Файл: Еждународная з ащита прав человека в период вооруженных конфликтов.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 08.11.2023
Просмотров: 180
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
СОДЕРЖАНИЕ
Глава 1. Право вооруженных конфликтов и права человека
1.1. Понятие, источники, правовое регулирование
1.2. Виды вооруженных конфликтов
Глава 2. Обеспечение защиты прав человека на международном уровне
2.1. Международные организации по защите прав и свобод человека в период вооруженных конфликтов
2.2. Судебное преследование за нарушения прав и свобод человека в период вооруженных конфликтов
13 Castren, Е. Civil War.- Helsinki: Suómalainen Tiedeakatemia, 1966. – 244 р. – Р.85.
более адаптированы к конкретным проблемам, возникающим в вооруженных конфликтах. Более того, хотя нормы международного гуманитарного права, касающиеся обращения с лицами, находящимися во власти врага, могут пониматься как осуществление их прав человека с учетом военной необходимости и особенностей вооруженных конфликтов, некоторые правила ведения военных действий касаются вопросов, не затрагиваемых правами человека, например, кто может непосредственно участвовать в боевых действиях и как такие лица должны отличать себя от гражданского населения, или права и идентификация медицинского персонала.
Международное гуманитарное право предусматривает защиту ряда гражданских и политических прав (например, право на жизнь врагов, оставленных без боя, или судебные гарантии), экономических, социальных и культурных прав (например, право на здоровье и право на питание) и групповых прав (например, право к здоровой окружающей среде). Это особенно очевидно в отношении раненых и больных, которых необходимо уважать, защищать, собирать и заботиться о них.
МГП в целом признает две категории вооруженных конфликтов: международный вооруженный конфликт (МВК) и немеждународный вооруженный конфликт (НВК).
Международная практика, подкрепленная в том числе положениями Римского Статута Международного уголовного суда, определеляет вооруженный конфликт вне зависимости от его международного или немеждународного характера как «применение вооруженной силы в отношениях между государствами или длительное вооруженное насилие, существующее между государственной властью и организованными вооруженными группами или между такими группами в пределах государства. Международное гуманитарное право применяется с самого начала таких вооруженных конфликтов и продолжает применяться после окончания военных действий до заключения всеобщего мира или, в случае внутренних конфликтов, до достижения мирного соглашения»1.
Постановление Государственной Думы РФ № 1200-II ГД от 12 марта 1997 г, принятое в связи с вооруженным конфликтом на Северном Кавказе, содержит, по мнению Б.Р.Тузмухамедова, «наиболее развернутое определение вооруженного конфликта»2: «Под вооруженным конфликтом... следует понимать противоборство между:
а) вооруженными объединениями, отрядами, дружинами, другими вооруженными формированиями, созданными и действовавшими в нарушение законодательства Российской Федерации (далее – незаконные вооруженные формирования), и органами внутренних дел, подразделениями внутренних войск Министерства внутренних дел Российской Федерации, Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск и
воинских формирований Российской Федерации;
б) незаконными вооруженными формированиями, созданными для достижения определенных политических целей;
в) лицами, не входившими в незаконные вооруженные формирования, но участвовавшими в противоборстве»3.
Разделение межу МВК и НВК жестко сохранено в Римском статуте Международного уголовного суда, хотя и не без критики. Антонио Кассезе, например, назвал проводимое в Римском статуте различие между МВК и НВК несколько «ретроградным»4.
Таким образом, определение каждого типа конфликта было предметом многочисленных дискуссий, особенно в предполагаемых случаях НВК. Как в отношении превращения простых беспорядков в НВК, так и в отношении момента, когда немеждународная ситуация превращается в МВК из-за вмешательства извне.
Прецедентное право международных уголовных судов и трибуналов внесло значительный вклад в разъяснение МГП. МТБЮ, например, должен был – и его преемник, Международный остаточный механизм для уголовных трибуналов (IRMCT), созданный СБ ООН в 2010 году для выполнения оставшихся функций МТБЮ и Международного уголовного трибунала по Руанде (МУТР) после завершения соответствующих мандатов этих трибуналов, - все еще должен оценить, существовал ли в рассматриваемых им конкретных делах вооруженный конфликт, чтобы определить применимый свод законов5. В результате существует обширная судебная практика, в которой обсуждается существование вооруженного конфликта. Тем не менее, хотя международное прецедентное право, бесспорно, имеет очень важное значение для развития МГП в отношении типологии вооруженных конфликтов, следует помнить, что в МУП основания для классификации конфликтов отличаются от МГП. В МВК необходимо установить, существует ли ситуация, в течение которой применяется МГП, чтобы оценить, могли ли иметь место нарушения этого свода законов и, таким образом, могла возникнуть международная уголовная юрисдикция в отношении таких предполагаемых военных преступлений. Поэтому необходимо сохранять критичность и обеспечивать, чтобы определение конфликта, проводимое в целях уголовного права, не оказывало негативного влияния на защиту по МГП на местах (а именно во время фактического вооруженного конфликта).
Существует разница между применимостью правил, регулирующих поведение сторон, во время МВК или НВК, и существованием любого типа вооруженного конфликта.
Законность применения силы регулируется такой областью международного публичного права, как jus ad bellum (право на ведение войны). Jus ad bellum регламентирует легитимность применения силы в международно-правовом аспекте, как основание к вооруженному столкновению. Оно берет свое начало на основе доктрины Справедливой войны - bellum justum.
До XX столетия считалось, что для признания войны правомерной требуется специальная процедура объявления войны. Соблюдение указанной процедуры придавало вооруженному конфликту правомерность вне зависимости от причин и поводов к войне. С 1945 г. применение силы в отношениях между государствами запрещено императивной нормой международного права, за исключением трех случаев:
а) индивидуальной или коллективной самообороны;
б) принудительных мер, принимаемых по решению или с санкции Совета Безопасности ООН;
в) национально-освободительных войн.
Во всех остальных случаях обращение к военной силе считается неправомерным.
Международное гуманитарное право, или jus in bello, говорит о поведении сторон возникшего вооруженного конфликта, регламентируя их права и обязанности, правовой статус нейтральных сторон6. Таким образом, очень важно проводить различия между jus in bello и jus ad bellum для практического применения норм МГП (Рис.1):
Рис. 1. Трактовки jus in bello и jus ad bellum
МГП не рассматривает причин применения силы и дает оценки войне как несправедливой или справедливой. Оно регламентирует только гуманитарные стороны аспекты конфликта применительно ко всем его сторонам. МГП определяет законность действий в ходе вооруженного конфликта. МГП является основной отраслью jus in bello, налагая запрет на насилие в вооруженных конфликтах путем:
а) предоставления защиты не принимавшим участия или вышедшим «из игры» сторонам конфликта;
б) ограничения насилия до рамок, необходимых для достижения цели конфликта, которая может заключаться только в ослаблении военного потенциала противника.
Таким образом, как резюмирует О.Н. Толочко, запреты норм международного права не исключают вооруженный конфликт из объективной реальности, с которой приходится считаться. «Jus in bello (международное гуманитарное право) стремится ограничить, минимизировать последствия вооруженного конфликта путем установления особых правил ведения вооруженной борьбы, обязательных для обеих сторон вне зависимости от той роли, которую каждая из них сыграла в развязывании войны»
7.
МГП ставит знак равенства между воюющими сторонами с точки зрения гуманитарного права. Его правоприменение не зависит от трактовки jus ad bellum. Однако вытекающие jus ad bellum аргументы не могут считаться основой для толкования норм МГП. Таким образом, нарушение МГП никоим образом не может быть оправдано с позиции jus ad bellum. Однако право на самооборону как один из аргументов jus ad bellum не может оспариваться с позиций МГП. Таким образом, гуманитарные нормы как таковые не могут служить запретом применения оружия и силы. Нормы МГП направлены на минимизацию ущерба от такой силы и нацелены на защититу людей и объектов, не принимающих в боевых действиях непосредственного участия.
Актуальность данного «водораздела» особенно важна сегодня, когда разные идейно-политические силы приводят к смешению понятий jus in bello и jus ad bellum, обосновывая военные действия как «экспорт демократии» (операция «Шок и трепет» 20 марта 2003 года), борьбу с терроризмом (военная операция США «Несокрушимая свобода» в Афганистане 7 октября 2001 года) и др.
Так, например, концепция операции «Шок и трепет», разработанная в 1996 году в публикации Национального университета обороны (NDU) под названием «Шок и трепет: достижение быстрого доминирования» и ставшая продуктом вашингтонской консалтинговой фирмы, сводилась к тому, чтобы уничтожить или настолько подавить волю к сопротивлению, чтобы у противника не было альтернативы, кроме как принять стратегические цели и военные задачи США. Характеристиками этого доминирования были объявлены знание обстановки в боевом пространстве, быстрота, контроль над окружающей средой и «оперативный блеск в исполнении»8. Харлан К. Ульман, главный автор концепции, объяснил газете «Лонг-Айленд Ньюсдей»: «Что мы хотим сделать, так это вызвать в умах иракского руководства и их солдат этот шок и благоговейный трепет, чтобы они были запуганы, почувствовали себя такими бессильными, такими беспомощными, что у них нет другого выбора, кроме как делать то, что мы от них хотим, поэтому самое разумное - сказать: «Это безнадежно. Мы увольняемся»9.
Однако иракский режим не был шокирован и не испытал благоговения перед немедленной капитуляцией. Война началась на вторую неделю, затем на третью. Вопросы не заставили себя долго ждать. Где был шок и благоговейный трепет? Была ли стратегия неудачной? Багдад пал под натиском коалиционных сил через 20 дней, но к тому времени шок и благоговейный трепет в общественном мнении резко снизились. Ведущий NBС Питер Арнетт заявил в интервью иракскому телевидению 30 марта 2004 года, что «план войны провалился из-за сопротивления Ирака»
10.
Таким образом, политико-идеологические обоснования jus ad bellum, попытки трактовки боевых действий как «гуманитарной» войны, «экспорта демократии», «конституции снизу вверх», «установлению правопорядка», «международных операций», «конфликтов низкой степени интенсивности» и т.п. неизбежно упираются в отчаянное сопротивление государства, против которого они направлены. Это доказывает, что попытка насильственного установления образца «западной демократии», внешнее насаждение конституции (Временная конституция Ирака 8 марта 2004 года или постоянная конституция референдума 15 октября 2005 года) неизбежно упираются в кровавое сопротивление и беспорядки (мятеж «Суннитского треугольника» в Ираке в 2004 году, переход в 2014 году Фаллуджа, Мосула, Тикрита и Аль-Анбара в руки ДАИШ и последующие кровавые мятежи и т.п.). Как показывает история, практика применения «полицейской операции» против «преступного государства» уже опирается на отрицание общепринятых международных гуманитарных норм. Действительно, солдат «преступного государства» – уже не солдат, а преступник, и его следует судить за военные преступления, а не обращаться с ним в соответствии со статусом военнопленного. Территория, занятая «международными силами» считается не оккупированной, а освобожденной и т.п.
Естественно, подобная свобода трактовок недопустима, потому что приводит к явному нивелированию норм гуманитарного права под прикрытием идеологической пропаганды. Нормы МГП должны быть применимы в любом конфликте независимо от его идеологической подоплеки и трактовки. Этот принцип должен быть основополагающим идейным принципом норм международного гуманитарного права. Любое искусственное разделение людей в данном случае чревато новыми идеями неофашизма, что показали последние события в части спецоперации на Украине. Искусственное замалчивание нарушений прав жителей ДНР и ЛНР со стороны международного сообщества создает фрагментированное представление о происходящем и нивелирует ценности международного гуманитарного права.
Жертвы военных столкновений вне зависимости от их статуса военнопленного, раненого или гражданского лица не могут нести ответственность за действия собственного государства по развязыванию войны и должны обеспечиваться одинаковой защитой вне зависимости от принадлежности к определенной стороне конфликта.
Таким образом, МГП применяется в вооруженном конфликте, ограничивая действия воюющих сторон, обеспечивая защиту и гуманное обращение с лицами, которые не принимают участия или больше не могут принимать участие в боевых действиях. Подобно международному праву в области прав человека, гуманитарное право защищает жизнь и достоинство отдельных лиц, запрещая пытки или жестокое обращение, предписывая права лицам,
Международное гуманитарное право предусматривает защиту ряда гражданских и политических прав (например, право на жизнь врагов, оставленных без боя, или судебные гарантии), экономических, социальных и культурных прав (например, право на здоровье и право на питание) и групповых прав (например, право к здоровой окружающей среде). Это особенно очевидно в отношении раненых и больных, которых необходимо уважать, защищать, собирать и заботиться о них.
МГП в целом признает две категории вооруженных конфликтов: международный вооруженный конфликт (МВК) и немеждународный вооруженный конфликт (НВК).
Международная практика, подкрепленная в том числе положениями Римского Статута Международного уголовного суда, определеляет вооруженный конфликт вне зависимости от его международного или немеждународного характера как «применение вооруженной силы в отношениях между государствами или длительное вооруженное насилие, существующее между государственной властью и организованными вооруженными группами или между такими группами в пределах государства. Международное гуманитарное право применяется с самого начала таких вооруженных конфликтов и продолжает применяться после окончания военных действий до заключения всеобщего мира или, в случае внутренних конфликтов, до достижения мирного соглашения»1.
Постановление Государственной Думы РФ № 1200-II ГД от 12 марта 1997 г, принятое в связи с вооруженным конфликтом на Северном Кавказе, содержит, по мнению Б.Р.Тузмухамедова, «наиболее развернутое определение вооруженного конфликта»2: «Под вооруженным конфликтом... следует понимать противоборство между:
а) вооруженными объединениями, отрядами, дружинами, другими вооруженными формированиями, созданными и действовавшими в нарушение законодательства Российской Федерации (далее – незаконные вооруженные формирования), и органами внутренних дел, подразделениями внутренних войск Министерства внутренних дел Российской Федерации, Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск и
воинских формирований Российской Федерации;
б) незаконными вооруженными формированиями, созданными для достижения определенных политических целей;
в) лицами, не входившими в незаконные вооруженные формирования, но участвовавшими в противоборстве»3.
Разделение межу МВК и НВК жестко сохранено в Римском статуте Международного уголовного суда, хотя и не без критики. Антонио Кассезе, например, назвал проводимое в Римском статуте различие между МВК и НВК несколько «ретроградным»4.
Таким образом, определение каждого типа конфликта было предметом многочисленных дискуссий, особенно в предполагаемых случаях НВК. Как в отношении превращения простых беспорядков в НВК, так и в отношении момента, когда немеждународная ситуация превращается в МВК из-за вмешательства извне.
Прецедентное право международных уголовных судов и трибуналов внесло значительный вклад в разъяснение МГП. МТБЮ, например, должен был – и его преемник, Международный остаточный механизм для уголовных трибуналов (IRMCT), созданный СБ ООН в 2010 году для выполнения оставшихся функций МТБЮ и Международного уголовного трибунала по Руанде (МУТР) после завершения соответствующих мандатов этих трибуналов, - все еще должен оценить, существовал ли в рассматриваемых им конкретных делах вооруженный конфликт, чтобы определить применимый свод законов5. В результате существует обширная судебная практика, в которой обсуждается существование вооруженного конфликта. Тем не менее, хотя международное прецедентное право, бесспорно, имеет очень важное значение для развития МГП в отношении типологии вооруженных конфликтов, следует помнить, что в МУП основания для классификации конфликтов отличаются от МГП. В МВК необходимо установить, существует ли ситуация, в течение которой применяется МГП, чтобы оценить, могли ли иметь место нарушения этого свода законов и, таким образом, могла возникнуть международная уголовная юрисдикция в отношении таких предполагаемых военных преступлений. Поэтому необходимо сохранять критичность и обеспечивать, чтобы определение конфликта, проводимое в целях уголовного права, не оказывало негативного влияния на защиту по МГП на местах (а именно во время фактического вооруженного конфликта).
Существует разница между применимостью правил, регулирующих поведение сторон, во время МВК или НВК, и существованием любого типа вооруженного конфликта.
Законность применения силы регулируется такой областью международного публичного права, как jus ad bellum (право на ведение войны). Jus ad bellum регламентирует легитимность применения силы в международно-правовом аспекте, как основание к вооруженному столкновению. Оно берет свое начало на основе доктрины Справедливой войны - bellum justum.
До XX столетия считалось, что для признания войны правомерной требуется специальная процедура объявления войны. Соблюдение указанной процедуры придавало вооруженному конфликту правомерность вне зависимости от причин и поводов к войне. С 1945 г. применение силы в отношениях между государствами запрещено императивной нормой международного права, за исключением трех случаев:
а) индивидуальной или коллективной самообороны;
б) принудительных мер, принимаемых по решению или с санкции Совета Безопасности ООН;
в) национально-освободительных войн.
Во всех остальных случаях обращение к военной силе считается неправомерным.
Международное гуманитарное право, или jus in bello, говорит о поведении сторон возникшего вооруженного конфликта, регламентируя их права и обязанности, правовой статус нейтральных сторон6. Таким образом, очень важно проводить различия между jus in bello и jus ad bellum для практического применения норм МГП (Рис.1):
Рис. 1. Трактовки jus in bello и jus ad bellum
МГП не рассматривает причин применения силы и дает оценки войне как несправедливой или справедливой. Оно регламентирует только гуманитарные стороны аспекты конфликта применительно ко всем его сторонам. МГП определяет законность действий в ходе вооруженного конфликта. МГП является основной отраслью jus in bello, налагая запрет на насилие в вооруженных конфликтах путем:
а) предоставления защиты не принимавшим участия или вышедшим «из игры» сторонам конфликта;
б) ограничения насилия до рамок, необходимых для достижения цели конфликта, которая может заключаться только в ослаблении военного потенциала противника.
Таким образом, как резюмирует О.Н. Толочко, запреты норм международного права не исключают вооруженный конфликт из объективной реальности, с которой приходится считаться. «Jus in bello (международное гуманитарное право) стремится ограничить, минимизировать последствия вооруженного конфликта путем установления особых правил ведения вооруженной борьбы, обязательных для обеих сторон вне зависимости от той роли, которую каждая из них сыграла в развязывании войны»
7.
МГП ставит знак равенства между воюющими сторонами с точки зрения гуманитарного права. Его правоприменение не зависит от трактовки jus ad bellum. Однако вытекающие jus ad bellum аргументы не могут считаться основой для толкования норм МГП. Таким образом, нарушение МГП никоим образом не может быть оправдано с позиции jus ad bellum. Однако право на самооборону как один из аргументов jus ad bellum не может оспариваться с позиций МГП. Таким образом, гуманитарные нормы как таковые не могут служить запретом применения оружия и силы. Нормы МГП направлены на минимизацию ущерба от такой силы и нацелены на защититу людей и объектов, не принимающих в боевых действиях непосредственного участия.
Актуальность данного «водораздела» особенно важна сегодня, когда разные идейно-политические силы приводят к смешению понятий jus in bello и jus ad bellum, обосновывая военные действия как «экспорт демократии» (операция «Шок и трепет» 20 марта 2003 года), борьбу с терроризмом (военная операция США «Несокрушимая свобода» в Афганистане 7 октября 2001 года) и др.
Так, например, концепция операции «Шок и трепет», разработанная в 1996 году в публикации Национального университета обороны (NDU) под названием «Шок и трепет: достижение быстрого доминирования» и ставшая продуктом вашингтонской консалтинговой фирмы, сводилась к тому, чтобы уничтожить или настолько подавить волю к сопротивлению, чтобы у противника не было альтернативы, кроме как принять стратегические цели и военные задачи США. Характеристиками этого доминирования были объявлены знание обстановки в боевом пространстве, быстрота, контроль над окружающей средой и «оперативный блеск в исполнении»8. Харлан К. Ульман, главный автор концепции, объяснил газете «Лонг-Айленд Ньюсдей»: «Что мы хотим сделать, так это вызвать в умах иракского руководства и их солдат этот шок и благоговейный трепет, чтобы они были запуганы, почувствовали себя такими бессильными, такими беспомощными, что у них нет другого выбора, кроме как делать то, что мы от них хотим, поэтому самое разумное - сказать: «Это безнадежно. Мы увольняемся»9.
Однако иракский режим не был шокирован и не испытал благоговения перед немедленной капитуляцией. Война началась на вторую неделю, затем на третью. Вопросы не заставили себя долго ждать. Где был шок и благоговейный трепет? Была ли стратегия неудачной? Багдад пал под натиском коалиционных сил через 20 дней, но к тому времени шок и благоговейный трепет в общественном мнении резко снизились. Ведущий NBС Питер Арнетт заявил в интервью иракскому телевидению 30 марта 2004 года, что «план войны провалился из-за сопротивления Ирака»
10.
Таким образом, политико-идеологические обоснования jus ad bellum, попытки трактовки боевых действий как «гуманитарной» войны, «экспорта демократии», «конституции снизу вверх», «установлению правопорядка», «международных операций», «конфликтов низкой степени интенсивности» и т.п. неизбежно упираются в отчаянное сопротивление государства, против которого они направлены. Это доказывает, что попытка насильственного установления образца «западной демократии», внешнее насаждение конституции (Временная конституция Ирака 8 марта 2004 года или постоянная конституция референдума 15 октября 2005 года) неизбежно упираются в кровавое сопротивление и беспорядки (мятеж «Суннитского треугольника» в Ираке в 2004 году, переход в 2014 году Фаллуджа, Мосула, Тикрита и Аль-Анбара в руки ДАИШ и последующие кровавые мятежи и т.п.). Как показывает история, практика применения «полицейской операции» против «преступного государства» уже опирается на отрицание общепринятых международных гуманитарных норм. Действительно, солдат «преступного государства» – уже не солдат, а преступник, и его следует судить за военные преступления, а не обращаться с ним в соответствии со статусом военнопленного. Территория, занятая «международными силами» считается не оккупированной, а освобожденной и т.п.
Естественно, подобная свобода трактовок недопустима, потому что приводит к явному нивелированию норм гуманитарного права под прикрытием идеологической пропаганды. Нормы МГП должны быть применимы в любом конфликте независимо от его идеологической подоплеки и трактовки. Этот принцип должен быть основополагающим идейным принципом норм международного гуманитарного права. Любое искусственное разделение людей в данном случае чревато новыми идеями неофашизма, что показали последние события в части спецоперации на Украине. Искусственное замалчивание нарушений прав жителей ДНР и ЛНР со стороны международного сообщества создает фрагментированное представление о происходящем и нивелирует ценности международного гуманитарного права.
Жертвы военных столкновений вне зависимости от их статуса военнопленного, раненого или гражданского лица не могут нести ответственность за действия собственного государства по развязыванию войны и должны обеспечиваться одинаковой защитой вне зависимости от принадлежности к определенной стороне конфликта.
Таким образом, МГП применяется в вооруженном конфликте, ограничивая действия воюющих сторон, обеспечивая защиту и гуманное обращение с лицами, которые не принимают участия или больше не могут принимать участие в боевых действиях. Подобно международному праву в области прав человека, гуманитарное право защищает жизнь и достоинство отдельных лиц, запрещая пытки или жестокое обращение, предписывая права лицам,