Файл: Игорь Евгеньевич Суриков Полис, логос, космос мир глазами эллина.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 09.01.2024
Просмотров: 1027
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Или вот еще один характерный пример. В утро перед Саламинской битвой командующий афинским флотом Фемистокл приказал заколоть на алтаре нескольких знатных персидских юношей, незадолго до того захваченных в плен. Делалось это, чтобы снискать благоволение богов. Человеческие жертвоприношения… В наши дни такого, пожалуй, не встретишь и в самых отсталых обществах. А тут высококультурные, рациональные греки – и всё же они приносят в жертву людей!
А уж животных-то приносили в жертву божествам сотнями и тысячами. Справедливо пишет С. С. Аверинцев: «Разве при наших размышлениях о классической античной архитектуре нам легко вообразить, что во время своего функционирования древние храмы, включая Парфенон и другие беломраморные чудеса Эллады, должны были напоминать общественные бойни? Как бы мы вынесли запах крови и горелого жира? А ведь это был быт античных святилищ»171.
Иногда «Веком Разума», даже «Веком Просвещения» (по аналогии с французским Просвещением XVIII века) называют «Периклов век» в Афинах172. Эта блистательная эпоха пришлась в основном на середину V в. до н. э., когда во главе афинского полиса стоял знаменитый Перикл, но ее «отголоски» чувствовались вплоть до конца этого столетия.
В сплоченном Периклом вокруг себя кружке видных интеллектуалов, деятелей культуры были и философы, которых нельзя назвать иначе как вольнодумцами. Особенно бросалось в глаза, что они подвергают сомнению и даже критике устои традиционных религиозных верований. Большинство этих мыслителей, кстати, не были коренными уроженцами Афин, а прибыли туда из других городов.
Так, Анаксагор из Клазомен утверждал, что солнце – это не движущийся по небу на колеснице бог Гелиос, как учили мифы, а огромная раскаленная глыба (правда, величину ее он сильно преуменьшал, считая, что солнце размером с полуостров Пелопоннес). Протагор из Абдер – самый крупный из философов-софистов – написал специальный труд «О богах», причем, судя по всему, с откровенно скептических позиций. Во всяком случае, сочинение начиналось словами: «О богах я не могу знать, есть ли они, нет ли их и каковы они, потому что слишком многое препятствует такому знанию, – и вопрос темен, и людская жизнь коротка»173. Весьма интересно было бы узнать, что же дальше писал Протагор о богах на протяжении целого трактата, если в первой же его фразе заявляется, что сказать-то о них, собственно, ничего и нельзя. Но, увы, это произведение утрачено.
Горячим последователем Протагора и других греческих «просветителей» стал драматург Еврипид, которого часто называют «философом на сцене»
174, потому что он в своих трагедиях постоянно занимался популяризацией передовых философских учений. Вот одно из характерных в этом отношении мест из Еврипида (из пьесы «Троянки»):
О ты, земле движенье и престол
Избравший на земле, кто б ни был ты,
Непостижимый Зевс, природы сила
Иль разум наш…175
Высказывались и взгляды куда более радикальные по сравнению с осторожным скептицизмом Протагора. Так, Диагор с острова Мелос, тоже подвизавшийся в Афинах, совершенно отрицал существование богов, за что и был прозван «Безбожником». Это, возможно, первый в мировой истории пример полного атеизма, хотя вряд ли научного: аргументацией своей позиции Диагор себя не особенно обременял. Наконец, и Сократ, хоть и отнюдь не был атеистом, но имел религиозные представления, весьма отличавшиеся от общепринятых, – более утонченные, так сказать.
Однако чем же закончился в Афинах этот «Век Разума»? Жесточайшей реакцией. Ни один из только что перечисленных философов не ушел от суда. Анаксагора хотели приговорить к казни, и спасла мыслителя лишь помощь его друга и ученика – Перикла: тот то ли, пользуясь своим влиянием, сумел добиться замены смертного приговора штрафом и изгнанием, то ли содействовал заблаговременному удалению Анаксагора из города. Ровно то же самое случилось с Протагором: он, по одним источникам, подвергся изгнанию, по другим – осужден на смерть, но бежал из Афин. По некоторым сведениям, судьи вроде бы даже вынесли специальное определение по его трактату «О богах» – публично сжечь это сочинение. Получается, не в одну только эпоху средневековой европейской инквизиции на площадях пылали «еретические», «запрещенные книги».
Диагора-«безбожника» преследовали особенно сурово. Приговором ему также была казнь, а когда он скрылся – афиняне назначили награду за его голову. Соответствующее постановление приводит комедиограф Аристофан:
Все вы слышали сегодня, как глашатай объявлял:
«Кто преступника – мелийца Диагора – умертвит,
Золотой талант получит…»176.
Наконец, казнен был, как мы знаем, и Сократ. В отличие от вышеперечисленных мыслителей, он не пытался убежать от смерти, а честно принял чашу цикуты из рук палача, убежденный, что законам родины нужно повиноваться в любом случае, даже если в результате пострадаешь ты сам.
Но странный, однако же, «Век Разума» прошел перед нашими глазами! Начиналось с критики традиционных религиозных воззрений
, а кончилось – горящими книгами и смертными приговорами для их авторов. Традиция явным образом победила, и победила жестокими средствами.
Однако в чем же причина того, что именно блистательные Афины, культурная столица Эллады, стали ареной подобной «охоты на ведьм»? На наш взгляд, здесь сыграло большую роль противоречие между передовыми теориями, культивировавшимися в Афинах заезжими философами и их местными последователями, и массовым сознанием рядовых граждан, настроенных еще вполне традиционалистски и совершенно не подготовленных к восприятию новых интеллектуальных веяний. Зерна новых учений падали на почти не подготовленную почву. То, что вполне спокойно воспринималось в V в. до н. э., скажем, в Ионии (именно она была родиной большинства прибывших в Афины «светил»), для афинян не могло не стать источником замешательства и напряженности.
Ведь «Афины V века со своей строгостью нравов, своим благочестием, своей неукоснительной верностью религиозным обычаям отцов, очень резко контрастировали не только с современной ей Ионией, но даже и с Ионией гомеровской эпохи», – справедливо писал выдающийся российский филолог начала XX века Фаддей Францевич Зелинский177. Дух философского умозрения, достигший к этому времени кульминации в ионийских полисах, в Афинах вплоть до эпохи Перикла не имел сколько-нибудь близкой аналогии. Это только потом Афинам было суждено стать «столицей» античной философии, где учили Платон и Аристотель, Зенон-стоик и Эпикур…
При Перикле же перемены в духовной жизни произошли как-то очень уж быстро и резко. Это и породило кризис. «Зазор» между верованиями народа и взглядами культурной элиты стал слишком широким. И – со стороны народа последовала реакция.
«Век Разума» – в любых исторических условиях – вообще редко бывает очень долговечным. Вспоминается благодушное XIX столетие, когда казалось, что разумное начало в мире всецело восторжествовало, что наука скоро принесет людям всеобщее благоденствие… А за этим столетием пришло XX-е, полярно противоположное предыдущему, такое, какое ни у кого язык не повернется назвать «Веком Разума». Напротив, время, когда на свободу вырвались самые страшные и разрушительные иррациональные инстинкты человеческой души. Век двух мировых войн, кровопролитных революций в ряде крупнейших государств, жестоких тоталитарных режимов, изобретения оружия массового уничтожения… «Сон разума рождает чудовищ» – называется известная картина Гойи. А не потому ли разум уснул, что слишком «перетрудился» в предыдущую эпоху?
Но вернемся к грекам. У них мы встречаем и рационализм, и традицию – то во взаимодействии, то в борьбе. Традиция проявлялась, помимо прочего, в ритуале, который занимал колоссальное место во всей жизни эллинов178. Но, впрочем, в каком обществе нет своих ритуалов, которым следуют не по каким-то рациональным соображениям, а потому что «так принято»? Ритуал может быть религиозным, может иметь вполне светский облик, но он повсюду воплощает в себе именно традицию. Жизнь человека без традиций и ритуалов, по всей видимости, в принципе невозможна.
В классическом полисе был создан классический принцип культуры. Принципиальной сущностью этого классического принципа является, по меткому определению историка культуры Георгия Степановича Кнабе, «подвижное равновесие между единством общественного целого и свободным многообразием граждан с их интересами»179. Наблюдения Кнабе сделаны на римском материале, но они вполне применимы и к древнегреческому.
По нашему глубокому убеждению, классическое мировоззрение, классическая культура в пору своего расцвета, в лучших своих проявлениях отличается от культуры как предшествующего, так и последующего периодов именно этим равновесием между общим и частным, между коллективом и индивидом, между традицией и новизной, не взаимоисключавшими друг друга, а сочетавшимися в творческом синтезе. Равновесием, подчеркнем еще раз, подвижным, нестабильным, диалектическим.
Пределы технического прогресса
Выше уже говорилось, что древнегреческая наука – даже в период своего наивысшего развития – была, в отличие от науки Нового времени, совершенно оторвана от практики. И это не случайность, а сознательная позиция античных ученых, видевших в науке самоцель, а не «служанку» потребностей жизни.
Не являлся исключением из общего правила даже величайший ученый древнего мира Архимед (III в. до н. э.). Он сделал немало выдающихся технических, практически применимых изобретений – «архимедов винт», применявшийся для полива полей, мощные рычаги, позволявшие без усилий передвигать тяжелые грузы, оборонительные орудия и машины, с помощью которых жителям родного полиса Архимеда – Сиракуз – удавалось долго сдерживать натиск штурмовавших город римлян. Однако из трудов Архимеда мы узнаём, что сам он рассматривал все эти изобретения всего лишь как игру ума на досуге, а по своим взглядам тоже был сторонником «чистой» науки, развивающейся по собственным законам, а не под влиянием жизненных запросов.
Из такого отношения проистекал тот чрезвычайно значимый факт, что в греческом мире при очень большом прогрессе в теоретических науках в целом весьма слабо была развита техника. Отнюдь не потому, что греки не имели к ней способности или склонности! Напротив, изобретательством они занимались весьма активно.
Скажем, с чисто научной точки зрения поздняя античность была вполне подготовлена к открытию парового двигателя. Более того, такое открытие было даже сделано, хотя об этом мало кто знает! Математик и механик Герон, живший в I в. до н. э., изобрел механизм, в котором вырывавшийся из отверстия пар своей силой подталкивал и заставлял вращаться металлический шарик. Конечно, конструкция еще довольно примитивная. Но главное – принцип был найден. Казалось бы, оставалось только развивать и совершенствовать его. Когда в XVIII в. паровая машина была вторично открыта Уаттом, это немедленно повело к техническому перевороту, появлению пароходов, паровозов и т. п.
Но не так было в античности. Ни у самого Герона, ни у его современников не возникло ни малейшего интереса к практическому применению машины. Для ученого она была не более чем оригинальным плодом игры ума, а те, кто наблюдал за ее действием, видели в ней занятную игрушку.
Тот же Герон изобрел кукольный театр, состоящий из кукол-автоматов, которые самостоятельно разыгрывали целые пьесы, то есть действовали по сложной заданной им программе. Иными словами, они представляли собой что-то вроде первых в истории роботов. Но и это изобретение в античных условиях никак не было использовано на практике.