Файл: Литература по гуманитарными социальным дисциплинам для высшей школы и средних специальных учебных заведений готовится и издается при содействии Института Открытое общество Фонд.pdf

Археологические находки последних десятилетий как будто подтверждают слова Черноризца Храбра (во всяком случае, не противоречат им) об использовании славянами греческого алфавита до изобретения специальной азбуки. Это, судя по всему, справедливо и для восточных славян. Древнейшая славянская надпись на сосуде из Гнездова, видимо одно из свидетельств тому Она датируется первой половиной X в, те. временем, примерно на полвека опережающим дату официального принятия христианства Русью. Уже сам по себе этот факт приводил многих исследователей в замешательство. Нам недостает не только абсолютной уверенности в правильности датировки признается, в частности, Б. О. Унбегаун,— но и убеждения, что за шестьдесят лет до крещения руси кривичи стали пользоваться религиозным письмом для украшения своей кухонной посуды»
40
Между тем, проблема находит вполне удовлетворительное решение, если предположить, что гнездовская надпись сделана греческими буквами, приспособленными для передачи славянской фонетики. Так, ГА. Хабургаев пишет
«...гнездовская надпись. залет ее научного изучения таки не получила общепризнанной интерпретации При этом существующие на сегодня прочтения — гороу-хщ-а, гороу-х-а, гороу-шн-а,
гороу-нш-а, гороу-нщ-а, гороу-н'-а, притом, что никто не сомневается, что перед нами производное (причастие — рус. горючая,
ц.-сл, горюща) от глагола
ãîð-hòè
),— расходятся, как нетрудно заметить, только водном пункте — как раз там, где не могла быть адекватно использована какая-либо греческая (!) буква, в то время как все остальные позиции читаются однозначно»
42
В качестве другого подтверждения такого рода рассматривается азбука XI в, обнаруженная С.А. Высоцким на стене Софийского собора в Киеве. Для нее характерно расположение букв по порядку, обычному именно для греческого алфавита, а не для славянской азбуки она начинается си кончается ω, перед которой вставлены
Ø
и
Ù
;
Æ
была пропущена и вставлена сверху между буквами
Å
и
Ç
. Создатель этой азбуки, несомненно, владел греческой письменной культурой. Сама же киевская азбука может рассматриваться как отражение определенного этапа устроения греческого письма для передачи особенностей славянского (древнерусского) языка. Приведенные примеры позволяли ученому сделать вывод
207

Использование греческого алфавита (без устроения) представителями христианских общин древнерусских городов в бытовой письменности, несвязанной с закреплением здесь христианской славянской книжности (собственно старославянской, вполне допустимо»
43
Косвенным подтверждением знакомства восточных славян с письменностью еще на заре государственности являются и договоры Руси с греками 907, 911 и 944 гг., включенные в состав Повести временных лет. Независимо оттого, на каком языке (греческом или славянском, а также какой азбукой (глаголицей или кириллицей) были написаны русские противни этих договоров, они несомненно подтверждают знакомство с письменной культурой (хотя бы для верхов общества, Таким образом, приобщение восточных славян к письменной книжной) культуре, видимо, началось до официального принятия христианства на Руси, хотя и было связано с христианством. То, что первые христиане появились в Киевской Руси задолго дог, ни у кого не вызывает сомнения. Крещение княгини Ольги, традиционно (хотя и весьма условно) датирующееся 955 г, стало первым шагом к превращению христианства восточного толка в государственную религию. Шаг этот выглядит вполне закономерными в определенном смысле неизбежным. Меры, принятые Ольгой после трагической гибели Игоря (установление фиксированных уроков и погостов» наряду с монополизацией права применения силы в случае их нарушения, стали важным этапом в формировании Древнерусского государства в собственном смысле этого слова. Тем самым, согласно ГА. Хабургаеву, в Киевской Руси устанавливается социально-экономическая и политическая система, которая на протяжении 30 лет (дог) не нарушается никакими внутриполитическими потрясениями, В истории формирования средневековых государств такая ситуация означает сложение внутренних условий для официального (государственного) признания монотеистической религии»
44
Действительно, не прошло и пяти десятков лет, как Русь приняла христианство. Не будем останавливаться здесь подробно на причинах, заставивших Владимира Святославича избрать в качестве государственного вероисповедания именно христианство восточного толка (впрочем, формально тогда еще не отделившегося от христианства западного. Обычно в связи с этим упоминаются политические, экономические, культурные основания (возможность киевскими прочим князьям контактировать с государствами Центральной и Западной Европы на равных, те. заключать взаимовыгодные политические, экономические и матримониальные договоры, оставаясь притом в значительной степени независимыми от духовных правителей близость
208

восточнославянским традициям, как обусловленным генетически — славянскими, шире, индоевропейским происхождением, таки успевшим сложиться за столетия культурного взаимодействия с ближайшими соседями, и т. п. В данном случае для нас принципиально важны последствия этого выбора, предопределившего практически всю дальнейшую историю нашей страны. Первым, самым очевидным из них было приобщение населения Восточной Европы к сокровищам средиземноморской цивилизации, их освоение. Речь, конечно же, идет о книгах. Недаром, говоря о заслугах Владимира, летописец особо отмечал Скорее всего это знакомство началось с богослужебных книг, которые должны были получить широкое распространение уже в начальные годы официального существования христианской конфессии на Руси. Без них богослужение было невозможно. И если первыми епископами и, вероятно, «презвутерами» на Руси были греки (а не исключено, и болгары, то низшие чины в церковной иерархии (в том числе диаконы и чтецы, несомненно, формировались из новообращенных местных жителей. Следовательно, одной из первоочередных задач, стоявших перед киевскими митрополитами в конце X — начале XI в, была подготовка грамотных местных кадров, без чего не имело смысла говорить о какой бы тони было христианизации Руси. Уже под 6496 (988) г, сразу же за рассказом о крещении Руси, летописец отмечает Горе матерей можно понять дети, отправленные на ученье, навсегда отрывались от традиционной культуры, включаясь в принципиально новую, книжную, систему ценностей. Если уходивший на войну имел шанс не только вернуться, но и остаться невредимым, то ребенок, уходивший получать христианское образование, уже никогда не мог возвратиться в мир своих родителей. Видимо, это хорошо понимали как летописцы, зафиксировавшие отголосок трагического столкновения культур, таки сами родители, переживавшие культурную утрату своего чада. Обучение, видимо, основывалось на принципах, изложенных в
«
Ñëîâå íåêîåãî êîëîóãåðà î ÷üòåíèè êíèã
», которым открывается Из- борник» 1076 г
209

Такое обучение состояло в многократном (возможно, комментированном) чтении текста. Дело отца было продолжено Ярославом Владимировичем. В похвале ему под 6545 (1037) г. в Повести временных лет читаем В этом фрагменте появляется еще одна тема, чрезвычайно важная для нас переводческая культура Древней Руси. Первые книги попадали на Русь скорее всего из Болгарии. Однако чужие переводы вряд ли могли полностью удовлетворить все возраставшие потребности новой христианской страны. По подсчетам Б.В. Сапунова, только непосредственно для церковных нужд Руси в XI-XII вв. требовалось не менее
90 000 богослужебных книг почти трех десятков наименований. Надо думать, это в первую очередь и заставило Ярослава организовать собственный переводческий центр (и возможно, не один. Необходимые технические условия для такой работы могли сложиться уже впервые десятилетия после крещения. В распоряжении историков, кроме приведенного прямого упоминания в Повести временных лот, есть целый ряд косвенных свидетельств такого рода. К примеру, Владимир
Мономах в знаменитом Поучении утверждал, что даже его отец владел сразу несколькими языками Подобные знания вполне объяснимы, если учесть, что практически все древнерусские князья были женаты на иноземках. Те же приезжали в чужую страну не в одиночестве, а со своим двором, христианки — еще и с духовниками, как следует из сообщения Тит- мара
Мерзебургского о епископе
Рейнберне, сопровождавшем польскую королевну, жену Святополка Владимировича. Вряд ли можно сомневаться, что вместе с иностранными принцессами приезжали и книги на европейских языках, прежде всего на латыни. Кроме того, в древнерусской, оригинальной литературе отмечены неоднократные вставки из иноязычных источников, которые, судя по лингвистическим данным, были переведены непосредственно на Руси. Характерным примером в этом отношении являются цитаты из Иосип- пона в Повести временных лет (во вводной недатированной части и под 1110 г. Поскольку в нем встречаются гебраизмы, постольку перевод был сделан непосредственно с иврита на древнерусский. Косвенно такое предположение подтверждается и присутствием в оригинальных древнерусских агиографических и летописных источниках сюжетов, заимствованных из восточных произведений. Попытки из патриотических соображений ограничить круг чтения древнерусского книжника исключительно уже переведенными произведениями дают повод лишь для выводов, подобных тому, который сделал Р. Станков Дискуссия по вопросу, существовали ли переводческие школы на Руси до XV в, в последнее время все более привлекает внимание ученых. Так, Ф. Томсон и своих исследованиях пришел к выводу, что за исключением митрополита Илариона, древнерусские писатели не владели греческим, что безусловно, ставит под сомнение существование переводческой традиции в Киевской Руси большинство древнеболгарских писателей владело греческим языком, о чем свидетельствуют цитаты в их произведениях из греческих авторов, не переведенных на славянский язык. (Курсив мой И.Д.) Можно попытаться определить минимальный репертуар христианской литературы, доступной древнерусскому читателю. Основания для этого дают индексы верочитной и отреченной литературы, приведенные в «Изборнике» 1073 г. (

Причем любопытно отметить, что само замечание «
íå ìîæàøå æå
íèêòî æå èñòÿçàòèñòÿ ñ íèì
» предполагает знание монахами (по крайне мере некоторыми) текстов Священного Писания наизусть, ноне в таком объеме. Круг грамотных людей включал не только всех священников и монахов (а это уже около 2% всего взрослого населения, но, видимо, также значительную часть горожан и горожанок. Основанием для такого вывода послужило открытие берестяных грамот — сначала в Новгороде, а затем ив нескольких других городах Древней Руси. Крестьянское же население, по всей вероятности, в основной своей массе было неграмотным. Насколько успешно жители Древней Руси осваивали пласт христианской культуры, показывают оригинальные учительные и агиографические произведения, появившиеся в XI-XII вв. (трактат «
Îá îï-
ðåñíîêàõ
» киевского митрополита Леонтия, «
Ñëîâî î Çàêîíå è будущего митрополита Илариона, «
Ïîó÷åíèå ê áðàòèè
» Луки
Жидяты, «
Ïàìÿòü è ïîõâàëà êíÿçþ Âëàäèìèðó
»
Иакова Мниха, сочинения Феодосия Печерского, жития Бориса и Глеба, Антония и Феодосия Печерских, Киево-Печерский патерик и многие другие. Однако запросы л возможности древнерусского читателя не ограничивались собственно духовной литературой. Об этом говорит предписание, адресованное читателю, у которого появлялся интерес к произведениям иных жанров. «
Ñáîð îò ìíîãèõ îòåö, âêðàòöå ñëîæåí íà
ïàìÿòü è íà ãîòîâ îòâåò
» рекомендовал в подобных случаях читать Священное Писание Тем самым приведенная статья как пишет Б.В. Сапунов,— ставит своей целью направить уже зарождающийся индивидуальный читательский интерес в определенное предписанное церковью русло»
55
Однако это руководящее указание само по себе, несомненно, предполагает, что у древнерусского читателя был выбор, и возможно, довольно широкий. ТРЕТЬЯ КУЛЬТУРА Среди уже называвшихся переводных произведений, бытовавших в Древней Руси, обращает на себя внимание довольно большой пласт литературы, который невозможно считать христианской, поскольку официальная церковь ее не признавала, хотя и не отвергала полностью. Однако и языческой ее назвать невозможно в ней фигурируют
212

библейские персонажи, описываются события Священной христианской истории. Кроме того, она явно не имеет ни малейшего отношения к славянскому язычеству. Именно поэтому предлагают выделить сев особую — третью — культуру ахристианскую — не христианскую, но имеете стем и не антихристианскую. Вот, например, как обосновывает свою точку зрения на эту проблему НИ. Толстой Существовал еще третий источник, во многом принятый славянами совместно или почти одновременно с христианством, Речь идет о той культуре — народной и городской, которая развивалась ив Византии, и отчасти на Западе как культура ахристианская, не христианская, недалеко не всегда антихристианская. Эта культура была противопоставлена христианству, подобно тому, как в славянской среде противополагалось христианство и язычество, и это создавало определенный симбиоз славяне, заимствуя христианство, принимали и компоненты этого симбиоза. Так проникали в славянскую среду элементы поздней античности-эллинства, мотивы ближневосточных апокрифов, восточного мистицизма и западной средневековой книжности, которые, вероятно, в славянской народной культуре и религии не функционировали и не воспринимались как определенная система, ибо они уже не образовывали таковой ив репродуцирующей культуре, но которые придали и придавали всей славянской культуре эпохи минувшего тысячелетия определенный облик, лицо, полноту и разносторонность ее внешних, формальных и внутренних — идеологических и смысловых проявлений и сущностей. С некоторой осторожностью или условностью к элементам обозначенной нами "третьей" культуры можно отнести юродство (впоследствии ставшее одним из церковных институтов, скоморошество (периодически то гонимое, то поддерживаемое власть имущими, городскую карнавальную, ярмарочную площадку и лубочную культуру, дожившую до нашего века и имевшую свою автономную эволюцию и свои локальные пути развития»
56
Отреченная литература как рази являлась носительницей этой самой третьей культуры. О том, что чтение ее не поощрялось церковью, можно судить по настоятельной рекомендации, сохранившейся в статье «
Îò Àïîñòîëüñêèõ óñòàâîâ
» «Изборника» 1073 г Речь идет о так называемой апокрифической литературе произведениях как верочитного (те. разрешенного для хранения и чтения вне церкви, таки ложного (безусловно запрещенного для христиан) характера. Основную часть ее составляют греческие и иудейские апокрифы. Последние пришли на Русь как в греческих переложениях и переводах, таки в оригиналах. Среди них — Сказание Епифания Кипрского о 12 камнях на ризе первосвященника, Заветы 12 патриархов, книги Еноха, протоевангелие Иакова, Хождение Богородицы по мукам (последние два произведения легли в основу сюжетов богородичных икон, широко распространенных на Руси, Паралипо- менон Иеремии (Повесть о попленении Иерусалима, Хождение Ага- пия в рай, Откровение Мефодия Патарского», а также многочисленные другие апокрифы, относившиеся к числу верочитных. Св. получает известность апокрифическое «
Ñêàçàíèå Àôðîäèòèàíà
» — переложение второй главы Евангелия от Матфея», широко распространенное в Восточной и Центральной Европе, Многие апокрифы имеют параллели в талмудической литературе и новоеврейском фольклоре. Особое место в древнерусской книжности занимали произведения Иосифа Флавия (История Иудейской войны и Иудейские древности, Они известны в сравнительно большом числе списков, атак- же в виде прямых и косвенных цитат, рассеянных в оригинальных произведениях древнерусской литературы. Так, из всех известных литературных произведений наибольшее число прямых текстологических параллелей Слово о полку Игореве» имеет с VI книгой Иудейской войны. Труды Иосифа Флавия обладали на Руси высоким авторитетом и по своему значению ставились едва лине вровень с книгами Священного Писания. Наряду сними на Руси были популярны и ложные апокрифы, Их подробные перечни встречаются, начиная с «Изборника» 1073 г Принципиально важно отметить, что этот индекс существенно отличается от греческого оригинала и, очевидно, был адаптирован к книжному репертуару Древней Руси. Чуть позже на Руси широкую известность получили так называемые (от греч Номоканон — закон судный или мерило праведное, кодекс церковных установлений на все случаи жизни) — сборник советов и правил, не признававшихся официальной церковью. Они восходили, видимо, к еретикам-богомилам. Положения, зафиксированные в Ложных церковных правилах (буквальный перевод названия, были близки народным представлениям о добре и зле, о силах природы. Не менее популярными в народе были, видимо, различные лунники, громовники, астрологии, гадательные книги Рафли, шестокрылы (иудейские хронологические таблицы, Златая Матица и прочие произведения, составлявшие большой комплекс ложных книг. Они запрещались официальной церковью, однако продолжали храниться и переписываться вплоть до конца в. Многие из них использовались древнерусскими еретиками в качестве основы или подтверждения своих учений. Особое место в формировании обыденных представлений древнерусского человека играли произведения светской (при всей условности этого определения) литературы. Она представлена большим числом произведений, неподдающихся строгому учету. Прежде всего это многочисленные византийские хроники (Георгия Амартола, Иоанна Малалы и др) и законодательные акты (Кормчие книги, монастырские уставы. Византийские законы, наряду с Библией, заложили основу древнерусского законодательства. Хроники же послужили образцом для зарождавшегося древнерусского летописания. Кроме того, посредством хроник человек Древней Руси, видимо, впервые знакомился с гораздо более широким кругом западноевропейской литературы. Так, античная литература стала известна на Руси прежде всего благодаря переложениям ее в Хронике Иоанна
Малалы». Большую роль и освоении культурного наследия античного мира играли различные греческие изборники (например, «
Ï÷åëà
», появившаяся на Русине позднее 1119 г. Благодаря им древнерусские читатели могли познакомиться с текстами Аристотеля, Платона, Гомера,
Плутарха, Пифагора, Ксенофонта, Демокрита, Эврипида, Геродота,
Демосфена, Сократа, Эпикура, Зенона и других античных авторов. Именно рефлексией гомеровских сюжетов, скорее всего, является ряд образов, встречающихся в Слове о полку Игореве» (Дева-Обида, века Тройни, Диви др. Ссылки на «
Îìèðà
» (Гомера) и некоторые античные сюжеты имеются в южнорусском летописании ХII-ХШ вв. Не исключено, что античная литература была известна на Руси ив оригиналах. Светский характер имели «
Ïîâåñòü îá Àêèðå Ïðåìóäðîì
», в основе которой лежала арамейско-вавилонская повесть VII в. до н.э., и византийское эпическое произведение «
Äåâãåíèåâî äåÿíèå
» («
Äåÿíèå
ïðåæíèõ âðåìåí õðàáðûõ ÷åëîâåê
»), известные с первых веков древнерусской письменности. К произведениям подобного рода можно отнести и распространенную, видимо, уже в Киевской Руси «
Ïîâåñòü î
Âàðëààìå è Èîàñàôå
» — переложение истории Гаутамы-Будды
(Иоасаф — славянская транскрипция имени Бодхисатва), имеющее вид житийной повести. В основу русского перевода был положен греческий текст, приписывавшийся Иоанну Дамаскину и восходящий к грузинской переработке («Балавариани») арабской книги «Билаухара и Будасафа». Не только сама Повесть, но и отдельные притчи, входящие в нее, известны в огромном количестве списков ХШ—XVIII вв., хотя перевод ее, несомненно, был сделан не позднее XII в. О том, сколь широк был круг переводной литературы и Древней Руси (или иностранной литературы, читавшейся здесь в оригинале,
215

можно судить хотя бы по присутствующему и Повести временных лет под 6582 г. и «Киево-Печерском патерике» сюжету о бесе в образе
«ляха», бросающим цветки в монахов Киево-Печерского монастыря Единственной литературной параллелью к нему выступает буддийская сутра, известная, начиная с середины II в. н.э., в многочисленных переводах на китайский, согдийский, тибетский, уйгурский и монгольский языки. О том пути, который она проделала, прежде чем превратиться в древнерусский текст, можно только догадываться. Попадали на Русь и естественнонаучные (говоря современным языком) трактаты «
Êîñìîãðàôèè
», описывавшие мир, «
Ôèçèîëîãèè
», рассказывавшие о животных, населявших дальние и ближние страны, повествовавшие не только о сотворении мира рассказ, восходящий к Священному Писанию и святоотеческому толкованию его, но и обустройстве Земли и Вселенной (включая античную и западноевропейскую средневековую естественнонаучную традицию. Самой авторитетной считалась Космография, приписываемая Козьме Индикоплову. Из множества «Шестодневов» в раннем периоде наиболее популярен был «Шестоднев» Иоанна, экзарха Болгарского. Знакомство с памятниками литературы Западной Европы и Востока не только расширяло кругозор древнерусских книжников, но и способствовало вовлечению древнерусской культуры в контекст мировой культуры, Формируя в определенной степени обыденные представления древнерусского человека о мире и истории, переводные произведения оказали большое влияние на развитие оригинальной древнерусской литературы. К явлениям третьей культуры, видимо, могут быть отнесены и многочисленные упоминания бесовских игр, «сотонинских песен и «плясаний». Характеристика их как нехристианских (бесовских,
«сотонинских» и т. п) без дополнительных разъяснений, позволяющих более или менее полно восстановить их сущность, не дает достаточных оснований для отнесения их к собственно языческим обрядам.
216

ПРОБЛЕМА ДВОЕВЕРИЯ Принятие христианства и приобщение Древней Руси к западноевропейской книжной культуре не могло не породить проблемы взаимодействия языческой традиции и новых культурных приобретений. Вследствие присущего средневековью консерватизма — одного из важнейших сущностных качеств эпохи пишет
В.В. Мильков,— статические элементы культуры едва лине преобладали над новообразованиями. Воспринятые через внешние влияния или выработанные собственными автохтонными усилиями, культурные достижения удерживались веками. Поэтому проблема культурных влияний, особенно тех традиций, которые оказывали длительное воздействие на духовную жизнь страны, да к тому же служили делу преемственности при трансляции одной культуры в другую, есть ничто иное, как проблема традиционализма. Без учета широкого спектра представляющих его направлений невозможно составить адекватное представление о древнерусской культуре»
60
Принято считать, что это взаимодействие проявилось в специфической форме двоеверия, якобы принципиально отличавшего древнерусскую (а затем и собственно русскую) культуру от культур прочих народов. Попытаемся разобраться, так ли это. Прежде всего следует обратить внимание на то, что сам термин двоеверие практически не определен. Разные авторы используют его в самых различных значениях. Обычно под ним имеется ввиду «оязы- чивание» христианства. Под влиянием мощных языческих пережитков христианство на Руси якобы получило специфическую окраску, резко отличающую его от всех прочих течений христианства. На интуитивном уровне восприятия такая точка зрения представляется вполне оправданной. Действительно, русское христианство отличалось от близких ему по происхождению конфессий. Однако сне меньшим успехом тоже самое можно сказать и обо всех прочих течениях христианства. Вопрос в том, явилось ли именно восточнославянское язычество единственным (или основным) определяющим фактором в формировании самобытности русского христианства Поскольку сам термин язычество (фактически — нехристианство) не вполне определен, такой подход допускает произвольное расширение явлений двоеверия. Так, например, вряд ли можно согласиться со следующим высказыванием Б.В. Сапунова: На основании сличения греческого и русского текстов он речь идет о А. Пыпине, исследовавшем уже упоминавшиеся нами индексы книг из "Изборника" 1073 г утверждал, что если первая часть статьи, где перечислены истинные или канонические книги, пришла из Византии, то вторая часть — книги ложные апокрифические содержащая отреченные сочинения, легенды, предания, народные суеверия, адресовалась русскому читателю. В обстановке ожесточенной борьбы церкви с распространяющимся двоеверием эта часть статьи имела огромное значение»
61
(Курсив мой И.Д.) По умолчанию, здесь явно смешивается влияние неофициальной христианской культуры и язычества. Между тем, как мы видели, это не вполне одно и тоже. Другим моментом, затрудняющим изучение процессов взаимодействия различных традиций в рамках древнерусской культуры, является попытка жестко связать народную культуру низов общества с язычеством, а официальную культуру элиты — с христианством, а также стремление противопоставить их друг другу. Под влиянием ленинского учения о двух культурах в каждой национальной культуре, в советской историографии подобной поляризации был придан политический характер. Между тем, даже вполне официозно настроенные историки, как, скажем, Б. А. Рыбаков, считали, что княжеско-дружинная культура средневековой Руси включала в себя и народную культуру вo-первых, творцами всей материальной стороны феодального быта были мастера из народа, а, во- вторых, народная струя проявлялась в сказках, былинах, народных празднествах, входивших неотъемлемой частью в культуру дворцов и усадеб»
62
В последнее время исследователи обратили внимание и на противоположную тенденцию, которая сплошь и рядом оказывалась гораздо более сильной. Авторы пишет Л. А. Беляев,— воспринимают как должное, как само собой разумеющееся, последовательность заимствования признаков по восходящей линии, "снизу вверх. Схема движения от "народного" (синонимично деревянного, дохристианского) к "господскому" (каменному, церковному) остается и сейчас архетипической в искусствознании. Однако материалы все более демонстрируют превалирование, по крайней мере в средневековье, обратного процесса, процесса традиционного подражания популярных, массовых (фольклорных, деревянных и т. п) изделий престижным, профессиональным...»
63
Впрочем, и прежде отмечалось, что христианство довольно рано пустило глубокие корни в лоне культуры низов. Так, Б. А. Рыбаков писал, что яд религиозной идеологии проникал (глубже, чем в языческую эпоху) вовсе сферы народной жизни, он притуплял классовую борьбу, возрождал в новой форме первобытные воззрения и на долгие века закреплял в сознании людей идеи потустороннего мира, божественного происхождения властей и провиденциализма, те. представления о том, что судьбами людей всегда управляет божественная воля. Хотя он тут же подчеркивал, что русские люди небыли так религиозны, как это пытаются изобразить церковные историки...»
64
Последняя мысль высказывалась неоднократно. Пожалуй, в наиболее жесткой форме мы встречаем ее у Д. С. Лихачева, который отказывал в христианском мировоззрении даже монахам-летописцам. В частности, он писал Принято говорить о провиденциализме летописца, о его религиозном мировоззрении. Следует, однако, заметить, что летописец отнюдь не отличается последовательностью в этой своей религиозной точке зрения на события. Ход повествования летописца, его конкретные исторические представления очень часто выходят за пределы религиозного мышления и носят чисто прагматический характер. Свой провиденциализм летописец в значительной мере получаст в готовом виде, а не доходит до него сам, он не является для него следствием особенности его мышления. Свои религиозные представления летописец во всех их деталях получает извне от этого они в значительной степени могут расходиться сего личным опытом, сего практической деятельностью как историка. Вот почему, к счастью для исторического знания Древней Руси, летописец не так уж часто руководствовался своей философией истории, не подчинял ей целиком своего повествования...»
65
Одним из следствий подобного подхода стала усиленная разработка языческой тематики в изучении истории культуры Древней Руси ясно, что если большинство жителей Древнерусского государства по своим убеждениям небыли христианами, то они не могли быть никем иным как язычниками. При этом они, однако, продолжали числиться христианами. Следовательно, они были двоеверны: христианами по форме и язычниками — по существу. Поскольку письменные источники давали для обоснования подобной точки зрения слишком мало материала (к тому же по большей части чрезвычайно смутного и отрывочного, пришлось искать следы двоеверия в этнографических, фольклорных и археологических источниках. При этом как рази обнаружились методические и методологические сложности, которые уже упоминались мною вскользь. Как правило, основания для изучения двоеверия дают аналогии, обнаруживаемые в ранних — явно дохристианских — материалах ив текстах (в широком смысле этого слова, относящихся к христианскому времени. К сожалению, подобные сопоставления далеко не всегда могут рассматриваться в качестве надежного фундамента теоретических реконструкций. Причин тому несколько.
219