Файл: Мы будем жить вечно, Сквозь бури и битвы, Сквозь зло и обиды.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 11.01.2024
Просмотров: 127
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Молчал. Да и что ему сказать было? Что пока бегал с автоматом, столько дерьма сожрал, на такие залежи гнуса насмотрелся, что враз воевать расхотелось. Примкнул к противнику, с потрохами сдал свой отряд – легко, красиво, словно и не хлебал с ними щи одной ложкой. На повышение пошел, выслуживался, как мог только. А когда война на спад пошла, и власть решила непокорные районы проволокой колючей обнести, блокпосты поставить, да плюнув, вычеркнуть отбросы сепаратистские из приличного общества, забыл упомянуть, что там у него – жена и дочка. Ибо негоже офицеру связи иметь родственные с приблудами непокорными. Вот и потерялся паспорт гражданский. И совесть тоже, ушла, махнув рукой – чего только не сделаешь ради жратвы повкусней солдатской похлебки. Время прошло, отрекся мысленно от «подвигов». Память, она же субъективна, выборочна.
Скопил деньжат, выгодно выпил водки с дружками - бизнес приобрел приличный, офисом обзавелся солидным. Подружку завел симпатичную – одну, другую, третью.
Просыпался ночью в поту холодном иногда. От того, что уползало сердце прочь – в пятки куда-то. Вспоминал ее – теплую ото сна, с распущенными золотыми волосами, улыбающуюся, и рука к петле тянулась. Но не тот характер был, чтоб руки на себя накладывать. Не тот, чтоб плюнув на все, взять да и вернуться за своей семьей. И дочку-то почти не знал – мельком увидел и на фронт отправился.
А теперь вот – спустя годы, не находил в себе сил проехать тысчонку километров и привезти их сюда – ноги не несли, отказывали.
Вот и сейчас – боялся глаза поднять. Тошно было от своей трусости. И когда только стал таким.
Ника все прочитала по нему, как по книге открытой. Затошнило опять. Переборола себя, подошла.
Он вскинул голову – та кругом пошла от Никиной близости. От запаха – родного, близкого, позабытого. Посмотрел на жену внимательнее, поразился, как изменилось ее лицо – каким непроницаемым стало – не узнать, что думает, не уловить даже отголоска эмоций.
- Ты, верно сделал, Саша, что ушел тогда, – уверенно сказала, подняла на него глаза полные презрения. – Лучше так, чем с таким жалким созданием жить, спать в одной постели, и даже не подозревать о подлости, что таится рядом, о трусости, о жестокости, что в любой момент проснуться может. Как же я ошиблась в тебе, Саша! Как только не рассмотрела тебя настоящего – не уловила за притворной романтической ерундой суть твою гнилую.
Ника усмехнулась жестко, хотя силы на исходе были – хотелось орать и материться, но не могла в грязь лицом, не могла. Должна была уйти красиво.
Глянула на него еще раз – жалкий, он – муж ее, словно ниже ростом стал. Крылья носа пожелтели, на лбу выступила испарина. И молчит все так же – как воды в рот набрал.
- Ты, Саша, забудь, что я приходила, - подняла руки, затянула узел галстука, едва его не придушив, - не ищи нас. Пусть все так и остается – тешься, кувыркайся с рыженькой, она видная девица. А я сегодня дочке расскажу, что ее папа умер. Пусть не ждет больше.
На этом он двинулся раздраженно, дернул головой, отступил. Глянул исподлобья, но Ника не дала ему сказать.
- Молчи, покойники не разговаривают. А я, Саша, тебя давно похоронила. И знаешь, что больше всего меня мучает теперь? Что, как самая настоящая дура – образ твой светлый берегла. Ну, привет.
Сказав, отвернулась, вышла, тихо прикрыв за собой дверь, и оставив его там – не сказавшего ни слова. Растерянного, пристыженного. Униженного.
Оставила там – в кабинете всю любовь былую. Все хорошее, что помнила о нем – в пыль растерла.
С невероятным облегчением спустилась к машине Марка. Уселась впереди, улыбнулась.
Марк удивился ее скорому возвращению, но еще более – абсолютному спокойствию, выдержке. Ника была немного бледна, но улыбалась вполне искренне.
Сам он как на иголках просидел, ее ожидая. Порывался за ней пойти, но раздумал. И так – пока она не вернулась. Даже из машины выходил несколько раз.
Не стал спрашивать, как все прошло. Задал другой вопрос:
- Домой поедем?
- Нет, - головой помотала. – Отвези меня на кладбище.
Глядя, как у Марка вытягивается лицо, пояснила:
- Место присмотрю, куда памятник поставить. Вдруг дочка захочет к отцу наведаться.
Естественно, ни на какое кладбище они не поехали. Марк отвез ее на набережную. Они нашли уединенное место под тенью ветвистой липы, устроились на покрывале, что отыскалось в багажнике.
Вечерело, с воды тянуло приятной прохладой. Тихо было. Спокойно. Впервые за последние сутки.
Обида, что протянула колючие лапы по всей нервной системе, ослабла, растворяться стала. Кровь горячая ее разъедала. Помаленьку, но отпускало.
Ника разоткровенничалась, а Марк с каждым словом ее расслаблялся.
- Не поверишь. Смотрю на него и не чувствую ни боли, ни злости, только отвращение. Да, это было определенно отвращение. Противно сделалось – как на таракана наступила.
Помолчали. Марк сорвал травинку, сунул ее в рот.
- Ты понимаешь, что я убью его? – Повернулся к ней. – Таким, как он – нельзя давать возможность топтать эту землю. У таких внутри нет Вселенных, вместо них там только убогие кроличьи норы.
Ника смотрела в его серьезные глаза, решительно сомкнутые губы и понимала – убьет. Это осознание не принесло ничего – ни страха, ни сожаления. Только заботу ощутила – о нем, о Марке.
- Я не хочу, чтобы ты брал на себя этот грех. Подожди, дай сказать, - положила Марку руку на плечо, предвосхищая возражение. – Я знаю кто ты. Знаю, чем занимался. Понимаю, что убивал не единожды. Но это другое, понимаешь? Не пачкай руки. Они у тебя – золотые.
Обняла Марка за талию, прижалась к широкой груди, чувствуя умиротворение, покой. Сказала:
- Я его уже давно похоронила. Ничего больше не чувствую – испарилась тоска, исчезла светлая память по лелеемому образу. Хорошо, что увидела его. Хорошо, что так все получилось.
Долго сидели у воды. Зажглись фонари, утихло отдаленное веселье подростков. Ника шевельнулась в объятиях Марка. Подняла к нему лицо, поцеловала колючую скулу – не побрился с утра. Выбралась из-под его теплой руки, села на колени, погладила по груди, зарылась ладошками в его волосы. Марк, уловив ее намерения, подхватил за талию, прижал к себе.
Ника улыбнулась, лизнула его за нижнюю губу, а он не отпустил, проник влажно ей в рот, стискивая сильнее спину, поглаживая ребра, приближаясь к груди.
Внутри сделалось горячо, тесно, захотелось его всего – целиком. Зачем она так долго таила в себе страсть, почему так долго не признавалась, что полюбила его беззаветно, крепко. На века. Самой себе не признавалась, трусиха была.
Марк рассмеялся ей на ухо – хрипло, с нескрываемым желанием. Поцеловал висок, скулу, мягко коснулся губ, расслышав томный стон, двинулся ниже – по бархатной шее, провел языком у ключиц. Обхватил ладонями грудь, погладил затвердевшие под его пальцами, соски. Выдохнул, захватил их губами сквозь тонкую ткань сарафана. Ника заерзала у него на коленях, скользнула рукой к пряжке ремня. Погладила затвердевший пах. Не прекращая целовать грудь, Марк скользнул рукой под платье – провел горячей ладонью по животу, поддел кружевную резинку трусиков, проник к сокровенному месту. Ника ахнула Марку в плечо, когда он принялся поглаживать ее, разжигая, заставляя дышать жарче. Невмоготу стало, расстегнула молнию на его брюках, заерзала.
Когда скользнул в нее, застонала протяжно, так, что пульс взорвался. Двинулась медленно, растягивая жар, заставляя дрожать внутри нее. Приник ко рту, поцеловал жадно – сплелись языками дико, нетерпеливо, сладко. Покачиваясь на нем, ускорила темп. Марк почувствовал, как она наливается влажной жарой там – глубоко внутри. Толкнулся навстречу, она застонала ему в шею, запульсировала вокруг него – протяжно, хаотично. Прикусил от наслаждения за губу, излился вслед на ней.
Прислонилась к Марку лбом, обняла крепко за шею. Не встала – все еще чувствовала, как он подрагивает внутри нее.
- Марк, - позвала.
Он поднял на нее затуманенный взгляд. Мышцы на лице еще не расслабились, от того он казался хмурым, но Ника знала, выучила, что это не настроение, а последствие наслаждения.
- Сейчас я могу тебе сказать это, - он улыбнулся, не понимая. – Я люблю тебя, Марк.
Он даже не заметил, что перестал дышать. Облегченно рассмеялся, поцеловал ее в губы, заглянул в глаза и ответил:
- Я давно уже могу сказать это, Лисичка.
- Тогда почему же молчишь? – распахнула глаза.
Марк усмехнулся.
- Потому что это уже ни для кого не секрет. Ты знаешь это. Знаю, что знаешь. Чувствуешь. Так есть ли смысл воздух сотрясать?
Ника засмеялась счастливо. Поцеловала Марка в кончик носа, соскользнула, мяукнув неразборчивое напоследок. Поднялась мягко на ноги и тут же покачнулась – держали они совершенно нетвердо. Прислонилась к дереву спиной и подождала, пока Марк приведет себя в порядок.
- А если бы нас застукал какой-нибудь любопытный? Или полицейские? – поднял голову, хитро улыбнулся. Видно было, что ему весьма по душе пришлись последние несколько часов.
- Не знаю, - прищурилась Ника. – Ты бы рыкнул погромче, они бы и отвязались. А что такого – сидим спокойно под липой, воздухом дышим…
Ответом Нике был довольный смешок.
Пока брели к машине – обнявшись, на заплетающихся ногах, Ника решила еще раз попросить Марка не делать глупостей:
- Обещай, что откажешься от мести.
Рука, что обнимала Нику за плечо, ощутимо напряглась.
- Обещай, - повернулась к нему, заставила остановиться.
- Раз ты так просишь, - скрипнул зубами Марк и отвел глаза.
- Не за него прошу. За тебя. Не хочу, чтобы ты потом этот крест нес, слышишь?
- Слышу, - вздохнул тяжело. – И даю слово.
Вера бегала по участку наперегонки с собачатами, что уже совсем выросли – время-то летит, подумала Ника, с улыбкой глядя на визжащую ватагу. Она сидела на резном крылечке, пила прохладный компот и чувствовала глубокое душевное удовлетворение.
- Заскучала? – спросила вышедшая из дома Надежда Ивановна и надела Нике на голову легкую панаму.
- Совсем нет. Хорошо у вас, спокойно.
Мать Марка погладила девушку по плечу скупым, но от того не менее бережным жестом и вернулась на кухню – пироги с капустой затеяла, не могла отойти надолго.
- Мам, смотри, как Федор умеет, - нетерпеливо крикнула Вера и засмеялась.
Собачонок по кличке Федор в это время крутился юлой – пытался укусить себя хвост. Ника улыбнулась.
- Вижу, милая.
- Папа! – в запале взвизгнула малышка, увидев Марка, что вышел из летней кухни. – Гляди скорее!
Марк застыл с вафельным полотенцем в руках. Сглотнул ком, образовавшийся в горле от этих слов, кивнул рассеянно. Ника в свою очередь пролила на платье компот – дрогнула кисть. Приложила ладонь ко рту, словно это с ее губ сорвалось. Но ребенок даже не обратил внимания на оговорку – Вера уже понеслась дальше по тропинке. Туда, где наливалась соком поздняя клубника.
- Это было неожиданно, но просто-таки чертовски приятно, - утер руки, запачканные машинным маслом, - хочу, чтобы еще так сказала.
- Скажет, - сглотнула Ника и повернулась к нему. – Теперь точно скажет.
И Вера сказала. Через неделю – тоже на эмоциях, обращаясь непосредственно к Марку. Он тогда подошел к малышке, взял на руки, заглянул в ясные глаза и сказал:
- Да, я папа. Не Марк и не дядюшка. Папа. Договорились? – Дождался серьезного кивка, щелкнул невесомо по курносому носику и почувствовал, что в глазах запекло.
Еще через месяц, когда на город наступал капризный сентябрь, произошло очередное событие в жизни Ники.
Она заканчивала перевод, устало терла глаза и опечатывалась на каждом слове, когда родные шумно ввалились в квартиру. Марк с Верой вернулись с прогулки довольные, с липкими пальцами от сладкой ваты. Решив выпить чаю и поприветствовать гулен, Ника выбралась из кабинета. Успела увидеть, как заботливо Марк снимает сандалии с ножек дочки, хотя она уже давным-давно умела разуваться сама. Мелкая крикнула «привет, мам» и убежала к себе – играть с новым пони, почему-то фиолетовым, зажатым подмышкой.
- Балуешь ее, - заметила Марку и поцеловала в терпко пахнущую щеку.
- Совсем нет, - приобнял Нику, уткнулся носом в макушку.
Прошли на кухню в обнимку, а потом Марк внезапно посерьезнел.
- Ника, обрати внимание, - дождался, пока она обернется, отвлечется от рассматривания чайных жестяных банок. – Я не знаю, как это делается по-человечески, поэтому просто скажу, что думаю и баста, - на этих словах Ника разволновалась, кивнула, соглашаясь слушать, а Марк продолжил: