Файл: Книга о примечательном историческом явлении в его развитии с древнейших времен до.pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 555
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Две Афродиты
Законодатель прекрасно знает свой народ. В IV веке до н. э. поэт Филемон выражает ему свое почтение: «Ты, Солон, ты написал закон общественной полезности, именно ты первым понял необходимость этого демократического и благодетельного установления, Зевс тому – свидетель! Я должен сказать это. Наш город кишел бедными юношами, чей пыл с трудом сдерживала природа, поэтому они свернули с верного пути: для них ты купил, расставил в разных местах женщин, готовых к работе».
В самом деле, достойный мужчина вступает в брак в 40 лет и женится на 12—13-летней девочке, к которой едва пришли первые месячные. Не всякого способна распалить несозревшая плоть, не всякому хватит терпения, чтобы приучить пугливого подростка, не видевшего мужчин, кроме разве что маленьких братьев да отца, время от времени заходившего в гинекей, к обязанностям жены. Быстрое и грубое соитие, фактически изнасилование – и супруг и повелитель оставляет заплаканную жену на руках служанок. И отправляется к женщине, которая некогда обучила его науке любви: к гетере.
Она ждет его, готовая к любовной игре. У египтян гречанки научились изготовлению благовоний, мазей и притираний, которые делали их неотразимыми. Покрасить волосы маслом, настоянным на отваре лаврового листа, так чтобы они сверкали золотом, нарумянить щеки, подвести глаза, оттенить веки, окрасить ресницы и ногти – это искусство гетеры перенимали друг у друга, эти секреты обсуждали, собравшись в укромном месте. Они умели готовить ароматические масла из шалфея, папируса, розы, шафрана, ириса, магнолии, айвы, аниса, можжевельника, и, покидая их ложе, влюбленный надолго запоминал запах кожи и волос любимой женщины. Особенно ценился запах нарда – растения, принадлежащего к семейству валерианы аптечной. Если природа не была щедра к гетере и не одаряла ее пышной копной волос, на помощь приходили кудесники-парикмахеры, которые умели изготавливать парики.
Для того чтобы кожа стала нежной и душистой, гречанки принимали ванны с розовым, ирисовым или лавандовым маслом. Его капали в маленький остродонный флакончик алебастрон, который носили на шнурке между грудями. В угоду желаниям женщин быть красивыми мореходы отправлялись в далекие страны и покупали на вес золота знаменитые аравийские благовония: ладан, мирру, корицу.
Греческий ученый Агатархид рассказывал о благословенных восточных землях:
«Внутренние области тех земель покрыты густыми и высокими лесами. Растут там гордые деревья-гиганты – мирра и ладан. Есть между ними и киннамом, и пальма благоухающая.
Благоухают, впрочем, не только они, но и множество других растений, даже тростник. Лес напоен таким ароматом, что словами невозможно передать даже и малую часть того блаженства, которое испытывает всякий, кто вдыхает его. С ним ни в какое сравнение не идет тот, что источается духами. Благовония, оторванные от своих природных носителей, запертые в склянку и состарившиеся в ней, никак не могут соперничать с тем естественным благоуханием, которым одаряют мир эти дивные растения на корню в пору своего цветения и зрелости».
Естественно, этих женщин часто ненавидели законные жены, но и они часто ненавидели законных жен и друг друга. Ведь заветной целью каждой гетеры было выйти замуж и стать почтенной матроной. Или, по крайней мере, обрести постоянного покровителя.
В борьбе за благосклонность мужчин соперницы не гнушались прибегать к черной магии.
Ночью на перекрестках дорог во имя богини-чародейки Гекаты они жгли ароматические травы и произносили заклинания: «Я связываю Аристоцида и женщин, которые будут появляться у него. Пусть он никогда не поцелует другую женщину или другого мальчика!»
Кто-то заметил, что вопрос его основателен.
– Так вот, – продолжал Сократ, – она уже и сейчас в выигрыше: она получила от нас похвалу, а когда мы разгласим это в публике, она получит еще больше пользы; а нам уже сейчас хочется прикоснуться к тому, на что смотрели, и уйдем мы возбужденные, а уйдя, будем чувствовать томление. Отсюда естественное заключение, что мы – ее поклонники, а она – предмет нашего поклонения.
– Клянусь Зевсом, – отвечала Феодота, – если это так, то я должна бы быть вам благодарной за то, что вы смотрели.
После этого Сократ обратил внимание на то, что сама она – в роскошном наряде, что платье и украшения бывшей при ней матери тщательно подобраны, что у нее много миловидных служанок, тоже одетых не кое-как, и что вообще дом у нее богато обставлен.
Сократ обратился к ней с таким вопросом:
– Скажи, Феодота, есть у тебя земля?
– Нет, – отвечала она.
– Ну так дом доходный?
– И дома нет, – отвечала она.
– Неужели мастерская какая?
– И мастерской нет, – отвечала она.
– Так откуда же у тебя средства? – спросил Сократ.
– Если кто станет моим другом и захочет быть мне благодетелем – вот и появятся средства к жизни.
– Клянусь Герой, Феодота, – сказал Сократ, – превосходная это вещь: иметь стадо друзей гораздо лучше, чем стадо овец, коз и коров. Что же? Ты предоставляешь случаю, чтобы к тебе подлетел друг, как муха, или же и сама придумываешь какие-нибудь способы?
– Какой же я могу найти способ для этого? – спросила Феодота.
– Клянусь Зевсом, – отвечал Сократ, – способ гораздо более пригодный, чем у пауков: ты знаешь, как они охотятся за добычей для удовлетворения своих жизненных потребностей: ткут тонкую паутину, и что в нее попадет, то и служит им пищей.
– Так и мне ты советуешь соткать какую-нибудь сеть? – спросила Феодота.
– Не думай, что вот так запросто можно поймать такую дорогую добычу, как друга.
Разве не видишь, что и при ловле столь малоценной добычи, как зайцы, люди употребляют много хитростей? Зайцы кормятся по ночам, ввиду этого охотники заводят у себя собак, приученных к ночной охоте, и с ними ловят их. Зайцы с наступлением дня убегают; охотники приобретают других собак, которые по запаху чуют, какой дорогой зайцы ушли с пастбища в свое логовище, и отыскивают их. Зайцы так проворно бегают, что исчезают прямо на глазах у охотников. Тогда те добывают себе еще и других собак, быстрых, чтобы они ловили зайцев на бегу. Но зайцы и от них убегают, тогда охотники ставят сети на тропинках, где они бегут, чтобы они попадали в них и запутывались.
– Но как же ловить друзей мне? – спросила Феодота.
– Клянусь Зевсом, вот как, – отвечал Сократ. – Если вместо собаки ты добудешь такого человека, который будет выслеживать и находить тебе богатых любителей красоты, а найдя, устраивать так, чтобы они попали в твои сети.
– Да какие же у меня сети? – спросила Феодота.
– Есть одна, – отвечал Сократ, – и очень ловко обвивающая человека, – твое тело, а в нем душа: она учит тебя, как смотреть на человека, чтоб ему доставить удовольствие; учит тебя, что человека, заботящегося о тебе, надо принимать с радостью, а кто надут чванством, от того держать двери на запоре; заболел друг – принять в нем участие, навестить его; улыбнулось ему счастье – от всего сердца разделить с ним радость; много внимания оказывает он тебе – быть преданной ему всей душой. А в любви, я уверен, ты можешь быть не только нежной, но и заботливой; что друзья тебе дороги, в этом ты их убеждаешь, я уверен, не словом, а делом.
– Нет, клянусь Зевсом, – отвечала Феодота, – я никаких таких способов не употребляю.
– Однако гораздо лучше, – продолжал Сократ, – обходиться с человеком как должно, сообразуясь с его характером: ведь силой, конечно, не поймаешь и не удержишь друга; надо делать добро и доставлять удовольствия этому зверю, чтобы он попался в твои сети и никуда не убежал.
– Правда твоя, – согласилась Феодота.
– Ты должна, стало быть, – продолжал Сократ, – прежде всего у людей, относящихся к тебе со вниманием, просить лишь таких услуг, которые им доставляют возможно меньше хлопот, а затем и со своей стороны отвечать им такими же услугами: при этих условиях люди, скорее всего, могут стать друзьями, всего дольше любить и всего больше оказывать добра. Всего приятнее им будет, если то, что у тебя есть, ты будешь дарить им, когда им это нужно: как ты знаешь, даже самое вкусное блюдо кажется невкусным, если подают его, когда еще нет аппетита; а когда человек сыт, оно производит даже отвращение; но если подать кушанье, возбудив в человеке голод, то оно, хотя бы было и плоховато, кажется очень вкусным.
– Так как же я могла бы возбудить голод к тому, что у меня есть? – спросила Феодота.
– А вот как, клянусь Зевсом, – отвечал Сократ. – Прежде всего, если ты не будешь ни предлагать этого, ни поминать, когда люди сыты, пока не пройдет у них чувство пресыщения и не явится вновь желание; затем, когда у них будет желание, будешь напоминать им о нем лишь в самой скромной форме, так чтобы не казалось, что ты сама навязываешься им со своей любовью, а, напротив, показывай, что ты уклоняешься от этого, пока наконец их страсть не дойдет до высшего предела: в такую минуту те же самые дары имеют гораздо более высокую цену, чем если предлагать их, пока еще нет страсти.
Тут Феодота сказала:
– А почему бы тебе, Сократ, не поохотиться на друзей вместе со мной?!
– Хорошо, если только ты меня уговоришь, – отвечал Сократ.
– А как же мне уговорить тебя? – спросила Феодота.
– Уж об этом ты сама подумай и найди такой способ, если будет надобность во мне, – отвечал Сократ.
– Так ты ходи ко мне почаще, – попросила Феодота.
Тут Сократ, иронизируя по поводу того, что он занимается общественными делами, сказал:
– Нет, Феодота, мне не очень-то легко улучить свободную минутку: множество своих и общественных дел не дает мне свободы. А к тому же у меня есть подружки, которые ни днем ни ночью не дадут мне уйти от них: они учатся у меня привораживать любовными зельями и заговорами.
– Так ты и это знаешь, Сократ? – удивилась Феодота.
– А как ты думаешь, – отвечал Сократ, – почему и Аполлодор вот и Антисфен никогда от меня не отходят? Почему и Кебет, и Симмий ходят ко мне из Фив? Будь уверена, тут дело не обходится без множества волшебных напитков, заговоров, магических колес!
– Так одолжи ты мне это колесо, – сказала Феодота, – я на тебе прежде всех попробую его, поверчу!
– Нет, клянусь Зевсом, – обещал Сократ, – я не хочу, чтобы меня самого к тебе влекло; хочу, чтобы ты ходила ко мне.
– Хорошо, буду ходить, – отвечала Феодота, – только ты пускай меня к себе!
– Хорошо, буду пускать, – сказал Сократ, – если только у меня дома не будет какой милой, что милее тебя!»
Итак, гетера не только обольстительница, но и заботливый друг, однако одновременно она не только заботливый друг, но и обольстительница. Она должна вкрадчиво намекать на свои прелести и распалять клиентов так, чтобы им казалось, что желание зарождается в них само собой.
В борделях для бедняков все проще. Гетерам нет необходимости искусно распалять вожделение пресыщенных клиентов; моряки, крестьяне, ремесленники, которые приходят к
Законодатель прекрасно знает свой народ. В IV веке до н. э. поэт Филемон выражает ему свое почтение: «Ты, Солон, ты написал закон общественной полезности, именно ты первым понял необходимость этого демократического и благодетельного установления, Зевс тому – свидетель! Я должен сказать это. Наш город кишел бедными юношами, чей пыл с трудом сдерживала природа, поэтому они свернули с верного пути: для них ты купил, расставил в разных местах женщин, готовых к работе».
В самом деле, достойный мужчина вступает в брак в 40 лет и женится на 12—13-летней девочке, к которой едва пришли первые месячные. Не всякого способна распалить несозревшая плоть, не всякому хватит терпения, чтобы приучить пугливого подростка, не видевшего мужчин, кроме разве что маленьких братьев да отца, время от времени заходившего в гинекей, к обязанностям жены. Быстрое и грубое соитие, фактически изнасилование – и супруг и повелитель оставляет заплаканную жену на руках служанок. И отправляется к женщине, которая некогда обучила его науке любви: к гетере.
Она ждет его, готовая к любовной игре. У египтян гречанки научились изготовлению благовоний, мазей и притираний, которые делали их неотразимыми. Покрасить волосы маслом, настоянным на отваре лаврового листа, так чтобы они сверкали золотом, нарумянить щеки, подвести глаза, оттенить веки, окрасить ресницы и ногти – это искусство гетеры перенимали друг у друга, эти секреты обсуждали, собравшись в укромном месте. Они умели готовить ароматические масла из шалфея, папируса, розы, шафрана, ириса, магнолии, айвы, аниса, можжевельника, и, покидая их ложе, влюбленный надолго запоминал запах кожи и волос любимой женщины. Особенно ценился запах нарда – растения, принадлежащего к семейству валерианы аптечной. Если природа не была щедра к гетере и не одаряла ее пышной копной волос, на помощь приходили кудесники-парикмахеры, которые умели изготавливать парики.
Для того чтобы кожа стала нежной и душистой, гречанки принимали ванны с розовым, ирисовым или лавандовым маслом. Его капали в маленький остродонный флакончик алебастрон, который носили на шнурке между грудями. В угоду желаниям женщин быть красивыми мореходы отправлялись в далекие страны и покупали на вес золота знаменитые аравийские благовония: ладан, мирру, корицу.
Греческий ученый Агатархид рассказывал о благословенных восточных землях:
«Внутренние области тех земель покрыты густыми и высокими лесами. Растут там гордые деревья-гиганты – мирра и ладан. Есть между ними и киннамом, и пальма благоухающая.
Благоухают, впрочем, не только они, но и множество других растений, даже тростник. Лес напоен таким ароматом, что словами невозможно передать даже и малую часть того блаженства, которое испытывает всякий, кто вдыхает его. С ним ни в какое сравнение не идет тот, что источается духами. Благовония, оторванные от своих природных носителей, запертые в склянку и состарившиеся в ней, никак не могут соперничать с тем естественным благоуханием, которым одаряют мир эти дивные растения на корню в пору своего цветения и зрелости».
Естественно, этих женщин часто ненавидели законные жены, но и они часто ненавидели законных жен и друг друга. Ведь заветной целью каждой гетеры было выйти замуж и стать почтенной матроной. Или, по крайней мере, обрести постоянного покровителя.
В борьбе за благосклонность мужчин соперницы не гнушались прибегать к черной магии.
Ночью на перекрестках дорог во имя богини-чародейки Гекаты они жгли ароматические травы и произносили заклинания: «Я связываю Аристоцида и женщин, которые будут появляться у него. Пусть он никогда не поцелует другую женщину или другого мальчика!»
или «Грязная Фетима, чтоб она сдохла! Через эту запись я связываю помолвку и брак
Фетимы и Дионисофона, как и его брак с любой другой женщиной, как вдовой, так и девой…
Пусть он не возьмет никакую другую женщину, кроме меня, пусть только мне будет позволено стареть рядом с Дионисофоном, и никем другим».
Нравственность прибыльна, афиняне устанавливают налог на публичные дома с красноречивым названием porniko. Не менее десяти должностных лиц собирают его, и вскоре, как указывает источник, «Солон воздвиг храм Афродите (покровительнице проституток) на деньги с уплаченных налогов от содержательниц публичных домов».
Частные диктерионы также приносят неплохой доход их владельцам. Владеть домом удовольствий – это бизнес, не хуже и не лучше, чем любой другой. Основная трудность – найти в мире мошенников надежного управляющего. Лучше всего на эту роль подходили бывшие проститутки и сутенеры. Они покупают рабов, мужчин или женщин, обучают их делу, присматривают за ними, следят за тем, чтобы удовольствия не были бесплатными.
Умирая, богатый Флоктемон оставляет своим детям два публичных дома, один – в Пирее, которым управляет человек без предрассудков, второй – в Керамик, где управляла некая
Алкееи, которая давала свои уроки в заведении в Пирее.
Потомкам не остается ничего, кроме развалин пирейского диктериона, около священных ворот. Зато авторы, которые их описывают, многословны.
Есть разные дома для разной публики. Заведения для простого народа очень доходные: быстрый секс, быстрые деньги. Обслуживание клиента стоит немного, рабочий со средним заработком может себе позволить покупать проституток восемь раз в день. Комнаты, закрытые несвежим занавесом, соломенный тюфяк для любовных утех… Сцена освещена одной из глиняных ламп с недвусмысленными изображениями, подсказывающими любовникам, как им скоротать время: фелляция, содомия, дриолизм и т. п. «Возможно, ты немного угрюм? Есть вещи, которые тебя огорчают. Двери открыты для тебя. Цена: обол; покорись! Не церемонься! За свои деньги ты получишь все, что хочешь и как ты хочешь», – напишет Плутарх. Девушки выстроены в ряд во дворе; «они появляются обнаженными: таким образом, они не могут не дать то, что обещано», – рассказывает тот же автор. Иногда они оборачивают материей бедра, это знак крайней застенчивости, почти целомудрия. Для тех, кто предпочитает не девушек, существуют публичные дома с юношами: те же правила, та же цена. В одном из таких мест Сократ встречает Феодона из Элиды, которого он сделает учеником. История мальчика-проститута, ставшего философом, такова: при взятии Элиды спартанцами Феодон в числе других военнопленных достался одному из торговцев рабами, который продал его в Афинах содержателю дома проституции. Случайно познакомившись с
Сократом, Феодон упросил последнего выкупить его. Именно с Феодоном Сократ беседует в платоновском диалоге, посвященном бессмертию души.
Гетеру Феодоту он не стал брать в ученицы, но тем не менее удостоил беседы. Вот что рассказывает биограф Сократа Ксенофонт:
«Одно время в Афинах жила женщина по имени Феодота, которая отдавалась всякому, кто искал ее любви. Кто-то в присутствии Сократа упомянул о ней и сказал, что красота ее выше всякого описания и что живописцы приходят к ней писать с нее и она показывает им себя настолько, насколько дозволяет приличие.
– Надо бы нам сходить посмотреть, – сказал Сократ, – ведь по одним слухам не представишь себе того, что выше описания.
– Пойдемте со мною сейчас, – отвечал рассказчик.
Так они пошли к Феодоте и застали ее позировавшей перед каким-то живописцем. Они стали смотреть на нее.
Когда живописец закончил, Сократ молвил:
– Друзья мои! Кто кого должен больше благодарить – мы ли Феодоту за то, что она показала нам свою красоту, или она нас за то, что мы на нее смотрели? Не правда ли, если ей полезнее показывать себя, то она должна быть нам благодарна, а если нам полезнее смотреть, то мы ей?
Фетимы и Дионисофона, как и его брак с любой другой женщиной, как вдовой, так и девой…
Пусть он не возьмет никакую другую женщину, кроме меня, пусть только мне будет позволено стареть рядом с Дионисофоном, и никем другим».
Нравственность прибыльна, афиняне устанавливают налог на публичные дома с красноречивым названием porniko. Не менее десяти должностных лиц собирают его, и вскоре, как указывает источник, «Солон воздвиг храм Афродите (покровительнице проституток) на деньги с уплаченных налогов от содержательниц публичных домов».
Частные диктерионы также приносят неплохой доход их владельцам. Владеть домом удовольствий – это бизнес, не хуже и не лучше, чем любой другой. Основная трудность – найти в мире мошенников надежного управляющего. Лучше всего на эту роль подходили бывшие проститутки и сутенеры. Они покупают рабов, мужчин или женщин, обучают их делу, присматривают за ними, следят за тем, чтобы удовольствия не были бесплатными.
Умирая, богатый Флоктемон оставляет своим детям два публичных дома, один – в Пирее, которым управляет человек без предрассудков, второй – в Керамик, где управляла некая
Алкееи, которая давала свои уроки в заведении в Пирее.
Потомкам не остается ничего, кроме развалин пирейского диктериона, около священных ворот. Зато авторы, которые их описывают, многословны.
Есть разные дома для разной публики. Заведения для простого народа очень доходные: быстрый секс, быстрые деньги. Обслуживание клиента стоит немного, рабочий со средним заработком может себе позволить покупать проституток восемь раз в день. Комнаты, закрытые несвежим занавесом, соломенный тюфяк для любовных утех… Сцена освещена одной из глиняных ламп с недвусмысленными изображениями, подсказывающими любовникам, как им скоротать время: фелляция, содомия, дриолизм и т. п. «Возможно, ты немного угрюм? Есть вещи, которые тебя огорчают. Двери открыты для тебя. Цена: обол; покорись! Не церемонься! За свои деньги ты получишь все, что хочешь и как ты хочешь», – напишет Плутарх. Девушки выстроены в ряд во дворе; «они появляются обнаженными: таким образом, они не могут не дать то, что обещано», – рассказывает тот же автор. Иногда они оборачивают материей бедра, это знак крайней застенчивости, почти целомудрия. Для тех, кто предпочитает не девушек, существуют публичные дома с юношами: те же правила, та же цена. В одном из таких мест Сократ встречает Феодона из Элиды, которого он сделает учеником. История мальчика-проститута, ставшего философом, такова: при взятии Элиды спартанцами Феодон в числе других военнопленных достался одному из торговцев рабами, который продал его в Афинах содержателю дома проституции. Случайно познакомившись с
Сократом, Феодон упросил последнего выкупить его. Именно с Феодоном Сократ беседует в платоновском диалоге, посвященном бессмертию души.
Гетеру Феодоту он не стал брать в ученицы, но тем не менее удостоил беседы. Вот что рассказывает биограф Сократа Ксенофонт:
«Одно время в Афинах жила женщина по имени Феодота, которая отдавалась всякому, кто искал ее любви. Кто-то в присутствии Сократа упомянул о ней и сказал, что красота ее выше всякого описания и что живописцы приходят к ней писать с нее и она показывает им себя настолько, насколько дозволяет приличие.
– Надо бы нам сходить посмотреть, – сказал Сократ, – ведь по одним слухам не представишь себе того, что выше описания.
– Пойдемте со мною сейчас, – отвечал рассказчик.
Так они пошли к Феодоте и застали ее позировавшей перед каким-то живописцем. Они стали смотреть на нее.
Когда живописец закончил, Сократ молвил:
– Друзья мои! Кто кого должен больше благодарить – мы ли Феодоту за то, что она показала нам свою красоту, или она нас за то, что мы на нее смотрели? Не правда ли, если ей полезнее показывать себя, то она должна быть нам благодарна, а если нам полезнее смотреть, то мы ей?
Кто-то заметил, что вопрос его основателен.
– Так вот, – продолжал Сократ, – она уже и сейчас в выигрыше: она получила от нас похвалу, а когда мы разгласим это в публике, она получит еще больше пользы; а нам уже сейчас хочется прикоснуться к тому, на что смотрели, и уйдем мы возбужденные, а уйдя, будем чувствовать томление. Отсюда естественное заключение, что мы – ее поклонники, а она – предмет нашего поклонения.
– Клянусь Зевсом, – отвечала Феодота, – если это так, то я должна бы быть вам благодарной за то, что вы смотрели.
После этого Сократ обратил внимание на то, что сама она – в роскошном наряде, что платье и украшения бывшей при ней матери тщательно подобраны, что у нее много миловидных служанок, тоже одетых не кое-как, и что вообще дом у нее богато обставлен.
Сократ обратился к ней с таким вопросом:
– Скажи, Феодота, есть у тебя земля?
– Нет, – отвечала она.
– Ну так дом доходный?
– И дома нет, – отвечала она.
– Неужели мастерская какая?
– И мастерской нет, – отвечала она.
– Так откуда же у тебя средства? – спросил Сократ.
– Если кто станет моим другом и захочет быть мне благодетелем – вот и появятся средства к жизни.
– Клянусь Герой, Феодота, – сказал Сократ, – превосходная это вещь: иметь стадо друзей гораздо лучше, чем стадо овец, коз и коров. Что же? Ты предоставляешь случаю, чтобы к тебе подлетел друг, как муха, или же и сама придумываешь какие-нибудь способы?
– Какой же я могу найти способ для этого? – спросила Феодота.
– Клянусь Зевсом, – отвечал Сократ, – способ гораздо более пригодный, чем у пауков: ты знаешь, как они охотятся за добычей для удовлетворения своих жизненных потребностей: ткут тонкую паутину, и что в нее попадет, то и служит им пищей.
– Так и мне ты советуешь соткать какую-нибудь сеть? – спросила Феодота.
– Не думай, что вот так запросто можно поймать такую дорогую добычу, как друга.
Разве не видишь, что и при ловле столь малоценной добычи, как зайцы, люди употребляют много хитростей? Зайцы кормятся по ночам, ввиду этого охотники заводят у себя собак, приученных к ночной охоте, и с ними ловят их. Зайцы с наступлением дня убегают; охотники приобретают других собак, которые по запаху чуют, какой дорогой зайцы ушли с пастбища в свое логовище, и отыскивают их. Зайцы так проворно бегают, что исчезают прямо на глазах у охотников. Тогда те добывают себе еще и других собак, быстрых, чтобы они ловили зайцев на бегу. Но зайцы и от них убегают, тогда охотники ставят сети на тропинках, где они бегут, чтобы они попадали в них и запутывались.
– Но как же ловить друзей мне? – спросила Феодота.
– Клянусь Зевсом, вот как, – отвечал Сократ. – Если вместо собаки ты добудешь такого человека, который будет выслеживать и находить тебе богатых любителей красоты, а найдя, устраивать так, чтобы они попали в твои сети.
– Да какие же у меня сети? – спросила Феодота.
– Есть одна, – отвечал Сократ, – и очень ловко обвивающая человека, – твое тело, а в нем душа: она учит тебя, как смотреть на человека, чтоб ему доставить удовольствие; учит тебя, что человека, заботящегося о тебе, надо принимать с радостью, а кто надут чванством, от того держать двери на запоре; заболел друг – принять в нем участие, навестить его; улыбнулось ему счастье – от всего сердца разделить с ним радость; много внимания оказывает он тебе – быть преданной ему всей душой. А в любви, я уверен, ты можешь быть не только нежной, но и заботливой; что друзья тебе дороги, в этом ты их убеждаешь, я уверен, не словом, а делом.
– Нет, клянусь Зевсом, – отвечала Феодота, – я никаких таких способов не употребляю.
– Однако гораздо лучше, – продолжал Сократ, – обходиться с человеком как должно, сообразуясь с его характером: ведь силой, конечно, не поймаешь и не удержишь друга; надо делать добро и доставлять удовольствия этому зверю, чтобы он попался в твои сети и никуда не убежал.
– Правда твоя, – согласилась Феодота.
– Ты должна, стало быть, – продолжал Сократ, – прежде всего у людей, относящихся к тебе со вниманием, просить лишь таких услуг, которые им доставляют возможно меньше хлопот, а затем и со своей стороны отвечать им такими же услугами: при этих условиях люди, скорее всего, могут стать друзьями, всего дольше любить и всего больше оказывать добра. Всего приятнее им будет, если то, что у тебя есть, ты будешь дарить им, когда им это нужно: как ты знаешь, даже самое вкусное блюдо кажется невкусным, если подают его, когда еще нет аппетита; а когда человек сыт, оно производит даже отвращение; но если подать кушанье, возбудив в человеке голод, то оно, хотя бы было и плоховато, кажется очень вкусным.
– Так как же я могла бы возбудить голод к тому, что у меня есть? – спросила Феодота.
– А вот как, клянусь Зевсом, – отвечал Сократ. – Прежде всего, если ты не будешь ни предлагать этого, ни поминать, когда люди сыты, пока не пройдет у них чувство пресыщения и не явится вновь желание; затем, когда у них будет желание, будешь напоминать им о нем лишь в самой скромной форме, так чтобы не казалось, что ты сама навязываешься им со своей любовью, а, напротив, показывай, что ты уклоняешься от этого, пока наконец их страсть не дойдет до высшего предела: в такую минуту те же самые дары имеют гораздо более высокую цену, чем если предлагать их, пока еще нет страсти.
Тут Феодота сказала:
– А почему бы тебе, Сократ, не поохотиться на друзей вместе со мной?!
– Хорошо, если только ты меня уговоришь, – отвечал Сократ.
– А как же мне уговорить тебя? – спросила Феодота.
– Уж об этом ты сама подумай и найди такой способ, если будет надобность во мне, – отвечал Сократ.
– Так ты ходи ко мне почаще, – попросила Феодота.
Тут Сократ, иронизируя по поводу того, что он занимается общественными делами, сказал:
– Нет, Феодота, мне не очень-то легко улучить свободную минутку: множество своих и общественных дел не дает мне свободы. А к тому же у меня есть подружки, которые ни днем ни ночью не дадут мне уйти от них: они учатся у меня привораживать любовными зельями и заговорами.
– Так ты и это знаешь, Сократ? – удивилась Феодота.
– А как ты думаешь, – отвечал Сократ, – почему и Аполлодор вот и Антисфен никогда от меня не отходят? Почему и Кебет, и Симмий ходят ко мне из Фив? Будь уверена, тут дело не обходится без множества волшебных напитков, заговоров, магических колес!
– Так одолжи ты мне это колесо, – сказала Феодота, – я на тебе прежде всех попробую его, поверчу!
– Нет, клянусь Зевсом, – обещал Сократ, – я не хочу, чтобы меня самого к тебе влекло; хочу, чтобы ты ходила ко мне.
– Хорошо, буду ходить, – отвечала Феодота, – только ты пускай меня к себе!
– Хорошо, буду пускать, – сказал Сократ, – если только у меня дома не будет какой милой, что милее тебя!»
Итак, гетера не только обольстительница, но и заботливый друг, однако одновременно она не только заботливый друг, но и обольстительница. Она должна вкрадчиво намекать на свои прелести и распалять клиентов так, чтобы им казалось, что желание зарождается в них само собой.
В борделях для бедняков все проще. Гетерам нет необходимости искусно распалять вожделение пресыщенных клиентов; моряки, крестьяне, ремесленники, которые приходят к
ним, неизменно полны похоти. Расходы меньше, но меньше и доходы.
У блудниц нет определенных часов работы, они живут прямо там, где работают, и работают там, где живут. Здесь царят запахи чеснока, лука, похлебки, смешанные с запахом дешевого секса и немытых тел. В свободные часы между двумя клиентами они рассказывают друг другу те же истории, что и в публичных домах остального мира. Они обмениваются советами, как оставаться привлекательными и отсрочить тот день, когда им придется просить милостыню на перекрестках.
Они развлекаются, вспоминая своих клиентов: очень толстые, очень маленькие, очень жирные, непристойные, неумелые, девственники… Некоторым везет: они находят богатых, влюбляют их в себя и те приносят подарки; эти редкие источники дохода заслуживают того, чтобы за них бились. Поэтому девушки часто ссорятся и дерутся до тех пор, пока содержательница публичного дома не восстановит порядок.
Она командует всеми: сильная женщина, хороший распорядитель, она сладкоречива с новым клиентом, умеет поддерживать порядок, ведет торговлю, советует, устраивает клиента, получив от него деньги…
Вопреки Солону проституция просачивается на улицы. Проституток нетрудно узнать: краска на лице, соблазнительные жесты, недвусмысленные выражения, и для простодушных прохожих их подбитые гвоздями сандалии оставляли за собой слова: «Следуй за мной». В начале IV века до н. э. комический поэт Эбулос пишет: «Вы намалеваны свинцовыми белилами, ваши щеки намазаны соком тутовой ягоды… Выйдите светлым днем, и [все увидят]: два черных ручейка текут из ваших глаз и крупные капли пота текут с ваших щек по вашей шее, оставляя красные борозды; в это время ваши растрепанные волосы, прикрывающие лицо, совсем серые, настолько они испорчены белилами».
Уличные девушки и юноши заставляют мечтать любителей свежей плоти.
...
О, торговка розами!
Ты как этот цветок!
Если хочешь, поговорим о другом:
Ты продаешь прекрасные букеты?
Или ты продаешь свою красоту?
Но, может, ты продаешь и то и другое?
Не обходится без недоразумений:
...
Я видел мальчишку, который плел
Потрясающие гирлянды
В то время, когда я проходил
По рынкам, где продаются подобные вещи.
Однако я был поражен. Я сказал нежно:
Сколько стоит твой цветок?
Твой алый бутон?
Он ответил: «Уходи! Иначе
Мой отец увидит тебя!»
Я купил для вида один из его венков.
Вернувшись домой,
Я их подарил богам…
У блудниц нет определенных часов работы, они живут прямо там, где работают, и работают там, где живут. Здесь царят запахи чеснока, лука, похлебки, смешанные с запахом дешевого секса и немытых тел. В свободные часы между двумя клиентами они рассказывают друг другу те же истории, что и в публичных домах остального мира. Они обмениваются советами, как оставаться привлекательными и отсрочить тот день, когда им придется просить милостыню на перекрестках.
Они развлекаются, вспоминая своих клиентов: очень толстые, очень маленькие, очень жирные, непристойные, неумелые, девственники… Некоторым везет: они находят богатых, влюбляют их в себя и те приносят подарки; эти редкие источники дохода заслуживают того, чтобы за них бились. Поэтому девушки часто ссорятся и дерутся до тех пор, пока содержательница публичного дома не восстановит порядок.
Она командует всеми: сильная женщина, хороший распорядитель, она сладкоречива с новым клиентом, умеет поддерживать порядок, ведет торговлю, советует, устраивает клиента, получив от него деньги…
Вопреки Солону проституция просачивается на улицы. Проституток нетрудно узнать: краска на лице, соблазнительные жесты, недвусмысленные выражения, и для простодушных прохожих их подбитые гвоздями сандалии оставляли за собой слова: «Следуй за мной». В начале IV века до н. э. комический поэт Эбулос пишет: «Вы намалеваны свинцовыми белилами, ваши щеки намазаны соком тутовой ягоды… Выйдите светлым днем, и [все увидят]: два черных ручейка текут из ваших глаз и крупные капли пота текут с ваших щек по вашей шее, оставляя красные борозды; в это время ваши растрепанные волосы, прикрывающие лицо, совсем серые, настолько они испорчены белилами».
Уличные девушки и юноши заставляют мечтать любителей свежей плоти.
...
О, торговка розами!
Ты как этот цветок!
Если хочешь, поговорим о другом:
Ты продаешь прекрасные букеты?
Или ты продаешь свою красоту?
Но, может, ты продаешь и то и другое?
Не обходится без недоразумений:
...
Я видел мальчишку, который плел
Потрясающие гирлянды
В то время, когда я проходил
По рынкам, где продаются подобные вещи.
Однако я был поражен. Я сказал нежно:
Сколько стоит твой цветок?
Твой алый бутон?
Он ответил: «Уходи! Иначе
Мой отец увидит тебя!»
Я купил для вида один из его венков.
Вернувшись домой,
Я их подарил богам…