Файл: Литература по гуманитарными социальным дисциплинам для высшей школы и средних специальных учебных заведений готовится и издается при содействии Института Открытое общество Фонд.pdf

они не только "отбараху Руския земле, но и "ииы страны придаху под ся", и вообще "кормяхуся, воююще ины страны, то создателям былин, хотя они и уверены и превосходстве своих богатырей над богатырями других народов, тема завоевательных походов также чужда. Все эти сопоставления бесспорно говорят лишь об одном народные низы обладали собственными взглядами и представлениями, далеко не во всем совпадавшими стем, что мы находим в официальной традиции»
31
Данный тезис приемлем, если, конечно, отвлечься оттого, что при этом остается открытым вопрос на каком основании тексты, повествующие о «
áîãàòûðÿõ
» и «
çàñòàâàõ áîãàòûðñêèõ
», можно отнести к истории Руси Х-ХI вв.? Ведь сами эти слова появились в источниках не ранее XIII во которых рассказывается в былинах довольно позднее заимствование из тюркских языков (М. Фас- мер. Самые ранние упоминания его зафиксированы в Ипатьевской летописи (южнорусский свод конца XIII в) поди гг.
33 Характерно, что в первых статьях с упоминанием «
áîãàòûðåé
» речь идет о монгольском нашествии (в частности, под 1240 г. оно присутствует в сочетании «
Áîóðîóíúäàèè áîãàòûðü
»). Слово же впервые упоминается в той же Ипатьевской летописи под 1205 г. в значении засада, а в значении отряд, оставленный для охраны каких- либо путей, пограничная застава — и вообще в XVII в.
35
К тому же имена и отчества большинства героев былин Илья, Алеша, Микула, Добрыня Никитин и др) — христианские, календарные, Наряду с упоминанием обычных для нас форм женских отчеств (Амелфа Тимофеевна, Запава Путятична, Марфа Дмитриевна) это дает основания подозревать довольно позднее (не ранее XVI-XVII вв.) происхождение «старин», во всяком случаев том видев ц котором они были записаны. Следовательно, если восточнославянские фольклорные источники (а все они, повторю, сохранились лишь в записях нового времени) используются для реконструкции ментальных структур ранней истории Руси, то их привлечение должно иметь мощное теоретическое обоснование. Оно должно объяснить, в частности, что, собственно, позволяет датировать эти тексты временем более ранним, нежели слова, из которых они состоят Как случилось, что лексические замены базового словаря устных произведений (о чем еще рассказывают наиболее ранние русские былины, как не о богатырях и богатырских заставах) не повлияли на содержание «старин»? И, наконец, на каком основании восстанавливаемые ментальные структуры датируются не временем бытования (и записи) данных фольклорных произведений, а временем их зарождения Без решения этих вопросов любые реконструкции представлений древнерусских низов по былинным материалам могут рассматриваться, видимо, лишь как рабочие гипотезы.
280

Пока же остается согласиться с мнением АС. Демина, который пишет Можно полагать, что в "Повести временных лет, особенно впервой ее половине, летописец начала XII в. смотрел на мир прошлого как на мир, полный достопримечательностей и загадок и почти совершенно не "чужой, хотя и со множеством "не своих" этносов. Летописец выражал деятельное, не чувствующее преград, оптимистическое мироощущение ив сущности, продолжал жить настроениями XI в. Горькое же деление народов на "своих" и "чужих" возникло совсем недавно и касалось только современности сначала у составителя "Начального свода, а вскоре и у Нестора Характерно, что эти новые тягостные представления, считает
А.С.Демин, выразились разрозненно, в единичных случаях и только в конце "Начального свода. Они не получили развития у Нестора, который в новом начале летописи повествовал об истории местообитания народов и о различных достопримечательностях, вообще не затрагивая вопрос о "своем" или "чужом. Нестор писало нейтральных маршрутных ориентирах, предназначенных для всех и для каждого человека на его пути, без ощущения, будто пересекается граница между "своими" и "чужим. Весь мир — "не чужой. Подобное мироотношение летописца, по-видимому, было связано с явлением, которое историки, со ссылкой на Б. А.Рыбакова, назвали "гибридизацией, "международным синкретизмом" культуры как особой качественной характеристики раннефеодального общества. Для столь открытого мировосприятия естественной была размытость в разграничении этнических полюсов. Действительно, кого летописец исходно относил к "своим" по родовой, конфессиональной или иной групповой принадлежности, а кого — безусловно к "чужим Это видно по употреблению в авторской речи не в речах персонажей) слов "мы" и "наш. "Своими" летописец считал христиан вообще, все их сообщество, и это провозгласил вначале "Повести временных лет "Мы же хрестияне, елико земль, иже верують въ святую Троицю и въедино крещенье, въ едину веру, закоиъ имамы единъ"
37
. Это летописец повторяли далее Мы же, хрестьяне суще..." (под 1015 г, "мы. ученье приемлюще книжное" (под 1037 г) и пр. Так думали и Нестор, и его предшественники. Безусловно "своим" выступало еще одно крупное целое, в которое включали себя летописцы Русь, Русская земля "мы есмо
. Русь. намъ, Руси" (под 898 г, "земли нашей. села наша и городи наши" (под 1093 г. Для летописца естественно было обращаться к князьям Руси как "княземъ нашимъ" (под 1015 г, к объединенному войску Руси как "нашему "наши же с весельемъ на конехъ и пеши поидоша" (под 1103 г, "наши же почаша сечи" под 1107 г. Русская земля подразумевалась ив частых осуждениях летописцем "злобь нашихъ" и "грехъ нашихъ" (под 1068 г, и мн.др.). Он мог порицать "наших, но они оставались "своими. Однако стройная система "наших" и "чужих" в летописи отсутствовала. Категория "чужого, то есть "чуждого, резко противопоставленного "нашему, фактически не использовалась летописцем, пока он повествовало прошлых временах. Представление действительно о "чужих, абсолютно не принадлежащих к "нашим, выразилось только в конце "Повести временных лет, когда летописец, в который раз рассказывая о половцах, внезапно заговорил уже оврагах наших "побегоша наши предъ иноп- леменьникы и падаху язвени предъ врагы нашими" (под 1093 г, наша погнаша... побежени быша иноплемонници... мнози врази наши ту падоша" (под 1096 г. Летописец стал подчеркивать отделенность "их" от "нас" дополнительными обозначениями "иноплеменники, "сыны Измаила, "народ посторонний, "лукавим сынове Измаилеви... намъ преданымъ быти в рукы языку стран ну" под 1093 г. Но пока летописец не почувствовал остро "чужих, он был сосредоточенна обширной переходной области на этносах и отдельных людях, не абсолютно "чужих, но и не совсем "своих, а психологически посторонних "нашим" или странным для "наших. Между ними некое отчуждение»
38
Примечательно, что предложенное АС. Деминым деление на своих и чужих точно соответствует уже обсуждавшемуся нами вопросу о том, что представляет собой категория «Русьской земли в древнерусских источниках. Если вспомнить, что «русьский» (те. наш, в терминологии АС. Демина) это и есть христианский, правоверный, то внезапное превращение половцев по врагов наших (читай врагов христиан) точно соответствует общей эсхатологической направленности Повести временных лет в статьях 1093-1096 гг. В них половцы описываются как «измаильтяне», нашествие которых должно было непосредственно предшествовать приходу народов Гог и
Магог, заклепанных Александром Македонским где-то на севере до последних времен. Из этого для нас следует очень важный вывод по всей вероятности, самосознание жителей Древней Руси (точнее, элитарное самосознание) не имело собственно этнического или политического характера. Скорее его можно отнести к этноконфессиональным представлениям. Видимо, об этом не стоит забывать, когда речь заходит о древнерусском патриотизме и о любви к «Русьской земле.

Заключение ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ ДРЕВНЕЙ РУСИ Русская земля как нераздельное целое, находившееся в общем держании князей-родственников, с рубежа XI-XII вв. перестает быть собственно политической реальностью. Исчезновение (точнее, смягчение) внешней опасности, связанное с прекращением существования Хазарского каганата и образованием скандинавских государств (и как следствие, прекращение набегов викингов, а также смещение торговых путей привели к крушению хрупкого военно-администра- тивного союза племен Восточной Европы. Тем не менее Русская земля продолжала существовать в виде единой конфессиональной территории, управлявшейся из Киева. Благодаря этому в массовом сознании вв. она сохранялась, видимо, в представлении о нераздельности всех православных земель. На обломках Киевской Руси возникло несколько самостоятельных государственных образований. Каждое из них вполне сопоставимо по своим формами размерам с западноевропейскими раннефеодальными государствами. Несмотря на различия, всем им были присущи некоторые общие черты, уходившие корнями во времена существования Киевской Руси. Везде мы видим в качестве основных политических институтов три силы князя, дружину (боярство, городское вече. Кроме того, на втором плане присутствовала (хотя по большей части и незаметно) служебная организация, которая обслуживала первые две силы и постепенно приобретала все более заметное политическое влияние. В тоже время условно все эти государства можно разделить натри типа раннефеодальная монархия, феодальная республика и деспотическая монархия. Они различались тем, какие из перечисленных политических органов играли в них решающую роль. При этом прочие властные структуры могли продолжать существовать, хотя в повседневной жизни они сплошь и рядом оставались за рамками внимания современников. Лишь в экстремальных ситуациях общество вспоминало о таких традиционных государственных институтах.
283

Примером первого типа государства могут служить Киевское и
Галицко-Волынское княжества. Прежний центр — Киев — еще несколько десятилетий после распада Киевской Руси сохранял свое значение как номинальная столица государства. Князья продолжали бороться за киевский престол. Обладание им давало право титуловаться великим князем, формально стоявшим над всем прочими — удельными князьями. В Киеве (а впоследствии в Галиче и Волыни) по-прежнему была сильна княжеская власть, опиравшаяся на дружину. Одно из первых упоминаний о прямой попытке дружины киевского князя самостоятельно решить вопрос о том, кто будет сидеть на киевском столе, относится еще кг. Узнав о смерти Владимира Святославича, его дружинники предложили стать киевским князем младшему сыну Борису. И только нежелание того нарушать традицию подчинения старшему в роду (так во всяком случае трактует этот эпизод летописец) не позволило дружине настоять на своем. Кстати, сразу после отказа Бориса бороться за власть в Киеве, отцовские дружинники покинули его. Другим примером такого рода может быть совещание со своими мужами в 1187 г. умирающего галицкого князя Ярослава Осмомысла о передаче власти в Галиче младшему сыну, в обход старшего — законного наследника. Насколько активно вмешивались галицкие бояре в жизнь князя, которому служили, хорошо показывает следующий пример. Новый конфликт между Ярославом и боярством возник в 1173 г. Княгиня Ольга с сыном Владимиром бежала от мужа вместе с видными галицкими боярами в Польшу. Владимир Ярославич выпросил у соперника своего отца город Червен, стратегически удобный и для связей с Польшей, и для наступления на отца. Это тот Владимир Галицкий, забулдыга и бражник, образ которого так красочно воспроизведен в опере Бородина Князь Игорь. Игорь Святославич был женат на его сестре Евфросинье, дочери Ярослава Осмомысла (Ярославне). Разрыв с отцом был вызван тем, что у Ярослава была любовница Настасья, и ее сыну Олегу Ярослав отдавал предпочтение перед законным сыном Владимиром. Восемь месяцев Ольга Юрьевна и Владимир находились в отъезде, но наконец получили письмо от галицких бояр с просьбой вернуться в Галич и обещанием взять под стражу ее мужа. Обещание было выполнено с лихвой Ярослав Осмомысл был арестован, его друзья, союзные половцы изрублены, а любовница Настасья — сожжена на костре Конфликт, казавшийся семейным, был временно улажен таким своеобразным средневековым способом.
284

Совещались южные князья со своими дружинами и при решении вопросов войны и мира. Так, в 1093 г, князья Святополк, Владимир и Ростислав перед началом военных действий держали совет со своими
«смыленными мужами, следует нападать на половцев или выгоднее заключить сними мир. С дружинами обсуждался и вопрос о сроках выступления на половцев входе княжеских съездов 1103 и 1111 гг. При этом голос князя оказывался решающим, но лишь после того, как он убеждал дружинников в правоте своего решения. Вместе стем в критических ситуациях, когда князь по каким-то причинам не мог выполнять свои функции, реальную власть брало в свои руки городское вече. Так произошло в 1068 г, когда киевский князь Изяслав не смог противостоять половцами бежал с поля битвы. Следствием этого стало вечевое решение киевлян сместить законного князя и посадить на его место Всеслава Брячиславича Полоцкого. Лишь в результате самых жестких мер прежнему князю удалось вернуть себе киевский престол. Другим примером может служить ситуация, когда киевское вече в
1113 г, вопреки существовавшему порядку престолонаследования Киев не был его «отчиной»), пригласило на великокняжеский престол Владимира Мономаха. В 1125 г. на киевский стол был посажен старший Мономашич Мстислава после его смерти в 1132 г, киевляне передали власть его брату Ярополку. В 1146 г. киевляне вызвали на вече князя Игоря Ольговича, которому предстояло, по завещанию брата Всеволода, вступить на киевский престол. Характерно, что Игорь побоялся сам явиться на вече, ноне решился и проигнорировать приглашение. В качестве своего полномочного представителя (пока сам претендент на престол со своей дружиной сидел в засаде) он направил на собрание горожан Святослава Ольговича, которому пришлось выслушать жалобы жителей Киева и пообещать пресечь злоупотребления княжеских людей. Подобные отношения между князем и городским вечем были характерны и для другого южнорусского города — Галича. Особенно показательно в этом отношении сообщение летописи о том, как га- личане в 1206 г. обратились за помощью против венгров, бесчинствовавших в городе, к Мстиславу, но тому ничего не удалось сделать, Тогда его привели на галицкий холм и сказали, издеваясь

объединенные войска русских земель под предводительством Андрея напали на Киев, который попытался выйти из-под его влияния, и разграбили его. После этого значение южной столицы Русской земли начало быстро падать. Несмотря на то, что второй общерусский поход на Киев 1173 г. обернулся неудачей, прежняя столица уже никогда не оправилась от удара. В 1203 г. Киев был вновь разграблен в совместном походе Рюрика Ростиславича, Ольговичей и половцев. Нашествие монгольских отрядов в 1240 г. лишь завершило начатое русскими князьями. Тем не менее именно южные русские земли еще долго продолжали сохранять традиции управления, сложившиеся в Киевской Руси власть князя опиралась там насилу дружины и контролировалась городским вечем. Условно такую форму правления принято называть раннефеодальной монархией Свой тип государственной власти сложился на Северо-Западе Руси, Здесь княжеская власть как самостоятельная политическая сила прекратила свое существование в результате событий 1136 г. (так называемой новгородской революции. 28 мая новгородцы посадили под арест своего князя — ставленника князя киевского, Всеволода Мстис- лавича, а затем изгнали его из города. С этого времени окончательно установился порядок выбирать новгородского князя, подобно всем прочим государственным должностям Новгорода Великого, на вече. Он стал частью городского административного аппарата. Теперь функции его ограничивались военными вопросами. Охраной правопорядка в городе занимался воевода, а вся полнота власти в периоды между вечевыми сходками сосредоточивалась в руках новгородских посадни- ков и епископа (с 1165 г архиепископа. Сложные вопросы могли решаться и на так называемом смесном суде, в состав которого входили представители всех властных структур Новгорода. Такой тип государственного устройства может быть определен как феодальная республика, причем республика боярская аристократическая С одной стороны, на высшие государственные должности (прежде всего посадников, обладавших, видимо, всей полнотой власти в перерывах между заседаниями веча) в Новгороде избирались только члены влиятельных (аристократических) боярских семей. Одной из таких семей был род Мишиничей-Онцифоровичей, представители которого на протяжении нескольких десятилетий (с середины XIII по начало XV вв.) занимали высшие руководящие посты в Северо-За- падной республике, С другой стороны, характеристику Новгородского государства связывают с аристократическим составом веча — высшего государственного органа Новгорода. По мнению В. .Янина, на вече собиралось от
300 до 500 человек — выходцев из крупнейших боярских фамилий как мы помним, М. . Алешковский полагал, что в число вечников св. входили также наиболее богатые новгородские купцы. Есть,
286