Файл: Книга о примечательном историческом явлении в его развитии с древнейших времен до.pdf

...
Я уж хотел продолжать, чтобы по́том не пахли подмышки
И чтобы грубый не рос волос на крепких ногах, —
Но ведь уроки мои не для женщин Кавказских ущелий
И не для тех, чьи поля поит мизийский Каик!
Право, тогда почему не добавить бы: чистите зубы
И умывайте лицо каждое утро водой?
Сами умеете вы румянец припудривать мелом,
Сами свою белизну красите в розовый цвет.
Ваше искусство заполнит просвет меж бровью и бровью
И оттенит небольшой мушкою кожу щеки.
Нет ничего дурного и в том, чтоб подкрашивать веки
В нежный пепельный цвет или в киднийский шафран.
Есть у меня о таких предметах особая книга, —
Хоть небольшая, она стоила многих трудов;
Там вы найдете совет и о том, как поправить осанку, —
Верьте, в науке моей не позабыто ничто.
Но красота милей без прикрас – поэтому лучше, Чтобы не видели вас за туалетным столом.
Не мудрено оробеть, увидя, как винное сусло,
Вымазав деве лицо, каплет на теплую грудь!
Как отвратительно пахнет тот сок, который в Афинах
Выжат из грязных кусков жирной овечьей шерсти!
Я на глазах у мужчин не сосал бы косточки ланьей,
Я у мужчин на глазах чистить не стал бы зубов, —
То, что дает красоту, само по себе некрасиво:
То, что в работе, – претит, то, что сработано, – нет.
Это литье, на котором красуется подпись Мирона,
Прежде являло собой медный бесформенный ком;
Это кольцо, чтобы стать кольцом, побывало в расплаве;
Ткань, что надета на вас, грязною шерстью была;
Мрамора грубый кусок Венерою стал знаменитой,
Чья отжимает рука влагу из пенных волос, —
Так же и ты выходи напоказ лишь во всем совершенстве:
Скрой свой утренний труд, спящей для нас притворись.
Надо ли мне понимать, отчего так лицо твое бело?
Нет, запри свою дверь, труд незаконченный спрячь.
Что не готово, того не показывай взгляду мужскому —
Многих на свете вещей лучше им вовсе не знать.
………………………………………………………..
Волосы – дело другое. Расчесывай их беззапретно
И перед всеми раскинь их напоказ по плечам.
Только спокойною будь, сдержись, коли станешь сердиться,
Не заставляй без конца их расплетать и сплетать!
Пусть служанка твоя от тебя не боится расправы:
Щек ей ногтями не рви, рук ей иглой не коли, —
Нам неприятно смотреть, как рабыня, в слезах и в уколах,
Кудри должна завивать над ненавистным лицом.
Если же мало красы в волосах твоих – дверь на запоры,
Будь твоя тайна святей тайн Благодатных Богинь!
Помню, подруге моей обо мне доложили внезапно —
Вышла красотка, парик задом надев наперед.

Злейшим лишь нашим врагам пожелаю подобного срама,
Пусть на парфянских девиц этот позор упадет!
Стыдно быку без рогов, и стыдно земле без колосьев,
Стыдно кусту без листвы, а голове без волос.
В самом деле римлянки не ограничивались простым расчесыванием волос. Чтобы привести голову в порядок, римлянки придумали множество малоаппетитных процедур.
Например, волосы модно было осветлять с помощью галльского мыла, состоявшего из букового пепла и козьего жира, или с помощью настойки ореховой кожуры, или с помощью смеси осадка винного уксуса и масла мастикового дерева. Многие из этих составов плохо воздействовали на кожу.
Можно было покрасить волосы и в темный цвет, вытяжкой из зерен бузины, смешанной с натертой черной слоновой костью, или настойкой из сгнивших пиявок, выдержанных на протяжении шестидесяти дней в свинцовой посуде, смешанной с черным вином и виноградным уксусом.
Целым ритуалом был выбор прически. Овидий дает несколько советов:
...
И не забудь, что не все и не всех одинаково красит:
Выбери то, что к лицу, в зеркало глядя, проверь.
К длинным лицам идет пробор, проложенный ровно:
У Лаодамии так волос лежал без прикрас.
Волосы в малом пучке надо лбом и открытые уши —
Эта прическа под стать круглому будет лицу.
Можно на оба плеча раскинуть далекие кудри,
Как их раскидывал Феб, лиру певучую взяв;
Можно связать их узлом на затылке, как дева Диана,
Что, подпоясав хитон, гонит лесное зверье;
Этой к лицу высокий начес, чем пышнее, тем лучше,
Та – волосок к волоску пряди уложит плотней;
Этой будет хорош черепаховый гребень Киллены,
Той – широкий поток вольных волнистых волос.
Но как нельзя на ветвистом дубу желудей перечислить,
Пчел на Гиблейских лугах, зверя в Альпийских горах,
Так нельзя перечесть, какие бывают прически, —
С каждым новым мы днем новые видим вокруг!
А для иных хороша и небрежность: чтоб ты причесалась
Утром сегодня – но пусть кажется, будто вчера!
Так безыскусно искусство. Такою увидел Иолу
И произнес Геркулес: «Вот оно, счастье мое!»
Вакх такою тебя вознес на свою колесницу,
Дева Кносской земли, в кликах сатиров своих.
О, как природа щедра к красоте и девичьей и женской,
Сколько дает она средств всякий урон возместить!
Этого нам не дано, мужчинам, и жадная старость
Нам обнажает чело, словно деревья Борей.
Ну а у женщины есть для седин германские травы,
Соком которых она станет темней, чем была;
Женщина может купить накладные густейшие кудри
И по доступной цене сделать чужое своим;
В этом не видят они никакого стыда, и торговля

Бойко идет на глазах у Геркулеса и Муз.
Нужно ли мне говорить и о платье? И здесь бесполезно
И золотое шитье, и финикийский багрец.
Право, безумно таскать на себе все свое состоянье,
Ежели столько вокруг красок дешевле ценой!
Вот тебе цвет прозрачных небес в безоблачный полдень,
В час, когда солнечный Австр не угрожает дождем;
Вот тебе цвет святого руна, на котором когда-то
Фрикс и Гелла спаслись от раздраженной Ино;
Вот тебе ткань, чей цвет – как волна, чье имя – морское,
Верю, одеты в нее нимфы в пучинах зыбей;
В этой сияет шафран (не таким ли сияет шафраном
Росной Авроры восход на светоносных конях?);
В этой – пафосские мирты, а в той – белоснежные розы,
Та – аметистом цветет, та – журавлиным пером;
Не позабыт ни миндаль, ни твой, Амариллида, желудь,
Воск пчелиный и тот ткани название дал.
Сколько рождает цветов весною земля молодая,
Сонную зиму прогнав, каждой лозою цветя, —
Столько и больше того есть красок на женских одеждах,
Только умей распознать, что кому больше к лицу.
Белой коже – черная ткань: такова Брисеида —
В черной одежде ее быстрый похитил Ахилл.
Темной коже – белая ткань: прекрасная в белом,
Так на скалистый Сериф вышла Кефеева дочь…
Но прежде чем одеться, нужно было сформировать фигуру, устранив все недостатки.
Для этого применялись небольшие валики ткани на талии и под грудью.
Платье, как в Греции, представляло собой куски ткани, драпировавшийся вокруг тела.
Разумеется, существовало бесчисленное количество тканей: от самых дешевых до самых дорогих – и бесчисленное количество способов украшения ткани и драпировки. Узор мог быть выткан прямо на ткани, а мог быть вышит, в том числе и золотой и серебряной нитью.
На ноги надевали узкие сандалии, иногда на высокой платформе, – котурны. Наряд завершали украшения: кто какие себе мог позволить. Серьги, цепи, колье, браслеты, золото, драгоценные камни…
Но самое главное, что советует Овидий женщинам: отдавайтесь. Не будьте жадными.
...
Смертные жены, для вас пример указуют богини:
Не отвечайте же «нет» жадным желаньям мужским!
Страшно обмана? Зачем? Все ваше останется с вами:
Не убывает оно, сколько его ни бери.
Сточится сталь сошника, обкатаются камни о камни,
Но не иссякнет одно – то, чем дается любовь.
Разве кто запретит огню от огня зажигаться
Или возьмет под замок воду в пучинах морей?
Так почему же твердит красавица другу: «Не надо»?
Надо ли воду жалеть, ежели вдоволь воды?
Я не к тому ведь зову, чтобы всем уступать без разбора,
Я лишь твержу: не скупись! Твой безубыточен дар.

Проперций – любитель таких девушек и упоминает о них в одной из своих «Элегий»:
«Некая Филлис живет около храма, посвященного Диане в Авентине. Она не очень очаровательна, но как только она выпьет, то становится соблазнительной. Другая девушка,
Тея, живет в рощах Капитолия, красивая девушка, которая не довольствуется одним мужчиной, когда пьяна. Я решил их позвать, чтобы провести чудесную ночь с ними и тайком попробовать новые удовольствия. Одна постель была застелена для нас троих в уединенном месте. Я расположился между двумя женщинами. Египетский флейтист, кастаньеты Филлис, рассыпанные повсюду розы, карлик Лёгран махал своими короткими ручонками под звуки флейты».
Начиная со II века до н. э. Рим прочно завоевал репутацию гигантского борделя, где смешивались в безостановочной оргии все народы, культуры и вероисповедания. Тит Ливий в своей «Истории Рима» пишет: «В действительности пышность иноземных народов пришла в Рим только с азиатской армией; это она ввела в моду украшенные бронзой постели, ценные ковры, тонкие ткани и материи и, наконец, круглые столики на одной ножке и буфеты, на которые смотрели как на изысканность в убранстве дома. Именно в эту эпоху на пиршества звали певиц, арфистов, шутов, чтобы развеселить гостей; именно тогда тщательно готовились к пиршеству, старались привнести больше великолепия. И повара, которые ранее были лишь рабами, становились очень дорогостоящими, и их ничтожное ремесло считалось искусством».
Изысканность и пышность полностью расцветают в метрополии, куда везут все лучшее со всех концов империи: «Вкус к роскоши – пленительный порок, который проще осудить, чем уберечься от него… Объединим его с развратом, чьи принципы имеют такие же скверные тенденции. Связанные один с другим по сходству, эти пристрастия остаются союзниками в порицании и в возвращении к добропорядочности».
Автор этих строк, Валерий Максим, моралист и государственный деятель, приближенный Тиберия в начале его правления, позже яростно осуждает стареющего императора за то, что тот убегает из Рима и строит на Капри маленький рай: «Убегающий
Тиберий, – пишет Тацит, – укрылся на острове Капри, который отделен проливом от мыса. Я склонен верить, что это одиночество нравится ему, потому что остров без единого порта, не дает убежища малочисленным судам и туда невозможно добраться, не будучи замеченным.
Гора, которая защищает от холодных ветров, зимой поддерживала умеренную температуру; а свободное пространство моря охлаждало летом. Со стороны берега взору открывался самый красивый вид, пока извержение Везувия не изменило эти места… Тиберий только что построил двенадцать домов удовольствий. Именно здесь этот правитель, недавно озабоченный общественными делами, скрыл свои развращения и праздность».
Если Тацит сохраняет некую сдержанность, то Суэтон находит удовольствия в похотливой личной жизни императоров: «Уединившись на Капри, он представлял себе комнаты, полные лавочек для непристойностей. Именно здесь группы молодых распутных девушек и юношей и создатели наслаждений образуют между собой тройную связь и будут заниматься любовью в его присутствии, чтобы оживить этим спектаклем его потухшие желания. Он украсил комнаты самыми сладострастными изображениями и картинами. В лесах и рощах видели молодых людей обоих полов, в впадинах скал и в пещерах, они были в костюмах сильванов и нимф».
Римские распутники переписывают произведения Элефантис, по ним изучают технику любви. Труды Элефантис не дошли до наших дней, но в поэме Овидия можно найти много ценных советов о том, как привораживать мужчин.
Вот женщина, принарядившись, отправляется гулять, а на самом деле выбирать себе любовника:

Вам же, красавицы, нет ни Марсова поля, ни Тибра,
Ни леденящей воды, льющейся с девственных гор.
Вместо этого вам – гулять под Помпеевой тенью
В дни, когда солнцем горит Девы небесной чело;
Не позабудьте взойти к лавроносному Фебову храму,
В память о том, как в зыбях сгинул египетский флот,
Или туда, где сестра, и жена, и зять полководца
В честь корабельных побед вывели строй колоннад;
У алтарей побывайте, где ладан дымится Исиде;
В трех театрах места ждут вас на самом виду;
Теплая кровь пятнает песок ради вашего взгляда,
И огибает столбы бег раскаленных колес.
Кто неприметен – безвестен; а разве безвестное любят?
Много ли пользы в красе, если она не видна?..
Скрой Данаю от глаз, чтобы дряхлою стала старухой
В башне своей, и скажи, где вся ее красота?
Вам, красавицы, вам нужны многолюдные толпы,
Нужно чаще ходить там, где теснится народ!
К целому стаду овец идет за овцою волчица,
В целой стае птиц ищет добычи орел.
Так и свою вы должны красоту показывать всюду,
Чтобы из многих один вашим поклонником стал.
Всюду старайся бывать, где есть кому приглянуться,
Не позабудь ничего, чтобы пленительной быть.
Случай – великое дело: держи наготове приманку,
И на незримый крючок клюнет, где вовсе не ждешь.
Часто ловцы по лесам понапрасну с собаками рыщут —
Вдруг неожиданно сам в сети несется олень…
Но избегайте мужчин, что следят за своей красотою,
Тех, у которых в кудрях лег волосок к волоску!
Что они вам говорят, то другим говорили без счета:
Вечно изменчива в них и непоседлива страсть.
Как постоянными женщинам быть, если сами мужчины
Непостояннее их, сами к любовникам льнут?
Трудно поверить, но верьте. Когда бы поверила Троя
Речи Кассандры своей – Трое стоять бы вовек.
Есть и такие, которым любовь – лишь покров для обмана,
Чтобы на этом пути прибылей стыдных искать.
Даже если у них ароматами кудри сияют.
Даже если башмак тонким глядит язычком,
Даже если на них тончайшая тога и даже
Если на пальцах у них перстень на перстень надет, —
Все равно, меж такими, быть может, и самый учтивый —
Вор, которого жжет страсть по плащу твоему.
«Это – мое!» – лишась своего, взывают девицы;
«Это – мое!» – в ответ грянет им рыночный гул.
Мирно, Венера, глядишь из-под крытого золотом храма
В сонме своих Аппиад ты на такие дела.
Много по Риму имен дурною запятнаны славой —
С кем поведешься, за тех будешь страдать и сама…
Пусть чужая беда в своей вам послужит уроком:
Не открывайте дверей мужу, в чьем сердце – обман!