Файл: A, 06. 06. 2023 18 47 Переход от логики к эпилепсии.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 07.11.2023
Просмотров: 6
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
A, [06.06.2023 18:47]
Переход от логики к эпилепсии
Дух, пораженный гамлетизмом
Сомнение и лень - хоть и пороки, но куда более благородные, ведь это во имя идеалов учиняют кровопролитие, во имя отродоксии тянутся к кинжалу.
К принципиальным людям стал испытывать отвращение. Воздвигнув догмы, подобранные по принципу удобства в некоторый промежуток времени, они стараются распространить их на всю протяженность времени. Видя, как события подтачивают их скверно заложенный фундамент, они продолжают невозмутимо возводить стены, которые неизбежно обрушатся на этого педанта.
Педантичность - разновидность глупости.
Жить означает заблуждаться относительно собственной значимости.
Ведь кто, осознав собственную никчемность, поддался бы искушению вести деятельную жизнь и выдавать себя за спасителя?
Все желания черпают свой абсолют в убожестве желез.
Легкомыслие дается нелегко. Это привилегия и особое искусство; это поиски поверхностного теми, кто, поняв, что нельзя быть уверенным ни в чем, возненавидел всякую уверенность; это бегство подальше от бездн, которые, будучи, естественно, бездонными, не могут никуда привести.
Между человеком, у которого есть чувство смерти, и тем, у кого этого чувства нет, разверзается бездна двух не сообщающихся между собой миров; тем не менее умирают оба, хотя один из них не знает о своей смерти, а другой знает; первый умирает в одно мгновение, тогда как второй умирает непрестанно... При общности их удела они располагаются в проти воположных его точках, заняв две крайние, взаимоисключающие позиции в рамках одного и того же определения, они покоряются одной и той же судь бе... Только один живет так, как если бы он был вечен, а другой непрерывно думает о своей вечности, в каждой мысли отрицая ее.
Тот, кто не предавался сладострастию тоски, кто мысленно не упивался грозными картинами собственного угасания, не ощущал во рту жестокого и сладковатого привкуса агонии, тот никогда не исцелится от наваждения смер ти: сопротивляясь ему, он будет оставаться в его власти, тогда как тот, кто привык к дисциплине ужаса и, представляя себе свое гниение, сознательно обращается в прах, будет смотреть на смерть как на некое прошлое, но даже и он будет всего лишь воскресшим покойником, который не в состоянии боль ше жить. Его «способ»
исцелит его и от жизни, и от смерти.
(Тот, кто страдает от явного недуга, не имеет права жаловаться: у него есть занятие. Великие страдальцы никогда не скучают: болезнь переполня ет их, подобно тому как угрызения совести переполняют души великих греш ников. Ведь всякое сильное страдание порождает иллюзию полноты и пред лагает сознанию ужасную реальность, реальность, от которой оно не в си лах уклониться; а вот беспредметное страдание, погруженное в преходя щий траур, каковым является тоска, не требует от сознания ничего, что обязывало бы к плодотворному поступку. Как исцелиться от неуловимого и в высшей мере неясного недуга, который поражает тело, не оставляя на нем отпечатка, недуга, который прокрадывается в душу, не отмечая ее никаким знаком? Это напоминает болезнь, оправившись от которой мы бы лишились наших возможностей и запасов внимания, оказались бы неспособными за полнять ту пустоту, что возникает после окончания наших мук. Ад — это тихая гавань по сравнению с таким вот чувством затерянности во времени, с такой вот пустой и бессильной апатией, порождаемой зрелищем разлагаю щейся у нас на глазах вселенной.
Какую терапию применить против болезни, о которой мы и думать за были, страдая, однако, в наши дни от ее последствий? Как изобрести лекар ство против существования, как закончить это исцеление без края и конца?
И как прийти в себя от его начала?
Скука — это неисцелимое выздоровление...)
Разница между умом и глупостью заключается в умении обращаться с прилагательными, употребление которых без фантазии оборачивается банальностью.
Даже сам Бог живет одними прилагательными, которые к нему добавляют;
это основа основ теологии. И человек тоже, каждый раз по-иному определяя монотонность своего несчастья, оправдывается перед своим рассудком только страстными поисками нового прилагатель
A, [06.06.2023 18:47]
ного.
Праздные люди замечают больше явлений и видят их глубже, чем люди деловые: никакой труд не ограничивает их кругозора; рожденные в вечное воскресенье, они наблюдают, причем им удается видеть и самих себя, заня тых наблюдениями. Лень — это физиологический скептицизм, сомнение плоти. В мире, ошалевшем от праздности, только они, праздные люди, не были бы убийцами. Но они не являются частью человечества и живут, по скольку пот не льется с них ручьями, не испытывая последствий Жизни и Греха. Не творя ни добра, ни зла, они — зрители эпилепсии человечества — презирают складывающееся в недели время и усилия, удушающие созна ние. Каких неприятностей могли бы они ждать от бесконечного продления некоторых сиест, кроме сожаления по поводу того, что им пришлось утвер ждать элементарные истины? И тогда раздражение от истины могло бы зас тавить их подражать другим и находить удовольствие в пошлом искушении делами. Такова опасность, угрожающая лени — чудесному пережитку рая.
Жизнь возможна только благодаря слабости нашего воображения и нашей памяти.
Наша сила проистекает из нашей забывчивости и нашей неспособности представить себе все многообразие одновременно существующих судеб. Ни один человек не смог бы выжить, умея единым мысленным взором охватить всю вселенскую боль, ибо каждое сердце рассчитано лишь на определенное количество страданий. У нашей способности переносить боль есть нечто вроде материальных границ. Случается, правда, что горе, разрастаясь, пере ходит через край; именно в этом зачастую следует искать причину нашей погибели. Поэтому возникает ощущение, что всякая боль, всякое страдание бесконечны. Они таковыми и являются, но только для нас, для пределов на шего сердца. А если бы оно имело более внушительные размеры, наши не дуги оказались бы еще более обширными, ибо каждая боль подменяет со бой целый мир и для каждого переживания требуется своя вселенная. Тщет но разум пытается показать нам бесконечно малые размеры наших катаст роф; он пасует перед нашим стремлением к космогоническим масштабам.
Так что настоящее безумие никогда не бывает случайным и объясняется не органическими дефектами мозга, а ложными представлениями о простран стве, возникающими в сердце...