Файл: Работа Проблема структурного единства Записок юного врача М. А. Булгакова.docx

«Положить нож, сказать: не знаю, что дальше делать», — так подумал я...

Я снова поднял нож и бессмысленно, глубоко и резко полоснул Лидку. Ткани разъехались, и неожиданно передо мной оказалось дыхательное горло» [12, c. 31].

Четвертый, серединный рассказ «Записок юного врача», «Вьюга», разительно отличается и от трех первых, и от трех последних рассказов цикла. Здесь не к юному врачу привозят больную, а он сам едет к ней. Эту пациентку врач не спасает и спасти a priori не может (у нее перелом основания черепа). То есть, в отличие от первых трех рассказов, во «Вьюге» победу на медицинском фронте одерживает смерть, а Гений, oпыт и счастливый cлучай терпят поражение. Красноречивым жестом юного врача, признающего это поражение, рассказ завершается: «Я остался наверху один. Почему-то судорожно усмехнулся, расстегнул пуговицы на блузе, потом их застегнул, пошел к книжной полке, вынул том хирургии, хотел посмотреть что-то о переломах основания черепа, /бросил книгу/». Зачем смотреть «что-то» о «переломах основания черепа» в «томе хирургии», если это знание оказывается бесполезным в сражении со смертью [12, c. 38]. Где »?

Однако кроме битвы юного врача со смертью на медицинском фронте в рассказе «Вьюга» изображен бой врача со стихией ветра.

На обратном пути в Мурьино герой вместе со своим провожатым пожарным из-за разыгравшейся метели сбивается с санного пути, а затем заблудившихся путников начинают преследовать волки. В рассказе подчеркивается, что именно юный врач, а не его, казалось бы, привыкший к критическим ситуациям спутник проявляет инициативу и решимость, которые итоге спасают две жизни (а если считать лошадей, то и четыре):

«Пожарного и меня мне стало жаль. Потом я опять пережил вспышку дикого страха. Но задавил его в груди.

— Это — малодушие... — пробормотал я сквозь зубы.

И бурная энергия возникла во мне.

— Вот что, дядя, — заговорил я, чувствуя, что у меня стынут зубы, — унынию тут предаваться нельзя, а то мы действительно пропадем, к чертям.

Они немножко постояли, отдохнули, надо дальше двигаться. Вы идите, берите переднюю лошадь под уздцы, а я буду править.

Надо вылезать, а то нас заметет.

Уши шапки выглядели отчаянно, но все же возница полез вперед» [12, c. 41].

Мы видим, что во «Вьюге» Булгаков неакцентированно расширяет поле борьбы юного врача с тьмой за человеческие жизни. Становится ясно, что это может быть не только операционный стол и приемная больницы, но, например, и зимняя русская равнина, поглощенная тьмой в самом буквальном смысле этого слова: «...вверху и по сторонам ничего не было, кроме мути» [12, c. 40].

---

Такое переключение внимания с медицины на иные, находящиеся вне прямой компетенции врача сферы, готовит читателя к восприятию трех последних рассказов цикла («Тьма египетская», «Пропавший глаз» и «Звездная сыпь»).

В этих рассказах юный врач и его «рать» сражаются не только и не столько с болезнями деревенских жителей, сколько с главной причиной их болезней — беспросветным невежеством большинства пациентов.

Как и три начинающих цикл рассказа, три последних рассказа «Записок юного врача» объединены общей темой, которая в каждом из рассказов подсвечена по-своему.

В «Тьме египетской» серию случаев, демонстрирующих дремучесть местных крестьян, венчает история об «интеллигентном мельнике» — о невежестве, ловко маскирующемся под культурность: «— Объясни мне только одно, дядя: зачем ты это сделал?! — в ухо погромче крикнул я.

И мрачный и неприязненный бас отозвался:

— Да, думаю, что валандаться с вами по одному порошочку? Сразу принял — и делу конец.

— Это чудовищно! — воскликнул я» [12, c. 52].

В рассказе с гоголевским названием «Пропавший глаз» речь идет об опасности, которая подстерегает самого просветителя, если он слишком уверится в своем профессионализме и значимости для окружающих: «— Я, — пробурчал я, засыпая, — я положительно не представляю себе, чтобы мне привезли случай, который бы мог меня поставить в тупик... может быть, там, в столице, и скажут, что это фельдшеризм... пусть... им хорошо... в клиниках, в университетах... в рентгеновских кабинетах... я же здесь... всё... и крестьяне не могут жить без меня...» [12, c. 55]. В итоге юного врача посрамляет некультурная деревенская «баба», не давшая ему безо всякого толка резать глаз своего ребенка. Отметим, что этот извод темы Булгаков впоследствии развил в повести «Собачье сердце», где высокомерный профессор Преображенский пытается скрестить человека и пса.

И, наконец, в «Звездной сыпи» изображен единственный в цикле человек из народа, который сам, без подталкивания и принуждения, стремится победить свою болезнь и потому с истовой точностью выполняет все предписания врача. Это молодая женщина, которую едва не заразил сифилисом муж.

Завершается рассказ «Звездная сыпь» двумя абзацами — длинным и коротким.

Во втором, коротком, слову «товарищ» возвращается его теплое, почти утерянное в пореволюционную эпоху значение. А в первом абзаце в очередной раз в цикле возникает тема света, который противостоит тьме. Булгаков не слишком оптимистичен — это все еще не сильный электрический свет, а слабый свет допотопной керосиновой лампы. Xорошо, что это не сопровождающий все войны и разрушения в ХХ веке «свет размолотых в луч скоростей» (о котором в «Стихах о неизвестном солдате» впоследствии напишет Мандельштам), а свет просвещения, помогающий врачу распознать болезнь пациента, чтоб сразиться с ней и победить ее: «Итак, ушли года. Давно судьба и бурные лета разлучили меня с занесенным снегом флигелем. Что там теперь и кто? Я верю, что лучше. Здание выбелено, быть может, и белье новое.

---

Электричества-то, конечно, нет. Возможно, что сейчас, когда я пишу эти строки, чья-нибудь юная голова склоняется к груди больного. Керосиновая лампа отбрасывает свет желтоватый на желтоватую кожу... [12, c. 79].

Из вышесказанного следует, что мы можем восстановить примерный порядок цикла «Записки юного врача». Проанализировав факты биографии и детали рассказов. Булгаков сумел передать жизнь обычного врача со всеми её недостатками. Вложив в произведение множество смыслов и особенностей.


§3. Мотивы и мозаичность в цикле «Записки юного врача»
«Записки юного врача» Булгакова являются оригинальным произведением в сюжетном и жанровом отношениях. Ему присущи элементы и очерка, и мемуаров, и научно-популярной литературы, а также беллетристики. Именно форма дневника дает такую широту выбора для автора — он может излагать свои мысли любым способом. Как отмечает М.О. Чудакова, в начале своей литературной карьеры Булгаков отдает предпочтение рассказу «от лица повествователя, близкого к автору, о собственных злоключениях, с подчеркнутой свободой от беллетристического “вымысла”, с опорой, напротив, на автобиографичность в жанре дневника или записок». Это всегда — хронологически последовательно организованное повествование от первого лица, с чередой временных вех — лет, сезонов, месяцев, дней [2, c. 212].

Главное действующее лицо, как и автор самих «Записок», — молодой врач, который недавно окончил обучение в университете и только приступил к практической врачебной деятельности. Интересно и то, что по ходу повествования мы так и не узнаем имя рассказчика, для нас он так и остается безымянным юным врачом, это общий портрет, характеризующий представителей этой профессии, как и описанные в дневнике ситуации, с которыми ежедневно приходилось сталкиваться сельским врачам. Стоит отметить и то, что в «Записках» описываются действительные случаи из врачебной практики самого Булгакова: все операции автор когда-то делал сам.

В «Записках юного врача» мы замечаем профессиональный и глубоко личный взгляд автора на героев и происходящие события. Семь рассказов цикла объединяет не только личность рассказчика, но и время, и место действия, и единая, связующая все рассказы сюжетная линия — судьба юного врача в сельской глубинке в пореволюционные годы. Всем рассказам свойственны локальный сюжет и кратковременность самого события (чаще всего описываемые действия происходят в течение одного дня). Хотя автор описывает лишь отдельные моменты из врачебной практики, по ним мы можем составить полную картину и прочувствовать весь процесс до конца. Многосоставность, мозаичность, композиционная дробность присущи уже самым первым опытам прозы Булгакова. Писатель не скупится на детали в своем повествовании, поэтому нам так легко почувствовать себя очевидцами происходящего действия.

---

Несмотря на привязанность действия к осени «1917-го незабываемого года» («Полотенце с петухом»), основной темой произведения, на которой заостряет внимание автор, становится не картина грянувшей революции, а ежедневная борьба за человеческие жизни, которую нам как раз и описывает молодой врач.

Во всем цикле рассказов лишь в одном рассказе «Пропавший глаз» появляется солдат, вернувшийся «с развалившегося фронта после революции», а крестьяне, обращаясь к врачу, зовут его то по-старому: «господин доктор», то по-новому: «товарищ доктор».

Булгаков не упоминает ни о каких революционных настроениях в деревне, он описывает нам лишь атмосферу российской глубинки, «вековую тишину», которую не могут потревожить никакие исторические коллизии.

По сравнению с большинством произведений Булгакова первой половины 1920-х гг., где тема революции и гражданской войны занимает центральное место в сюжетной линии, «Записки юного врача» стали особым явлением в раннем творчестве писателя. По мнению Яблокова Е.А., такое умолчание об исторических событиях носит демонстративный характер. Именно время действия рассказов (1917—1918 гг.) вызывает ассоциации с «Капитанской дочкой» А.С. Пушкина, что заставляет автоматически усматривать в «бытовых» ситуациях некий метафорический смысл. И с самого начала, с прибытия молодого врача на будущее место работы, мы находим в «Записках юного врача» отражение «метельной» пушкинской метафоры социального катаклизма [4, c. 6]. В рассказе «Стальное горло» метель, «как бес, летала и шаркала», словно вторя социальному кризису.

В рассказе «Вьюга» само название, пушкинский эпиграф и пронизывающий весь рассказ образ вьюги не оставляют места для сомнения в значимости мотива «метельности», «вьюжности» в произведениях Булгакова («Несет меня вьюга, как листок» — неслучайная фраза, окрашивающая весь цикл «Записок»). Мотив зимней непогоды заметен и в «Тьме египетской», он описан также и в «Пропавшем глазе». В связи с этим можно утверждать устойчивость этого метафорического мотива в произведениях Булгакова. «Метельность», восходящая к Пушкину, предстает не только в цикле «Записок...», эпиграфом из «Капитанской дочки» открывается роман «Белая гвардия»: «Пошел мелкий снег, и вдруг повалил хлопьями.

Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло. — Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!» [9, c. 179].Цитата-то из Пушкина, ты берешь ее у Соколова, но так делать нельзя, цитату исследователя надо вводить в свой текст, и никак его цитата не м ожет заканчиваться художественной цитатотой. В дипломной ни в коем случае нельзя это делать!

---

Герой Булгакова отправляется на земскую службу ранней осенью. Обычно это самая красивая и живописная пора года. Жара уходит, а холод еще не наступил, кругом все желтеет. Но в рассказе «Полотенце с петухом», открывающем «Записки», герой всего за сутки езды оказывается как бы в ином сезоне, в ином пространстве: «Да разве я мог бы поверить, что в середине серенького кислого сентября человек может мерзнуть в поле, как в лютую зиму?! Ан, оказывается, может.

И пока умираешь медленною смертью, видишь одно и то же, одно. Справа горбатое обглоданное поле, слева чахлый перелесок, а возле него серые драные избы, штук пять или шесть. И кажется, что в них нет ни одной живой души. Молчание, молчание кругом...» [12, c. 8]. Создается такое впечатление, что герой попал в «царство зимы». Впереди его ждет не светлое будущее, а сплошные мучения и испытания.

Село, в которое отправляется работать юный врач, называется Мурьино. Название этой местности сразу вызывает у читателя ассоциацию с семантикой подземелья. Приезд героя в Мурьино напоминает прибытие в загробный мир: «...я стоял на битой умирающей и смякшей от сентябрьского дождика траве во дворе Мурьинской больницы» [12, с. 5]. («Полотенце с петухом»). Фактически перед читателем «катабазис» — путешествие героя в потусторонное, темное царство. Сам Булгаков, размышляя о своем положении на земской службе, пишет в письме родным 31 декабря 1917 г.: «Тяну лямку в Вязьме, вновь работаю в ненавистной атмосфере среди ненавистых мне людей. Мое окружающее настолько мне противно, что я живу в полном одиночестве» [11, c. 214]. Друг юности Булгакова А.П. Гдешинский отмечал, что в письмах из Никольского «Миша очень сетовал на кулацкую, черствую натуру туземных жителей, которые, пользуясь неоценимой помощью его как врача, отказали в продаже полуфунта масла, когда заболела жена» [9, c. 325]. Эти настроения Булгакова находят подтверждение в записи его допроса в ОГПУ 22 сентября 1926 г.: «На крестьянские темы я писать не могу, потому что деревню не люблю. Она мне представляется гораздо более кулацкой, нежели это принято думать».[11, c. 237]. Но, несмотря на все тяжести и трудную работу, молодой врач понимает свою службу как высокую миссию исцеления темных, необразованных крестьян не только от физических, но и душевных недугов.

Преддверие Октябрьской революции герой Булгакова встречает операцией «поворот на ножку», которая описывается в рассказе «Крещение поворотом».

Уже в начале рассказа герой чувствует необычную

---