Файл: М.Г. Ярошевский - История психологии от античности до наших дней.doc
ВУЗ: Московский городской психолого-педагогический университет
Категория: Учебное пособие
Дисциплина: Психология
Добавлен: 10.02.2019
Просмотров: 11062
Скачиваний: 23
Ллойд-Морган полагал, что в ряде случаев животные действуют по методу проб и ошибок. Они достигают цели не сразу, но лишь после того, как перепробуют наугад другие возможности. В его понимании этот способ вовсе не означал "слепого" реагирования. Животное ищет путь, будучи вооружено определенными психическими средствами, недостаточными, однако, для вполне осмысленного действия.
Дискуссия о вариативности поведения. История свидетельствует, что новую психологию "делали" первоначально физиологи. К концу века настал черед зоологов. Перейдя к изучению приспособительного поведения, они попытались разобраться в его механизмах. Вновь с еще большей силой разгорается дискуссия, начатая биологом Пфлюгером и философом Лотце. Но на этот раз в ней появляются новые оттенки, в которых отразились изменения, произведенные Дарвином в понятии об организме и характере его взаимоотношений со средой.
В центре дискуссии стоял вопрос о вариативности поведения. Пфлюгер и Лотце относили ее за счет психических факторов, с тем, однако, существенным различием, что Пфлюгер понимал под этими факторами "сенсорную механику" как свойство серого вещества головного и спинного мозга, а Лотце – бессубстратную душу. В то же время оба одинаково оценивали рефлекторную дугу. Они видели в ней автоматически срабатывающий и сам по себе (без вмешательства психики) не подверженный изменениям механизм.
Теория эволюции заставила по-новому оценить возможности всех систем организма, в том числе и нервно-мышечной. Ее лабильность, изменчивость, подверженность общим законам эволюции становились все более очевидными. Школа Сеченова, а затем и школа Шеррингтона преобразуют механистическое воззрение на рефлекс в биологическое. В 80-х годах появляются работы американских физиологов, в которых доказывалось, что даже коленный рефлекс нельзя рассматривать как неизменный и изолированный феномен.
Мнение о том, что вариативность мышечных реакций детерминируется психикой как таковой, теряло своих сторонников. Теперь уже телесное устройство само по себе считалось способным к адаптивным и интегрированным актам без содействия со стороны психического начала, традиционная трактовка которого вносила нетерпимый для натуралиста налет субъективизма.
Жак Леб: теория тропизмов. Под давлением этих стремлений к трактовке адаптивного (вариативного) поведения, как противоположного психическому, сложилась теория Жака Леба (1859-1924).
Леб представлял механистическое направление. Нужно, однако, иметь в виду, что само это направление не оставалось со времен Декарта неизменным. Формула "организм – это машина" наполнялась одним содержанием у Леонардо да Винчи, Галилея, Декарта, Гартли, Ламетри и совсем иным – в биологии, где утверждались идеи дарвинизма, и опять-таки другим – в век кибернетики.
Каждая эпоха имеет свои задачи. Задача, которую решал Леб, состояла в том, чтобы объяснить исходя из принципа машинообразности приспособительную деятельность живых существ, их способность изменять поведение и научаться. К решению этой задачи Леб приступал с позиций, которые были неведомы его предшественникам. За исходное он брал не заранее данную конструкцию организма, приводимую в действие толчками, идущими из среды, а самое физико-химическую среду, силовые воздействия которой определяют, направляют и преобразуют эту конструкцию. Идея единства всего органического мира привела к открытию такой фундаментальной формы жизни, по отношению к которой все остальные являются производными. Ее Леб обозначил термином "тропизм".
Теория тропизмов сложилась в обстановке, когда многие приверженцы дарвиновского учения стремились совместить его с физико-химическим пониманием жизни. В 80-х годах Леб проводит ряд биологических исследований, давших фактическое обоснование теории тропизмов, провозглашенной в книге "Гелиотропизм животных и его соответствие гелиотропизму растений" (1890). Тропизм по своей структуре напоминает рефлекс, поскольку представляет закономерную и неотвратимую реакцию живого на внешнее воздействие. Однако он несравненно универсальнее рефлекса, так как определяет характер поведения не только живых существ, еще не обладающих нервной системой, но и растений. Рефлекс как самостоятельный тип реакции, производимой специализированным устройством, растворялся в общих физико-химических закономерностях протоплазмы.
В описание организма как "химической машины" вносились два существенных корректива. В качестве эквивалента того, что традиционно считалось ощущением, выступала действительно фундаментальная для сенсорной сферы функция различения; к ней присоединялась не менее фундаментальная мнемическая функция, представление о которой как о всеобщем свойстве живого было выдвинуто еще в 1870 году физиологом Герингом в речи "Память как общая функция организованной материи". Геринг имел в виду способность запечатления и воспроизведения. Леб также говорил об этом своеобразном свойстве, которое, по его словам, может быть имитировано машиной, подобной фонографу. Но этого, с точки зрения Леба, недостаточно для приобретения организмом опыта. Необходимо, чтобы два процесса, происходящие одновременно или в быстрой последовательности, оставляли следы, которые сливаются вместе, так что, если повторяется какой-либо процесс, необходимо должен повториться и другой.
Этот механизм, названный "ассоциативной памятью", объясняет, почему данный стимул способен не только вызвать эффект, соответствующий его природе и специфической структуре стимулированного органа, но и произвести дополнительный эффект, который прежде вызывали другие причины.
Можно ли приписать сознание инфузории? Наиболее решительно выступил против теории тропизмов американский зоолог Г.С.Дженнингс (1868-1947), сделавший на основании своих многочисленных экспериментов вывод о невозможности объяснить адаптивные, легко модифицируемые реакции простейших с помощью физико-химических категорий. Между стимулом и поведенческим эффектом нет однозначной связи, подчеркивал Дженнингс; в промежутке между ними действуют дополнительные факторы.
В целом ситуация, сложившаяся на рубеже XX века, напоминала то, что происходило в середине XIX века. Правда, биологический объект был другой: тогда – обезглавленная лягушка, теперь – инфузория. Но картина была сходная. Расхождения касались не фактов, в достоверности которых никто не сомневался, а их истолкования.
Кардинальный вопрос был сформулирован в заглавии статьи немецкого зоолога А.Бете "Должны ли мы приписывать муравьям и пчелам психические качества?" (1898). Сам Бете отвечал на этот вопрос отрицательно и в следующей статье совместно с Т. Бором и И.Икскюлем изложил проект "объективирующей номенклатуры в физиологии нервной системы" (1899). Проект предусматривал переделку всей традиционной психологической терминологии в строго физиологическую (ощущение заменялось термином "рецепция", память – "резонанс" и т.п.). Расчет был на переход к вполне объективному анализу. Предпосылкой же проекта служило мнение, что психические явления недоступны естественнонаучному, объективному изучению. Однако это не встретило сочувствия у ряда натуралистов.
Дженнингса совершенно не соблазнила перспектива достигнуть объективных стандартов в изучении поведения живых существ ценой игнорирования психики. Он хорошо понимал, что препятствием является вопрос о природе факторов, которые действуют между стимулом и реакцией. По какому типу следует их мыслить? Леб утверждал, что подтипу физико-химических процессов, его противники – по типу психологических. Бете занял агностическую позицию: объективного описания достаточно для целей зоолога, так как субъективное непознаваемо.
Дженнингс не принял ни учение о тропизмах, ни позицию игнорирования внутренних факторов. Но можно ли инфузории приписать сознание? Дженнингс пытался пройти мимо Сциллы – механицизма и Харибды – антропоморфизма. И хотя он этого пути не нашел, сам поиск говорил о рождении новых тенденций. Два момента были выделены Дженнингсом в регуляции вариативного поведения. Прежде всего обмен веществ. Реакции на внешние силы в значительной своей части могут быть объяснены влиянием этих сил на обменные процессы внутри организма. Опыты показывали, что с изменением характера питания менялось и внешнее поведение. Но по какому принципу происходит это изменение? И тут Дженнингс высказал положение, совпавшее с уже известной нам точкой зрения Ллойд-Моргана: животное действует способом проб и ошибок. Он повторил на инфузориях ставший широко известным опыт Киннемана с макаками, которые должны были найти корм в одном из сосудов одинаковой величины, но различной формы. Инфузории и макаки решали задачу однотипно. Животное действовало хаотично, пока случайно не наталкивалось на нужное направление. Тогда число проб, ведущих к цели, и соответственно время, затрачиваемое на ее достижение, начинало сокращаться.
Ллойд-Морган и Дженнингс были зоологами, но логика исследования вынудила их решать психологические задачи. Они приступали к ним без предвзятой интроспекционистской установки. Они исходили из объективных проявлений жизнедеятельности и вместе с тем считали характер этих проявлений свидетельствующим о действии причин психологического, а не только физиологического порядка. Оба внесли существенный вклад в подготовку почвы для утверждения объективного метода в психологии.
Между Сциллой и Харибдой – механицизмом и антропоморфизмом. Наряду с формами поведения, приобретенными в индивидуальном опыте, объектом естественнонаучного анализа становятся инстинкты как системы действий, которые свойственны целому виду, отличаются постоянством и коренятся в общем механизме наследственности. Здесь также возникли коллизии, отразившие в общем виде столкновение механистического способа объяснения с субъективно-психологическим и неудовлетворенность передовой естественнонаучной мысли обоими этими подходами.
Постоянство, машинообразность инстинктов говорили как будто в пользу их безразличия к психическим моментам. Этот механистический взгляд укреплялся ввиду убеждения в его полном соответствии той картине мира, которую создало детерминистское естествознание. Положение, однако, осложнялось возникновением новой, детерминистской теории – дарвиновской биологии, с точки зрения которой невозможно было признать возникновение и развитие каких бы то ни было жизненных феноменов, не выполняющих полезной для организма работы. Поскольку психическое понималось как сознательное, дарвинисты, взявшиеся за изучение инстинктов, признали в качестве их непременного фактора деятельность сознания.
Как уже отмечалось, вскоре этих дарвинистов (Романеса и др.) стали обвинять в том, что они насаждают "метод анекдотов" – приписывают животным сугубо человеческие формы переживаний, мышления, воли и т.д. Но "метод анекдотов" вовсе не был порождением невежества или дилетантизма. Он возник из попытки преодолеть несовместимое с дарвинизмом декартовское представление о животных как чистых автоматах и утвердить реальную ценность психического в эволюции жизни.
Поскольку, однако, дарвинисты в сравнительной психологии не имели первоначально никакого иного воззрения на психику, кроме выработанного в лоне интроспекционизма, их утверждения о наличии сознания у животных неизбежно становились антропоморфическими, а тем самым и несовместимыми с критериями научности. Отсюда возникала дилемма – либо механицизм, либо интроспекционизм, – которая может быть здесь (как и во всех других разделах психологии) преодолена только путем преобразования самого понятия о психическом. Мы видели, как логика развития научного знания влекла к преодолению этой дилеммы тех зоологов, которые изучали индивидуально-вариативное поведение животных.
Познаваемасть психических актов. В области изучения инстинктов на рубеже XX века над этой дилеммой бился зоолог В.А.Вагнер (1849-1934) – основоположник зоопсихологии в России. Отстаивая эволюционный подход, он провел цикл экспериментальных исследований деятельности животных, главным образом при возведении ими различных построек (строительный инстинкт у пауков, водяной жук-серебрянка, городская ласточка и ее постройки, жизнь шмелей). Все эти работы служили обоснованием выдвинутой автором программы построения зоопсихологического знания исходя из объективного метода.
Проблема познаваемости психических актов приобрела в связи с изучением поведения животных новый смысл, какого она не имела прежде, на уровне изучения человека. Сперва эта проблема решалась в традиционно интроспективном плане. Романес подчеркивал, что, кроме суждения по аналогии, нет иной возможности познать психику не только животных, но и других людей. Как полагал этот натуралист, мы соотносим свои умственные состояния с действиями нашего собственного организма, а затем, наблюдая сходные действия других существ, решаем, что у этих существ имеются аналогичные внутренние процессы.
С развитием зоопсихологии, ориентировавшейся на точное и объективное исследование поведения, метод аналогии скомпрометировал себя, выродился в "метод анекдотов". Но тем самым лишалось объяснительной ценности и породившее его общее представление о путях познания психической активности любого организма, рассматриваемого как объект наблюдения и экспериментирования со стороны другого. И очень скоро сдвиги, совершившиеся на почве естественнонаучного анализа психики животных, оказали необратимое воздействие на анализ психики человека.
§5. СОЦИАЛЬНАЯ И КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ
"Психология народов". Философские идеи о социальной сущности человека, его связях с исторически развивающейся жизнью народа получили в XIX веке конкретно-научное воплощение в различных областях знания. Потребность филологии, этнографии, истории и других общественных дисциплин в том, чтобы определить факторы, от которых зависит формирование продуктов культуры, побудила обратиться к области психического. Это внесло новый момент в исследования психической деятельности и открыло перспективу для соотношения этих исследований с исторически развивающимся миром культуры. Начало этого направления связано с попытками немецких ученых приложить схему Гербарта к умственному развитию не отдельного индивида, а целого народа.
Реальный состав знания свидетельствовал о том, что культура каждого народа своеобразна. Это своеобразие было объяснено первичными психическими связями "духа народа", выражающегося в языке, в мифах, обычаях, религии, народной поэзии. Возникает план создания специальной науки, объединяющей историка-филологические исследования с психологическими. Она получила наименование "психология народов". Первоначальный замысел был изложен в редакционной статье первого номера "Журнала сравнительного исследования языка" (1852), а через несколько лет гербартианцы Штейнталь и Лазарус начали издавать специальный журнал "Психология народов и языкознание" (первый том вышел в 1860 году, издание продолжалось до 1890 года).