Файл: Учебник уголовное право республики беларусь общая часть.doc

При характеристике ряда преступлений законодатель одновременно дает им моральную оценку, называя эти преступления греховными, постыдными, безнравственными. Например, говорит, что преступник совершил злодеяние “пробачивши боязни бозское и встыду людского”.

Впервые понятие преступления, близкое к современному, встречается в общеземской грамоте Казимира 1447 г., где оно характеризуется как “проступок”. В первом кодифицированном криминальном законе — Судебнике 1468 г. дается более четкое определение противоправного характера преступного деяния — законодатель использует такие словосочетания как “выступ из права”, “над правом сягнуть”.

В Статуте 1588 г. постоянно повторяется, что преступление является общевредным, общеопасным, противозаконным деянием. Несмотря на то, что феодальный закон еще не содержит полного и четкого понятия преступления, однако, исходя из анализа соответствующих уголовно-правовых норм, можно сделать вывод, что законодатель признает преступлением противоправное, виновное деяние, несущее в себе элемент общественной опасности и посягающее на феодальный общественный строй, правопорядок, феодальную собственность, человека, его права и интересы.

Объект преступления. Законодатель признает объектом преступления конкретные блага и интересы человека, однако проводит разграничение между благами и интересами привилегированного сословия (шляхты) и простых людей. Статут 1588 г. признает также объектом преступного посягательства отношения по поддержанию общественного порядка (“покою посполитого”) и общественной нравственности (р.XI, ст.60). Одновременно в Статуте оговариваются и случаи, когда посягательства на блага и интересы людей не являются преступными. В частности, не признается криминальным убийство “выволанца” (лица, присужденного к изгнанию за пределы государства), не подлежит уголовному наказанию и посягательство на жизнь убегающего государственного изменника (р.I, ст.7).

Статут регламентирует и двухобъектные преступные деяния. Так, при посягательстве на жизнь лица, имеющего охранную грамоту государя (“глейт наш господарский”), объектом преступления является не только жизнь человека, но и нарушение “уставы” великого князя, его воли (р.I, ст.13).

Объективная сторона преступления. В XVI в. законодатель много внимания уделяет признакам, которые характеризуют преступление в его внешнем проявлении: общественно опасному деянию, причинной связи между деянием и последствиями, а также месту, способу, времени и обстановке совершения преступления. Статутные нормы говорят о том, что преступления могут совершаться как в форме активных действий человека, так и в форме воздержания от определенных действий, которые желаемы и угодны законодателю, так называемое преступное бездействие (неисполнение воинских обязанностей, недонесение о преступлении и др.).

---

Для наличия состава некоторых государственных преступлений достаточно обнаружения преступной воли в форме угрозы (“похвалка”, “отповедь”). По Статуту 1588 г. покушение характеризуется двумя признаками: во-первых, началом реализации преступной воли и, во-вторых, недостижением преступного результата. Право говорит о покушении только применительно к государственным преступлениям и преступлениям против человека.

Законодатель прямо не указывает, но подразумевает так называемые усеченные составы преступлений (государственная измена, ношение оружия при дворе великого князя, “угроза от неоседлого” человека), а также в определенной степени различает материальные и формальные составы преступления, поскольку иногда в описание признаков объективной стороны преступления он включает и причинную связь между деянием и наступившими последствиями. Так, в случае смерти потерпевшего от причиненных ему ран виновный наказывается как за убийство, однако если смерть наступила по истечении 24 дней, то законодатель в этом случае не усматривает связи между деянием и последствиями (р.XI, ст.53).

В уголовном законе говорилось о продолжаемых преступлениях, за совершение которых иногда устанавливался весьма интересный порядок назначения наказаний. Так, если должностные лица суда в отношении заключенных в тюрьму “яркую фольгу у везенью чинили” (разрешали “комины у вежи будовати” и пр.), то за это они подвергались наказанию столько раз, сколько бы их в этом обвинили (р.IV, ст.32).

Говоря о способе совершения преступного деяния, законодатель в большинстве случае включает его в состав преступления, употребляя при этом выражения “изменнически”, “тайно”, “исподтишка” и т.д.

Большое значение в законе придается месту совершения преступления. В статьях, где говорится, что преступление произошло “при дворе господарском”, “в месте нашом судовом”, “на проезжой дорозе” предусмотрены более жесткие санкции. Законодатель также обращает внимание на особенную опасность преступлений, совершенных в местах массового скопления людей. В ряде норм акцентируется внимание на времени совершения преступления (“в зваде вечерней”, во время “посполитого рушенья” и т.д.).

Субъект преступления. Принцип индивидуальной ответственности провозглашался в законодательных актах X в. В грамоте Казимира 1447 г. говорилось, что каждый преступник сам несет ответственность за свои «проступки» и не может нести ответственности «ни жена за проступку мужа своего, а ни отец за проступку сына, а ни иный прироженый, а ни слуга ...». Исключение делалось только в отношении государственных преступлений. В отношении простых людей длительный период действовало древнее обычное право с его коллективной ответственностью. Так, в копном судопроизводстве, если след преступника вел в конкретную деревню, ее жители должны были найти и выдать преступника или коллективно выплатить судебные штрафы и покрыть нанесенный преступлением ущерб.

---

Субъектом преступления закон признавал только физическое лицо (даже если вред причинен животным), достигшее определенного возраста и вменяемое. Впервые о возрасте уголовного вменения упоминал Судебник 1468 г., где говорилось, что дети до семилетнего возраста не могли передаваться в рабство за преступление, совершенное отцом (ст.1). Статут 1566 г. устанавливает уголовную ответственность с 14-летнего возраста. Статут 1588 г. повышает возраст уголовной ответственности до 16 лет.

Как правило, не подлежали уголовной ответственности психически больные лица. Законодатель не дает определения состоянию невменяемости, однако отличает «дурней» от «шаленых», которые «за допущеньем Божьим от розуму отошедши». Эти лица при совершении преступлений подлежали специальной изоляции и надзору со стороны родственников, слуг или «вряда» (местной администрации). В случае побега они могли быть подвергнуты тюремному заключению, а в отдельных случаях (повторное совершение тяжкого преступления) и более тяжкому наказанию (р.XI, ст.35).

Закон говорит и о состоянии алкогольного опьянения, приравнивая преступления, совершенные «з опильства», к деяниям, совершенным «по злому умыслу» (р.XI, с.15, 22).

Субъективная сторона преступления. Статут 1588 г. достаточно четко разграничивает вину умышленную и неосторожную и использует термины «умысльне», «неумысльне» как общеизвестные. В умышленных преступлениях закон различает два элемента: осознание субъектом противоправности совершаемого им деяния и желание совершения его или наступления вредных последствий. Для характеристики умышленности преступления законодатель использует слова «ведаючи», «умысльне» и др. Свидетельство о желании лица осуществить преступление мы видим в ряде диспозиций, где описывается характер действий преступника: «тайно», «скрыто», «исподтишка», «гвалтовне» и пр. Однозначно характеризуются как умышленные государственные преступления.

Относительно неосторожной вины законодатель непоследователен. Так, при «неумысльном, а пригодном мужобойстве», которое случилось при определенном стечении обстоятельств («с пригоды, а не хути, не в зваде, але з неведомости», он упускает из виду основной признак отличия случая (казуса) от неосторожности — отсутствие возможности предвидения опасных последствий, хотя само понятие «казус» известно законодателю под названием «пригода». Неосторожность, как правило, влекла за собой только выплату штрафа, который в случае убийства назывался «галоущызнай». Статут 1588 г. специально выделял как неосторожные преступления убийства во время охоты; при строительстве дома (когда кирпич или что-либо иное свалилось на голову человека); при рубке дров (когда топор сорвался с топорища); при спиливании деревьев (когда подрубленное дерево придавило человека); при стрельбе из лука или ружья (когда стрела или пуля, отклонившись в сторону, попала в человека) (р.XI, ст.23).

---

Мотив преступления почти не влиял на степень опасности и наказуемости, однако в некоторых случаях законодатель прямо указывает на него как на отягчающее или смягчающее вину обстоятельство (убийство «в зваде» (ссоре), в состоянии сильного душевного волнения и пр.). Цель преступления была обязательным признаком уголовных деяний, совершаемых с прямым умыслом. В некоторых статьях законодатель вводит в разряд характерных признаков преступления указание на цель действий субъекта. Так, побег в неприятельские земли признается преступлением, если совершается с целью причинения вреда «господару, и речи посполитой» (р.I, ст.6).

Соучастие и прикосновенность к преступлению. Статутам ВКЛ хорошо известно соучастие и они описывают его основные формы: простую, при которой все соучастники принимают участие в действиях, которые составляют данное преступление (соисполнительство); сложную, с выполнением различных ролей; преступное сообщество — устойчивое объединение лиц для совместного совершения преступлений. Однако, даже Статут 1588 г. пока не различает четко типы соучастников, не отделяя интеллектуальное виновничество от укрывательства и пособничества.

В ряде статей виды соучастников достаточно четко определены. Как правило, одинаковую ответственность несут все участники преступления, которые были соисполнителями. Так, за умышленное убийство шляхтича людьми «простого стану» все преступники наказывались смертью (р.XI, ст.39). Тем не менее, часто, особенно в связи с сословной принадлежностью человека, ответственность распределяется неравномерно. Например, за убийство шляхтича «в зваде», смертной казни подлежал один шляхтич или же трое простых людей (семеро — по Статуту 1566 г.), остальные соучастники подвергались штрафу и тюремному заключению (р.XI, ст.29, 39). При этом закон не регламентирует, на каком основании осуществлялся выбор.

При сложной форме соучастия закон выделяет организатора преступления (называя его иногда главным виновником) и «помочников», то есть тех, кто содействовал совершению преступления своими указаниями, материальными средствами («конми, зброею, людьми албо пенезми» и пр. Причем в законе сделана оговорка, что «слуги панов своих за помочники розумены быти не могуть» (р.XI, ст.38, 1).

Много внимания закон уделяет такому виду соучастия как подстрекательство, регламентируя роль лица, явившегося инициатором совершения преступления и возбудившего у другого лица желание осуществить злой умысел. В случае, если подстрекатель осуществляет свое намерение физическими силами другого лица («з направы своее через кого колвек»), то, как правило, за тяжкие преступления оба подвергались одинаковому уголовному наказанию (р.XI, ст.17, 60 и др.). Если же суд усматривал в деянии только «кривду» или «шкоду», то отвечали только исполнители. При отсутствии исполнителя удовлетворить потерпевшего должен был подстрекатель, который при этом мог далее искать исполнителя (р.XI, ст.41).

---

Подстрекатель психически больного человека рассматривался как исполнитель: «хто такому шаленому брони додал альбо его ку збытку словы побудил, тогды тот сам водлуг важности выступку за то терпети повинен» (р.XI, ст.35).

Статуты различают несколько видов заранее не обещанного деяния, не связанного причинно с преступным результатом и образующего самостоятельное преступление (прикосновенность к преступлению): укрывательство злоумышленников, пользование плодами преступления, недонесение о готовящемся преступлении и попустительство.

Особую законодательную регламентацию получило в Статуте 1588 г. укрывательство преступления, которое проявлялось в активном поведении лица с целью укрыть преступников или сокрыть орудия и средства совершения преступления. Закон говорит о «переховываньи» преступников, принятии их на службу (р.XI, ст.36; р.XIV, ст.13); оказании помощи при побеге или допущении побега виновного лица до судебного разбирательства (р.XIV, ст.13); создании препятствий должностному лицу в поимке преступника (р.IV, ст.32); освобождении осужденного (р.IV, ст.31) и др.

Степень наказуемости за укрывательство зависела от тяжести совершенных преступлений, категории преступников и других обстоятельств. Так, лица, которые укрывали «злочинцев, разбойников, злодеев явных, людей выволаных», подлежали такому же наказанию, как и сами преступники (р.XI, ст.36).

Объективная сторона такого вида прикосновенности, как пользование плодами преступления, выражена в Статуте словами: «тех речей злодейских ведома поживал» (р.XI, ст.36). Однако в диспозиции данной правовой нормы не уточнялось, каких именно «речей» и не давалось определение понятия «поживал». Говорилось только об обязательном условии — знании того, что в пользовании находились «речи злодейские».

Относительно недоносительства о преступлениях Статут, по общему правилу, не предписывает подданным государства доносить о преступных деяниях и даже считает доносы общественным злом и пытается бороться с ними путем не только непризнания тайных доносов, но и установления лжедоносчику такого наказания, которому мог быть подвергнут обвиненный им человек. Однако закон делает исключение и даже обещает вознаграждение в случае доноса о готовящемся государственном преступлении. В Статуте предусмотрено тяжкое наказание («честь и горло тратити мають») за недоносительство совершеннолетних сыновей о подготовке их отцом государственного преступления, однако закон требует убедительных доказательств того, что сыновья преступника были «ведомыми тое здрады отцовское» (р.I, ст.3).

---