Добавлен: 15.07.2023
Просмотров: 79
Скачиваний: 3
Примером виртуозной исполнительной техники являются переводы Н. М. Любимова. Россыпи номинативно-оценочных имен, хранящиеся в бессмертном романе Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», засверкали под пером переводчика всеми оттенками своей неповторимой палитры.
Смысловые имена собственные воссоздавались Н. Любимовым по самым различным моделям и образцам:
1. Конверсионные смысловые антропонимы. Входящие в эту группу личные имена не имеют никаких ономастических формантов. Это обычные слова, превращенные в имена собственные.
а) Подобной конверсии, приводящей к образованию смысловых антропонимов, подвергаются чаще всего существительные: простые — Буян, Фанфарон, Гимнаст, Грабежи, Удар, Филе, Гарнир, Винегрет, Обормот, Антрекот, Редис, Угри, Дуралей, Рагу, Пирожок, Телок, Балагур, Паштет, Барбарис, Фрикасе, Репей, Укроп, Баловник, Помело и мн. др.; сложные — Губошлеп, Молокосос, Дармоед, Живоглот, Ветрогон, Мукосей, Мясоруб, Тяжеловес, Саловар, Ротозей и др.
Переводчик заботится не только о функционально-смысловой эквивалентности значимых имен соответствующим именам оригинала, но и о некоторой условной фонетической схожести придуманных имен с ономастикой языка оригинала. В переводах не встречаются смысловые имена с исконно русскими формантами. Господин Паштетов — это уже нечто русское. Воссоздавая смысловые имена французских персонажей, Н. Любимов во всех случаях подбирает слова с ударением на последнем слоге, которое, как известно, является единственным во французском языке.
б) Глаголы повелительного наклонения во 2-м лице единственного числа также успешно освоились с ролью смысловых личных имен французских героев: Растолки, Оближи, Обсоси, Прокопти, Жри, Обожри, Обглодай, Подливай, Доедай, Уминай и мн. др. Используется даже отрицательная форма повелительного наклонения: Недрожи, Недожри. Не случайно выбор пал на 2-е лицо единственного числа: во-первых, в повелительном наклонении у этих форм ударение падает на последний слог, а слова, оканчивающиеся на мягкую согласную и ударное «и», порождают ассоциации, правда, относительно слабые с французскими именами типа Анри, Луи, Мари; во-вторых, подобные окказиональные слова не противоречат нормам русской ономастики, на окраинах которой встречаются фамилии Мигай, Захворай, Погуляй, Загоняй, Крути.
в) В качестве значимых имен Н. Любимов использует и другие части речи: краткие прилагательные — Труслив, Космат, Смазлив, Неуклюж, Сонлив; наречия — Неспеша; междометия — Фи-фи, Пук.
2. Смоделированные смысловые антропонимы. В эту группу входят смысловые личные имена, образованные путем видоизменения русских слов с помощью различных формантов или каким-либо другим способом, а также имена, составленные на основе словосочетаний и фразеологизмов.
Звуковое восприятие иностранной речи создает в сознании иноязычных слушателей своеобразный фонетический стереотип того или иного иностранного языка. Французская речь представляется многим русским составленной из большого числа носовых гласных и палатализованных согласных и потому мягкой по звучанию, а, например, английская речь с характерными заднеязычными звуками и своеобразным придыханием кажется нам гортанной и нечеткой по артикуляции. Конечно, такие стереотипы весьма условны и основываются на поверхностном представлении о звуковом составе того или иного языка.
В каждом языке существуют определенные традиции в передаче иностранного акцента в речи персонажей художественных произведений. Так, в русской литературе немецкий акцент нередко изображается употреблением «и» вместо «ы», мягкого «ль» вместо твердого «л», то есть показывается замещение немецкими фонемами русских фонем, отсутствующих в немецком языке. Таким образом, переводчик, воссоздавая смысловое имя, руководствуется и упомянутым стереотипным представлением о звуковом облике языка оригинала.
а) Одноосновные имена. Один из приемов, которым пользуется, в частности, Н. Любимов, моделируя раблезианские значимые имена, сводится к «подгонке» звучания русского слова под фонетический стереотип французской речи. Это достигается смягчением в слове какого-либо согласного, обычно конечного или смягчением конечного согласного и добавлением ударного «е» (на письме в слове появляется «ь» знак или «ье»). Если слово кончается на гласную, то последний звук (буква) сокращается. Изобретенные имена оказываются очень «французистыми» по звучанию и похожими на такие имена, как Шарль, Лаваль, Сганарель, Ришелье, Обинье и т. п.
Подобное офранцуживание не изменяет у воссоздаваемого имени смысла внутренней формы, который остается ясным и соответствующим по функции, а часто и по семантике, значимому имени оригинала. Вот примеры подобного словотворчества: Крокодиль, Простофиль, Свинье, Салатье, Шафранье, Балбьес.
Другой прием — это стилизация с помощью апокопы, т. е. сокращение в слове одного или нескольких конечных звуков. Прослеживается определенная закономерность в характере деформации слов. Выбираются слова с ударением на предпоследнем слоге, конечная гласная сокращается, и ударный слог оказывается последним, совсем как во французских словах. Так получились имена Обжор, Паскуд, Растороп, Приправ, Свинин, Котлет, Макарон, Шаровар. По два звука сокращено в именах Сосис, Телуш, Трусиш.
Совмещение двух приемов наблюдается в именах типа Приживаль и Тушонэ, в которых после образования апокопы смягчается последний звук или добавляется какой-нибудь конечный формант, чем-либо напоминающий окончания французских слов.
б) Многоосновные имена. Очень продуктивным оказывается образование смысловых имен на базе словосочетаний и фразеологизмов. В переводах с французского часто встречаются имена, созданные из глагольной и именной основ по окказиональной модели, воспроизводящей модель свободного предикативного словосочетания типа «глагол в утвердительной форме 2-го лица единственного числа повелительного наклонения + существительное в винительном падеже, например: Пейвино, Лижизад, Суплакай, Салореж, Свинейжри и др.
В русском языке особое место среди сложных существительных занимают слова с так называемыми связными опорными компонентами (глагольными морфемами) типа -роб, -руб, -ар, -вод, -кол, -коп и другие в названиях профессий: хлебороб, лесоруб, мыловар, пчеловод, дровокол, землекоп и т. п. Копируя словообразовательные модели этих лексических единиц, Н. Любимов придумывает имена Котлолиз, Мордобит, Колбасорез, Зубощелк, Сосисокромс и др.
Не менее выразительны смысловые имена, составленные из трех и более слоеных фраз и сочетаний. В качестве моделей могут служить самые разнообразные типы словесных комбинаций. Поистине неисчерпаемые возможности таятся в многокомпонентном окказиональном словопроизводстве смысловых имен: Дуйвкишку, Кбабескок, Сбабойсмог, Всажерож и т. п. («Гаргантюа и Пантагрюэль») или составленные из фразеологизмов имена Прудпруди и Жуйвуснедуй (там же).
В модели многоосновных имен могут включаться также различные ономастические форманты. Например, в «Дон Кихоте» есть окказиональный топоним Учертанарогера, в котором суффикс –ера испанского происхождения: русский формант -ия встречается в имени раблезинской монашки Толстопопия.
Большое значение для раскрытия и сохранения категориальности смысловых имен перевода имеют нарицательные слова, которые употребляются при этих именах.
Речь идет об официальных формах общения, о словах, указывающих на титул, звание, профессию, занятие, родство и т. п. Это «слова-поручители», которые словно утверждают, что изобретенный окказионализм есть не что иное, как имя собственное. Они становятся частью тех формальных и контекстуальных указателей, которые даже обычное слово или обыкновенное словосочетание превращают в смысловое имя собственное, в окказиональную речевую единицу, выполняющую необычное для этого слова или словосочетания функции. На фоне слова-сопроводителя смысловое имя становится более естественным и выразительным.
Кроме того, в сочетаниях смыслового имени со словами-сопроводителями обычно кроются дополнительные возможности для усиления комического эффекта благодаря контрасту между официальным обращением, титулом, званием и иронически насмешливым или сатирически злым смысловым именем. Употребление смысловых имен с различными пояснительными словами можно проиллюстрировать следующими примерами: герцог Грабежи, граф Буян, сеньёры Лижизад и Пейвино, сеньёр Плюгав, мэтр Грязнуйль, господин Аппетит, обер-шталмейстер Фанфарон, военачальник Молокосос, святой Дыркитру, отец Скоблисий, сестра Толстопопия, брат Этьен Пошеям, мессир Удар, король Пук, монах по имени Обжор, апостол Препохабии, угодница Милашка и др. («Гаргантюа и Пантагрюэль»); донья Ветрогона, графиня Волчуна, дуэнья Горевана, девица по имени Непоседа, император Алифанфарон, великан Злосмрад и др. («Дон Кихот»).
В переводах с французского и испанского языков между официальным титулом или званием и фамилией или между именем и фамилией иногда интеркалируется на манер оригинала транскрибированный предлог de. Так как сочетание де с собственными именами представляется современнику несколько архаизованной официальной формулой, то противоречие между внешней формой подобного словосочетания и внутренней формой его знаменательных компонентов значительно усиливает комизм такого смыслового имени: герцог де Шваль, сеньёр де Скупердяй, герцог де Приживаль, герцог де Лизоблюд, принц де Парша и виконт де Вши (в переводе романа Рабле); Хенесильо де Ограбильо, доктор Педро Нестерпимо де Наука (в переводе «Дон Кихота»).
Отказываясь от транскрипции смыслового имени, переводчик ставит перед собой функционально-стилистическую задачу. Оценочно-характеристичное содержание внутренней формы оригинального имени должно соответствовать смыслу внутренней формы имени в переводе. Не так уж редко удается достичь полной или частичной эквивалентности смыслов сравниваемых форм.
Несколько примеров, взятых из перевода «Гаргантюа и Пантагрюэля», подтверждают это положение: Claquedents — Зубощелк, Cochonnier — Свинье, Gourneau — Дуралей, Maêtre Hordoux — Мэтр Грязнуэйль, Sainte Nitouche — Святая Недотрога, Saint Pansait — Святой Пузан, Mâchemerde —Дерможуй, Tailleboudin — Сосисокромс, Baisecul —Лижизад.
Когда по разным причинам приходится отклоняться от столь близких соответствий, переводчик подыскивает такое содержание для внутренней формы имени, которое бы адекватно характеризовало сходные с выраженным оригинальным именем черты персонажа и верно отражало авторское отношение к нему. Тогда, несмотря на различие метафорических образов, заключенных в основах значимых имен оригинала и перевода, оценочно-характеристическое содержание этих имен будет адекватным, а их художественно-стилистическая функция равнозначной. Seingneur de Painensac (досл. хлеб-в-мешок) обрел вполне равноценное соответствие своему имени, когда Н. Любимов стал его величать сеньёром де Скупердяй.
Бывают случаи, когда переводчик больше заботится о сохранении общей функционально-стилистической характеристики литературных смысловых имен, чем о смысловом соответствии каждой пары в отдельности.
Опыт великого сатирика M. E. Салтыкова-Щедрина и многих других писателей подтверждает правомерность такого подхода к работе над значимыми именами. Салтыков-Щедрин, выделив самые существенные, как бы инвариантные качества представителей основных социальных слоев, подбирал фамилии своих персонажей, опираясь на эти абстрактно-обобщенные характеристики. Для писателя русское купечество, например, олицетворяло собой безжалостное и беспредельное стяжательство и духовную нищету. Поэтому в купеческих фамилиях отражались те черты характера, внешности и поведения российских негоциантов, которые прямо или косвенно свидетельствовали о их накопительской морали и низменных страстях. Душегубцев, Прижимайлов, Кабальников, Дерунов, Разуваев, Поганкин, Колупаев, Ротозеев, Голопузое, Финансистов, Крутобедрое и т. п. — все это щедринские купцы.
Характерной особенностью тогдашних помещиков было их социально-экономическое вырождение: обнищание, праздность и общественная ненужность. Какой бы конкретный смысловой признак ни был заложен в основу фамилий щедринских помещиков, он всегда связан с идеей помещичьей деградации: Прогорелое, Перегоренский, Затрапезный, Пустотелое, Паскудников, князь Рукосуй Пошехонский.
Военно-жандармский аппарат представлялся грубой и темной силой, тому свидетельство — сами фамилии военных и полицейских чинов: Рылобейщиков, Крокодилов, Зуботычин, Зубатое, Пересвет-Жаба, Горячкин и т. п.
Продажность и моральное убожество реакционных газетчиков отражено в таких именах, как Лизоблюд, Помойкин, Ящерицын, Подхалимов, Крошечкин и др.
Итак, смысловые имена собственные переводятся. Но если бы даже это считалось правилом, из него были бы важные и существенные исключения. Ведь и Дон Кихот, и Санчо Панса, и Грангузье, и Гаргамелла — тоже значимые антропонимы: Quijote -это, во-первых, «часть рыцарских лат, защищающая бедра», во-вторых, «круп лошади», наконец, «попона»; Panza — «брюхо, пузо»; Grandgousier — «большая глотка», a Gargamelle — «глотка». Однако эти имена транскрибированы, а не переведены. Правила вовсе не указывают какого бы то ни было шаблона и бездумного подхода к воссозданию смысловых имен.
Опираясь на свои знания, интуицию и опыт, переводчик обязан определить художественную значимость названного «говорящим» именем персонажа, оценить его литературную роль и функцию, жанровые и стилевые особенности произведения, традиции литератур оригинала и перевода, эпоху создания подлинника и т. п., а иногда даже место этого персонажа в истории национальной литературы.