ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.12.2023
Просмотров: 856
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
a priori, содержание взаимодействия транслируется только в одном направлении — от взрослых к детям.
Принцип произвола: мир взрослых всегда жил по своим законам и всегда навязывал эти законы миру детей; мир детства всегда был беззащитным по отношению к миру взрослых, всегда лишь воспринимал воздействия мира взрослых, но никогда не воздействовал на него.
Принцип контроля: мир детства всегда находился под полным контролем мира взрослых; этот контроль традиционно рассматривался как необходимый элемент процессов обучения и воспитания, обеспечивающих фактически принудительную ассимиляцию мира детства миром взрослых.
Принцип взросления: развитие мира детства всегда рассматривалось как взросление, т.е. планомерное движение детей по созданной миром взрослых «лестнице» возрастов; в соответствии с данным принципом мир детства обречен на взросление; нарушения процесса взросления традиционно оценивались взрослыми как аномалии, а все виды и проявления инфантилизма — как следствия физических или психических заболеваний; напротив, нормальное взросление обычно связывалось с рождением так называемой полноценной, т.е. социально адаптированной, личности.
Принцип инициации: во всех обществах всегда существовали граница между миром детства и миром взрослых и так называемые процедуры инициации, т.е. перевода человека из одного мира в другой; однако такой раздел миров всегда сочетался с глубоким вторжением мира взрослых в мир детства, с глубоким и всесторонним инициированием проявлений взрослости.
Принцип деформации: мир детства всегда так или иначе деформирован вторжением мира взрослых; подлинная природа, «чистая культура» мира детства взрослым фактически неизвестна, так
114
как в любом из детских возрастов мир взрослых видит только проявления взрослости или отклонения от этих проявлений (инфантилизм, невоспитанность, необученность и т.п.).
Традиционные отношения между миром взрослости и миром детства составляют, на наш взгляд, комплекс наиболее устойчивых и ригидных стереотипов цивилизации. Поэтому не удивительно, что развитие современной психологии детства как в нашей стране, так и за рубежом проходило под мощным и плохо осознаваемым влиянием этих стереотипов. Основные идеи, концепции, гипотезы, методы и факты этой психологической научной дисциплины во многом стали производными от традиционных принципов построения отношений между миром взрослых и миром детей, сложились в рамках центрированной на мире взрослых
ассимилятивной парадигмы. Свою основную задачу психология детства всегда видела в изучении мира детства с целью обеспечения его ускоренного и оптимального (опять же с точки зрения мира взрослости) взросления, создания научно обоснованных технологий обучения и воспитания детей. Все успехи и достижения психологии детства (за очень немногочисленными исключениями) связаны с продвижением по этому пути. Традиционная психология детства — подлинная креатура мира взрослости, одно из наиболее изощренных орудий деформирования мира детства и контроля над ним.
Ценности мира взрослых и глобальные проблемы
Анализ ценностей, наиболее характерных для всех периодов развития человечества, приводит к выводу, что мир взрослости как таковой в целом — это мир, всегда стремившийся и стремящийся поныне к экономическому, политическому и интеллектуальному могуществу. Иначе говоря, мир взрослых — это мир, кумирами которого всегда были и остаются по сей день Богатство, Власть и Рассудок. Эти компоненты могущества теснейшим образом взаимосвязаны в мире взрослости, именно они определяют по большому счету все области и сферы его материальной и духовной жизни. Именно господство этих «общечеловеческих» ценностей в современном мире, оказавшемся в полной зависимости от собственной практики, порождает все глобальные проблемы: стремление к богатству вызывает безграничную эксплуатацию природы, безудержный и дисгармоничный рост промышленности и т.д. и в результате — экологическую проблему; стремление к власти ведет к неконтролируемой гонке вооружений, непрекращающимся схваткам за передел мира и расширение сфер влияния, к локальным и региональным войнам и т.д. и в итоге — к нарастающей угрозе термоядерной войны; стремление к интел-
115
лектуальному превосходству порождает неконтролируемое развитие науки, так называемый научно-технический прогресс, объективно обслуживающий прежде всего экономику и политику и являющийся сейчас подлинным катализатором тех угроз, которые современная цивилизация создала природе и всеобщему миру.
Есть ли выход из этого заколдованного круга, в котором каждое новое поколение, обучаясь и воспитываясь в соответствии с ценностями и установками мира взрослых, неуклонно и со все возрастающим ускорением толкает цивилизацию по явно тупиковому пути обострения глобальных проблем?
Еще в начале нашего века этих проблем просто не существовало, природа казалась неисчерпаемой, а планета — бессмертной. Всего за несколько десятилетий ситуация кардинальным образом изменилась. Буквально на наших глазах туннель, по которому поезд цивилизации движется в будущее, становится шахтой, ведущей в небытие. Мир взрослого могущества бессилен решить свои проблемы, само его существование подвешено сейчас на тончайшей нити, которая может оборваться в любой момент. Единственный путь выживания и спасения — отказ от господствующих ценностей этого мира. Для того чтобы сохранить мир взрослости, нужно отказаться от него, от самой его сути. Более того, мир взрослости должен отказаться и от своего традиционного отношения к миру детства, от всех оснований и принципов этого отношения.
Это возможно при следующих двух основных условиях. Во-первых, мир взрослости должен понять и осознать окончательно, что сам по себе, продолжая движение по своим накатанным рельсам, развиваясь исключительно по своей логике, по своим законам, он неминуемо обречен; он должен почувствовать, что угроза его собственного уничтожения является неотвратимой и смертельной; он должен почувствовать себя (и, быть может, не один раз) на самом краю пропасти, чтобы иметь возможность заглянуть в нее. Во-вторых, он должен столь же отчетливо понять, что возможность выживания и спасения, возможность альтернативного пути развития всегда сопутствовала миру взрослых, оставаясь при этом незамеченной и непонятой, и что эта возможность — в мире детства.
Старая суфийская притча
О великом императоре Акбаре рассказывают, что в его дворце было девять мудрецов. Он был достаточно богат для того, чтобы содержать их. Их так и звали: Девять драгоценностей. Но незаметно было, чтобы он чему-нибудь научился у них, потому что обучение требует иных отношений: надо, чтобы учащийся сдался, преклонился. А как вы можете сдаться своему собственному слуге? Это почти невозможно. Вы можете приказывать ему, но не подчиняться.
116
Рассказывают, что однажды Акбар был очень разгневан, призвал к себе девятерых своих мудрецов и сказал им: «Люди твердят о том, что вы — величайшие мудрецы в мире, но вы здесь, а я не научился от вас ничему. В чем дело? Вы — здесь, а я все тот же».
С одним из мудрецов пришел ребенок, он очень хотел посмотреть на царский дворец. Мудрецы молчали, а он рассмеялся. Акбар возмутился и спросил: «Почему ты смеешься? Во дворце это звучит оскорбительно. Разве твой отец не объяснял тебе, как надо вести себя в присутствии великого царя?»
И ребенок ответил: «Я смеюсь, потому что молчат эти девять мудрецов. И я знаю, почему они молчат. И я знаю, почему ты не в состоянии чему-либо научиться у них!»
Акбар пристально взглянул в лицо ребенка, оно дышало чистотой детства и невинности, и в то же время оно было древнее времени. Когда ребенок еще совсем невинен, вы можете увидеть эту древность в его лице, ибо ребенок не просто ребенок; он несет груз всех испытаний своих прошлых жизней.
И Акбар спросил его: «Не можешь ли ты научить меня чему-либо?»
И ребенок спокойно ответил ему: «Да!» И Акбар повелел: «Что ж, тогда учи!» А ребенок на это ответил ему: «Ладно, но прежде ты сойдешь со своего трона, а я сяду на него. И тогда ты будешь спрашивать меня как ученик, а не как царь».
И говорят, что Акбар понял; понял, что девять мудрецов были не нужны. Он не мог ничему научиться от них не потому, что они не умели учить, а потому, что он не был готов, не был достаточно смиренным, оставался по отношению к ним царем.
И рассказывают, что Акбар и впрямь сошел с трона и сел на пол у ног ребенка, а тот сел на трон и сказал: «Вот теперь спрашивай, но как ученик, а не как царь».
А Акбар так ничего и не спросил. Предание гласит, что он поблагодарил ребенка, поклонился ему и молвил: «Отпала теперь нужда в вопросах. Простое смиренное сидение у ног твоих уже многому меня научило» [28, с. 173—174].
Новая психология детства
Слабый может спасти сильного, бедный — богатого, наивный — умного. Эта истина Нового Завета почти две тысячи лет фактически игнорировалась миром взрослых как одна из издержек его «чрезмерной метафоричности». А между тем все евангелия пронизаны совершенно особым, уважительным и почтительным отношением к детям и детству. В качестве примера приведем всего лишь одну цитату. В Евангелии от Матфея (18, 1 — 14) говорится: «...ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царствии Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его
117
посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царствие Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царствии Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. ...Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих...» [73, с. 1034—1035].
В XIX в. эту истину проповедовал Ф.М.Достоевский, открыто оспоривший «счастье» мира взрослости, построенное на загубленной жизни ребенка. Особость, особенность мира детства Ф.М.Достоевский воспринимал обостренно. В романе «Братья Карамазовы» это обостренное восприятие выражено, в частности, примечательной фразой Ивана Карамазова: «Дети, пока дети, до семи лет например, страшно отстоят от людей: совсем будто другое существо и с другою породой» [86, с. 217].
В XX в. эта истина перешла от Ф. М.Достоевского и Л. Н.Толстого к Г. Гольдшмиту (Я.Корчаку) и А. Сент-Экзюпери — подлинным идеологам новой человечности. Они каким-то непонятным образом, недоступным подавляющему большинству взрослых, были способны воспринимать природу, «чистую культуру» мира детства, позволяли ей быть такой, какая она есть, умели вступать в диалог с этой культурой. Г. Гольдшмит всем своим творчеством утверждал «право ребенка быть тем, что он есть» [16]. В его замечательных книгах есть и прямые обвинения в адрес традиционной психологии детства. Вот лишь один из примеров: «Исследователи решили, что человек зрелый руководствуется серьезными побуждениями, ребенок импульсивен; взрослый логичен, ребенок во власти прихоти воображения; у взрослого есть характер, определенный моральный облик, ребенок запутался в хаосе инстинктов и желаний. Ребенка изучают не как отличающуюся, а как низшую, более слабую и бедную психическую организацию. Будто все взрослые — ученые профессора. А взрослый — это сплошной винегрет, захолустье взглядов и убеждений, психология стада, суеверие и привычки, легкомысленные поступки отцов и матерей, взрослая жизнь сплошь, от начала до конца, безответственна!» [16, с. 22].
Но, может быть, пришло время, когда эта «парадоксальная», эзотерично и эмоционально выраженная идеология наконец перестанет находиться в жесткой оппозиции к науке? Нам представляется, что сейчас, в начале XXI в., функцию отдельных идеологов-гуманистов должна воспринять новая психология детства. Она призвана показать миру взрослости подлинное содержание и предназначение мира детства.
118
Столь характерные для нашего времени попытки переосмыслить базовые ценности мира взрослости создают благоприятные условия и для переоценки ценностей и стереотипов в психологии детства. Прежде всего должны быть пересмотрены господствующая здесь ассимилятивная парадигма, сами основания и принципы отношений между миром взрослых и миром детей. Одна из первостепенных задач новой, гуманистической психологии детства заключается в том, чтобы на языке научных фактов обосновать законность такого пересмотра.
Принцип произвола: мир взрослых всегда жил по своим законам и всегда навязывал эти законы миру детей; мир детства всегда был беззащитным по отношению к миру взрослых, всегда лишь воспринимал воздействия мира взрослых, но никогда не воздействовал на него.
Принцип контроля: мир детства всегда находился под полным контролем мира взрослых; этот контроль традиционно рассматривался как необходимый элемент процессов обучения и воспитания, обеспечивающих фактически принудительную ассимиляцию мира детства миром взрослых.
Принцип взросления: развитие мира детства всегда рассматривалось как взросление, т.е. планомерное движение детей по созданной миром взрослых «лестнице» возрастов; в соответствии с данным принципом мир детства обречен на взросление; нарушения процесса взросления традиционно оценивались взрослыми как аномалии, а все виды и проявления инфантилизма — как следствия физических или психических заболеваний; напротив, нормальное взросление обычно связывалось с рождением так называемой полноценной, т.е. социально адаптированной, личности.
Принцип инициации: во всех обществах всегда существовали граница между миром детства и миром взрослых и так называемые процедуры инициации, т.е. перевода человека из одного мира в другой; однако такой раздел миров всегда сочетался с глубоким вторжением мира взрослых в мир детства, с глубоким и всесторонним инициированием проявлений взрослости.
Принцип деформации: мир детства всегда так или иначе деформирован вторжением мира взрослых; подлинная природа, «чистая культура» мира детства взрослым фактически неизвестна, так
114
как в любом из детских возрастов мир взрослых видит только проявления взрослости или отклонения от этих проявлений (инфантилизм, невоспитанность, необученность и т.п.).
Традиционные отношения между миром взрослости и миром детства составляют, на наш взгляд, комплекс наиболее устойчивых и ригидных стереотипов цивилизации. Поэтому не удивительно, что развитие современной психологии детства как в нашей стране, так и за рубежом проходило под мощным и плохо осознаваемым влиянием этих стереотипов. Основные идеи, концепции, гипотезы, методы и факты этой психологической научной дисциплины во многом стали производными от традиционных принципов построения отношений между миром взрослых и миром детей, сложились в рамках центрированной на мире взрослых
ассимилятивной парадигмы. Свою основную задачу психология детства всегда видела в изучении мира детства с целью обеспечения его ускоренного и оптимального (опять же с точки зрения мира взрослости) взросления, создания научно обоснованных технологий обучения и воспитания детей. Все успехи и достижения психологии детства (за очень немногочисленными исключениями) связаны с продвижением по этому пути. Традиционная психология детства — подлинная креатура мира взрослости, одно из наиболее изощренных орудий деформирования мира детства и контроля над ним.
Ценности мира взрослых и глобальные проблемы
Анализ ценностей, наиболее характерных для всех периодов развития человечества, приводит к выводу, что мир взрослости как таковой в целом — это мир, всегда стремившийся и стремящийся поныне к экономическому, политическому и интеллектуальному могуществу. Иначе говоря, мир взрослых — это мир, кумирами которого всегда были и остаются по сей день Богатство, Власть и Рассудок. Эти компоненты могущества теснейшим образом взаимосвязаны в мире взрослости, именно они определяют по большому счету все области и сферы его материальной и духовной жизни. Именно господство этих «общечеловеческих» ценностей в современном мире, оказавшемся в полной зависимости от собственной практики, порождает все глобальные проблемы: стремление к богатству вызывает безграничную эксплуатацию природы, безудержный и дисгармоничный рост промышленности и т.д. и в результате — экологическую проблему; стремление к власти ведет к неконтролируемой гонке вооружений, непрекращающимся схваткам за передел мира и расширение сфер влияния, к локальным и региональным войнам и т.д. и в итоге — к нарастающей угрозе термоядерной войны; стремление к интел-
115
лектуальному превосходству порождает неконтролируемое развитие науки, так называемый научно-технический прогресс, объективно обслуживающий прежде всего экономику и политику и являющийся сейчас подлинным катализатором тех угроз, которые современная цивилизация создала природе и всеобщему миру.
Есть ли выход из этого заколдованного круга, в котором каждое новое поколение, обучаясь и воспитываясь в соответствии с ценностями и установками мира взрослых, неуклонно и со все возрастающим ускорением толкает цивилизацию по явно тупиковому пути обострения глобальных проблем?
Еще в начале нашего века этих проблем просто не существовало, природа казалась неисчерпаемой, а планета — бессмертной. Всего за несколько десятилетий ситуация кардинальным образом изменилась. Буквально на наших глазах туннель, по которому поезд цивилизации движется в будущее, становится шахтой, ведущей в небытие. Мир взрослого могущества бессилен решить свои проблемы, само его существование подвешено сейчас на тончайшей нити, которая может оборваться в любой момент. Единственный путь выживания и спасения — отказ от господствующих ценностей этого мира. Для того чтобы сохранить мир взрослости, нужно отказаться от него, от самой его сути. Более того, мир взрослости должен отказаться и от своего традиционного отношения к миру детства, от всех оснований и принципов этого отношения.
Это возможно при следующих двух основных условиях. Во-первых, мир взрослости должен понять и осознать окончательно, что сам по себе, продолжая движение по своим накатанным рельсам, развиваясь исключительно по своей логике, по своим законам, он неминуемо обречен; он должен почувствовать, что угроза его собственного уничтожения является неотвратимой и смертельной; он должен почувствовать себя (и, быть может, не один раз) на самом краю пропасти, чтобы иметь возможность заглянуть в нее. Во-вторых, он должен столь же отчетливо понять, что возможность выживания и спасения, возможность альтернативного пути развития всегда сопутствовала миру взрослых, оставаясь при этом незамеченной и непонятой, и что эта возможность — в мире детства.
Старая суфийская притча
О великом императоре Акбаре рассказывают, что в его дворце было девять мудрецов. Он был достаточно богат для того, чтобы содержать их. Их так и звали: Девять драгоценностей. Но незаметно было, чтобы он чему-нибудь научился у них, потому что обучение требует иных отношений: надо, чтобы учащийся сдался, преклонился. А как вы можете сдаться своему собственному слуге? Это почти невозможно. Вы можете приказывать ему, но не подчиняться.
116
Рассказывают, что однажды Акбар был очень разгневан, призвал к себе девятерых своих мудрецов и сказал им: «Люди твердят о том, что вы — величайшие мудрецы в мире, но вы здесь, а я не научился от вас ничему. В чем дело? Вы — здесь, а я все тот же».
С одним из мудрецов пришел ребенок, он очень хотел посмотреть на царский дворец. Мудрецы молчали, а он рассмеялся. Акбар возмутился и спросил: «Почему ты смеешься? Во дворце это звучит оскорбительно. Разве твой отец не объяснял тебе, как надо вести себя в присутствии великого царя?»
И ребенок ответил: «Я смеюсь, потому что молчат эти девять мудрецов. И я знаю, почему они молчат. И я знаю, почему ты не в состоянии чему-либо научиться у них!»
Акбар пристально взглянул в лицо ребенка, оно дышало чистотой детства и невинности, и в то же время оно было древнее времени. Когда ребенок еще совсем невинен, вы можете увидеть эту древность в его лице, ибо ребенок не просто ребенок; он несет груз всех испытаний своих прошлых жизней.
И Акбар спросил его: «Не можешь ли ты научить меня чему-либо?»
И ребенок спокойно ответил ему: «Да!» И Акбар повелел: «Что ж, тогда учи!» А ребенок на это ответил ему: «Ладно, но прежде ты сойдешь со своего трона, а я сяду на него. И тогда ты будешь спрашивать меня как ученик, а не как царь».
И говорят, что Акбар понял; понял, что девять мудрецов были не нужны. Он не мог ничему научиться от них не потому, что они не умели учить, а потому, что он не был готов, не был достаточно смиренным, оставался по отношению к ним царем.
И рассказывают, что Акбар и впрямь сошел с трона и сел на пол у ног ребенка, а тот сел на трон и сказал: «Вот теперь спрашивай, но как ученик, а не как царь».
А Акбар так ничего и не спросил. Предание гласит, что он поблагодарил ребенка, поклонился ему и молвил: «Отпала теперь нужда в вопросах. Простое смиренное сидение у ног твоих уже многому меня научило» [28, с. 173—174].
Новая психология детства
Слабый может спасти сильного, бедный — богатого, наивный — умного. Эта истина Нового Завета почти две тысячи лет фактически игнорировалась миром взрослых как одна из издержек его «чрезмерной метафоричности». А между тем все евангелия пронизаны совершенно особым, уважительным и почтительным отношением к детям и детству. В качестве примера приведем всего лишь одну цитату. В Евангелии от Матфея (18, 1 — 14) говорится: «...ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царствии Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его
117
посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царствие Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царствии Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. ...Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих...» [73, с. 1034—1035].
В XIX в. эту истину проповедовал Ф.М.Достоевский, открыто оспоривший «счастье» мира взрослости, построенное на загубленной жизни ребенка. Особость, особенность мира детства Ф.М.Достоевский воспринимал обостренно. В романе «Братья Карамазовы» это обостренное восприятие выражено, в частности, примечательной фразой Ивана Карамазова: «Дети, пока дети, до семи лет например, страшно отстоят от людей: совсем будто другое существо и с другою породой» [86, с. 217].
В XX в. эта истина перешла от Ф. М.Достоевского и Л. Н.Толстого к Г. Гольдшмиту (Я.Корчаку) и А. Сент-Экзюпери — подлинным идеологам новой человечности. Они каким-то непонятным образом, недоступным подавляющему большинству взрослых, были способны воспринимать природу, «чистую культуру» мира детства, позволяли ей быть такой, какая она есть, умели вступать в диалог с этой культурой. Г. Гольдшмит всем своим творчеством утверждал «право ребенка быть тем, что он есть» [16]. В его замечательных книгах есть и прямые обвинения в адрес традиционной психологии детства. Вот лишь один из примеров: «Исследователи решили, что человек зрелый руководствуется серьезными побуждениями, ребенок импульсивен; взрослый логичен, ребенок во власти прихоти воображения; у взрослого есть характер, определенный моральный облик, ребенок запутался в хаосе инстинктов и желаний. Ребенка изучают не как отличающуюся, а как низшую, более слабую и бедную психическую организацию. Будто все взрослые — ученые профессора. А взрослый — это сплошной винегрет, захолустье взглядов и убеждений, психология стада, суеверие и привычки, легкомысленные поступки отцов и матерей, взрослая жизнь сплошь, от начала до конца, безответственна!» [16, с. 22].
Но, может быть, пришло время, когда эта «парадоксальная», эзотерично и эмоционально выраженная идеология наконец перестанет находиться в жесткой оппозиции к науке? Нам представляется, что сейчас, в начале XXI в., функцию отдельных идеологов-гуманистов должна воспринять новая психология детства. Она призвана показать миру взрослости подлинное содержание и предназначение мира детства.
118
Столь характерные для нашего времени попытки переосмыслить базовые ценности мира взрослости создают благоприятные условия и для переоценки ценностей и стереотипов в психологии детства. Прежде всего должны быть пересмотрены господствующая здесь ассимилятивная парадигма, сами основания и принципы отношений между миром взрослых и миром детей. Одна из первостепенных задач новой, гуманистической психологии детства заключается в том, чтобы на языке научных фактов обосновать законность такого пересмотра.