссий должно быть окончательным. Однако этого не получилось.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа 1955 г., который не был опубликован, допущен к пересмотру решений Центральной комиссии Верховный Суд СССР (который, может быть, немного меньше был в крови невиновных лиц, чем КГБ), а 24 марта 1956 г. Президиум Верховного Совета СССР образовал собственные комиссии для проверки на местах обоснованности содержания осужденных лиц, обвиняемых в совершении «политических преступлений». Этим комиссиям также предоставлялось право принятия окончательных решений. Из содержания анализируемых нормативных актов о порядке реабилитации видно, что все причастные к репрессиям органы не желали выпускать из своих рук контроль над реабилитацией.
25 февраля 1956 г., в последний день работы XX съезда КПСС, на закрытом заседании вне повестки дня состоялся доклад Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях». Это было первое официальное признание сталинских репрессий37. 7 августа 1957 г. закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР Верховным Судам союзных республик и военным трибуналам округов (флотов) по протестам соответствующих прокуроров также предоставлялось право пересматривать все дела, в том числе решения Центральной и местных комиссий при карательных органах, а несколькими днями позже — и решения комиссий Президиума Верховного Совета СССР. В течение 1954—1961 гг. было реабилитировано еще 737 182 человека (в это число входят и осужденные после 1953 г.), включая 353 231 человека (47,9%), приговоренного к смертной казни.
В начале 60-х гг. процесс реабилитации стал намеренно затормаживаться, были сокращены штаты отделов прокуратур, занимающихся подготовкой материалов для внесения протестов. А со снятием Хрущева в октябре 1964 г. массовая реабилитация практически приостановилась. За 25 лет (1962—1987 гг.) было реабилитировано только 157 055 человек. Этот процесс возобновился лишь в 1988 г. До 1993 г. было оправдано еще 1 264 750 человек (с 1992 г. в число реабилитированных входят лишь лица, осужденные на территории России). Всего персонально реабилитировано 2 986 679 репрессированных. Однако это далеко не полный счет беззаконий. Вскрыть их при индивидуальном пересмотре наличествующих уголовных дел после многократных стараний КГБ38 было практически невозможно. Поэтому стал разрабатываться путь групповой реабилитации.
16 января 1989 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30—40-х и начала 50-х годов» были отменены все вынесенные «тройками», спецколлегиями и особыми совещаниями внесудебные решения. Этого, однако, оказалось недостаточно. 14 ноября 1989 г. Верховный Совет СССР принял декларацию «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав». Но и это не решало все вопросы. Указом Президента СССР от 13 августа 1990 г. были признаны незаконными репрессии в отношении крестьян в период насильственной коллективизации и других граждан, репрессированных по политическим, социальным, национальным, религиозным и иным мотивам в 20-50-е гг.
Указ не распространялся на лиц, обоснованно осужденных за совершение преступлений против Родины и народа. Но как их выявить? Только путем проверки каждого дела. Следовательно, групповой реабилитации все равно не получилось. Более того, обоснованно или необоснованно репрессирован осужденный, решалось не судом, а келейно чиновниками в прокуратуре. В о т и получалось тайная реабилитация тайных осуждений. Обнаружились и другие трудности2. Они преодолевались в Законе РСФСР от 26 апреля 1991 г. "О реабилитации репрессированных народов" и Законе РФ «О реабилитации жертв политических репрессий». Осужденные реабилитировались по декриминализированным деяниям. Однако не все составы, считавшиеся в 20—50-е гг. государственными преступлениями, были декриминализирова-ны и не все репрессированные были осуждены незаконно. Таким образом, и по этим актам реабилитация требовала индивидуального подхода. В 1993 г. в Закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» были внесены изменения, предоставляющие лицам, которым отказано в реабилитации, право обращаться в суд.
Одним из последних актов реабилитации был Указ Президента РФ от 24 января 1995 г. «О восстановлении законных прав российских граждан — бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период». В нем признаны противоречащими основным правам человека и гражданина, а также политическими репрессиями действия партийного и государственного руководства бывшего СССР и меры принуждения со стороны государственных органов, принятые в отношении российских граждан — бывших советских военнослужащих, попавших в плен и окружение в боях при защите Отечества, и гражданских лиц, репатриированных во время войны и в послевоенный период. Этим лицам, которых мало осталось в живых, выдаются удостоверения участников войны, и на них распространяются социальные льготы, предусмотренные для граждан, подвергшихся нацистским преследованиям. Естественно, все это не касается тех лиц, которые служили в строевых и специальных формированиях немецко-фашистских войск и в полиции.