Файл: Деятельности при нормальном старении и аффективныхрасстройствах позднего возраста (на примере памяти ивосприятия времени).pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 57
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Балашова Е.Ю. Опосредование и саморегуляция психической
деятельности при нормальном старении и аффективных
расстройствах позднего возраста (на примере памяти и
восприятия времени)
English version:
Balashova E.Yu. The mediation and self-regulation of mental activity in normal aging and affective disorders of the late age (on example of memory and time perception)
Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова, Москва, Россия
Психологический институт РАО, Москва, Россия
Научный центр психического здоровья, Москва, Россия
Московский государственный областной университет, Москва, Россия
Сведения об авторе
Литература
Ссылка для цитирования
Рассматривается актуальная для психологии развития, клинической психологии,
геронтологии и гериатрии проблема опосредования и саморегуляции психической деятельности при нормальном и патологическом старении. На примере памяти и восприятия времени анализируются особенности опосредования и саморегуляции когнитивной и эмоциональной сферы психически здоровых лиц позднего возраста и больных, страдающих аффективными расстройствами депрессивного спектра. Обсуждаются вероятные причины негативных изменений опосредующих приемов и стратегий при депрессиях позднего возраста
(по сравнению с нормальным старением). Высказывается ряд предположений о роли мозговых факторов, характеристик актуальной социальной ситуации развития и сформированности познавательной активности на предшествующих этапах онтогенеза в детерминации качества и диапазона опосредующих приемов и стратегий, в успешности саморегуляции личности.
Ключевые слова: опосредование, саморегуляция, психическая деятельность, старение,
поздний возраст, аффективные расстройства, депрессия, память, восприятие времени
Многие десятилетия развития отечественной клинической психологии характеризуются устойчивым интересом к процессам опосредования и их роли в саморегуляции психической деятельности и целеполагании в норме и при психических расстройствах. Обращение к изучению феноменологии и психологических механизмов опосредования связано с его приоритетной ролью в оптимальном функционировании когнитивной сферы и развитии личности на всем протяжении онтогенеза.
В детском возрасте постоянное расширение, усложнение, обогащение арсенала «психологических орудий» и приемов опосредования является необходимым условием развития операциональных и регуляторных аспектов психических процессов ребенка, становления его личности [Леонтьев, 1981;
Выготский, 1983]. Именно опосредование и мотивационно-регуляторное обеспечение психической и поведенческой активности зачастую нарушаются при различных формах психической патологии:
шизофрении, эпилепсии, невротических и соматоформных расстройствах, зависимостях,
соматических заболеваниях [Зейгарник. 1986; Николаева, 1987; Критская и др., 1991; Тхостов,
2002; и др.]. Исследования психологических механизмов и конкретных приемов опосредования при нормальном (физиологическом) старении и при сосудистых и дегенеративных деменциях позднего возраста показали, что их особенности тесно связаны не только с возрастными нейродинамическими перестройками или патологическими изменениями в работе мозга [Корсакова,
Балашова, 1995, 2000]. Они зависят от целого комплекса других факторов, включающего социальную ситуацию развития индивида и степень сформированности опосредующих и регуляторных стратегий в предшествующие периоды онтогенеза. Широта репертуара опосредующих приемов, их качество и эффективность в плане оптимизации деятельности является сегодня в клинико-психологических исследованиях одним из важных дифференциально- диагностических критериев, позволяющим различать нормальное и патологическое старение.
Следует подчеркнуть, что изучение с позиций клинико-психологического подхода опосредования и саморегуляции предполагает не только анализ конкретных проявлений и психологических механизмов опосредующих приемов и стратегий, применяемых для реализации когнитивных и поведенческих задач. Оно подразумевает и стремление понять вклад той или иной функциональной сферы психики в формирование и актуалгенез адаптационных и регуляторных ресурсов личности.
Информативной клинической моделью для подобного исследования являются не только дегенеративные и сосудистые деменции позднего возраста, но и аффективные расстройства депрессивного спектра. Эти расстройства, достаточно широко распространенные в поздний период жизни [Kivela et al., 1989; Ames, 1994; Ряховский, 2011], имеют сложную поликаузальную обусловленность. Они могут быть связаны с биохимическими перестройками в работе мозга, с особыми интрапсихическими изменениями, с утратой близких и друзей, профессионального статуса, значимых социальных ролей [Краснова, Лидерс, 2002; Психология старости и старения,
2003]. Многие ученые выделяют психологический кризис пожилого возраста как один из переломных периодов в жизни человека [Эриксон, 1996; Максимова, 2001; Ананьев, 2008].
Неудачное прохождение этого кризисного периода также может служить «пусковым механизмом»
для развития депрессии. Важным представляется то, что когнитивное функционирование в целом при депрессиях позднего возраста представляется значительно более сохранным, чем при деменциях
(за исключением относительно редких случаев так называемых псевдодеменций) [Концевой, 1999].
Это означает принципиальную возможность компенсации проявлений когнитивного дефицита и,
вместе с тем, ставит вопрос о том, осуществляется ли эта компенсация реально, испытывают ли больные депрессиями потребность в оптимизации собственного когнитивного функционирования?
Или его качество делается для них безразличным и на первый план в ценностно-смысловой палитре душевной жизни выступает переживание отрицательных эмоций, пассивность, снижение
«энергетического» потенциала, негативизм?
Попробуем поискать ответы на все эти вопросы, обратившись к анализу двух психических процессов, наиболее, по мнению специалистов, уязвимых при аффективных расстройствах у пожилых и старых людей – памяти и восприятия времени.
Память издавна считается одной из наиболее чувствительных к процессам старения психических функций. Возрастное снижение памяти выражается в целом ряде феноменов. Это замедление скорости запоминания и припоминания, нестабильность их количественных показателей, снижение устойчивости следов памяти к отвлекающим (интерферирующим) воздействиям (особенно в тех случаях, когда запоминаемый материал не обладает смысловой организацией), трудности приобретения и закрепления новых навыков и знаний. Последние, в частности, находят свое выражение в диссоциации между некоторым снижением возможностей запоминания текущей информации и более устойчивой памятью на прошлое [Корсакова, Балашова, 2007]. Вместе с тем при старении имеет место отчетливая гетерохронность изменений различных уровней и видов памяти. Например, более быстро снижаются показатели непроизвольного запоминания по сравнению с произвольным; заметно ослабляется потенциал механической фиксации материала при относительной сохранности осмысленного заучивания. Отмечается диссоциация между продуктивностью таких форм актуализации материала, как воспроизведение и узнавание (с большей продуктивностью последнего). Появляются отчетливые различия в качественных и
количественных характеристиках зрительно-пространственной и вербальной памяти [Корсакова,
Балашова, 2007].
Психологический подход к изучению памяти предполагает не только исследование запоминания,
хранения и актуализации информации, но и понимание памяти как складывающегося в онтогенезе индивидуального опыта. Этот опыт, включающий воспоминания о событиях прошлого, различные системы индивидуальных знаний, лексический запас, навыки и т.п., является важнейшим условием реализации, опосредования и регуляции различных видов психической деятельности, необходимой предпосылкой развития самосознания личности. Вместе с тем адекватное функционирование человека в социуме требует и оптимального запоминания текущей информации [Корсакова,
Балашова, 2007].
По мнению специалистов, психологический «портрет» памяти при старении нельзя оценить как исключительно дефицитарный. Социальная активность требует от пожилых людей приспособления к изменившимся внутренним условиям работы памяти. Эта задача, как правило, решается путем включения в деятельность дополнительных специальных приемов, позволяющих в какой-то степени преодолеть возрастные ограничения. Реализуется опосредование памяти; запоминание и воспроизведение информации осуществляются теперь с использованием особых когнитивных стратегий, с привлечением различных «психологических орудий». Таким образом, поздний возраст приобретает черты закономерного этапа онтогенеза, в ходе которого складываются новые способы психического отражения и взаимодействия с социумом.
Анализ выполнения когнитивных задач демонстрирует у лиц пожилого возраста достаточно широкий спектр опосредующих приемов. Это, прежде всего, различные формы преобразования запоминаемой информации. Например, в случае выполнения серийного вычитания «от 100 по 7»
лица пожилого возраста часто прибегают к вынесению части внутренних операций во внешний речевой план деятельности, проговаривая все выполняемые действия. Не исключено, что таким образом не только оптимизируется удержание нужных данных в оперативной памяти, но и решается задача необходимой «квантификации» деятельности, дробления ее на небольшие операции. Другой важный аспект опосредования памяти при нормальном старении – это возрастание значимости семантической, смысловой переработки материала. Так, психически здоровые испытуемые позднего возраста успешнее справляются с заучиванием и отсроченным воспроизведением двух предложений, чем двух групп не связанных по смыслу слов. Специальное введение в выполнение действий речевой регуляции и опосредования значительно улучшает качество воспроизведения по образцу и запоминания сложных моторных программ. Вместе с тем иногда наблюдается и стремление создавать смысловые ассоциативные связи даже в тех случаях,
когда они заведомо отсутствуют (например, при копировании и запоминании так называемых трудновербализуемых фигур, используемых в нейропсихологической диагностике для исследования пространственной памяти) [Корсакова, Балашова, 2007].
Одним из важных механизмов опосредования является выбор той или иной установки, которая в дальнейшем будет влиять на стратегию заучивания. Например, при запоминании ряда стимулов могут существовать установки на скорость заучивания, на его точность, на объем. Здоровые испытуемые молодого возраста довольно легко реализуют одновременно все эти установки. Лица пожилого возраста в силу сужения объема психической деятельности, возникающего из-за дефицита симультанных стратегий обработки информации, зачастую оказываются в состоянии ориентироваться только на одну из них. Так, при запоминании ряда слов лица в возрасте от 51 до 60
лет практически не допускали искажений предъявленного материала, хотя и обнаруживали некоторое снижение продуктивности и скорости заучивания. Возможно, так выражается характерная для пожилых людей тенденция к осторожности: они скорее откажутся от правильного ответа в заданиях, чем выберут неправильный ответ. Интересно отметить и следующий факт: для успешного запоминания серийно организованного слухоречевого материала испытуемым пожилого возраста необходим более медленный темп предъявления стимулов (паузы между словами должны были достигать 4–5 секунд) [Корсакова, Сурикова, 1991]. Это связано с замедлением темпа
Балашова, 2007].
Психологический подход к изучению памяти предполагает не только исследование запоминания,
хранения и актуализации информации, но и понимание памяти как складывающегося в онтогенезе индивидуального опыта. Этот опыт, включающий воспоминания о событиях прошлого, различные системы индивидуальных знаний, лексический запас, навыки и т.п., является важнейшим условием реализации, опосредования и регуляции различных видов психической деятельности, необходимой предпосылкой развития самосознания личности. Вместе с тем адекватное функционирование человека в социуме требует и оптимального запоминания текущей информации [Корсакова,
Балашова, 2007].
По мнению специалистов, психологический «портрет» памяти при старении нельзя оценить как исключительно дефицитарный. Социальная активность требует от пожилых людей приспособления к изменившимся внутренним условиям работы памяти. Эта задача, как правило, решается путем включения в деятельность дополнительных специальных приемов, позволяющих в какой-то степени преодолеть возрастные ограничения. Реализуется опосредование памяти; запоминание и воспроизведение информации осуществляются теперь с использованием особых когнитивных стратегий, с привлечением различных «психологических орудий». Таким образом, поздний возраст приобретает черты закономерного этапа онтогенеза, в ходе которого складываются новые способы психического отражения и взаимодействия с социумом.
Анализ выполнения когнитивных задач демонстрирует у лиц пожилого возраста достаточно широкий спектр опосредующих приемов. Это, прежде всего, различные формы преобразования запоминаемой информации. Например, в случае выполнения серийного вычитания «от 100 по 7»
лица пожилого возраста часто прибегают к вынесению части внутренних операций во внешний речевой план деятельности, проговаривая все выполняемые действия. Не исключено, что таким образом не только оптимизируется удержание нужных данных в оперативной памяти, но и решается задача необходимой «квантификации» деятельности, дробления ее на небольшие операции. Другой важный аспект опосредования памяти при нормальном старении – это возрастание значимости семантической, смысловой переработки материала. Так, психически здоровые испытуемые позднего возраста успешнее справляются с заучиванием и отсроченным воспроизведением двух предложений, чем двух групп не связанных по смыслу слов. Специальное введение в выполнение действий речевой регуляции и опосредования значительно улучшает качество воспроизведения по образцу и запоминания сложных моторных программ. Вместе с тем иногда наблюдается и стремление создавать смысловые ассоциативные связи даже в тех случаях,
когда они заведомо отсутствуют (например, при копировании и запоминании так называемых трудновербализуемых фигур, используемых в нейропсихологической диагностике для исследования пространственной памяти) [Корсакова, Балашова, 2007].
Одним из важных механизмов опосредования является выбор той или иной установки, которая в дальнейшем будет влиять на стратегию заучивания. Например, при запоминании ряда стимулов могут существовать установки на скорость заучивания, на его точность, на объем. Здоровые испытуемые молодого возраста довольно легко реализуют одновременно все эти установки. Лица пожилого возраста в силу сужения объема психической деятельности, возникающего из-за дефицита симультанных стратегий обработки информации, зачастую оказываются в состоянии ориентироваться только на одну из них. Так, при запоминании ряда слов лица в возрасте от 51 до 60
лет практически не допускали искажений предъявленного материала, хотя и обнаруживали некоторое снижение продуктивности и скорости заучивания. Возможно, так выражается характерная для пожилых людей тенденция к осторожности: они скорее откажутся от правильного ответа в заданиях, чем выберут неправильный ответ. Интересно отметить и следующий факт: для успешного запоминания серийно организованного слухоречевого материала испытуемым пожилого возраста необходим более медленный темп предъявления стимулов (паузы между словами должны были достигать 4–5 секунд) [Корсакова, Сурикова, 1991]. Это связано с замедлением темпа
некоторых видов психической деятельности по мере увеличения возраста человека.
Все эти примеры наглядно подтверждают достаточно высокий потенциал аутокомпенсации ограничений возможностей памяти при нормальном старении. Базисом для этого является относительно сохранное на ранних (а иногда и на поздних) этапах старения функционирование левого полушария мозга, а также лобных структур, имеющих прямое отношение к обеспечению произвольной регуляции психической активности. Не будем забывать и о том, что активность лобных долей мозга является существенным условием оптимизации работы подкорковых структур.
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что компенсаторные приемы черпаются в основном из индивидуального прошлого опыта, сформированного в контексте определенной культуры и социальных взаимодействий. Проблема состоит в том, что их выбор, как правило, происходит интуитивно, путем «проб и ошибок». Поэтому попытки компенсации не всегда приводят к успеху, а в некоторых случаях приобретают гиперкомпенсаторный характер. Оптимальное использование компенсаторных приемов в мнестической деятельности возможно только при целенаправленном формировании особой психологической культуры старения, включающей понимание основных принципов работы психических функций (и, в первую очередь, памяти) в позднем возрасте.
Что же происходит с памятью пожилых и старых людей, страдающих аффективными расстройствами депрессивного спектра? Наши исследования показывают, что многие показатели мнестической функции у больных депрессиями демонстрируют отрицательную динамику по сравнению с показателями здоровых испытуемых. Им требуется больше предъявлений для заучивания слухоречевого и зрительного материала, у них ниже объем непосредственного и отсроченного воспроизведения [Балашова и др., 2003]. В процессе заучивания слухоречевого материала у них чаще возникают замены слов и их повторы, что свидетельствует о дефиците избирательной актуализации и тенденции к инертности. У ряда больных депрессией отмечается и серьезный дефицит непроизвольного запоминания.
При заучивании 10 слов больные депрессиями иногда применяют специальные мнемотехнические приемы (например, группировку слов по фонетическим или смысловым признакам, ассоциирование со зрительными образами, даже просто загибание пальцев на руке при произнесении очередного слова). Но их использование носит неустойчивый характер; наблюдается диссоциация между упоминанием постфактум тех или иных опосредующих приемов в самоотчетах и их отсутствием в реальном выполнении. В ряде случаев опосредующие приемы не увеличивают, а, наоборот,
снижают эффективность запоминания, например, вследствие создания чрезмерно сложных,
объемных ассоциаций. Таким образом, опосредование не позволяет больным депрессией в полной мере компенсировать затруднения и достичь показателей здоровых испытуемых.
Анализ результатов «пиктограммы» – методики, направленной именно на исследование опосредованного запоминания, также выявил межгрупповые различия. У больных депрессией по сравнению с психически здоровыми испытуемыми значительно замедлялось время выполнения методики, они чаще отказывались от выбора образа, демонстрировали более низкую продуктивность отсроченного воспроизведения. У них чаще встречались конкретные,
индивидуально-значимые образы, «шоковые» реакции, стереотипии и персеверации, проявления так называемого органического графического сипмтомокомплекса, фрагментарности и т.п.
Результаты серийного устного вычитания «от 100 по 7», значимым компонентом которого является оперативная память, показали, что больным депрессией требуется более длительное время для выполнения задания; они допускали большее количество ошибок. Показательно, что если психически здоровые испытуемые чаще ошибались на начальных этапах задания, то больные депрессией допускали ошибки на всех этапах счета примерно с одинаковой частотой. Это означает отсутствие полноценного включения в деятельность, возможно, вследствие мотивационного дефицита. Здоровым испытуемым в ряде случаев требовалось подтверждение правильности собственных действий (эта потребность, как правило, реализовалась в виде вопросительного уточнения инструкции «Так, по 7 отнимаем?»). А вот у больных депрессией чаще фиксировались не
Все эти примеры наглядно подтверждают достаточно высокий потенциал аутокомпенсации ограничений возможностей памяти при нормальном старении. Базисом для этого является относительно сохранное на ранних (а иногда и на поздних) этапах старения функционирование левого полушария мозга, а также лобных структур, имеющих прямое отношение к обеспечению произвольной регуляции психической активности. Не будем забывать и о том, что активность лобных долей мозга является существенным условием оптимизации работы подкорковых структур.
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что компенсаторные приемы черпаются в основном из индивидуального прошлого опыта, сформированного в контексте определенной культуры и социальных взаимодействий. Проблема состоит в том, что их выбор, как правило, происходит интуитивно, путем «проб и ошибок». Поэтому попытки компенсации не всегда приводят к успеху, а в некоторых случаях приобретают гиперкомпенсаторный характер. Оптимальное использование компенсаторных приемов в мнестической деятельности возможно только при целенаправленном формировании особой психологической культуры старения, включающей понимание основных принципов работы психических функций (и, в первую очередь, памяти) в позднем возрасте.
Что же происходит с памятью пожилых и старых людей, страдающих аффективными расстройствами депрессивного спектра? Наши исследования показывают, что многие показатели мнестической функции у больных депрессиями демонстрируют отрицательную динамику по сравнению с показателями здоровых испытуемых. Им требуется больше предъявлений для заучивания слухоречевого и зрительного материала, у них ниже объем непосредственного и отсроченного воспроизведения [Балашова и др., 2003]. В процессе заучивания слухоречевого материала у них чаще возникают замены слов и их повторы, что свидетельствует о дефиците избирательной актуализации и тенденции к инертности. У ряда больных депрессией отмечается и серьезный дефицит непроизвольного запоминания.
При заучивании 10 слов больные депрессиями иногда применяют специальные мнемотехнические приемы (например, группировку слов по фонетическим или смысловым признакам, ассоциирование со зрительными образами, даже просто загибание пальцев на руке при произнесении очередного слова). Но их использование носит неустойчивый характер; наблюдается диссоциация между упоминанием постфактум тех или иных опосредующих приемов в самоотчетах и их отсутствием в реальном выполнении. В ряде случаев опосредующие приемы не увеличивают, а, наоборот,
снижают эффективность запоминания, например, вследствие создания чрезмерно сложных,
объемных ассоциаций. Таким образом, опосредование не позволяет больным депрессией в полной мере компенсировать затруднения и достичь показателей здоровых испытуемых.
Анализ результатов «пиктограммы» – методики, направленной именно на исследование опосредованного запоминания, также выявил межгрупповые различия. У больных депрессией по сравнению с психически здоровыми испытуемыми значительно замедлялось время выполнения методики, они чаще отказывались от выбора образа, демонстрировали более низкую продуктивность отсроченного воспроизведения. У них чаще встречались конкретные,
индивидуально-значимые образы, «шоковые» реакции, стереотипии и персеверации, проявления так называемого органического графического сипмтомокомплекса, фрагментарности и т.п.
Результаты серийного устного вычитания «от 100 по 7», значимым компонентом которого является оперативная память, показали, что больным депрессией требуется более длительное время для выполнения задания; они допускали большее количество ошибок. Показательно, что если психически здоровые испытуемые чаще ошибались на начальных этапах задания, то больные депрессией допускали ошибки на всех этапах счета примерно с одинаковой частотой. Это означает отсутствие полноценного включения в деятельность, возможно, вследствие мотивационного дефицита. Здоровым испытуемым в ряде случаев требовалось подтверждение правильности собственных действий (эта потребность, как правило, реализовалась в виде вопросительного уточнения инструкции «Так, по 7 отнимаем?»). А вот у больных депрессией чаще фиксировались не
уточнения, а именно потери инструкции; для продолжения деятельности требовался ее дополнительный повтор. В целом можно сказать, что в норме выполнение задания носило несколько более автоматизированный и интериоризированный характер, тогда как больные депрессией чаще использовали «внешние» вербальные способы опосредования, то есть проговаривали вслух выполняемые счетные операции. Представляется важным и тот факт, что вынесение счетных операций в план внешней речи, как правило, не способствовало улучшению деятельности, больные все равно вновь допускали ошибки. У здоровых лиц вербальное опосредование практически исключало появление новых ошибок и существенно улучшало деятельность.
Таким образом, результаты проведенных исследований показывают, что у большинства больных изменяются качественные и скоростные показатели многих видов памяти. Возникают отчетливые трудности включения в выполнение заданий, колебания внимания и уровня достижений,
истощаемость, повышенная тормозимость следов. Изменения затрагивают и процессы саморегуляции и опосредования: их спектр сужается, они зачастую утрачивают интериоризированный характер, делаются малоэффективными, хуже компенсируют затруднения в мнестико-интеллектуальных задачах. Невольно вспоминаются слова одного больного: «Зачем мне память? Я же на пенсии». Изменяется не только запоминание текущей информации, но и автобиографическая память: больные склонны к припоминанию скорее негативных, чем позитивных событий прошлого, склонны даже приписывать эмоционально нейтральным событиям отрицательный личностный смысл. Приведу один поразивший меня пример. В ходе клинической беседы один депрессивный пациент на вопрос психолога о том, правша он или левша, отвечает: «Я
левша». И вдруг начинает плакать. Видя изумление психолога, явно не ожидавшего подобной аффективной реакции, поясняет: «Мне было так плохо! Меня в школу не брали из-за того, что я левша». Так память на прошлое, формально достаточно сохранная при депрессиях позднего возраста по многим показателям, перестает выполнять адекватную опосредующую функцию в осмыслении и принятии собственного жизненного пути, разных этапов временной перспективы.
Подобные негативные проявления, по-видимому, обусловлены и мозговыми факторами, и эмоционально-мотивационными нарушениями.
Теперь – о восприятии времени. Сразу оговоримся, что подразумевает под этим термином автор.
Восприятие времени является сложной функциональной системой психики (возможно, даже метасистемой). Она включает ориентировку в настоящем и прошедшем времени; оценку и отмеривание временных интервалов, воспроизведение и сравнение различных длительностей;
понимание последовательности и одновременности событий; способность оперировать речевыми конструкциями и понятиями, описывающими временные категории и отношения; осознание и переживание скорости течения времени и временной перспективы. Ее основной задачей является гармоничное развертывание психической деятельности и поведения, сохранение целостности личности во временном континууме.
Сегодня специалистам хорошо известно, что даже при нормальном (физиологическом) старении некоторые звенья и уровни восприятия времени демонстрируют определенное снижение, а другие оказываются достаточно резистентными по отношению к инволюционным изменениям (и негативным, и имеющим адаптивный смысл). Например, к сохранным компонентам временной перцепции можно отнести ориентировку во времени, навыки оперирования речевыми конструкциями, описывающими разнообразные временные отношения, способности весьма точной оценки времени, необходимого для выполнения привычных, упроченных в индивидуальном опыте действий. Негативные изменения (то есть снижение точности) можно наблюдать у лиц позднего возраста при оценке и отмеривании коротких «пустых» интервалов – в таких задачах точнее молодые испытуемые. Происходят при нормальном старении и перестройки временной перспективы: возрастает личностная значимость прошлого, несколько сокращается ориентация на будущее. Меняется скорость течения субъективного времени – по мнению многих психологов, оно убыстряется.
Таким образом, результаты проведенных исследований показывают, что у большинства больных изменяются качественные и скоростные показатели многих видов памяти. Возникают отчетливые трудности включения в выполнение заданий, колебания внимания и уровня достижений,
истощаемость, повышенная тормозимость следов. Изменения затрагивают и процессы саморегуляции и опосредования: их спектр сужается, они зачастую утрачивают интериоризированный характер, делаются малоэффективными, хуже компенсируют затруднения в мнестико-интеллектуальных задачах. Невольно вспоминаются слова одного больного: «Зачем мне память? Я же на пенсии». Изменяется не только запоминание текущей информации, но и автобиографическая память: больные склонны к припоминанию скорее негативных, чем позитивных событий прошлого, склонны даже приписывать эмоционально нейтральным событиям отрицательный личностный смысл. Приведу один поразивший меня пример. В ходе клинической беседы один депрессивный пациент на вопрос психолога о том, правша он или левша, отвечает: «Я
левша». И вдруг начинает плакать. Видя изумление психолога, явно не ожидавшего подобной аффективной реакции, поясняет: «Мне было так плохо! Меня в школу не брали из-за того, что я левша». Так память на прошлое, формально достаточно сохранная при депрессиях позднего возраста по многим показателям, перестает выполнять адекватную опосредующую функцию в осмыслении и принятии собственного жизненного пути, разных этапов временной перспективы.
Подобные негативные проявления, по-видимому, обусловлены и мозговыми факторами, и эмоционально-мотивационными нарушениями.
Теперь – о восприятии времени. Сразу оговоримся, что подразумевает под этим термином автор.
Восприятие времени является сложной функциональной системой психики (возможно, даже метасистемой). Она включает ориентировку в настоящем и прошедшем времени; оценку и отмеривание временных интервалов, воспроизведение и сравнение различных длительностей;
понимание последовательности и одновременности событий; способность оперировать речевыми конструкциями и понятиями, описывающими временные категории и отношения; осознание и переживание скорости течения времени и временной перспективы. Ее основной задачей является гармоничное развертывание психической деятельности и поведения, сохранение целостности личности во временном континууме.
Сегодня специалистам хорошо известно, что даже при нормальном (физиологическом) старении некоторые звенья и уровни восприятия времени демонстрируют определенное снижение, а другие оказываются достаточно резистентными по отношению к инволюционным изменениям (и негативным, и имеющим адаптивный смысл). Например, к сохранным компонентам временной перцепции можно отнести ориентировку во времени, навыки оперирования речевыми конструкциями, описывающими разнообразные временные отношения, способности весьма точной оценки времени, необходимого для выполнения привычных, упроченных в индивидуальном опыте действий. Негативные изменения (то есть снижение точности) можно наблюдать у лиц позднего возраста при оценке и отмеривании коротких «пустых» интервалов – в таких задачах точнее молодые испытуемые. Происходят при нормальном старении и перестройки временной перспективы: возрастает личностная значимость прошлого, несколько сокращается ориентация на будущее. Меняется скорость течения субъективного времени – по мнению многих психологов, оно убыстряется.