ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 429
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Дело патриарха Никона Другим выдающимся фактом в церковной сфере при Алексее Михайловиче было так называемое дело патриарха Никона. Под этим названием разумеется обыкновенно распря патриарха с царем в 1658–1666 гг. и лишение Никона патриаршества. Ссора Никона с царем, его удаление с патриаршего престола и суд над Никоном сами по себе события крупные, а для историка они получают особый интерес еще и потому,
что к личной ссоре и церковному затруднению здесь примешался вопрос об отношениях светской и церковной властей на Руси. Вероятно, в силу таких обстоятельств это дело и вызвало к себе большое внимание в науке и много исследований очень значительное место делу Никона, например, уделил СМ. Соловьев в XI т. Истории России. Он относится к
Никону далеко нес симпатией и винит его в том, что благодаря особенностям его неприятного характера и неразумному поведению дело приняло такой острый оборот и привело к таким печальным результатам, как низложение и ссылка патриарха. Против взгляда, выска-
9
Он же дал превосходные бытовые очерки раскола в своих своеобразных романах В лесах и На горах ив отдельных повестях
Культурный перелом при Алексее Михайловиче
В царствование Алексея Михайловича важно отметить еще несколько фактов, которые отчасти характеризуют нам настроения общества того времени. При Алексее Михайловиче несомненно существовало сильное общественное движение с ним, в некоторых его проявлениях, мы уже познакомились мы видели, например, какие протесты вызвали экономические и церковные меры того времени. Но меры не касались одной стороны этого движения движения культурного. Замечая это последнее, один исследователь говорит о времени Алексея Михайловича, что тогда боролись два общественных направления и борьба велась во имя самых задушевных интересов и стремлений и потому отличалась полным трагизмом».
Культурные новшества спорили тогда с неприкосновенностью старых идеалов они касались всех сторон жизни и кое-где побеждали. Но исследователь, который захотел бы нам представить полную картину борьбы старого с новым, оказался бы в затруднительном положении, так как борьба эта оставила мало литературных следов. Нам приходится только отрывочно познакомиться с разными течениями общественной жизни и наметить только главных ее представителей.
До XV в. Русь в церковном отношении была подчинена Константинопольскому патриарху, а на греческого императора (цезаря, царя) смотрела как на верховного государя право
Главные моменты в истории Южной
и Западной Руси в XVI–XVII веках
Западные и южные русские области, как известно, в XIII и XIV вв. стали достоянием литовских великих князей. Внешняя опасность сплотила литовское племя, подняла в нем воинственный духи создала Литовское государство, в котором стали жить совместно и
Литва, и Русь. Но это государство, созданное Литвой, становилось русским, потому что Русь преобладала над Литвой не только числом, но и культурой. Русский язык стал господствующим в Литве, употреблялся при дворе ив законодательстве. Православие вытесняло древнюю религию Литвы безо всякой острой борьбы женатые на русских княжнах, литовские князья были полурусскими по крови, русскими по языку и верованиям. Созданная православием и долгой исторической жизнью русская культура делала быстрые успехи среди полудиких литовцев. Словом, более образованная русская народность успешно ассимилировала себе менее образованное литовское племя.
Но Литва, вошедшая в историческую жизнь позднее всех своих соседей, поляков, немцев и Руси, чувствовала на себе не одно русское влияние. Немцы с двух сторон (тевтоны и меченосцы) крестили ее в католичество и обращали в своих рабов. Поляки, сперва враждебные, старались затем стать в союзные отношения к Литве, своему прежнему недругу, чтобы с помощью Литвы действовать против немцев, одинаково ненавистных им обоим. Средством для сближения Польши с Литвой могли служить браки литовских и польских владетелей:
они и заключались. Польский король Казимир III женился на дочери Гедимина, но этот брак не имел политических последствий, зато имел их брак литовского великого князя Ягайла на королеве польской Ядвиге. Он был заключен с условием династической унии Литвы с Польшей под властью Ягеллонов. Инициатива этого брака и самой унии вышла не из Литвы, а из
Польши. Польским панам страшны были и немцы, и Литва от Литвы они желали получить некоторые области и союз против немцев. Династическая уния давала возможность постоянного и крепкого союза, давала надежду провести в Литву польское влияние. На этих возможностях и надеждах и была построена в Польше политическая комбинация, увенчавшаяся полным успехом для Польши. В 1386 г. Ягайло стал не только королем польским, но и католиком.
Уния Литвы с Польшей заключена была на двух главных условиях 1) внутреннее устройство и управление государств остается прежним, независимым от союзного государства) дипломатические сношения ведутся обоими государствами сообща. Таким образом,
внутренняя автономия Литвы была сохранена. И, однако, литовско-русское общество было страшно недовольно унией. Перемена религии Ягайлом, дозволение его обращать в католичество языческую Литву и другие уступки Польше вызвали резкий протест Литвы и Руси.
Оскорбленное народное чувство поддержало притязания Витовта, сильнейшего удельного князя в Литве, и доставило ему полное господство над Литвой и титул великого князя литовского еще при жизни Ягайло.
Витовт довел могущество Литовского государства до высшего развития и вместе стем положил начало его упадку. Он был весьма популярен в Литве, и католики, и православные,
и язычники считали его своим. Это помогло Витовту совершить ряд подвигов, поднявших значение его государства. Но желание ладить со всеми, отсутствие ясного взгляда назначение в судьбе Литвы католичества и Польши привели Витовта к тому, что он не смог дать отпор польскому влиянию, не сумел отгадать, на кого он должен был опираться, ив конце концов оттолкнул от себя русское население Литвы. Это обстоятельство поработило Литву
Польше и обусловило падение Литвы
что к личной ссоре и церковному затруднению здесь примешался вопрос об отношениях светской и церковной властей на Руси. Вероятно, в силу таких обстоятельств это дело и вызвало к себе большое внимание в науке и много исследований очень значительное место делу Никона, например, уделил СМ. Соловьев в XI т. Истории России. Он относится к
Никону далеко нес симпатией и винит его в том, что благодаря особенностям его неприятного характера и неразумному поведению дело приняло такой острый оборот и привело к таким печальным результатам, как низложение и ссылка патриарха. Против взгляда, выска-
9
Он же дал превосходные бытовые очерки раскола в своих своеобразных романах В лесах и На горах ив отдельных повестях
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
261
занного Соловьевым, выступил Субботин в своем сочинении Дело патриарха Никона (М. Он группирует в этом деле черты, ведущие к оправданию Никона, и всю вину печального исхода распри царя с патриархом возлагает на бояр, врагов Никона, и на греков, впутавшихся в это дело. Во всех общих трудах по русской истории много найдется страниц о
Никоне; мы упомянем здесь труд митрополита Макария (История Русской церкви, т. XII,
СПб., 1883 г, где вопрос о Никоне рассмотрен по источниками высказывается отношение к Никону такое же почти, как у Соловьева, и труд Гюббенета Историческое исследование дела патриарха Никона (2 т, СПб., 1882 и 1884 гг.), объективно написанное и стремящееся восстановить в строгом порядке немного спутанную связь фактов. Значение всех прежних трудов, однако, пало с появлением капитальных работ проф. Каптерева, названных выше.
Из сочинений иностранных нужно упомянуть английского богослова Пальмера, который в своем труде «The Patriarch and the Tzar» (London, 1871–1876 гг.) сделал замечательный свод данных о деле Никона, переведя на английский язык отрывки из трудов русских ученых о
Никоне и массу материала, как изданного, таки неизданного еще в России (он пользовался документами московской синодальной библиотеки).
Обстоятельства оставления Никоном патриаршего престола и низложения Никона мы изложим кратко ввиду того, что все дело Никона слагается из массы мелочных фактов,
подробный отчет о которых занял бы слишком много места. Мы уже видели, как Никон достиг патриаршества. Нужно заметить, что он был почти налет старше Алексея Михайловича эта разница лет облегчала ему влияние на царя. Это не была дружба сверстников, а влияние очень умного, деятельного и замечательно красноречивого человека почтенных лет на мягкую впечатлительную душу юного царя. С одной стороны была любовь и глубокое уважение мальчика, с другой – желание руководить этим мальчиком. Энергичная, но черствая натура Никона не могла отвечать царю на его идеальную симпатию таким же чувством.
Никон был практик, Алексей Михайлович – идеалист. Когда Никон стал патриархом сусло- вием, что царь не будет вмешиваться в церковные дела, значение Никона было очень велико;
мало-помалу он становится в центре не только церковного, но и государственного управления. Царь и другие по примеру царя стали звать Никона невеликим господином, как обыкновенно величали патриарха, а великим государем, каковым титулом пользовался только патриарх Филарет как отец государя. Никон стоял очень близко ко двору, чаще прежних патриархов участвовал в царских трапезах, и сам царь часто бывал у него. Бояре в деловых сношениях с патриархом называли себя передним, как перед царем, полуименем (например,
в грамоте Великому государю святейшему Никону патриарху Мишка Пронский с товарищами челом бьют. И сам Никон величает себя великим государем, в грамотах пишет свое имя рядом с царским, как писалось имя патриарха Филарета а в новоизданном Служебнике г. Никон помещает даже следующие слова Да даст же Господь им государям (т. е.
царю Алексею Михайловичу и патриарху Никону желание сердец их да возрадуются все,
живущие под державою их яко да под единым государским повелением вси повсюду пра- вославнии народы живущи… славити имут истиннаго Бога нашего. Таким образом, Никон свое правление называл державой и свою власть равнял открыто с государевой. По современному выражению, Никон, став патриархом, возлюбил стоять высоко, ездить широко».
Его упрекали, таким образом, в том, что он забылся, возгордился. Он действительно держал себя гордо, как великий государь, и было основание для этого Никон достиг того, что правил всем государством в 1654 г, когда царь был на войне, и дума Боярская слушала его,
как царя. Политическое влияние Никона возросло до того, что современники готовы были считать его власть даже большей, чем власть царя. Неронов говаривал Никону Какая тебе честь, владыко святый, что всякому ты страшен, и друг другу говорят грозя знаешь ли кто он, зверь ли лютый – лев или медведь, или волк Дивлюсь государевы царевы власти уже не слыхать, от тебя всем страхи твои посланники пуще царских всем страшны никто сними С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
262
не смеет говорить, затверждено у них знаете ли патриарха И сам Никон склонен был считать себя равным царю по власти, если даже не сильнейшим. Раз на соборе (летом 1653 г) в споре с Нероновым Никон опрометчиво произнес, что присутствие на соборе царя, как это требовал Неронов, ненужно. Мне и царская помощь негодна и ненадобна крикнул они с полным презрением отозвался об этой помощи.
Но влияние Никона основывалось не на законе и не на обычае, а единственно наличном расположении к Никону царя (будь Никон не патриарх, мы бы назвали его временщиком. Такое положение Никона вместе сего поведением, гордыми самоуверенным, вызвало к нему вражду в придворной среде, в боярах, потерявших благодаря его возвышению часть своего влияния (Милославские и Стрешневы); есть свидетельство (у Мейерберга), что и царская семья была настроена против Никона. При дворе на Никона смотрели, как на непрошеного деспота, держащегося единственно расположением царя. Если отнять это расположение, влияние Никона исчезнет и власть его уменьшится.
Не так, однако, думал сам Никон. Он иначе и не представлял себе патриаршей власти, как в тех размерах, в каких ему удавалось ее осуществлять. По его понятию, власть патриарха чрезвычайно высока, она даже выше верховной власти светской Никон требовал полного невмешательства светской власти в духовные дела и вместе стем оставлял за патриархом право на широкое участие и влияние в политических делах в сфере же церковного управления Никон считал себя едиными полновластным владыкой. С подчиненным ему духовенством он обращался сурово, держал себя гордо и недоступно, словом, был настоящим деспотом в управлении клиром и паствой. Он был очень скор на тяжкие наказания, легко произносил проклятия на провинившихся и вообще не останавливался перед крутыми мерами. По энергии характера и по стремлению к власти Никона охотно сравнивают с папой Григорием VII Гильдебрантом. Однако вовремя своего управления церковью Никон не истребил тех злоупотреблений и тягостей, которые легли на духовенство при его предшественнике Иосифе и вызывали жалобы В 1653 г. порядки, удержанные и вновь заведенные
Никоном, вызвали любопытное челобитье царю на патриарха. Хотя оно было подано противниками новшеств, однако касается не только реформ Никона, но и его административных привычек и очень обстоятельно рисует Никона как администратора, с несимпатичной стороны. Поэтому челобитью видно, что против него ив среде духовенства был большой ропот. Про Никона надо вообще заметить, что его любили отдельные лица, но личность его не возбуждала общей симпатии, хотя нравственная его мощь покоряла ему толпу.
До польской войны 1654 г. симпатии юноши царя к Никону не колебались. Уезжая на войну, Алексей Михайлович отдал на попечение Никона и семью, и государство. Влияние
Никона, казалось, все росло и росло, хотя царю были известны многие выходки Никона и то, как Никон отзывался о царской помощи, что она ему ненадобна, и то, что Никон не жаловал Уложения, называя его проклятою книгою, исполненной беззаконий. Ново время войны царь возмужал, много увидел нового, развился и приобрел большую самостоятельность. Этому способствовали самые обстоятельства военной жизни, имевшей влияние на впечатлительную натуру царя, и то, что Алексей Михайлович в походах освободился от московских влияний и однообразной житейской обстановки в Москве но, изменяясь сам,
царь еще не изменял своих прежних отношений к старым друзьям. Он был очень хорош с
Никоном, по-прежнему называл его своим другом. Однако между ними стали происходить размолвки. Одна такая размолвка случилась на Страстной неделе в 1656 г. по поводу церковного вопроса (о порядке Богоявленского водоосвящения. Уличая Никона в том, что он слукавил, царь очень рассердился ив споре назвал Никона мужиком и глупым человеком. Но дружба их все еще продолжалась до июля 1658 г, до всем известного столкновения окольничего Хитрово с князем Мещерским на приеме грузинского царевича Теймураза. В июле г. последовал внезапный разрыв
261
занного Соловьевым, выступил Субботин в своем сочинении Дело патриарха Никона (М. Он группирует в этом деле черты, ведущие к оправданию Никона, и всю вину печального исхода распри царя с патриархом возлагает на бояр, врагов Никона, и на греков, впутавшихся в это дело. Во всех общих трудах по русской истории много найдется страниц о
Никоне; мы упомянем здесь труд митрополита Макария (История Русской церкви, т. XII,
СПб., 1883 г, где вопрос о Никоне рассмотрен по источниками высказывается отношение к Никону такое же почти, как у Соловьева, и труд Гюббенета Историческое исследование дела патриарха Никона (2 т, СПб., 1882 и 1884 гг.), объективно написанное и стремящееся восстановить в строгом порядке немного спутанную связь фактов. Значение всех прежних трудов, однако, пало с появлением капитальных работ проф. Каптерева, названных выше.
Из сочинений иностранных нужно упомянуть английского богослова Пальмера, который в своем труде «The Patriarch and the Tzar» (London, 1871–1876 гг.) сделал замечательный свод данных о деле Никона, переведя на английский язык отрывки из трудов русских ученых о
Никоне и массу материала, как изданного, таки неизданного еще в России (он пользовался документами московской синодальной библиотеки).
Обстоятельства оставления Никоном патриаршего престола и низложения Никона мы изложим кратко ввиду того, что все дело Никона слагается из массы мелочных фактов,
подробный отчет о которых занял бы слишком много места. Мы уже видели, как Никон достиг патриаршества. Нужно заметить, что он был почти налет старше Алексея Михайловича эта разница лет облегчала ему влияние на царя. Это не была дружба сверстников, а влияние очень умного, деятельного и замечательно красноречивого человека почтенных лет на мягкую впечатлительную душу юного царя. С одной стороны была любовь и глубокое уважение мальчика, с другой – желание руководить этим мальчиком. Энергичная, но черствая натура Никона не могла отвечать царю на его идеальную симпатию таким же чувством.
Никон был практик, Алексей Михайлович – идеалист. Когда Никон стал патриархом сусло- вием, что царь не будет вмешиваться в церковные дела, значение Никона было очень велико;
мало-помалу он становится в центре не только церковного, но и государственного управления. Царь и другие по примеру царя стали звать Никона невеликим господином, как обыкновенно величали патриарха, а великим государем, каковым титулом пользовался только патриарх Филарет как отец государя. Никон стоял очень близко ко двору, чаще прежних патриархов участвовал в царских трапезах, и сам царь часто бывал у него. Бояре в деловых сношениях с патриархом называли себя передним, как перед царем, полуименем (например,
в грамоте Великому государю святейшему Никону патриарху Мишка Пронский с товарищами челом бьют. И сам Никон величает себя великим государем, в грамотах пишет свое имя рядом с царским, как писалось имя патриарха Филарета а в новоизданном Служебнике г. Никон помещает даже следующие слова Да даст же Господь им государям (т. е.
царю Алексею Михайловичу и патриарху Никону желание сердец их да возрадуются все,
живущие под державою их яко да под единым государским повелением вси повсюду пра- вославнии народы живущи… славити имут истиннаго Бога нашего. Таким образом, Никон свое правление называл державой и свою власть равнял открыто с государевой. По современному выражению, Никон, став патриархом, возлюбил стоять высоко, ездить широко».
Его упрекали, таким образом, в том, что он забылся, возгордился. Он действительно держал себя гордо, как великий государь, и было основание для этого Никон достиг того, что правил всем государством в 1654 г, когда царь был на войне, и дума Боярская слушала его,
как царя. Политическое влияние Никона возросло до того, что современники готовы были считать его власть даже большей, чем власть царя. Неронов говаривал Никону Какая тебе честь, владыко святый, что всякому ты страшен, и друг другу говорят грозя знаешь ли кто он, зверь ли лютый – лев или медведь, или волк Дивлюсь государевы царевы власти уже не слыхать, от тебя всем страхи твои посланники пуще царских всем страшны никто сними С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
262
не смеет говорить, затверждено у них знаете ли патриарха И сам Никон склонен был считать себя равным царю по власти, если даже не сильнейшим. Раз на соборе (летом 1653 г) в споре с Нероновым Никон опрометчиво произнес, что присутствие на соборе царя, как это требовал Неронов, ненужно. Мне и царская помощь негодна и ненадобна крикнул они с полным презрением отозвался об этой помощи.
Но влияние Никона основывалось не на законе и не на обычае, а единственно наличном расположении к Никону царя (будь Никон не патриарх, мы бы назвали его временщиком. Такое положение Никона вместе сего поведением, гордыми самоуверенным, вызвало к нему вражду в придворной среде, в боярах, потерявших благодаря его возвышению часть своего влияния (Милославские и Стрешневы); есть свидетельство (у Мейерберга), что и царская семья была настроена против Никона. При дворе на Никона смотрели, как на непрошеного деспота, держащегося единственно расположением царя. Если отнять это расположение, влияние Никона исчезнет и власть его уменьшится.
Не так, однако, думал сам Никон. Он иначе и не представлял себе патриаршей власти, как в тех размерах, в каких ему удавалось ее осуществлять. По его понятию, власть патриарха чрезвычайно высока, она даже выше верховной власти светской Никон требовал полного невмешательства светской власти в духовные дела и вместе стем оставлял за патриархом право на широкое участие и влияние в политических делах в сфере же церковного управления Никон считал себя едиными полновластным владыкой. С подчиненным ему духовенством он обращался сурово, держал себя гордо и недоступно, словом, был настоящим деспотом в управлении клиром и паствой. Он был очень скор на тяжкие наказания, легко произносил проклятия на провинившихся и вообще не останавливался перед крутыми мерами. По энергии характера и по стремлению к власти Никона охотно сравнивают с папой Григорием VII Гильдебрантом. Однако вовремя своего управления церковью Никон не истребил тех злоупотреблений и тягостей, которые легли на духовенство при его предшественнике Иосифе и вызывали жалобы В 1653 г. порядки, удержанные и вновь заведенные
Никоном, вызвали любопытное челобитье царю на патриарха. Хотя оно было подано противниками новшеств, однако касается не только реформ Никона, но и его административных привычек и очень обстоятельно рисует Никона как администратора, с несимпатичной стороны. Поэтому челобитью видно, что против него ив среде духовенства был большой ропот. Про Никона надо вообще заметить, что его любили отдельные лица, но личность его не возбуждала общей симпатии, хотя нравственная его мощь покоряла ему толпу.
До польской войны 1654 г. симпатии юноши царя к Никону не колебались. Уезжая на войну, Алексей Михайлович отдал на попечение Никона и семью, и государство. Влияние
Никона, казалось, все росло и росло, хотя царю были известны многие выходки Никона и то, как Никон отзывался о царской помощи, что она ему ненадобна, и то, что Никон не жаловал Уложения, называя его проклятою книгою, исполненной беззаконий. Ново время войны царь возмужал, много увидел нового, развился и приобрел большую самостоятельность. Этому способствовали самые обстоятельства военной жизни, имевшей влияние на впечатлительную натуру царя, и то, что Алексей Михайлович в походах освободился от московских влияний и однообразной житейской обстановки в Москве но, изменяясь сам,
царь еще не изменял своих прежних отношений к старым друзьям. Он был очень хорош с
Никоном, по-прежнему называл его своим другом. Однако между ними стали происходить размолвки. Одна такая размолвка случилась на Страстной неделе в 1656 г. по поводу церковного вопроса (о порядке Богоявленского водоосвящения. Уличая Никона в том, что он слукавил, царь очень рассердился ив споре назвал Никона мужиком и глупым человеком. Но дружба их все еще продолжалась до июля 1658 г, до всем известного столкновения окольничего Хитрово с князем Мещерским на приеме грузинского царевича Теймураза. В июле г. последовал внезапный разрыв
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
263
В объяснении причины разрыва Никона с Алексеем Михайловичем исследователи несколько расходятся благодаря неполноте фактических данных об этом событии. Одни
(Соловьев, митрополит Макарий) объясняют разрыв возмущением царя, с одной стороны, и резкостями в поведении Никона, с другой у них дело представляется так, что охлаждение между царем и патриархом происходило постепенно и само по себе, незаметно привело к разрыву. Другие (Субботин, Гюббенет и покойный профессор Дерптского университета ПЕ. Медовиков, написавший Историческое значение царствования Алексея Михайловича».
М., 1854 г) полагают, что к разрыву привели наветы и козни бояр, которым они склонны придавать в деле Никона очень существенное значение. Надо заметить, что СМ. Соловьев также не отрицает участия бояр в этом делено их интриги и шептания, как фактор второстепенный, стоят у него на втором плане.
Когда царь не дал должной, по мнению Никона, расправы над Хитрово, обидевшего патриаршего боярина при въезде Теймураза, и перестал посещать патриаршее служение,
Никон уехал в свой Воскресенский монастырь, отказавшись от патриаршества на Москве»
и не дождавшись объяснения с царем. Через несколько дней царь послал двух придворных спросить у патриарха, как понимать его поведение – совсем ли он отказался от патриаршества или нет Никон отвечал царю очень сдержанно, что он не считает себя патриархом
«на Москве, и дал свое благословение на выборы нового патриарха и на передачу патриарших дел во временное заведование Питирима, митрополита Крутицкого. Никон затем просил прощения у Алексея Михайловича за свое удаление, и царь простил его. Поселясь в Воскресенском монастыре (от Москвы верстах в 40 на северо-западе), принадлежавшем Никону лично, он занялся хозяйством и постройками и просил Алексея Михайловича не оставлять его обители государевой милостыней. Царь, со своей стороны, милостиво обращался с Никоном, и отношения между ними не походили на ссору. Царю доносили, что Никон решительно не хотел быть в патриархах, и царь заботился об избрании нового патриарха на место
Никона. В избрании патриарха тогда и заключался весь вопрос дело обещало уладиться мирно, но скоро начались неудовольствия. Никон узнал, что светские люди разбирают патриаршие бумаги, оставленные в Москве, обиделся на это и написал поэтому поводу государю письмо с массой упреков, жалуясь и на то, между прочим, что из Москвы к Никону никому не позволяют ездить. Затем он стал жаловаться, что его не считают патриархом, и очень рассердился на митрополита Питирима зато, что тот решился заменить собой патриарха в известной церемонии – шествии на осляти (весной 1659). Поэтому поводу Никон заявил, что он не желает оставаться патриархом на Москве, но что не сложил с себя патриаршего сана. Выходило так, что Никон, не будучи патриархом Московским, был все же патриархом Русской церкви и считал себя вправе вмешиваться в церковные дела если бы на Москве избрали нового патриарха, тов Русской церкви настало бы двупатриаршество. В
Москве не знали, что делать, и не решались избирать нового пастыря.
Летом 1659 г. Никон неожиданно приехал в Москву, недолготам пробыл, был принят царем с большой честью, но объяснений и примирения между ними не произошло, отношения оставались неопределенными, и дело не распутывалось. Осенью того жег. Никон,
с позволения царя, поехал навестить два других своих монастыря Иверский (на Валдайском озере) и Крестный (близ Онеги. Только теперь, в долгое отсутствие Никона, решился царь собрать духовный собор, чтобы обдумать положение дели решить, что делать. В феврале г. начало свои заседания русское духовенство и по рассмотрении дел определило,
что Никон должен быть лишен патриаршества и священства по правилам св. апостолов и соборов, как пастырь, своей волей оставивший паству. Царь, не вполне доверяя правильности приговора, пригласил на собор и греческих иерархов, бывших тогда в Москве. Греки подтвердили правильность соборного приговора и нашли ему новые оправдания в церковных правилах. Но ученый киевлянин Епифаний Славинецкий не согласился с приговором
263
В объяснении причины разрыва Никона с Алексеем Михайловичем исследователи несколько расходятся благодаря неполноте фактических данных об этом событии. Одни
(Соловьев, митрополит Макарий) объясняют разрыв возмущением царя, с одной стороны, и резкостями в поведении Никона, с другой у них дело представляется так, что охлаждение между царем и патриархом происходило постепенно и само по себе, незаметно привело к разрыву. Другие (Субботин, Гюббенет и покойный профессор Дерптского университета ПЕ. Медовиков, написавший Историческое значение царствования Алексея Михайловича».
М., 1854 г) полагают, что к разрыву привели наветы и козни бояр, которым они склонны придавать в деле Никона очень существенное значение. Надо заметить, что СМ. Соловьев также не отрицает участия бояр в этом делено их интриги и шептания, как фактор второстепенный, стоят у него на втором плане.
Когда царь не дал должной, по мнению Никона, расправы над Хитрово, обидевшего патриаршего боярина при въезде Теймураза, и перестал посещать патриаршее служение,
Никон уехал в свой Воскресенский монастырь, отказавшись от патриаршества на Москве»
и не дождавшись объяснения с царем. Через несколько дней царь послал двух придворных спросить у патриарха, как понимать его поведение – совсем ли он отказался от патриаршества или нет Никон отвечал царю очень сдержанно, что он не считает себя патриархом
«на Москве, и дал свое благословение на выборы нового патриарха и на передачу патриарших дел во временное заведование Питирима, митрополита Крутицкого. Никон затем просил прощения у Алексея Михайловича за свое удаление, и царь простил его. Поселясь в Воскресенском монастыре (от Москвы верстах в 40 на северо-западе), принадлежавшем Никону лично, он занялся хозяйством и постройками и просил Алексея Михайловича не оставлять его обители государевой милостыней. Царь, со своей стороны, милостиво обращался с Никоном, и отношения между ними не походили на ссору. Царю доносили, что Никон решительно не хотел быть в патриархах, и царь заботился об избрании нового патриарха на место
Никона. В избрании патриарха тогда и заключался весь вопрос дело обещало уладиться мирно, но скоро начались неудовольствия. Никон узнал, что светские люди разбирают патриаршие бумаги, оставленные в Москве, обиделся на это и написал поэтому поводу государю письмо с массой упреков, жалуясь и на то, между прочим, что из Москвы к Никону никому не позволяют ездить. Затем он стал жаловаться, что его не считают патриархом, и очень рассердился на митрополита Питирима зато, что тот решился заменить собой патриарха в известной церемонии – шествии на осляти (весной 1659). Поэтому поводу Никон заявил, что он не желает оставаться патриархом на Москве, но что не сложил с себя патриаршего сана. Выходило так, что Никон, не будучи патриархом Московским, был все же патриархом Русской церкви и считал себя вправе вмешиваться в церковные дела если бы на Москве избрали нового патриарха, тов Русской церкви настало бы двупатриаршество. В
Москве не знали, что делать, и не решались избирать нового пастыря.
Летом 1659 г. Никон неожиданно приехал в Москву, недолготам пробыл, был принят царем с большой честью, но объяснений и примирения между ними не произошло, отношения оставались неопределенными, и дело не распутывалось. Осенью того жег. Никон,
с позволения царя, поехал навестить два других своих монастыря Иверский (на Валдайском озере) и Крестный (близ Онеги. Только теперь, в долгое отсутствие Никона, решился царь собрать духовный собор, чтобы обдумать положение дели решить, что делать. В феврале г. начало свои заседания русское духовенство и по рассмотрении дел определило,
что Никон должен быть лишен патриаршества и священства по правилам св. апостолов и соборов, как пастырь, своей волей оставивший паству. Царь, не вполне доверяя правильности приговора, пригласил на собор и греческих иерархов, бывших тогда в Москве. Греки подтвердили правильность соборного приговора и нашли ему новые оправдания в церковных правилах. Но ученый киевлянин Епифаний Славинецкий не согласился с приговором
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
264
собора и подал царю особое мнение, уличая собор в неверном толковании церковных правили доказывая, что у Никона нельзя отнять священства, хотя и должно лишить его патриаршества. Авторитет греков был, таким образом, поколеблен в глазах царя, он медлил приводить в исполнение соборный приговор, тем более что многие члены собора (греки) склонны были оказать Никону снисхождение и просили об этом государя. Итак, попытка распутать дело с помощью собора не удалась, и Москва осталась без патриарха.
Никон же продолжал считать себя патриархом и высказывал, что в Москве новый патриарх должен быть поставлен им самим. Он воротился в Воскресенский монастырь, узнал,
конечно, о приговоре собора по поводу его низложения и понял, что теперь ему нелегко возвратить утраченную власть. Удаляясь из Москвы, он рассчитывал, что его будут умолять о возвращении на патриарший престол, но этого не случилось, а собор 1660 г. показал ему окончательно, что в Москву его просить не будут. Что влияние Никона пало совсем, это увидели и другие сосед Никона по земле, окольничий Боборыкин, вступил с ним в тяжбу, не уступая куска земли когда-то всесильному патриарху. Недовольный тем, что Боборыкину дали судна патриарха, Никон пишет царю письмо, полное укоризн и тяжелых обвинений.
В тоже время он не ладит с Питиримом, мало обращавшим внимания на бывшего патриарха, и даже предает его анафеме. Вообще Никон, не ожидавший невыгодного для себя оборота дела, теряет самообладание и слишком волнуется от тех неприятностей и уколов, какие постигают его, как всякого павшего видного деятеля. Но дог. против Никона не предпринимают ничего решительного, хотя резкие выходки его все больше и больше вооружают против него прежнего его друга царя Алексея.
В 1662 г. приехал в Москву отставленный от своей должности Газский митрополит
Паисий Лигарид, очень образованный грек, много скитавшийся по Востоку и приехавший в Москву с целью лучше себя обеспечить. В XVII в. греческое духовенство очень охотно посещало Москву с подобными намерениями. Ловкий дипломат, Паисий скоро успел приобрести в Москве друзей и влияние. Всмотревшись в отношения царя и патриарха, он без труда заметил, что звезда Никона уже померкла, понял, на чью сторону ему должно стать он стал против Никона, хотя сам приехал в Москву по его милостивому и любезному письму.
Сперва, по приезде своем, вступил он в переписку с Никоном, обещал ему награду на небесах за его «неповинныя страдания, но уговаривал вместе стем Никона смириться перед царем. Но уже с первых дней он советовал царю не медлить с патриархом, требовать от него покорности и низложить его, если не покорится и не воздержится отдел патриарших».
Как ученейшему человеку, Лигариду предложили в Москве от имени боярина Стрешнева
(врага Никона) до 30 вопросов о поведении Никона стем, чтобы Паисий решил, правильно ли поступал патриарх. И Лигарид все вопросы решил не в пользу Никона. Узнав его ответы,
Никон около года трудился над возражениями и написал в ответе Лигариду целую книгу страстных и очень метких оправданий.
Очевидно, под влиянием Лигарида царь Алексей Михайлович в конце 1662 г. решился созвать второй собор о Никоне. Он велел архиепископу Рязанскому Иллариону составить для собора как бы обвинительный акт – всякие вины Никона собрать – и приказал звать на собор восточных патриархов.
Никон, подавленный отношением царя к нему, и раньше искал мира, посылая к царю письма и прося его перемениться к нему Господа ради теперь же он решил тайком приехать в Москву и приехал ночью (на Рождество 1662 г, чтобы примириться с государем и предотвратить соборно той же ночью уехал обратно, извещенный, вероятно, своими московскими друзьями, что его попытка будет напрасной. Видя, что примирение невозможно,
Никон снова переменил поведение. Летом 1663 гон произнес на упомянутого Боборыкина
(дело с которым у него продолжалось) такую двумысленную анафему, что Боборыкин мог ее применить к самому царю с царским семейством, что они сделал, не преминув донести
264
собора и подал царю особое мнение, уличая собор в неверном толковании церковных правили доказывая, что у Никона нельзя отнять священства, хотя и должно лишить его патриаршества. Авторитет греков был, таким образом, поколеблен в глазах царя, он медлил приводить в исполнение соборный приговор, тем более что многие члены собора (греки) склонны были оказать Никону снисхождение и просили об этом государя. Итак, попытка распутать дело с помощью собора не удалась, и Москва осталась без патриарха.
Никон же продолжал считать себя патриархом и высказывал, что в Москве новый патриарх должен быть поставлен им самим. Он воротился в Воскресенский монастырь, узнал,
конечно, о приговоре собора по поводу его низложения и понял, что теперь ему нелегко возвратить утраченную власть. Удаляясь из Москвы, он рассчитывал, что его будут умолять о возвращении на патриарший престол, но этого не случилось, а собор 1660 г. показал ему окончательно, что в Москву его просить не будут. Что влияние Никона пало совсем, это увидели и другие сосед Никона по земле, окольничий Боборыкин, вступил с ним в тяжбу, не уступая куска земли когда-то всесильному патриарху. Недовольный тем, что Боборыкину дали судна патриарха, Никон пишет царю письмо, полное укоризн и тяжелых обвинений.
В тоже время он не ладит с Питиримом, мало обращавшим внимания на бывшего патриарха, и даже предает его анафеме. Вообще Никон, не ожидавший невыгодного для себя оборота дела, теряет самообладание и слишком волнуется от тех неприятностей и уколов, какие постигают его, как всякого павшего видного деятеля. Но дог. против Никона не предпринимают ничего решительного, хотя резкие выходки его все больше и больше вооружают против него прежнего его друга царя Алексея.
В 1662 г. приехал в Москву отставленный от своей должности Газский митрополит
Паисий Лигарид, очень образованный грек, много скитавшийся по Востоку и приехавший в Москву с целью лучше себя обеспечить. В XVII в. греческое духовенство очень охотно посещало Москву с подобными намерениями. Ловкий дипломат, Паисий скоро успел приобрести в Москве друзей и влияние. Всмотревшись в отношения царя и патриарха, он без труда заметил, что звезда Никона уже померкла, понял, на чью сторону ему должно стать он стал против Никона, хотя сам приехал в Москву по его милостивому и любезному письму.
Сперва, по приезде своем, вступил он в переписку с Никоном, обещал ему награду на небесах за его «неповинныя страдания, но уговаривал вместе стем Никона смириться перед царем. Но уже с первых дней он советовал царю не медлить с патриархом, требовать от него покорности и низложить его, если не покорится и не воздержится отдел патриарших».
Как ученейшему человеку, Лигариду предложили в Москве от имени боярина Стрешнева
(врага Никона) до 30 вопросов о поведении Никона стем, чтобы Паисий решил, правильно ли поступал патриарх. И Лигарид все вопросы решил не в пользу Никона. Узнав его ответы,
Никон около года трудился над возражениями и написал в ответе Лигариду целую книгу страстных и очень метких оправданий.
Очевидно, под влиянием Лигарида царь Алексей Михайлович в конце 1662 г. решился созвать второй собор о Никоне. Он велел архиепископу Рязанскому Иллариону составить для собора как бы обвинительный акт – всякие вины Никона собрать – и приказал звать на собор восточных патриархов.
Никон, подавленный отношением царя к нему, и раньше искал мира, посылая к царю письма и прося его перемениться к нему Господа ради теперь же он решил тайком приехать в Москву и приехал ночью (на Рождество 1662 г, чтобы примириться с государем и предотвратить соборно той же ночью уехал обратно, извещенный, вероятно, своими московскими друзьями, что его попытка будет напрасной. Видя, что примирение невозможно,
Никон снова переменил поведение. Летом 1663 гон произнес на упомянутого Боборыкина
(дело с которым у него продолжалось) такую двумысленную анафему, что Боборыкин мог ее применить к самому царю с царским семейством, что они сделал, не преминув донести
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
265
в Москву. Царь чрезвычайно огорчился этим событием и тем, что на следствии поэтому делу Никон вел себя очень заносчиво и наговорил много непристойных речей на царя. Об этом, впрочем, постарались сами следователи, выводя патриарха из себя своими вопросами и своим недоверием к нему. Если царь Алексей Михайлович сохранил еще какое-нибудь расположение к Никону, то после этого случая оно должно было исчезнуть вовсе.
Восточные патриархи, приглашение которым было послано в декабре 1662 г, прислали свои ответы только в мае 1664 г. Сами они не поехали в Москву, но очень обстоятельно ответили царю нате вопросы, какие царь послал им о деле Никона одновременно со своим приглашением. Они осудили поведение Никона и признали, что патриарха может судить и поместный (русский) собор, почему присутствие их в Москве представлялось им излишним.
Но царь Алексей Михайлович непременно желал, чтобы в Москву приехали сами патриархии отправил им вторичное приглашение. Очень понятно это желание царя разобрать дело
Никона с помощью высших авторитетов церкви он хотел, чтобы в будущем уже не оставалось места сомнениями не было возможности для Никона протестовать против собора.
Но Никон не желал собора, понимая, что собор обратится против него, он показывал вид, что собор для него нестрашен, нов тоже время сделал открыто и гласно первый шаг к примирению, чтобы этим уничтожить надобность собора он решился с помощью, и может быть помысли, некоторых своих друзей (боярина НИ. Зюзина) приехать в Москву патриархом, так, как когда-то уехал из нее. Ночью на 1 декабря 1664 гон неожиданно явился на утреню в Успенский собор, принял участие в богослужении как патриархи послал известить государя о своем приходе, говоря «Сшел я с престола никем не гоним, теперь пришел на престол никем незванный». Однако государь, посоветовавшись с духовенством и боярами;
собранными тотчас же во дворец, не пошел к Никону и приказал ему уехать из Москвы. Еще до рассвета уехал Никон, отрясая прах от ног своих, понимая окончательно свое падение.
Дело о приезде его было расследовано, и Зюзин поплатился ссылкой. Никону приходилось ожидать патриаршего суда над собой. В 1665 гон тайком отправил патриархам послание,
оправдывая в нем свое поведение, чтобы патриархи могли правильнее судить о его делено это послание было перехвачено и на суде служило веской уликой против Никона, потому что было резко написано.
Только осенью 1666 г. приехали в Москву патриархи Александрийский Паисий и
Антиохийский Макарий (Константинопольский и Иерусалимский сами не приехали, но прислали свое согласие на приезд двух первых и на суд над Никоном. В ноябре 1666 г. начался собор, на который был вызван и Никон. Он держал себя как обиженный, но признал собор правильным оправдывался он гордо и заносчиво, но повиновался собору. Обвинял его сам царь, со слезами перечисляя обиды Никона. В декабре постановили приговор Никону,
сняли с него патриаршество и священство и отправили в ссылку в Ферапонтов Белозерский монастырь. Так окончилось дело патриарха Никона».
Неспокойно выслушал Никон свой приговор он стал жестоко бранить греческое духовенство, называя греков бродягами. Ходите всюду за милостынею, – говорил он ими с иронией советовал поделить между собой золото и жемчуги сего патриаршего клобука и панагии. Ирония Никона многим была тогда близка и понятна. Греки действительно всюду ходили за милостынею потрудившись над осуждением Никона в угоду могущественнейшему монарху и радуясь совершению правосудия, не забывали они при этом высказывать надежду, что теперь не оскудеет к ним милость царская. В видах этой милости они и до собора и на соборе 1666 г. старались возвеличить царскую власть и утвердить ее авторитет даже в делах церкви, ставя в вину Никону его стремление к самостоятельности в сфере церковной. Никон, заносчивый, непоследовательный и много погрешивший, – симпатичнее для нас в своем падении, чем греки с своими заботами о царской милости
265
в Москву. Царь чрезвычайно огорчился этим событием и тем, что на следствии поэтому делу Никон вел себя очень заносчиво и наговорил много непристойных речей на царя. Об этом, впрочем, постарались сами следователи, выводя патриарха из себя своими вопросами и своим недоверием к нему. Если царь Алексей Михайлович сохранил еще какое-нибудь расположение к Никону, то после этого случая оно должно было исчезнуть вовсе.
Восточные патриархи, приглашение которым было послано в декабре 1662 г, прислали свои ответы только в мае 1664 г. Сами они не поехали в Москву, но очень обстоятельно ответили царю нате вопросы, какие царь послал им о деле Никона одновременно со своим приглашением. Они осудили поведение Никона и признали, что патриарха может судить и поместный (русский) собор, почему присутствие их в Москве представлялось им излишним.
Но царь Алексей Михайлович непременно желал, чтобы в Москву приехали сами патриархии отправил им вторичное приглашение. Очень понятно это желание царя разобрать дело
Никона с помощью высших авторитетов церкви он хотел, чтобы в будущем уже не оставалось места сомнениями не было возможности для Никона протестовать против собора.
Но Никон не желал собора, понимая, что собор обратится против него, он показывал вид, что собор для него нестрашен, нов тоже время сделал открыто и гласно первый шаг к примирению, чтобы этим уничтожить надобность собора он решился с помощью, и может быть помысли, некоторых своих друзей (боярина НИ. Зюзина) приехать в Москву патриархом, так, как когда-то уехал из нее. Ночью на 1 декабря 1664 гон неожиданно явился на утреню в Успенский собор, принял участие в богослужении как патриархи послал известить государя о своем приходе, говоря «Сшел я с престола никем не гоним, теперь пришел на престол никем незванный». Однако государь, посоветовавшись с духовенством и боярами;
собранными тотчас же во дворец, не пошел к Никону и приказал ему уехать из Москвы. Еще до рассвета уехал Никон, отрясая прах от ног своих, понимая окончательно свое падение.
Дело о приезде его было расследовано, и Зюзин поплатился ссылкой. Никону приходилось ожидать патриаршего суда над собой. В 1665 гон тайком отправил патриархам послание,
оправдывая в нем свое поведение, чтобы патриархи могли правильнее судить о его делено это послание было перехвачено и на суде служило веской уликой против Никона, потому что было резко написано.
Только осенью 1666 г. приехали в Москву патриархи Александрийский Паисий и
Антиохийский Макарий (Константинопольский и Иерусалимский сами не приехали, но прислали свое согласие на приезд двух первых и на суд над Никоном. В ноябре 1666 г. начался собор, на который был вызван и Никон. Он держал себя как обиженный, но признал собор правильным оправдывался он гордо и заносчиво, но повиновался собору. Обвинял его сам царь, со слезами перечисляя обиды Никона. В декабре постановили приговор Никону,
сняли с него патриаршество и священство и отправили в ссылку в Ферапонтов Белозерский монастырь. Так окончилось дело патриарха Никона».
Неспокойно выслушал Никон свой приговор он стал жестоко бранить греческое духовенство, называя греков бродягами. Ходите всюду за милостынею, – говорил он ими с иронией советовал поделить между собой золото и жемчуги сего патриаршего клобука и панагии. Ирония Никона многим была тогда близка и понятна. Греки действительно всюду ходили за милостынею потрудившись над осуждением Никона в угоду могущественнейшему монарху и радуясь совершению правосудия, не забывали они при этом высказывать надежду, что теперь не оскудеет к ним милость царская. В видах этой милости они и до собора и на соборе 1666 г. старались возвеличить царскую власть и утвердить ее авторитет даже в делах церкви, ставя в вину Никону его стремление к самостоятельности в сфере церковной. Никон, заносчивый, непоследовательный и много погрешивший, – симпатичнее для нас в своем падении, чем греки с своими заботами о царской милости
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
266
Собор единогласно осудил Никона, но когда стали формулировать приговор над ним,
то произошло на соборе крупное разногласие по вопросу об отношениях властей, светской и духовной. В приговоре, редактированном греками, слишком явно и резко проводились тенденции в пользу первой греки ставили светскую власть авторитетом в делах церкви и веры,
и против этого восстали некоторые русские иерархи (как раз бывшие враги Никона, за что они и подверглись церковному наказанию. Таким образом, вопрос об отношении властей принципиально был поднят на соборе 1666–1667 гг. и был решен собором не в пользу церковной власти.
Этот вопрос необходимо должен был возбудиться на этом соборе он был весьма существенным в деле Никона и проглядывал гораздо раньше собора 1666 г. Никон боролся и пал не только из-за личной ссоры, но из-за принципа, который проводил. Во всех речах и посланиях Никона прямо высказывается этот принцип, и его чувствовал сам царь Алексей
Михайлович, когда (в 1662 г. в вопросах Стрешнева Лигариду ив г. в вопросах патриархам) ставил вопросы о пространстве власти царской и архипастырской. Никон крепко отстаивал то положение, что церковное управление должно быть свободно от всякого вмешательства светской власти, а церковная власть должна иметь влияние в политических делах.
Это воззрение рождалось в Никоне из высокого представления о церкви как о руководительнице высших интересов общества представители церкви, помысли Никона, тем самым должны стоять выше прочих властей. Но такие взгляды ставили Никона в полный разлад с действительностью в его время, как он думал, государство возобладало над церковью, и необходимо было возвратить церкви ее должное положение, к этому и шла его деятельность
(см.: Иконников Опыт исследования о культурном значении Византии в Русской Истории»,
Киев, 1869 г. Поэтому самому распря Никона с царем не была только личной ссорой друзей,
но вышла за ее пределы в этой распре царь и патриарх являлись представителями двух противоположных начал. Никон потому и пал, что историческое течение нашей жизни не давало места его мечтами осуществлял он их, будучи патриархом, лишь постольку, поскольку ему это позволяло расположение царя. В нашей истории церковь никогда не подавляла и не становилась выше государства, и представители ее и сам митрополит Филипп Колычев (которого так чтил Никон) пользовались только нравственной силой. А теперь, в 1666–1667 гг.,
собор православных иерархов сознательно поставил государство выше церкви.
266
Собор единогласно осудил Никона, но когда стали формулировать приговор над ним,
то произошло на соборе крупное разногласие по вопросу об отношениях властей, светской и духовной. В приговоре, редактированном греками, слишком явно и резко проводились тенденции в пользу первой греки ставили светскую власть авторитетом в делах церкви и веры,
и против этого восстали некоторые русские иерархи (как раз бывшие враги Никона, за что они и подверглись церковному наказанию. Таким образом, вопрос об отношении властей принципиально был поднят на соборе 1666–1667 гг. и был решен собором не в пользу церковной власти.
Этот вопрос необходимо должен был возбудиться на этом соборе он был весьма существенным в деле Никона и проглядывал гораздо раньше собора 1666 г. Никон боролся и пал не только из-за личной ссоры, но из-за принципа, который проводил. Во всех речах и посланиях Никона прямо высказывается этот принцип, и его чувствовал сам царь Алексей
Михайлович, когда (в 1662 г. в вопросах Стрешнева Лигариду ив г. в вопросах патриархам) ставил вопросы о пространстве власти царской и архипастырской. Никон крепко отстаивал то положение, что церковное управление должно быть свободно от всякого вмешательства светской власти, а церковная власть должна иметь влияние в политических делах.
Это воззрение рождалось в Никоне из высокого представления о церкви как о руководительнице высших интересов общества представители церкви, помысли Никона, тем самым должны стоять выше прочих властей. Но такие взгляды ставили Никона в полный разлад с действительностью в его время, как он думал, государство возобладало над церковью, и необходимо было возвратить церкви ее должное положение, к этому и шла его деятельность
(см.: Иконников Опыт исследования о культурном значении Византии в Русской Истории»,
Киев, 1869 г. Поэтому самому распря Никона с царем не была только личной ссорой друзей,
но вышла за ее пределы в этой распре царь и патриарх являлись представителями двух противоположных начал. Никон потому и пал, что историческое течение нашей жизни не давало места его мечтами осуществлял он их, будучи патриархом, лишь постольку, поскольку ему это позволяло расположение царя. В нашей истории церковь никогда не подавляла и не становилась выше государства, и представители ее и сам митрополит Филипп Колычев (которого так чтил Никон) пользовались только нравственной силой. А теперь, в 1666–1667 гг.,
собор православных иерархов сознательно поставил государство выше церкви.
Культурный перелом при Алексее Михайловиче
В царствование Алексея Михайловича важно отметить еще несколько фактов, которые отчасти характеризуют нам настроения общества того времени. При Алексее Михайловиче несомненно существовало сильное общественное движение с ним, в некоторых его проявлениях, мы уже познакомились мы видели, например, какие протесты вызвали экономические и церковные меры того времени. Но меры не касались одной стороны этого движения движения культурного. Замечая это последнее, один исследователь говорит о времени Алексея Михайловича, что тогда боролись два общественных направления и борьба велась во имя самых задушевных интересов и стремлений и потому отличалась полным трагизмом».
Культурные новшества спорили тогда с неприкосновенностью старых идеалов они касались всех сторон жизни и кое-где побеждали. Но исследователь, который захотел бы нам представить полную картину борьбы старого с новым, оказался бы в затруднительном положении, так как борьба эта оставила мало литературных следов. Нам приходится только отрывочно познакомиться с разными течениями общественной жизни и наметить только главных ее представителей.
До XV в. Русь в церковном отношении была подчинена Константинопольскому патриарху, а на греческого императора (цезаря, царя) смотрела как на верховного государя право
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
267
славного. Флорентийская уния 1439 г. греков с католичеством заронила в русских сомнение в чистоте греческого исповедания. Падение Константинополя (в 1453 г) русские рассматривали как Божье наказание грекам за потерю православия. В XV в. исчез таким образом православный греческий царь, померкло греческое православие от унии и господства неверных турок. А в это время Московское княжество объединило Русь, государь московский достиг большого могущества, митрополит московский был пастырем свободной и сильной страны. Для русских патриотов было ясно, что Москва должна наследовать Константинополю, должна иметь и царя (цезаря, и патриарха. Высказанная на рубеже XV и XVI вв.
мысль овладела умами и была осуществлена правительством в 1547 г. Иван IV стал царем,
а в 1589 г. московский митрополит – патриархом. Но, вызвав прогрессивное движение, та же мысль в дальнейшем своем развитии повела к консервативным взглядам. Если могущественная Греция пала благодаря ереси, то падет и Москва, когда потеряет чистоту веры.
Стало быть, необходимо беречь эту чистоту и не допускать перемен, могущих ее нарушить.
Отсюда, естественно, возникло старание сохранить благочестивую старину. Необразованный ум тогдашних мыслителей неумел отличить догмата от внешнего обряда, и обряд, даже мелкий, стали ревниво оберегать, как залог вечного правоверия и национального благоденствия. С обрядом смешивали обычай, берегли обычаи светские как обряды церковные. Это охранительное направление мысли владело многими передовыми людьми и глубоко проникало в массу. Такое направление мысли многие и считают характерной чертой московского общества, даже единственным содержанием его умственной жизни до Петра.
Стремление к самобытности и довольство косностью развивалось на Руси как-то параллельно с некоторым стремлением к подражанию чужому. Влияние западноевропейской образованности возникло на Руси из практических потребностей страны, которых не могли удовлетворить своими средствами.
Нужда заставляла правительство звать иноземцев. Но, призывая их и даже лаская, правительство в тоже время ревниво оберегало от них чистоту национальных верований и жизни. Однако знакомство с иностранцами все же было источником новшеств. Превосходство их культуры неотразимо влияло на наших предков, и образовательное движение проявилось на Руси еще в XVI в, хотя и на отдельных личностях (Вассиан Патрикеев и др.).
Сам Грозный не мог не чувствовать нужды в образовании за образование крепко стоит и политический его противник князь Курбский. Борис Годунов представляется нам уже прямым другом европейской культуры. Лжедмитрий и смута гораздо ближе, чем прежде, познакомили Русь с латынниками и лютерами», ив в. в Москве появилось и осело очень много военных, торговых и промышленных иностранцев, пользовавшихся большими торговыми привилегиями и громадным экономическим влиянием в стране. Сними москвичи ближе познакомились, и иностранное влияние, таким образом, усилилось. Хотя в нашей литературе и существует мнение, будто бы насилия иностранцев вовремя смуты окончательно отвратили русских от духовного общения сними (см Коялович. История русского народного самосознания, СПб., 1884 г, однако никогда прежде московские люди не сближались такс западными европейцами, не перенимали у них так часто различных мелочей быта, не переводили столько иностранных книг, как в XVII в. Общеизвестные факты того времени ясно говорят нам не только о практической помощи со стороны иноземцев московскому правительству, но и об умственном культурном влиянии западного люда, осевшего в Москве, на московскую среду. Это влияние, уже заметное при царе Алексеев середине в, конечно, образовалось исподволь, не сразу и существовало ранее царя Алексея, при ею отце. Типичным носителем чуждых влияний в их раннюю пору был князь Ив. Андр.
Хворостинин (умер в 1625 г) – еретик, подпавший влиянию сначала католичества, потом какой-то крайней секты, а затем раскаявшийся и даже постригшийся в монахи. Но это была первая ласточка культурной весны
267
славного. Флорентийская уния 1439 г. греков с католичеством заронила в русских сомнение в чистоте греческого исповедания. Падение Константинополя (в 1453 г) русские рассматривали как Божье наказание грекам за потерю православия. В XV в. исчез таким образом православный греческий царь, померкло греческое православие от унии и господства неверных турок. А в это время Московское княжество объединило Русь, государь московский достиг большого могущества, митрополит московский был пастырем свободной и сильной страны. Для русских патриотов было ясно, что Москва должна наследовать Константинополю, должна иметь и царя (цезаря, и патриарха. Высказанная на рубеже XV и XVI вв.
мысль овладела умами и была осуществлена правительством в 1547 г. Иван IV стал царем,
а в 1589 г. московский митрополит – патриархом. Но, вызвав прогрессивное движение, та же мысль в дальнейшем своем развитии повела к консервативным взглядам. Если могущественная Греция пала благодаря ереси, то падет и Москва, когда потеряет чистоту веры.
Стало быть, необходимо беречь эту чистоту и не допускать перемен, могущих ее нарушить.
Отсюда, естественно, возникло старание сохранить благочестивую старину. Необразованный ум тогдашних мыслителей неумел отличить догмата от внешнего обряда, и обряд, даже мелкий, стали ревниво оберегать, как залог вечного правоверия и национального благоденствия. С обрядом смешивали обычай, берегли обычаи светские как обряды церковные. Это охранительное направление мысли владело многими передовыми людьми и глубоко проникало в массу. Такое направление мысли многие и считают характерной чертой московского общества, даже единственным содержанием его умственной жизни до Петра.
Стремление к самобытности и довольство косностью развивалось на Руси как-то параллельно с некоторым стремлением к подражанию чужому. Влияние западноевропейской образованности возникло на Руси из практических потребностей страны, которых не могли удовлетворить своими средствами.
Нужда заставляла правительство звать иноземцев. Но, призывая их и даже лаская, правительство в тоже время ревниво оберегало от них чистоту национальных верований и жизни. Однако знакомство с иностранцами все же было источником новшеств. Превосходство их культуры неотразимо влияло на наших предков, и образовательное движение проявилось на Руси еще в XVI в, хотя и на отдельных личностях (Вассиан Патрикеев и др.).
Сам Грозный не мог не чувствовать нужды в образовании за образование крепко стоит и политический его противник князь Курбский. Борис Годунов представляется нам уже прямым другом европейской культуры. Лжедмитрий и смута гораздо ближе, чем прежде, познакомили Русь с латынниками и лютерами», ив в. в Москве появилось и осело очень много военных, торговых и промышленных иностранцев, пользовавшихся большими торговыми привилегиями и громадным экономическим влиянием в стране. Сними москвичи ближе познакомились, и иностранное влияние, таким образом, усилилось. Хотя в нашей литературе и существует мнение, будто бы насилия иностранцев вовремя смуты окончательно отвратили русских от духовного общения сними (см Коялович. История русского народного самосознания, СПб., 1884 г, однако никогда прежде московские люди не сближались такс западными европейцами, не перенимали у них так часто различных мелочей быта, не переводили столько иностранных книг, как в XVII в. Общеизвестные факты того времени ясно говорят нам не только о практической помощи со стороны иноземцев московскому правительству, но и об умственном культурном влиянии западного люда, осевшего в Москве, на московскую среду. Это влияние, уже заметное при царе Алексеев середине в, конечно, образовалось исподволь, не сразу и существовало ранее царя Алексея, при ею отце. Типичным носителем чуждых влияний в их раннюю пору был князь Ив. Андр.
Хворостинин (умер в 1625 г) – еретик, подпавший влиянию сначала католичества, потом какой-то крайней секты, а затем раскаявшийся и даже постригшийся в монахи. Но это была первая ласточка культурной весны
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
268
В половине же XVII в. рядом с культурными западноевропейцами появляются в
Москве киевские схоластики и оседают византийские ученые монахи. Стой поры три чуждых московскому складу влияния действует на москвичей влияние русских киевлян, более чужих греков и совсем чужих немцев. Их близкое присутствие сказывалось все более и более и при Алексее Михайловиче стало вопросом дня. Все они несомненно влияли на русских, заставляли их присматриваться к себе все пристальнее и пристальнее и делили русское общество на два лагеря людей старозаветных и новых. Одни отворачивались от новых веяний, как от прелести бесовской, другие же всей душой шли навстречу образованию и культуре, мечтали прелесть бесовскую ввести в жизнь, думали о реформе Но оба лагеря не представляли в себе цельные направления, а дробились намного групп, и поставить эти группы хотя в какой-нибудь порядок очень трудно. Легко определить каждую отдельную личность XVII в, старый это или новый человек, но трудно соединить их pia desideria в цельную программу. Каждый думал совсем по-своему, и нельзя заметить в хаосе мнений,
какой тогда был, сколько-нибудь определенных общественных течений.
Мы знаем, что время Алексея Михайловича богато было и гражданскими, и церковными реформами. В этих реформах многие видели новшества и ополчались против них;
конечно, эти многие были старозаветными людьми. Против церковных новшеств против киевлян и греков шли знакомые нам расколоучители, и их поддерживала значительная часть общества этим создавалось, если уместно так выразиться, консервативно-национальное направление в сфере религиозной. Его деятели, люди по преимуществу религиозные, со своей точки зрения, осуждали и подражание Западу, и брадобритие, и прочие ереси. Рядом сними были люди, недовольные гражданскими реформами, опять-таки сточки зрения религиозной. Таков сам Никон, который относился замечательно враждебно к Уложению и очень мрачными красками рисовал экономическое положение Руси в своих писаниях Ныне неведомо, кто не постится, – писал он, – во многих местах и до смерти постятся, потому что есть нечего, и нет никого, кто был бы помилован. Нищие, маломощные, слепые, хромые, вдовицы, черницы и чернецы, все обложены тяжкими данями. Нет никого веселящагося в наши дни Причину такого бедственного положения он видит в Уложении ив тех новых порядках, которые шли за Уложением за них-то Боги посылает беды на Русь, ибо порядки эти еретичны, как думает Никон. Тот же граждански весьма консервативный Никон не любили немцев и проповедовал против подражания им. За такими сознательными консерваторами,
гражданскими и церковными, стояла масса московского общества, косная, невежественная и гордая близоруким чувством своего национального превосходства над всеми. В этой массе мы видим и мелкого приказного Голосова сего компанией, рассуждающих о том, что в греческой грамотеи еретичество есть, и многое множество прочего люда, недовольного реформами.
Против них стоят очень определенные фигуры их противников – западников XVII в.,
теоретиков и практиков, наукой и опытом познавших сладость и превосходство европейской цивилизации. Эта сторона дала нам двух писателей Крижанича и Котошихина. Знаем мы многих ее практических деятелей Ртищева, Ордина-Нащокина, Матвеева. К ней же принадлежало своей деятельностью и киевское монашество (Симеон Полоцкий и др.).
Самым полным теоретиком и самой любопытной личностью этого направления без сомнения был Крижанич. Родом хорват, он печальным положением своей родины был приведен к мысли о необходимости единения славян против их утеснителей – немцев. Питая панславистские мечты ив тоже время служа католичеству, он видел в Московском государстве единую славянскую державу, способную воплотить его мечтания вдело. Но, приехав в Москву, он увидел, как невежественна и расстроена эта держава и понял, что Москве нужны реформы для того, чтобы стать на должную высоту и быть достойной своей исторической миссии – объединения славянства. Они стал проповедовать эти реформы, советуя
268
В половине же XVII в. рядом с культурными западноевропейцами появляются в
Москве киевские схоластики и оседают византийские ученые монахи. Стой поры три чуждых московскому складу влияния действует на москвичей влияние русских киевлян, более чужих греков и совсем чужих немцев. Их близкое присутствие сказывалось все более и более и при Алексее Михайловиче стало вопросом дня. Все они несомненно влияли на русских, заставляли их присматриваться к себе все пристальнее и пристальнее и делили русское общество на два лагеря людей старозаветных и новых. Одни отворачивались от новых веяний, как от прелести бесовской, другие же всей душой шли навстречу образованию и культуре, мечтали прелесть бесовскую ввести в жизнь, думали о реформе Но оба лагеря не представляли в себе цельные направления, а дробились намного групп, и поставить эти группы хотя в какой-нибудь порядок очень трудно. Легко определить каждую отдельную личность XVII в, старый это или новый человек, но трудно соединить их pia desideria в цельную программу. Каждый думал совсем по-своему, и нельзя заметить в хаосе мнений,
какой тогда был, сколько-нибудь определенных общественных течений.
Мы знаем, что время Алексея Михайловича богато было и гражданскими, и церковными реформами. В этих реформах многие видели новшества и ополчались против них;
конечно, эти многие были старозаветными людьми. Против церковных новшеств против киевлян и греков шли знакомые нам расколоучители, и их поддерживала значительная часть общества этим создавалось, если уместно так выразиться, консервативно-национальное направление в сфере религиозной. Его деятели, люди по преимуществу религиозные, со своей точки зрения, осуждали и подражание Западу, и брадобритие, и прочие ереси. Рядом сними были люди, недовольные гражданскими реформами, опять-таки сточки зрения религиозной. Таков сам Никон, который относился замечательно враждебно к Уложению и очень мрачными красками рисовал экономическое положение Руси в своих писаниях Ныне неведомо, кто не постится, – писал он, – во многих местах и до смерти постятся, потому что есть нечего, и нет никого, кто был бы помилован. Нищие, маломощные, слепые, хромые, вдовицы, черницы и чернецы, все обложены тяжкими данями. Нет никого веселящагося в наши дни Причину такого бедственного положения он видит в Уложении ив тех новых порядках, которые шли за Уложением за них-то Боги посылает беды на Русь, ибо порядки эти еретичны, как думает Никон. Тот же граждански весьма консервативный Никон не любили немцев и проповедовал против подражания им. За такими сознательными консерваторами,
гражданскими и церковными, стояла масса московского общества, косная, невежественная и гордая близоруким чувством своего национального превосходства над всеми. В этой массе мы видим и мелкого приказного Голосова сего компанией, рассуждающих о том, что в греческой грамотеи еретичество есть, и многое множество прочего люда, недовольного реформами.
Против них стоят очень определенные фигуры их противников – западников XVII в.,
теоретиков и практиков, наукой и опытом познавших сладость и превосходство европейской цивилизации. Эта сторона дала нам двух писателей Крижанича и Котошихина. Знаем мы многих ее практических деятелей Ртищева, Ордина-Нащокина, Матвеева. К ней же принадлежало своей деятельностью и киевское монашество (Симеон Полоцкий и др.).
Самым полным теоретиком и самой любопытной личностью этого направления без сомнения был Крижанич. Родом хорват, он печальным положением своей родины был приведен к мысли о необходимости единения славян против их утеснителей – немцев. Питая панславистские мечты ив тоже время служа католичеству, он видел в Московском государстве единую славянскую державу, способную воплотить его мечтания вдело. Но, приехав в Москву, он увидел, как невежественна и расстроена эта держава и понял, что Москве нужны реформы для того, чтобы стать на должную высоту и быть достойной своей исторической миссии – объединения славянства. Они стал проповедовать эти реформы, советуя
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
269
русским учиться у немцев, но учиться, не ограничиваясь подражанием внешним формам жизни (это, по его мнению, лишнее, а заимствуя то, что может поднять умственную культуру и внешнее благосостояние страны. В политических трактатах, написанных Крижани- чем частью в Москве, частью в ссылке в Сибири, куда он попал за неправоверие, мы находим большие похвалы природным способностям русского народа, изображение его дурных свойств и невежества и вместе стем полный план экономических преимущественно реформ,
какие были необходимы для Руси, по мнению Крижанича. В некоторых частях этого плана практик Петр Великий сошелся с теоретиком Крижаничем: оба, например, придавали громадное значение в государственном хозяйстве развитию промышленности.
Совсем иного склада человек был другой писатель, Григорий Карпович Котошихин.
Он знал вообще немного, но служба в Посольском приказе, который ставил своих деятелей близко к иностранцам, развила в нем культурные вкусы. Еще более увлекся он немецкими обычаями, когда эмигрировал в Швецию. Вспоминая в своих сочинениях московские порядки, к очень многому московскому он относится отрицательно, но это отрицание вытекает у него только из сравнения московских обычаев с западноевропейскими и не является результатом каких-либо определенных общественно-культурных стремлений. Вряд ли их и имел Котошихин.
Из названных нами практических деятелей, поборников образования, первое место принадлежит Афанасию Лаврентьевичу Ордину-Нащокину (о нем см. ст. Иконникова в
«Русск. Старине за 1883 г, Хи. Это был чрезвычайно даровитый человек, дельный дипломат и администратор. Его светлый государственный ум соединялся с редким в то время образованием он знал латинский, немецкий и польский языки и был очень начитан. Его дипломатическая служба дала ему возможность и практически познакомиться с иностранной культурой, ион являлся в Москве очень определенным западником, таким его рисуют сами иностранцы (Мейерберг, Коллинс), дающие о нем хорошие отзывы. Но западная культура не ослепила Нащокина: он глядел далее подражания внешности, даже вооружался против тех, кто перенимал одну внешность.
Гораздо более Нащокина увлекся Западом Артамон Сергеевич Матвеев, друг царя
Алексея и тоже дипломат XVII в. В православной Москве решился он завести домашний театр и обучал своих дворовых людей комедийному искусству. В доме его была западноевропейская обстановка и появлялись западноевропейские обычаи знакомые съезжались к нему не для пира и попойки, а для беседы, и встречал гостей не один хозяин, но и хозяйка,
чего в Москве еще не водилось. Матвеев и царя убедил выписать из-за границы актеров, и
Алексей Михайлович привык забавляться театральными представлениями. В доме Матве- ева росла мать Петра Великого Наталья Кирилловна Нарышкина, внесшая в царскую семью привычки преобразованного, как выражается СМ. Соловьев, дома Матвеева.
Но рядом с немецким влиянием развивалось влияние греческого и киевско-бого- словского образования. Ученые киевляне во второй половине XVII встали очень влиятельными при дворе (из них виднее всех сперва был Епифаний Славинецкий, затем Симеон
Полоцкий). Всецело под влиянием их находился царский постельничий Федор Михайлович Ртищев, очень друживший с киевлянами. Написанное каким-то его другом житие его интересно тем, что отмечает в Ртищеве черты религиозности и высокой гуманности, преимущественно перед его другими качествами. Действительно, Ртищев мало оставил по себе следов в сфере государственной деятельности, хотя предание приписывает ему проект знаменитой операции с медными деньгами. Он нам рисуется более как любитель духовного просвещения, весь отдавшийся богословской науке, благочестивым делами размышлениям.
Это натура созерцательная.
За этими выдающимися по способностям или по положению поклонниками западной жизни и просвещения стояли другие, более мелкие люди, которые проникались уважением к
269
русским учиться у немцев, но учиться, не ограничиваясь подражанием внешним формам жизни (это, по его мнению, лишнее, а заимствуя то, что может поднять умственную культуру и внешнее благосостояние страны. В политических трактатах, написанных Крижани- чем частью в Москве, частью в ссылке в Сибири, куда он попал за неправоверие, мы находим большие похвалы природным способностям русского народа, изображение его дурных свойств и невежества и вместе стем полный план экономических преимущественно реформ,
какие были необходимы для Руси, по мнению Крижанича. В некоторых частях этого плана практик Петр Великий сошелся с теоретиком Крижаничем: оба, например, придавали громадное значение в государственном хозяйстве развитию промышленности.
Совсем иного склада человек был другой писатель, Григорий Карпович Котошихин.
Он знал вообще немного, но служба в Посольском приказе, который ставил своих деятелей близко к иностранцам, развила в нем культурные вкусы. Еще более увлекся он немецкими обычаями, когда эмигрировал в Швецию. Вспоминая в своих сочинениях московские порядки, к очень многому московскому он относится отрицательно, но это отрицание вытекает у него только из сравнения московских обычаев с западноевропейскими и не является результатом каких-либо определенных общественно-культурных стремлений. Вряд ли их и имел Котошихин.
Из названных нами практических деятелей, поборников образования, первое место принадлежит Афанасию Лаврентьевичу Ордину-Нащокину (о нем см. ст. Иконникова в
«Русск. Старине за 1883 г, Хи. Это был чрезвычайно даровитый человек, дельный дипломат и администратор. Его светлый государственный ум соединялся с редким в то время образованием он знал латинский, немецкий и польский языки и был очень начитан. Его дипломатическая служба дала ему возможность и практически познакомиться с иностранной культурой, ион являлся в Москве очень определенным западником, таким его рисуют сами иностранцы (Мейерберг, Коллинс), дающие о нем хорошие отзывы. Но западная культура не ослепила Нащокина: он глядел далее подражания внешности, даже вооружался против тех, кто перенимал одну внешность.
Гораздо более Нащокина увлекся Западом Артамон Сергеевич Матвеев, друг царя
Алексея и тоже дипломат XVII в. В православной Москве решился он завести домашний театр и обучал своих дворовых людей комедийному искусству. В доме его была западноевропейская обстановка и появлялись западноевропейские обычаи знакомые съезжались к нему не для пира и попойки, а для беседы, и встречал гостей не один хозяин, но и хозяйка,
чего в Москве еще не водилось. Матвеев и царя убедил выписать из-за границы актеров, и
Алексей Михайлович привык забавляться театральными представлениями. В доме Матве- ева росла мать Петра Великого Наталья Кирилловна Нарышкина, внесшая в царскую семью привычки преобразованного, как выражается СМ. Соловьев, дома Матвеева.
Но рядом с немецким влиянием развивалось влияние греческого и киевско-бого- словского образования. Ученые киевляне во второй половине XVII встали очень влиятельными при дворе (из них виднее всех сперва был Епифаний Славинецкий, затем Симеон
Полоцкий). Всецело под влиянием их находился царский постельничий Федор Михайлович Ртищев, очень друживший с киевлянами. Написанное каким-то его другом житие его интересно тем, что отмечает в Ртищеве черты религиозности и высокой гуманности, преимущественно перед его другими качествами. Действительно, Ртищев мало оставил по себе следов в сфере государственной деятельности, хотя предание приписывает ему проект знаменитой операции с медными деньгами. Он нам рисуется более как любитель духовного просвещения, весь отдавшийся богословской науке, благочестивым делами размышлениям.
Это натура созерцательная.
За этими выдающимися по способностям или по положению поклонниками западной жизни и просвещения стояли другие, более мелкие люди, которые проникались уважением к
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
270
науке и Западу или через непосредственное знакомство с Западом, или под влиянием других знакомясь с наукой. В числе таких можно, например, упомянуть сына Ордина-Нащокина,
который до того увлекся Западом, что бежал из России, и сына русского резидента в Польше
Тяпкина, который получил образование в Польше и благодарил короля польского за науку в высокопарных фразах на латинском языке.
Москва не только присматривалась к обычаям западноевропейской жизни, нов в.
начала интересоваться и западной литературой, впрочем, сточки зрения практических нужд.
В Посольском приказе, самом образованном учреждении того времени, переводили вместе с политическими известиями из западных газет для государя и целые книги, по большей части руководства прикладных знаний. Любовь к чтению несомненно росла в русском обществе в XVII в. – об этом говорит нам обилие дошедших до нас оттого времени рукописных книг, содержащих в себе как произведения московской письменности духовного и мирского характера, таки переводные произведения. Подмечая подобные факты, исследователь готов думать, что культурный перелом начала XVIII в. и культурной своей стороной далеко не был совсем уже неожиданной новинкой для наших предков.
Итак, мы наметили два основных течения общественной мысли при Алексее Михайловиче одно – национально консервативное, направленное против реформ как в церковной сфере, таки в гражданской и одинаково неприязненно относившееся и к греками к немцам как к иноземному, чужому элементу. Другое направление было западническое, шедшее навстречу греческой и киевской науке и западной культуре. Затем мы видели, что столкновение двух начал – самодовольною застоя и подражательного движения – создало много борцов, но тем не менее не успело еще соединить их в определенные группы, не успело выработать определенных мировоззрений и законченных систем, особенно же среди новаторов.
Из западников только один Крижанич был ясен в своих идеалах, надеждах и стремлениях;
остальные личности малоопределенны: видно только, кто из них больше тянет к греками киевлянам, как Ртищев, или кто дружит больше с немцами, как Ордин-Нащокин.
Личность царя Алексея Михайловича
Среди западников и старозаветных людей, не принадлежа всецело ник темник другим, стоит личность самого царя Алексея Михайловича. Известна мысль, что если бы в период культурного брожения в Московском государстве середины XVII в. московское общество имело такого вождя, каким был Петр Великий, то культурная реформа могла бы совершиться раньше, чем это произошло на самом деле. Но таким вождем царь Алексей быть не мог. Это был прекрасный и благородный, но слишком мягкий и нерешительный человек.
Не такова натура была у царя Алексея Михайловича, чтобы, проникнувшись одной какой-нибудь идеей, он мог энергично осуществлять эту идею, страстно бороться, преодолевать неудачи, всего себя отдать практической деятельности, как отдал себя ей Петр. Сын и отец совсем несходны по характеру в царе Алексее не было той инициативы, какая отличала характер Петра. Стремление Петра всякую мысль претворить вдело совсем чуждо личности Алексея Михайловича, мирной и созерцательной. Боевая, железная натура Петра вполне противоположна живой, но мягкой натуре ею отца.
Негде было царю Алексею выработать в себе такую крепость духа и воли, какая дана
Петру, помимо природы, еще впечатлениями детства и юности. Царь Алексей рос тихо в тереме московского дворца, до пятилетнего возраста окруженный многочисленным штатом мама затем, с пятилетнею возраста, переданный на попечение дядьки, известного Бориса
Ивановича Морозова. С пяти лет стали его учить грамоте по букварю, перевели затем на
Часослов, Псалтирь и Апостольские Деяния семи лет научили писать, а девяти стали учить
270
науке и Западу или через непосредственное знакомство с Западом, или под влиянием других знакомясь с наукой. В числе таких можно, например, упомянуть сына Ордина-Нащокина,
который до того увлекся Западом, что бежал из России, и сына русского резидента в Польше
Тяпкина, который получил образование в Польше и благодарил короля польского за науку в высокопарных фразах на латинском языке.
Москва не только присматривалась к обычаям западноевропейской жизни, нов в.
начала интересоваться и западной литературой, впрочем, сточки зрения практических нужд.
В Посольском приказе, самом образованном учреждении того времени, переводили вместе с политическими известиями из западных газет для государя и целые книги, по большей части руководства прикладных знаний. Любовь к чтению несомненно росла в русском обществе в XVII в. – об этом говорит нам обилие дошедших до нас оттого времени рукописных книг, содержащих в себе как произведения московской письменности духовного и мирского характера, таки переводные произведения. Подмечая подобные факты, исследователь готов думать, что культурный перелом начала XVIII в. и культурной своей стороной далеко не был совсем уже неожиданной новинкой для наших предков.
Итак, мы наметили два основных течения общественной мысли при Алексее Михайловиче одно – национально консервативное, направленное против реформ как в церковной сфере, таки в гражданской и одинаково неприязненно относившееся и к греками к немцам как к иноземному, чужому элементу. Другое направление было западническое, шедшее навстречу греческой и киевской науке и западной культуре. Затем мы видели, что столкновение двух начал – самодовольною застоя и подражательного движения – создало много борцов, но тем не менее не успело еще соединить их в определенные группы, не успело выработать определенных мировоззрений и законченных систем, особенно же среди новаторов.
Из западников только один Крижанич был ясен в своих идеалах, надеждах и стремлениях;
остальные личности малоопределенны: видно только, кто из них больше тянет к греками киевлянам, как Ртищев, или кто дружит больше с немцами, как Ордин-Нащокин.
Личность царя Алексея Михайловича
Среди западников и старозаветных людей, не принадлежа всецело ник темник другим, стоит личность самого царя Алексея Михайловича. Известна мысль, что если бы в период культурного брожения в Московском государстве середины XVII в. московское общество имело такого вождя, каким был Петр Великий, то культурная реформа могла бы совершиться раньше, чем это произошло на самом деле. Но таким вождем царь Алексей быть не мог. Это был прекрасный и благородный, но слишком мягкий и нерешительный человек.
Не такова натура была у царя Алексея Михайловича, чтобы, проникнувшись одной какой-нибудь идеей, он мог энергично осуществлять эту идею, страстно бороться, преодолевать неудачи, всего себя отдать практической деятельности, как отдал себя ей Петр. Сын и отец совсем несходны по характеру в царе Алексее не было той инициативы, какая отличала характер Петра. Стремление Петра всякую мысль претворить вдело совсем чуждо личности Алексея Михайловича, мирной и созерцательной. Боевая, железная натура Петра вполне противоположна живой, но мягкой натуре ею отца.
Негде было царю Алексею выработать в себе такую крепость духа и воли, какая дана
Петру, помимо природы, еще впечатлениями детства и юности. Царь Алексей рос тихо в тереме московского дворца, до пятилетнего возраста окруженный многочисленным штатом мама затем, с пятилетнею возраста, переданный на попечение дядьки, известного Бориса
Ивановича Морозова. С пяти лет стали его учить грамоте по букварю, перевели затем на
Часослов, Псалтирь и Апостольские Деяния семи лет научили писать, а девяти стали учить
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
271
церковному пению. Этим собственно и закончилось образование. С ним рядом шли забавы:
царевичу покупали игрушки был у него, между прочим, конь немецкого дела, были латы,
музыкальные инструменты и санки потешные, словом, все обычные предметы детского развлечения. Но была и любопытная для того времени новинка – немецкие печатные листы»,
т. е. выгравированные в Германии картинки, которыми Морозов пользовался, говорят, как подспорьем при обучении царевича. Дарили царевичу и книги из них составилась у него библиотека числом в 13 томов. Нам году царевича торжественно объявили народу, а 16- ти лет царевич осиротел (потеряли отца и мать) и вступил на московский престол, не видев ничего в жизни, кроме семьи и дворца. Понятно, как сильно было влияние боярина Моро- зова на молодого царя он заменял ему отца.
Дальнейшие годы жизни царя Алексея дали ему много впечатлений и значительный жизненный опыт. Первое знакомство с делом государственного управления, необычные волнения в Москве в 1648 г, когда государь царь к Спасову образу прикладывался, обещая восставшему миру убрать Морозова отдел, чтобы миром утолилися»; путешествия в
Литву и Ливонию в 1654–1655 гг., на театр военных действий, где царь видел у ног своих
Смоленск и Вильну и был свидетелем военной неудачи под Ригой, – все это развивающим образом подействовало наличность Алексея Михайловича, определило эту личность, сложило характер. Царь возмужал, из неопытного юноши стал очень определенным человеком,
с оригинальной умственной и нравственной физиономией.
Современники искренно любили царя Алексея Михайловича. Самая наружность царя сразу говорила в его пользу и влекла к нему. В его живых голубых глазах светилась редкая доброта взгляд этих глаз, по отзыву современника, никого не пугал, но ободряли обнадеживал. Лицо государя, полное и румяное, с русой бородой, было благодушно-приветливо ив тоже время серьезно и важно, а полная (потом даже чересчур полная) фигура его сохраняла величавую и чинную осанку. Однако царственный вид Алексея Михайловича нив ком не будил страха понимали, что не личная гордость царя создала эту осанку, а сознание важности и святости сана, который Бог на него возложил.
Привлекательная внешность отражала в себе, по общему мнению, прекрасную душу.
Достоинства царя Алексея с некоторым восторгом описывали лица, вовсе от него независимые именно далекие от царя и от Москвы иностранцы. Один из них, например, сказал, что Алексей Михайлович такой государь, какого желали бы иметь все христианские народы, но немногие имеют" (Рейтенфельс). Другой поставил царя наряду с добрейшими и мудрейшими государями (Коллинс). Третий отозвался, что царь одарен необыкновенными талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями он покорил себе сердца всех своих подданных, которые столько же любят его, сколько и благоговеют передним (Лизек). Четвертый отметил, что при неограниченной власти своей в рабском обществе царь Алексей не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь
(Мейерберг). Эти отзывы получат еще большую цену в наших глазах, если мы вспомним, что их авторы вовсе небыли друзьями и поклонниками Москвы и москвичей. Совсем согласно с иноземцами и русский эмигрант Котошихин, сбросивший с себя не только московское подданство, но даже и московское имя, по-своему очень хорошо говорит о царе Алексее, называя его гораздо тихим».
По– видимому Алексей Михайлович всем, кто имел случай его узнать, казался светлой личностью и всех удивлял своими достоинствами и приятностью. Такое впечатление современников, к счастью, может быть проверено материалом, более прочными точным, чем мнения и отзывы отдельных лиц, – именно письмами и сочинениями самого царя Алексея. Он очень любил писать ив этом отношении был редким явлением своего времени, очень небогатого мемуарами и памятниками частной корреспонденции. Царь Алексей с необыкновенной охотой сам брался за перо или же начинал диктовать свои мысли дьякам. Его личные
271
церковному пению. Этим собственно и закончилось образование. С ним рядом шли забавы:
царевичу покупали игрушки был у него, между прочим, конь немецкого дела, были латы,
музыкальные инструменты и санки потешные, словом, все обычные предметы детского развлечения. Но была и любопытная для того времени новинка – немецкие печатные листы»,
т. е. выгравированные в Германии картинки, которыми Морозов пользовался, говорят, как подспорьем при обучении царевича. Дарили царевичу и книги из них составилась у него библиотека числом в 13 томов. Нам году царевича торжественно объявили народу, а 16- ти лет царевич осиротел (потеряли отца и мать) и вступил на московский престол, не видев ничего в жизни, кроме семьи и дворца. Понятно, как сильно было влияние боярина Моро- зова на молодого царя он заменял ему отца.
Дальнейшие годы жизни царя Алексея дали ему много впечатлений и значительный жизненный опыт. Первое знакомство с делом государственного управления, необычные волнения в Москве в 1648 г, когда государь царь к Спасову образу прикладывался, обещая восставшему миру убрать Морозова отдел, чтобы миром утолилися»; путешествия в
Литву и Ливонию в 1654–1655 гг., на театр военных действий, где царь видел у ног своих
Смоленск и Вильну и был свидетелем военной неудачи под Ригой, – все это развивающим образом подействовало наличность Алексея Михайловича, определило эту личность, сложило характер. Царь возмужал, из неопытного юноши стал очень определенным человеком,
с оригинальной умственной и нравственной физиономией.
Современники искренно любили царя Алексея Михайловича. Самая наружность царя сразу говорила в его пользу и влекла к нему. В его живых голубых глазах светилась редкая доброта взгляд этих глаз, по отзыву современника, никого не пугал, но ободряли обнадеживал. Лицо государя, полное и румяное, с русой бородой, было благодушно-приветливо ив тоже время серьезно и важно, а полная (потом даже чересчур полная) фигура его сохраняла величавую и чинную осанку. Однако царственный вид Алексея Михайловича нив ком не будил страха понимали, что не личная гордость царя создала эту осанку, а сознание важности и святости сана, который Бог на него возложил.
Привлекательная внешность отражала в себе, по общему мнению, прекрасную душу.
Достоинства царя Алексея с некоторым восторгом описывали лица, вовсе от него независимые именно далекие от царя и от Москвы иностранцы. Один из них, например, сказал, что Алексей Михайлович такой государь, какого желали бы иметь все христианские народы, но немногие имеют" (Рейтенфельс). Другой поставил царя наряду с добрейшими и мудрейшими государями (Коллинс). Третий отозвался, что царь одарен необыкновенными талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями он покорил себе сердца всех своих подданных, которые столько же любят его, сколько и благоговеют передним (Лизек). Четвертый отметил, что при неограниченной власти своей в рабском обществе царь Алексей не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь
(Мейерберг). Эти отзывы получат еще большую цену в наших глазах, если мы вспомним, что их авторы вовсе небыли друзьями и поклонниками Москвы и москвичей. Совсем согласно с иноземцами и русский эмигрант Котошихин, сбросивший с себя не только московское подданство, но даже и московское имя, по-своему очень хорошо говорит о царе Алексее, называя его гораздо тихим».
По– видимому Алексей Михайлович всем, кто имел случай его узнать, казался светлой личностью и всех удивлял своими достоинствами и приятностью. Такое впечатление современников, к счастью, может быть проверено материалом, более прочными точным, чем мнения и отзывы отдельных лиц, – именно письмами и сочинениями самого царя Алексея. Он очень любил писать ив этом отношении был редким явлением своего времени, очень небогатого мемуарами и памятниками частной корреспонденции. Царь Алексей с необыкновенной охотой сам брался за перо или же начинал диктовать свои мысли дьякам. Его личные
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
272
литературные попытки не ограничивались составлением пространных, литературно написанных писем и посланий
10
. Он пробовал сочинять даже вирши (несколько строк, которые могли казаться автору стихами, по выражению ВО. Ключевского). Он составил Уложение сокольничья пути, те. подробный наказ своим сокольникам. Он начинал писать записки о польской войне. Он писал деловые бумаги, имел привычку своеручно поправлять текст и делать прибавки в официальных грамотах, причем не всегда попадал в тень приказного изложения. Значительная часть его литературных попыток дошла до нас, ипритом дошло по большей части то, что писал он во времена своей молодости, когда был свежее и откровеннее и когда жил полнее. Этот литературный материал замечательно ясно рисует нам личность государя и вполне позволяет понять, насколько симпатична и интересна была эта личность.
Царь Алексей высказывался очень легко, говорил почти всегда без обычной в те времена риторики, любил, что называется, поговорить и пофилософствовать в своих произведениях.
При чтении этих произведений прежде всего бросается в глаза необыкновенная восприимчивость и впечатлительность Алексея Михайловича. Он жадно впитывает в себя, яко губа напояема», впечатления от окружающей его действительности. Его занимает и волнует все одинаково и вопросы политики, и военные реляции, и смерть патриарха, и садоводство,
и вопрос о том, как петь и служить в церкви, и соколиная охота, и театральные представления, и убийство пьяного монаха в его любимом монастыре Ко всему он относится одинаково живо, все действует на него одинаково сильно он плачет после смерти патриарха и доходит до слез от выходок монастырского казначея. До слез стало видит чюдотворец
(Савва), что во мгле хожу, – пишет он этому ничтожному казначею Саввина монастыря.
В увлечении тем или иным предметом царь не делает видимого различия между важными неважным. О поражении своих войск и о монастырской драке пишет он с равным одушевлением и вниманием. Описывая своему двоюродному брату (по матери) Аф. Ив. Матюшкину бой при г. Валке 19 июня 1657 г, царь пишет Брат буди тебе ведомо у Матвея Шереме- тева был бой с немецкими людьми. И дворяне издрогали и побежали все, а Матвей остался в отводе и сорвал немецких людей. Да навстречю иные пришли роты, и Матвей напустили на тех с небольшими людми, да лошадь повалилась, так его и взяли А людей наших всяких чинов 51 человек убит да ранено 35 человек. И то благодарю Бога, что от трех тысяч голов столько побито, а то все целы, потому, что побежали асами плачют, что так грех учинился!.. Ас кем бой были тех немец всего было две тысячи наших и больше было,
да так грех пришел. А о Матвее не тужи будет здоров, вперед ему к чести Радуйся, что люди целы, а Матвей будет по-прежнему». Царь сочувствует храброму Шереметеву и радуется, что целы благодаря бегству его «издрогавшие» люди. Позор поражения он готов объяснить грехом и не только не держит гнева на виновных, но душевно жалеет их. Туже степень внимания, только не сочувственного, царь уделяет и подвигам помянутого Саввин- ского казначея Никиты, который стрелецкого десятника, поставленного в монастыре, зашиб посохом в голову, а оружие, седла и зипуны стрелецкие велел выметать вон за двор. Царь составил Никите послание (вместо простой приказной грамоты) От царя и великого князя
Алексея Михайловича всея Руси врагу Божию, богоненавистцу и христопродавцу и разорителю чюдотворцова дома (те. Саввина монастыря) и единомысленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню излому пронырливому злодею казначею Никите. В этом послании Алексей Михайлович спрашивал Никиту Кто тебя, сиротину спрашивал над Много писаний царя Алексея издано) И. П. Бартенев Собрание Писем ц. Алекс. Мих.». М, 1856;2) «Записки
Отделения славянской и русск. археологии имп. Русск. археол. общества, т. 11;3) Сборник Моск. архива и М. Ин. Дел»,
т. V;4) Соловьев История России, т. XI и XII. Не раз эти писания вызывали ученых на характеристики Алексея Михайловича. Отметим характеристики СМ. Соловьева (в конце XII т. Истории России, И. Е. Забелина (в Опытах изучения русских древностей и истории, НИ. Костомарова (в Русской истории в жизнеописаниях, ВО. Ключевского (в Курсе русской истории, т. III).
272
литературные попытки не ограничивались составлением пространных, литературно написанных писем и посланий
10
. Он пробовал сочинять даже вирши (несколько строк, которые могли казаться автору стихами, по выражению ВО. Ключевского). Он составил Уложение сокольничья пути, те. подробный наказ своим сокольникам. Он начинал писать записки о польской войне. Он писал деловые бумаги, имел привычку своеручно поправлять текст и делать прибавки в официальных грамотах, причем не всегда попадал в тень приказного изложения. Значительная часть его литературных попыток дошла до нас, ипритом дошло по большей части то, что писал он во времена своей молодости, когда был свежее и откровеннее и когда жил полнее. Этот литературный материал замечательно ясно рисует нам личность государя и вполне позволяет понять, насколько симпатична и интересна была эта личность.
Царь Алексей высказывался очень легко, говорил почти всегда без обычной в те времена риторики, любил, что называется, поговорить и пофилософствовать в своих произведениях.
При чтении этих произведений прежде всего бросается в глаза необыкновенная восприимчивость и впечатлительность Алексея Михайловича. Он жадно впитывает в себя, яко губа напояема», впечатления от окружающей его действительности. Его занимает и волнует все одинаково и вопросы политики, и военные реляции, и смерть патриарха, и садоводство,
и вопрос о том, как петь и служить в церкви, и соколиная охота, и театральные представления, и убийство пьяного монаха в его любимом монастыре Ко всему он относится одинаково живо, все действует на него одинаково сильно он плачет после смерти патриарха и доходит до слез от выходок монастырского казначея. До слез стало видит чюдотворец
(Савва), что во мгле хожу, – пишет он этому ничтожному казначею Саввина монастыря.
В увлечении тем или иным предметом царь не делает видимого различия между важными неважным. О поражении своих войск и о монастырской драке пишет он с равным одушевлением и вниманием. Описывая своему двоюродному брату (по матери) Аф. Ив. Матюшкину бой при г. Валке 19 июня 1657 г, царь пишет Брат буди тебе ведомо у Матвея Шереме- тева был бой с немецкими людьми. И дворяне издрогали и побежали все, а Матвей остался в отводе и сорвал немецких людей. Да навстречю иные пришли роты, и Матвей напустили на тех с небольшими людми, да лошадь повалилась, так его и взяли А людей наших всяких чинов 51 человек убит да ранено 35 человек. И то благодарю Бога, что от трех тысяч голов столько побито, а то все целы, потому, что побежали асами плачют, что так грех учинился!.. Ас кем бой были тех немец всего было две тысячи наших и больше было,
да так грех пришел. А о Матвее не тужи будет здоров, вперед ему к чести Радуйся, что люди целы, а Матвей будет по-прежнему». Царь сочувствует храброму Шереметеву и радуется, что целы благодаря бегству его «издрогавшие» люди. Позор поражения он готов объяснить грехом и не только не держит гнева на виновных, но душевно жалеет их. Туже степень внимания, только не сочувственного, царь уделяет и подвигам помянутого Саввин- ского казначея Никиты, который стрелецкого десятника, поставленного в монастыре, зашиб посохом в голову, а оружие, седла и зипуны стрелецкие велел выметать вон за двор. Царь составил Никите послание (вместо простой приказной грамоты) От царя и великого князя
Алексея Михайловича всея Руси врагу Божию, богоненавистцу и христопродавцу и разорителю чюдотворцова дома (те. Саввина монастыря) и единомысленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню излому пронырливому злодею казначею Никите. В этом послании Алексей Михайлович спрашивал Никиту Кто тебя, сиротину спрашивал над Много писаний царя Алексея издано) И. П. Бартенев Собрание Писем ц. Алекс. Мих.». М, 1856;2) «Записки
Отделения славянской и русск. археологии имп. Русск. археол. общества, т. 11;3) Сборник Моск. архива и М. Ин. Дел»,
т. V;4) Соловьев История России, т. XI и XII. Не раз эти писания вызывали ученых на характеристики Алексея Михайловича. Отметим характеристики СМ. Соловьева (в конце XII т. Истории России, И. Е. Забелина (в Опытах изучения русских древностей и истории, НИ. Костомарова (в Русской истории в жизнеописаниях, ВО. Ключевского (в Курсе русской истории, т. III).
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
273
домом чюдотворцовым да и надомною, грешным, властвовать кто тебе сию власть мимо архимандрита дал, что тебе без его ведома стрельцов и мужиков моих Михайловских бить?»
Так как Никита счел себе бесчестием, что стрельцы расположились у его кельи, то царь обвинил монаха в сатанинской гордости и восклицал Дорого добре, что у тебя, скота,
стрельцы стоят лучше тебя и честнее тебя и у митрополитов стоят стрельцы по нашему указу. дороги ль мы пред Богом с тобою и дороги ль наши высокосердечныя мысли, доколе отвращаемся, доколе не всею душою и не всем сердцем заповеди Его творим За самоуправство царь налагал на монаха позорное наказание с цепью на шее ив кандалах Никиту стрельцы должны были снести в его келью после того, как ему пред всем собором прочтут царскую грамоту. Аза роптание спесивое царь грозил монаху жаловаться на него чудотворцу и просить суда и обороны пред Богом.
Так живо и сильно, доходя до слез и до мглы душевной, переживал царь Алексей
Михайлович все то, что забирало егоза сердце. И не только исключительные события его личной и государственной жизни, но и самые обыкновенные частности повседневного быта легко поднимали его впечатлительность, доводя ее порою до восторга, до гнева, до живой жалости. Среди серьезных писем к Аф. Ив. Матюшкину есть одно – все сплошь посвященное двум молодым соколами их пробе на охоте. Алексей Михайлович с восторгом описывает, как он отведывал этих «дикомытов» и как один из них и безмерно каково хорошо летели «милостию Божией и твоими (Матюшкина) молитвами и счастием» отлично заразил утку Как ее мякнет по шее, так она десятью перекинулась (те. десять раз перевернулась при падении В деловой переписке с Матюшкиным царь не упускает сообщать ему и такую малую, например, новость Дана нашем стану в селе Таинском новый сокольник
Мишка Семенов сидел у огня да, вздремав, упал в огонь, и ево из огня вытащили, немного не сгорела как в огонь упали того он не слыхал. Вовремя морового поветрия 1654–1655 гг.
царь уезжал от своей семьи на войну и очень беспокоился о своих родных. Да для Христа,
государыни мои, оберегайтесь от заморнова ото всякой вещи, – писал он своим сестрам, не презрите прошения нашего Нов то самое время, когда война и мор, казалось, сполна занимали ум Алексея Михайловича ион своим близким с тоскою в письмах от мору велел опасатца», он не удержался, чтобы не описать им поразившее его в Смоленске весеннее половодье. Да буди нам ведомо, – пишет он, – на Днепре был мост 7 сажен над водою и на
Фоминой неделе прибыло столько, что уже с мосту черпают воду а чаю, и поиметь (мост)»…
Рассказывают, будто бы однажды в докладе царю из кормового дворца было указано, что квасы, которые там варили на царский обиход, не удались один сорт кваса вышел так плох,
что разве только стрельцам споить. Алексей Михайлович обиделся за своих стрельцов и на докладе раздраженно указал докладчику Сам выпей!»
Мудрено ли, что такой живой и восприимчивый человек, как царь Алексей, мог быть очень вспыльчив и подвижен на гнев. Несмотря на внешнее добродушие и действительную доброту, Алексей Михайлович по живости духа нередко давал волю своему неудовольствию,
гневался, бранился и даже дрался. Мы видели, как он бранил сиротину монаха за его грубые претензии. Почти также доставалось от гораздо тихаго» царя и людям высших чинов и более высокой породы. В 1658 г, недовольный князем Ив. Ан. Хованским за его местническое высокомерие и за ссору с Аф. Лавр. Ординым-Нащокиным, Алексей Михайлович послал сказать ему царский выговор с такими, между прочим, выражениями Тебя, князя
Ивана, взыскали выбирал за службу великий государь, а то тебя всяк называл дураком, и тебе своею службою возноситься ненадобно великий государь велел тебе сказать имянно, что за непослушание и за Афанасия (Ордина-Нащокина) тебе и всему роду твоему быть разо- рену». В другой раз (1660 г, сообщая Матюшкину о поражении этого своего «избранника»
князя Хованского-Тараруя, царь виною поражения выставлял «ево беспутную дерзость и с горем признавался, что из-за военных тревог сам он не ходил на поле тешиться июня с 15
273
домом чюдотворцовым да и надомною, грешным, властвовать кто тебе сию власть мимо архимандрита дал, что тебе без его ведома стрельцов и мужиков моих Михайловских бить?»
Так как Никита счел себе бесчестием, что стрельцы расположились у его кельи, то царь обвинил монаха в сатанинской гордости и восклицал Дорого добре, что у тебя, скота,
стрельцы стоят лучше тебя и честнее тебя и у митрополитов стоят стрельцы по нашему указу. дороги ль мы пред Богом с тобою и дороги ль наши высокосердечныя мысли, доколе отвращаемся, доколе не всею душою и не всем сердцем заповеди Его творим За самоуправство царь налагал на монаха позорное наказание с цепью на шее ив кандалах Никиту стрельцы должны были снести в его келью после того, как ему пред всем собором прочтут царскую грамоту. Аза роптание спесивое царь грозил монаху жаловаться на него чудотворцу и просить суда и обороны пред Богом.
Так живо и сильно, доходя до слез и до мглы душевной, переживал царь Алексей
Михайлович все то, что забирало егоза сердце. И не только исключительные события его личной и государственной жизни, но и самые обыкновенные частности повседневного быта легко поднимали его впечатлительность, доводя ее порою до восторга, до гнева, до живой жалости. Среди серьезных писем к Аф. Ив. Матюшкину есть одно – все сплошь посвященное двум молодым соколами их пробе на охоте. Алексей Михайлович с восторгом описывает, как он отведывал этих «дикомытов» и как один из них и безмерно каково хорошо летели «милостию Божией и твоими (Матюшкина) молитвами и счастием» отлично заразил утку Как ее мякнет по шее, так она десятью перекинулась (те. десять раз перевернулась при падении В деловой переписке с Матюшкиным царь не упускает сообщать ему и такую малую, например, новость Дана нашем стану в селе Таинском новый сокольник
Мишка Семенов сидел у огня да, вздремав, упал в огонь, и ево из огня вытащили, немного не сгорела как в огонь упали того он не слыхал. Вовремя морового поветрия 1654–1655 гг.
царь уезжал от своей семьи на войну и очень беспокоился о своих родных. Да для Христа,
государыни мои, оберегайтесь от заморнова ото всякой вещи, – писал он своим сестрам, не презрите прошения нашего Нов то самое время, когда война и мор, казалось, сполна занимали ум Алексея Михайловича ион своим близким с тоскою в письмах от мору велел опасатца», он не удержался, чтобы не описать им поразившее его в Смоленске весеннее половодье. Да буди нам ведомо, – пишет он, – на Днепре был мост 7 сажен над водою и на
Фоминой неделе прибыло столько, что уже с мосту черпают воду а чаю, и поиметь (мост)»…
Рассказывают, будто бы однажды в докладе царю из кормового дворца было указано, что квасы, которые там варили на царский обиход, не удались один сорт кваса вышел так плох,
что разве только стрельцам споить. Алексей Михайлович обиделся за своих стрельцов и на докладе раздраженно указал докладчику Сам выпей!»
Мудрено ли, что такой живой и восприимчивый человек, как царь Алексей, мог быть очень вспыльчив и подвижен на гнев. Несмотря на внешнее добродушие и действительную доброту, Алексей Михайлович по живости духа нередко давал волю своему неудовольствию,
гневался, бранился и даже дрался. Мы видели, как он бранил сиротину монаха за его грубые претензии. Почти также доставалось от гораздо тихаго» царя и людям высших чинов и более высокой породы. В 1658 г, недовольный князем Ив. Ан. Хованским за его местническое высокомерие и за ссору с Аф. Лавр. Ординым-Нащокиным, Алексей Михайлович послал сказать ему царский выговор с такими, между прочим, выражениями Тебя, князя
Ивана, взыскали выбирал за службу великий государь, а то тебя всяк называл дураком, и тебе своею службою возноситься ненадобно великий государь велел тебе сказать имянно, что за непослушание и за Афанасия (Ордина-Нащокина) тебе и всему роду твоему быть разо- рену». В другой раз (1660 г, сообщая Матюшкину о поражении этого своего «избранника»
князя Хованского-Тараруя, царь виною поражения выставлял «ево беспутную дерзость и с горем признавался, что из-за военных тревог сам он не ходил на поле тешиться июня с 15
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
274
числа июля по 5 число, и птичей промысл поизмешался». Несмотря, однако, на беспутную дерзость и дурость князя Хованского, Алексей Михайлович продолжал его держать удел до самой своей кончины вероятно, «тараруй» (те. болтун) и дурак обладали положительными деловыми качествами. (Надобно вспомнить, что в ужасные дни стрелецкого бунта г. правительство решилось поставить именно этого тараруя во главе Стрелецкого приказа. Еще крепче, чем Хованскому, писал однажды царь Алексей Михайлович врагу креста
Христова и новому Ахитофелу князь Григорью Ромодановскому». За малую, по-видимому,
вину (не отпустил вовремя солдат к воеводе С. Змееву) царь послал ему такие укоры Воздаст тебе Господь Бог за твою к нам, великому государю, прямую сатанинскую службу!..
И ты дело Божие и наше государево потерял, потеряет тебя самого Господь Бог. И сам ты, треокаянный и бесславный ненавистник рода христианского – для того, что людей не послали нам верный изменники самого истинного сатаны сын и друг диаволов, впадешь в бездну преисподнюю из неяже никто не возвращался Вконец ведаем, завистниче и верный наш непослушниче, как то дело ухищренными злопронырливым умыслом учинила товарища твоего, дурака и худого князишка, пытать велим, а страдника Климку велим повесить. Бог благословили предал нам, государю, править и рассуждать люди свои на востоке и на западе и на юге и на севере правду и мы Божии дела и наши государевы на всех странах полагаем – смотря по человеку, а не всех стран дела тебе одному, ненавистнику, делать,
для того невозможно естеству человеческому на все страны делать, один бес на все страны мещется!..» Но, отругав на этот раз князя Гр. Гр. Ромодановского, царь в другое время шлет ему милостивое повеление в виде виршей:
"Рабе Божий дерзай о имени Божии
И уповай всем сердцем подаст Бог победу!
И любовь и совет великой имеей с Брюховецким.
А себя и людей Божиих и наших береги крепко"
и т. д.
Стало быть, и Ромодановский, как Хованский, не всегда казался царю достойным хулы и гнева. Вспыльчивый и бранчливый, Алексей Михайлович был, как видим, в своем гневе непостоянен и отходчив, легко и искренно переходя от брани к ласке. Даже тогда, когда раздражение государя достигало высшего предела, оно скоро сменялось раскаянием и желанием мира и покоя. Водном заседании Боярской думы, вспыхнув от бестактной выходки своего тестя боярина И. Д. Милославского, царь изругал его, побили пинками вытолкал из комнаты. Гнев царя принял такой крутой оборот, конечно, потому, что Милославского по его свойствами вообще нельзя было уважать. Однако добрые отношения между тестем и зятем оттого не испортились оба они легко забыли происшедшее. Серьезнее был случай со старым придворным человеком, родственником царя по матери, Родионом Матвеевичем
Стрешневым, о котором Алексей Михайлович был высокого мнения. Старик отказался, по старости, оттого, чтобы вместе с царем отворить себе кровь. Алексей Михайлович вспылил, потому что отказ представился ему высокоумием и гордостью, – и ударил Стрешнева.
А потом он не знал, как задобрить и утешить почитаемого им человека, просил мира и слал ему богатые подарки.
Но не только тем, что царь легко прощали мирился, доказывается его душевная доброта. Общий голос современников называет его очень добрым человеком. Царь любил благотворить. В его дворце, в особых палатах, на полном царском иждивении жили так называемые верховые (те. дворцовые) богомольцы, верховые нищие и «юродивые».
"Богомольцы были древние старики, почитаемые за старость и житейский опыт, за благочестие и мудрость. Царь в зимние вечера слушал их рассказы про старое время о том, что было
274
числа июля по 5 число, и птичей промысл поизмешался». Несмотря, однако, на беспутную дерзость и дурость князя Хованского, Алексей Михайлович продолжал его держать удел до самой своей кончины вероятно, «тараруй» (те. болтун) и дурак обладали положительными деловыми качествами. (Надобно вспомнить, что в ужасные дни стрелецкого бунта г. правительство решилось поставить именно этого тараруя во главе Стрелецкого приказа. Еще крепче, чем Хованскому, писал однажды царь Алексей Михайлович врагу креста
Христова и новому Ахитофелу князь Григорью Ромодановскому». За малую, по-видимому,
вину (не отпустил вовремя солдат к воеводе С. Змееву) царь послал ему такие укоры Воздаст тебе Господь Бог за твою к нам, великому государю, прямую сатанинскую службу!..
И ты дело Божие и наше государево потерял, потеряет тебя самого Господь Бог. И сам ты, треокаянный и бесславный ненавистник рода христианского – для того, что людей не послали нам верный изменники самого истинного сатаны сын и друг диаволов, впадешь в бездну преисподнюю из неяже никто не возвращался Вконец ведаем, завистниче и верный наш непослушниче, как то дело ухищренными злопронырливым умыслом учинила товарища твоего, дурака и худого князишка, пытать велим, а страдника Климку велим повесить. Бог благословили предал нам, государю, править и рассуждать люди свои на востоке и на западе и на юге и на севере правду и мы Божии дела и наши государевы на всех странах полагаем – смотря по человеку, а не всех стран дела тебе одному, ненавистнику, делать,
для того невозможно естеству человеческому на все страны делать, один бес на все страны мещется!..» Но, отругав на этот раз князя Гр. Гр. Ромодановского, царь в другое время шлет ему милостивое повеление в виде виршей:
"Рабе Божий дерзай о имени Божии
И уповай всем сердцем подаст Бог победу!
И любовь и совет великой имеей с Брюховецким.
А себя и людей Божиих и наших береги крепко"
и т. д.
Стало быть, и Ромодановский, как Хованский, не всегда казался царю достойным хулы и гнева. Вспыльчивый и бранчливый, Алексей Михайлович был, как видим, в своем гневе непостоянен и отходчив, легко и искренно переходя от брани к ласке. Даже тогда, когда раздражение государя достигало высшего предела, оно скоро сменялось раскаянием и желанием мира и покоя. Водном заседании Боярской думы, вспыхнув от бестактной выходки своего тестя боярина И. Д. Милославского, царь изругал его, побили пинками вытолкал из комнаты. Гнев царя принял такой крутой оборот, конечно, потому, что Милославского по его свойствами вообще нельзя было уважать. Однако добрые отношения между тестем и зятем оттого не испортились оба они легко забыли происшедшее. Серьезнее был случай со старым придворным человеком, родственником царя по матери, Родионом Матвеевичем
Стрешневым, о котором Алексей Михайлович был высокого мнения. Старик отказался, по старости, оттого, чтобы вместе с царем отворить себе кровь. Алексей Михайлович вспылил, потому что отказ представился ему высокоумием и гордостью, – и ударил Стрешнева.
А потом он не знал, как задобрить и утешить почитаемого им человека, просил мира и слал ему богатые подарки.
Но не только тем, что царь легко прощали мирился, доказывается его душевная доброта. Общий голос современников называет его очень добрым человеком. Царь любил благотворить. В его дворце, в особых палатах, на полном царском иждивении жили так называемые верховые (те. дворцовые) богомольцы, верховые нищие и «юродивые».
"Богомольцы были древние старики, почитаемые за старость и житейский опыт, за благочестие и мудрость. Царь в зимние вечера слушал их рассказы про старое время о том, что было
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
275
«за тридцать и за сорок лети больши». Он покоил их старость также, как чтил безумие,
Христа ради, юродивых, делавшее их неумытными и бесстрашными обличителями и пророками в глазах всего общества тою времени. Один из таких юродивых, именно, Василий
Босой, или «Уродивый», играл большую роль при царе Алексее как его советники наставник. Обрате нашем Василии не раз встречаются почитательные упоминания в царской переписке. Опекая подобный люд при жизни, царь устраивал богомольцами «нищим»
торжественные похороны после их кончины ив их память учреждал кормы и раздавал милостыню по церквами тюрьмам. Такая же милостыня шла от царя и по большим праздникам иногда он сам обходил тюрьмы, раздавая подаяние несчастным. В особенности перед
«великим» или светлым днем Св. Пасхи, на страшной неделе, посещал царь тюрьмы и богадельни, оделял милостыней и нередко освобождал тюремных «сидельцев», выкупал неоплатных должников, помогал неимущими больным. В обычные для той эпохи рутинные формы подачи и корма нищим Алексей Михайлович умел внести сознательную стихию любви к добру и людям.
Не одна нищета и физические страдания трогали царя Алексея Михайловича. Всякое горе, всякая беда находили в его душе отклики сочувствие. Он был способен и склонен к самым теплыми деликатным дружеским утешениям, лучше всего рисующим его глубокую душевную доброту. В этом отношении замечательны его знаменитые письма к двум огорченным отцам князю Никите Ивановичу Одоевскому и Афанасию Лаврентьевичу Ордину-
Нащокину об их сыновьях. У кн. Одоевского умер внезапно его первенец, взрослый сын князь Михаил в то время, когда его отец был в Казани. Царь Алексей сам особым письмом известил отца о горькой потере. Он начал письмо похвалами почившему, причем выразил эти похвалы косвенно – в виде рассказа о том, как чинно и хорошо обходились князь Михаил и его младший брат князь Федор с ним, государем, когда государь был у них в селе Веш- някове. Затем царь описал легкую и благочестивую кончину князя Михаила после причастия он как есть уснул отнюдь рыдания не было, ни терзания. Светлые тоны описания здесь взяты были, разумеется, нарочно, чтобы смягчить первую печаль отца. А потом следовали слова утешения, пространные, порой прямо нежные слова. В основе их положена та мысль, что светлая кончина человека без страданий, в добродетели ив покаянии добре»,
есть милость Господня, которой следует радоваться даже ив минуты естественного горя.
«Радуйся и веселися, что Бог совсем свершил, изволил взять с милостию своею и ты принимай с радостию сию печаль, а не в кручину себе и не в оскорбление. Нельзя, что не поскор- беть и не прослезиться, – и прослезиться надобно, дав меру, чтоб Бога наипаче не прогневать Не довольствуясь словесным утешением, Алексей Михайлович пришел на помощь
Одоевским и самым делом принял на себя и похороны. На все погребальные я послал, пишет он, – сколько Бог изволил, потому что впрямь узнали проведал про вас, что опричь
Бога на небеси, а на земли опричь меня, ни у ково у вас нет
11
. В конце утешительного послания царь своеручно прописал последние ласковые слова Князь Никита Иванович не оскорбляйся, токмо уповай на Бога и на нас будь надежен!»
Горе А. Л. Ордина-Нащокина, по мнению Алексея Михайловича, было горше, чем утрата кн. НИ. Одоевского. По словам царя, тебе, думному дворянину, больше этой беды вперед уже не будет больше этой беды на свете не бывает У Ордина-Нащокина убежал заграницу сын, по имени Воин, и убежал, как изменник, вовремя служебной поездки с казенными деньгами, со многими указами о делах и с ведомостями. На просьбу пораженного отца об отставке царь послал ему от нас, великаго государя, милостивое слово. Это слово было не только милостиво, но и трогательно. После многих похвальных эпитетов «христо- любцу и миролюбцу, нищелюбцу и трудолюбцу Афанасию Лаврентьевичу царь тепло гово-
11
Это место письма имеет, по-видимому, какой-то особый смысл. Семья этих князей Одоевских далеко не была бедна
275
«за тридцать и за сорок лети больши». Он покоил их старость также, как чтил безумие,
Христа ради, юродивых, делавшее их неумытными и бесстрашными обличителями и пророками в глазах всего общества тою времени. Один из таких юродивых, именно, Василий
Босой, или «Уродивый», играл большую роль при царе Алексее как его советники наставник. Обрате нашем Василии не раз встречаются почитательные упоминания в царской переписке. Опекая подобный люд при жизни, царь устраивал богомольцами «нищим»
торжественные похороны после их кончины ив их память учреждал кормы и раздавал милостыню по церквами тюрьмам. Такая же милостыня шла от царя и по большим праздникам иногда он сам обходил тюрьмы, раздавая подаяние несчастным. В особенности перед
«великим» или светлым днем Св. Пасхи, на страшной неделе, посещал царь тюрьмы и богадельни, оделял милостыней и нередко освобождал тюремных «сидельцев», выкупал неоплатных должников, помогал неимущими больным. В обычные для той эпохи рутинные формы подачи и корма нищим Алексей Михайлович умел внести сознательную стихию любви к добру и людям.
Не одна нищета и физические страдания трогали царя Алексея Михайловича. Всякое горе, всякая беда находили в его душе отклики сочувствие. Он был способен и склонен к самым теплыми деликатным дружеским утешениям, лучше всего рисующим его глубокую душевную доброту. В этом отношении замечательны его знаменитые письма к двум огорченным отцам князю Никите Ивановичу Одоевскому и Афанасию Лаврентьевичу Ордину-
Нащокину об их сыновьях. У кн. Одоевского умер внезапно его первенец, взрослый сын князь Михаил в то время, когда его отец был в Казани. Царь Алексей сам особым письмом известил отца о горькой потере. Он начал письмо похвалами почившему, причем выразил эти похвалы косвенно – в виде рассказа о том, как чинно и хорошо обходились князь Михаил и его младший брат князь Федор с ним, государем, когда государь был у них в селе Веш- някове. Затем царь описал легкую и благочестивую кончину князя Михаила после причастия он как есть уснул отнюдь рыдания не было, ни терзания. Светлые тоны описания здесь взяты были, разумеется, нарочно, чтобы смягчить первую печаль отца. А потом следовали слова утешения, пространные, порой прямо нежные слова. В основе их положена та мысль, что светлая кончина человека без страданий, в добродетели ив покаянии добре»,
есть милость Господня, которой следует радоваться даже ив минуты естественного горя.
«Радуйся и веселися, что Бог совсем свершил, изволил взять с милостию своею и ты принимай с радостию сию печаль, а не в кручину себе и не в оскорбление. Нельзя, что не поскор- беть и не прослезиться, – и прослезиться надобно, дав меру, чтоб Бога наипаче не прогневать Не довольствуясь словесным утешением, Алексей Михайлович пришел на помощь
Одоевским и самым делом принял на себя и похороны. На все погребальные я послал, пишет он, – сколько Бог изволил, потому что впрямь узнали проведал про вас, что опричь
Бога на небеси, а на земли опричь меня, ни у ково у вас нет
11
. В конце утешительного послания царь своеручно прописал последние ласковые слова Князь Никита Иванович не оскорбляйся, токмо уповай на Бога и на нас будь надежен!»
Горе А. Л. Ордина-Нащокина, по мнению Алексея Михайловича, было горше, чем утрата кн. НИ. Одоевского. По словам царя, тебе, думному дворянину, больше этой беды вперед уже не будет больше этой беды на свете не бывает У Ордина-Нащокина убежал заграницу сын, по имени Воин, и убежал, как изменник, вовремя служебной поездки с казенными деньгами, со многими указами о делах и с ведомостями. На просьбу пораженного отца об отставке царь послал ему от нас, великаго государя, милостивое слово. Это слово было не только милостиво, но и трогательно. После многих похвальных эпитетов «христо- любцу и миролюбцу, нищелюбцу и трудолюбцу Афанасию Лаврентьевичу царь тепло гово-
11
Это место письма имеет, по-видимому, какой-то особый смысл. Семья этих князей Одоевских далеко не была бедна
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
276
рит о своем сочувствии не только ему, Афанасию, но и его супруге в их великой скорби и туге». Об отставке своего «добраго ходатая и желателя» он не хочет и слышать, потому что не считает отца виновным в измене сына. Царь и сам доверял изменнику, как доверял ему отец Будет тебе, верному рабу Христову и нашему, сына твоего дурость ставить в ведомство и соглашение твое ему ион, простец, и у нас, великаго государя, тайно былине по одно время, и о многих делах с ним к тебе приказывали, а такова простоумышленнаго яда под языком его невидали Царь даже пытается утешить отца надеждой на возвращение не изменившего якобы, а только увлекшегося юноши. Атому мы, великий государь, не подив- ляемся, что сын твой сплутал: знатно то, что с малодушия то учинил. Он человек молодой,
хощет создания Владычня и творения руку Его видеть на сем свете якоже и птица летает семо и овамо и, полетав довольно, паки ко гнезду своему прилетает таки сын ваш вспомянет гнездо свое телесное, наипаче же душевное привязание от Святого Духа во святой купели, и к вам вскоре возвратится Какая доброта и какой такт диктовали эти золотые слова утешения в беде, больше которой на свете не бывает И царь оказался прав Афа- насьев сынишка Войка» скоро вернулся из дальних стран во Пскова оттуда в Москву, и
Алексей Михайлович имел утешение написать Аф. Л. Ордину-Нащокину, что за его верную и радетельную службу он пожаловал сына его, вины отдал, велел свои очи видеть и написать по московскому списку с отпуском на житье в отцовские деревни.
Живая, впечатлительная, чуткая и добрая натура Алексея Михайловича делала его очень способным к добродушному веселью и смеху. Склонностью к юмору он напоминает своего гениального сына Петра оба они любили пошутить и словом и делом. Среди писем к Матюшкину есть одно, написанное «тарабарски», нелегким для чтения шрифтом и сочиненное только затем, чтобы подразнить Матюшкина шутливым замечанием, что когда его нетто некому царя покормить плохим хлебом с закалою». А потом буди здрав, – милостиво заключает царь свой намек на какую-то кулинарную оплошность его любимца. Другое письмо к Матюшкину все сплошь игриво. Царь пишет из подхода и начинает поручением устроить маленький обман его сестер-царевен: Нарядись в ездовое (дорожное) платье да съезди к сестрам, будто бы от меня приехал, да спрошай о здоровьи». Матюшкину, стало быть, приказано просто лгать царевнам, что он лично прибыл в Москву из того подмосковного потешного села, где тогда жил государь. Вслед за этим поручением царь Алексей сообщает Матюшкину: Тем утешаюся, что столников беспрестани купаю ежеутрь в пруде зато кто не поспеет к моему смотру, так того и купаю Очевидно, эта утеха не была жестокой, так как стольники на нее видимо напрашивались сами. Государь после купанья в отличие звал их к своему столу У меня купальщики те ядят вдоволь, – продолжает царь Алексей, – а иные говорят мы де нароком не поспеем, так де и нас выкупают да и за стол посадят. Многие нароком не поспевают. Так тешился гораздо тихий царь, как бы преобразуя этим невинным купаньем стольников жестокие издевательства его сына Петра над вольными и невольными собутыльниками. Само собой приходит на ум и сравнение известной книги, глаголемой Урядник сокольничья пути царя Алексея сне менее известными церемониалами «всешутейшего собора Петра Великого. Насколько потеха отца благороднее шутовства сына, и насколько острый цинизм последнего ниже целомудренной шутки Алексея Михайловича Свой шутливый охотничий обряд, чин производства рядового сокольника в начальные, царь Алексей обставил нехитрыми символическими действиями и тарабарскими формулами, которые по наивности и простоте немногого стоят, нов основе которых лежит молодой и здоровый охотничий энтузиазм и трогательная любовь к красоте причьей природы. Тогда как у царя Петра служение Бахусу и Ивашке Хмельницкому приобретало характер культа, в Уряднике царя Алексея пьянство сокольника было показано в числе вин, за которые безо всякие пощады быть сосланы на Лену. Разработав свой потешный чин производства в сокольники и отдав в нем дань своему веселью, царь
276
рит о своем сочувствии не только ему, Афанасию, но и его супруге в их великой скорби и туге». Об отставке своего «добраго ходатая и желателя» он не хочет и слышать, потому что не считает отца виновным в измене сына. Царь и сам доверял изменнику, как доверял ему отец Будет тебе, верному рабу Христову и нашему, сына твоего дурость ставить в ведомство и соглашение твое ему ион, простец, и у нас, великаго государя, тайно былине по одно время, и о многих делах с ним к тебе приказывали, а такова простоумышленнаго яда под языком его невидали Царь даже пытается утешить отца надеждой на возвращение не изменившего якобы, а только увлекшегося юноши. Атому мы, великий государь, не подив- ляемся, что сын твой сплутал: знатно то, что с малодушия то учинил. Он человек молодой,
хощет создания Владычня и творения руку Его видеть на сем свете якоже и птица летает семо и овамо и, полетав довольно, паки ко гнезду своему прилетает таки сын ваш вспомянет гнездо свое телесное, наипаче же душевное привязание от Святого Духа во святой купели, и к вам вскоре возвратится Какая доброта и какой такт диктовали эти золотые слова утешения в беде, больше которой на свете не бывает И царь оказался прав Афа- насьев сынишка Войка» скоро вернулся из дальних стран во Пскова оттуда в Москву, и
Алексей Михайлович имел утешение написать Аф. Л. Ордину-Нащокину, что за его верную и радетельную службу он пожаловал сына его, вины отдал, велел свои очи видеть и написать по московскому списку с отпуском на житье в отцовские деревни.
Живая, впечатлительная, чуткая и добрая натура Алексея Михайловича делала его очень способным к добродушному веселью и смеху. Склонностью к юмору он напоминает своего гениального сына Петра оба они любили пошутить и словом и делом. Среди писем к Матюшкину есть одно, написанное «тарабарски», нелегким для чтения шрифтом и сочиненное только затем, чтобы подразнить Матюшкина шутливым замечанием, что когда его нетто некому царя покормить плохим хлебом с закалою». А потом буди здрав, – милостиво заключает царь свой намек на какую-то кулинарную оплошность его любимца. Другое письмо к Матюшкину все сплошь игриво. Царь пишет из подхода и начинает поручением устроить маленький обман его сестер-царевен: Нарядись в ездовое (дорожное) платье да съезди к сестрам, будто бы от меня приехал, да спрошай о здоровьи». Матюшкину, стало быть, приказано просто лгать царевнам, что он лично прибыл в Москву из того подмосковного потешного села, где тогда жил государь. Вслед за этим поручением царь Алексей сообщает Матюшкину: Тем утешаюся, что столников беспрестани купаю ежеутрь в пруде зато кто не поспеет к моему смотру, так того и купаю Очевидно, эта утеха не была жестокой, так как стольники на нее видимо напрашивались сами. Государь после купанья в отличие звал их к своему столу У меня купальщики те ядят вдоволь, – продолжает царь Алексей, – а иные говорят мы де нароком не поспеем, так де и нас выкупают да и за стол посадят. Многие нароком не поспевают. Так тешился гораздо тихий царь, как бы преобразуя этим невинным купаньем стольников жестокие издевательства его сына Петра над вольными и невольными собутыльниками. Само собой приходит на ум и сравнение известной книги, глаголемой Урядник сокольничья пути царя Алексея сне менее известными церемониалами «всешутейшего собора Петра Великого. Насколько потеха отца благороднее шутовства сына, и насколько острый цинизм последнего ниже целомудренной шутки Алексея Михайловича Свой шутливый охотничий обряд, чин производства рядового сокольника в начальные, царь Алексей обставил нехитрыми символическими действиями и тарабарскими формулами, которые по наивности и простоте немногого стоят, нов основе которых лежит молодой и здоровый охотничий энтузиазм и трогательная любовь к красоте причьей природы. Тогда как у царя Петра служение Бахусу и Ивашке Хмельницкому приобретало характер культа, в Уряднике царя Алексея пьянство сокольника было показано в числе вин, за которые безо всякие пощады быть сосланы на Лену. Разработав свой потешный чин производства в сокольники и отдав в нем дань своему веселью, царь
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
277
Алексей своеручно написал на нем характерную оговорку Правды же и суда и милостивыя любви и ратного строя николиже позабывайте: делу время и потехе час Уменье соединять дело и потеху заметно у царя Алексея ив том отношении, что он охотно вводил шутку в деловую сферу. В его переписке не раз встречаем юмор там, где его не ждем. Так, сообщая в 1655 г. своему любимцу верному и избранному стрелецкому голове АС. Матвееву разного рода деловые вести, Алексей Михайлович, между прочим, пишет Посланник приходил от шведскаго Карла короля, думный человека имя ему Уддеудла. Таков смышлен и купить его, то дорого дать что полтина, хотя думный человек мы, великий государь, в десять лет впервые видим такого глупца посланника Насмешливо отозвавшись вообще о ходах шведской дипломатии, царь продолжает «Тако нам, великому государю, то честь, что король прислал обвестить посланника, аи думнаго человека. Хотя и глуп, да что же делать така нам честь В 1656 г. в очень серьезном письме сестрам из Кокенгаузена царь сообщал им подробности счастливого взятия этого крепкого города и не удержался от шутливо-образ- ного выражения А крепок безмерно ров глубокой – меншей брат нашему Кремлевскому рву а крепостию – сын Смоленску граду ей, чрез меру крепок Частная, неделовая переписка Алексея Михайловича изобилует такого рода шутками и замечаниями. В них нет особого остроумия и меткости, но много веселого благодушия и наклонности посмеяться.
Такова была природа царя Алексея Михайловича, впечатлительная и чуткая, живая и мягкая, общительная и веселая. Эти богатые свойства были в духе того времени обработаны воспитанием. Алексея Михайловича приучили к книге и разбудили в нем умственные запросы. Склонность к чтению и размышлению развила светлые стороны натуры Алексея
Михайловича и создала из него чрезвычайно привлекательную личность. Он был один из самых образованных людей московского общества того времени следы его разносторонней начитанности, библейской, церковной и светской, разбросаны во всех его произведениях.
Видно, что он вполне овладел тогдашней литературой и усвоил себе до тонкости книжный язык. В серьезных письмах и сочинениях он любит пускать вход цветистые книжные обороты, но, вместе стем, он непохож на тогдашних книжников-риторов, для красоты формы жертвовавших ясностью и даже смыслом. У царя Алексея продуман каждый его цветистый афоризм, из каждой книжной фразы смотрит живая и ясная мысль. У него нет пустословия все, что он прочел, он продумал он, видимо, привык размышлять, привык свободно и легко высказывать то, что надумали говорил притом только то, что думал. Поэтому его речь всегда искренна и полна содержания. Высказывался он чрезвычайно охотно, и потому его умственный облик вполне ясен.
Чтение образовало в Алексее Михайловиче очень глубокую и сознательную религиозность. Религиозным чувством он был проникнут весь. Он много молился, строго держал посты и прекрасно знал все церковные уставы. Его главным духовным интересом было спасение души. С этой точки зрения он судили других. Всякому виновному царь при выговоре непременно указывал, что он своим проступком губит свою душу и служит сатане. По представлению, общему в то время, средство ко спасению души царь видел в строгом последовании обрядности и поэтому сам очень строго соблюдал все обряды. Любопытно прочесть записки дьякона Павла Алеппского, который был в России в 1655 гс патриархом Макарием
Антиохийским и описал нам Алексея Михайловича в церкви среди клира. Из этих записок всего лучше видно, какое значение придавал царь обрядами как заботливо следил заточным их исполнением. Но обряди аскетическое воздержание, к которому стремились наши предки, не исчерпывали религиозного сознания Алексея Михайловича. Религия для него была не только обрядом, но и высокой нравственной дисциплиной будучи глубоко религиозным, царь думал вместе стем, что не грешит, смотря комедию и лаская немцев. В глазах
Алексея Михайловича театральное представление и общение с иностранцами небыли грехом и преступлением против религии, но совершенно позволительным новшеством, и при
277
Алексей своеручно написал на нем характерную оговорку Правды же и суда и милостивыя любви и ратного строя николиже позабывайте: делу время и потехе час Уменье соединять дело и потеху заметно у царя Алексея ив том отношении, что он охотно вводил шутку в деловую сферу. В его переписке не раз встречаем юмор там, где его не ждем. Так, сообщая в 1655 г. своему любимцу верному и избранному стрелецкому голове АС. Матвееву разного рода деловые вести, Алексей Михайлович, между прочим, пишет Посланник приходил от шведскаго Карла короля, думный человека имя ему Уддеудла. Таков смышлен и купить его, то дорого дать что полтина, хотя думный человек мы, великий государь, в десять лет впервые видим такого глупца посланника Насмешливо отозвавшись вообще о ходах шведской дипломатии, царь продолжает «Тако нам, великому государю, то честь, что король прислал обвестить посланника, аи думнаго человека. Хотя и глуп, да что же делать така нам честь В 1656 г. в очень серьезном письме сестрам из Кокенгаузена царь сообщал им подробности счастливого взятия этого крепкого города и не удержался от шутливо-образ- ного выражения А крепок безмерно ров глубокой – меншей брат нашему Кремлевскому рву а крепостию – сын Смоленску граду ей, чрез меру крепок Частная, неделовая переписка Алексея Михайловича изобилует такого рода шутками и замечаниями. В них нет особого остроумия и меткости, но много веселого благодушия и наклонности посмеяться.
Такова была природа царя Алексея Михайловича, впечатлительная и чуткая, живая и мягкая, общительная и веселая. Эти богатые свойства были в духе того времени обработаны воспитанием. Алексея Михайловича приучили к книге и разбудили в нем умственные запросы. Склонность к чтению и размышлению развила светлые стороны натуры Алексея
Михайловича и создала из него чрезвычайно привлекательную личность. Он был один из самых образованных людей московского общества того времени следы его разносторонней начитанности, библейской, церковной и светской, разбросаны во всех его произведениях.
Видно, что он вполне овладел тогдашней литературой и усвоил себе до тонкости книжный язык. В серьезных письмах и сочинениях он любит пускать вход цветистые книжные обороты, но, вместе стем, он непохож на тогдашних книжников-риторов, для красоты формы жертвовавших ясностью и даже смыслом. У царя Алексея продуман каждый его цветистый афоризм, из каждой книжной фразы смотрит живая и ясная мысль. У него нет пустословия все, что он прочел, он продумал он, видимо, привык размышлять, привык свободно и легко высказывать то, что надумали говорил притом только то, что думал. Поэтому его речь всегда искренна и полна содержания. Высказывался он чрезвычайно охотно, и потому его умственный облик вполне ясен.
Чтение образовало в Алексее Михайловиче очень глубокую и сознательную религиозность. Религиозным чувством он был проникнут весь. Он много молился, строго держал посты и прекрасно знал все церковные уставы. Его главным духовным интересом было спасение души. С этой точки зрения он судили других. Всякому виновному царь при выговоре непременно указывал, что он своим проступком губит свою душу и служит сатане. По представлению, общему в то время, средство ко спасению души царь видел в строгом последовании обрядности и поэтому сам очень строго соблюдал все обряды. Любопытно прочесть записки дьякона Павла Алеппского, который был в России в 1655 гс патриархом Макарием
Антиохийским и описал нам Алексея Михайловича в церкви среди клира. Из этих записок всего лучше видно, какое значение придавал царь обрядами как заботливо следил заточным их исполнением. Но обряди аскетическое воздержание, к которому стремились наши предки, не исчерпывали религиозного сознания Алексея Михайловича. Религия для него была не только обрядом, но и высокой нравственной дисциплиной будучи глубоко религиозным, царь думал вместе стем, что не грешит, смотря комедию и лаская немцев. В глазах
Алексея Михайловича театральное представление и общение с иностранцами небыли грехом и преступлением против религии, но совершенно позволительным новшеством, и при
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
278
ятным, и полезным. Однако при этом он ревниво оберегал чистоту религии и, без сомнения,
был одним из православнейших москвичей только его ум и начитанность позволяли ему гораздо шире понимать православие, чем понимало его большинство его современников. Его религиозное сознание шло, несомненно, дальше обряда он был философ-моралист, и его философское мировоззрение было строго-религиозным. Ко всему окружающему он относился с высоты своей религиозной морали, и эта мораль, исходя из светлой, мягкой и доброй души царя, была не сухим кодексом отвлеченных нравственных правил, суровых и безжизненных, а звучала мягким, прочувственным, любящим словом, сказывалась полным ясного житейского смысла теплым отношением к людям. Склонность к размышлению и наблюдению, вместе с добродушием и мягкостью природы, выработали в Алексее Михайловиче замечательную для того времени тонкость чувства, поэтому и его мораль высказывалась иногда поразительно хорошо, тепло и симпатично, особенно тогда, когда ему приходилось кого-нибудь утешать. Высокий образец этой трогательной морали представляет упомянутое выше письмо царя к князю Ник. Ив. Одоевскому о смерти его старшего сына, князя
Михаила. В этом письме ясно виден человек чрезвычайно деликатный, умеющий любить и понимать нравственный мир других, умеющий и говорить, и думать, и чувствовать очень тонко. Та же тонкость понимания и способность дать нравственную оценку своему положению и своим обязанностям сказывается в замечательном статейном списке, или письме
Алексея Михайловича к Никону, митрополиту Новгородскому, с описанием смерти патриарха Иосифа. Вряд ли Иосиф пользовался действительно любовью царя и имел в его глазах большой нравственный авторитет. Но царь считал своей обязанностью чтить святителя и относиться к нему с должным вниманием, поэтому он окружил больного патриарха своими заботами, посещал его, присутствовал даже при его агонии, участвовал в чине его погребения и лично самым старательным образом переписал келейную казну патриарха, с полторы недели ежедень ходил в патриаршие покои как душеприказчик. Во всем этом Алексей Михайловичи дает добровольный отчет Никону, предназначенному уже в патриархи всея Руси. Надобно, прочитать сплошь весь царский статейный список, чтобы в полной мере усвоить его своеобразную прелесть. Описание последней болезни патриарха сделано чрезвычайно ярко с полной реальностью, причем царь сокрушается, что упустил случай по московскому обычаю напомнить Иосифу о необходимости предсмертных распоряжений.
«И ты меня, грешнаго, прости (пишет он Никону, что яз ему не воспомянул о духовной и кому душу свою прикажет. Царь пожалел пугать Иосифа, не думая, что он уже так плох:
«Мне молвить про духовную-то, и помнит вот де меня избывает!» Здесь личная деликатность заставила царя Алексея отступить от жестокого обычая старины, когда и самим царям в болезни их дьяки поминали о духовной. Умершего патриарха вынесли в церковь, и царь пришел к его гробу впустую церковь в ту минуту, когда можно было глазом видеть процесс разложения в трупе (безмерно пухнет, лицо розно пухнет. Царь Алексей испугался:
«И мне прииде, – пишет он, – помышление такое от врага побеги де ты вон, тотчас де тебя,
вскоча, удавит. И я, перекрестясь, да взял за руку его, света, и стал целовать, а во уме держу то слово от земли создан, ив землю идет чего боятися?… Тем себя и оживил, что за руку- то его с молитвой взял Вовремя погребения патриарха случился грех Да такой грех,
владыка святый: погребли без звону. а прежних патриархов с звоном погребали. Лишь сам царь вспомнил, что надо звонить, так уже стали звонить после срока. Похоронив патриарха, Алексей Михайлович принялся за разбор личного имущества патриаршего с целью его благотворительного распределения кое-что из этого имущества царь и распродал. Самому царю нравились серебряные суды (посуда) патриарха, ион, разумеется, мог бы их приобрести для себя было бы у него столько денег, что и вчетверо цену-то дать, по его словам.
Но государя удержало очень благородное соображение Да ив том меня, владыко святый,
прости (пишет царь Никону немного и я покусился иным судам, да милостию Божиею
278
ятным, и полезным. Однако при этом он ревниво оберегал чистоту религии и, без сомнения,
был одним из православнейших москвичей только его ум и начитанность позволяли ему гораздо шире понимать православие, чем понимало его большинство его современников. Его религиозное сознание шло, несомненно, дальше обряда он был философ-моралист, и его философское мировоззрение было строго-религиозным. Ко всему окружающему он относился с высоты своей религиозной морали, и эта мораль, исходя из светлой, мягкой и доброй души царя, была не сухим кодексом отвлеченных нравственных правил, суровых и безжизненных, а звучала мягким, прочувственным, любящим словом, сказывалась полным ясного житейского смысла теплым отношением к людям. Склонность к размышлению и наблюдению, вместе с добродушием и мягкостью природы, выработали в Алексее Михайловиче замечательную для того времени тонкость чувства, поэтому и его мораль высказывалась иногда поразительно хорошо, тепло и симпатично, особенно тогда, когда ему приходилось кого-нибудь утешать. Высокий образец этой трогательной морали представляет упомянутое выше письмо царя к князю Ник. Ив. Одоевскому о смерти его старшего сына, князя
Михаила. В этом письме ясно виден человек чрезвычайно деликатный, умеющий любить и понимать нравственный мир других, умеющий и говорить, и думать, и чувствовать очень тонко. Та же тонкость понимания и способность дать нравственную оценку своему положению и своим обязанностям сказывается в замечательном статейном списке, или письме
Алексея Михайловича к Никону, митрополиту Новгородскому, с описанием смерти патриарха Иосифа. Вряд ли Иосиф пользовался действительно любовью царя и имел в его глазах большой нравственный авторитет. Но царь считал своей обязанностью чтить святителя и относиться к нему с должным вниманием, поэтому он окружил больного патриарха своими заботами, посещал его, присутствовал даже при его агонии, участвовал в чине его погребения и лично самым старательным образом переписал келейную казну патриарха, с полторы недели ежедень ходил в патриаршие покои как душеприказчик. Во всем этом Алексей Михайловичи дает добровольный отчет Никону, предназначенному уже в патриархи всея Руси. Надобно, прочитать сплошь весь царский статейный список, чтобы в полной мере усвоить его своеобразную прелесть. Описание последней болезни патриарха сделано чрезвычайно ярко с полной реальностью, причем царь сокрушается, что упустил случай по московскому обычаю напомнить Иосифу о необходимости предсмертных распоряжений.
«И ты меня, грешнаго, прости (пишет он Никону, что яз ему не воспомянул о духовной и кому душу свою прикажет. Царь пожалел пугать Иосифа, не думая, что он уже так плох:
«Мне молвить про духовную-то, и помнит вот де меня избывает!» Здесь личная деликатность заставила царя Алексея отступить от жестокого обычая старины, когда и самим царям в болезни их дьяки поминали о духовной. Умершего патриарха вынесли в церковь, и царь пришел к его гробу впустую церковь в ту минуту, когда можно было глазом видеть процесс разложения в трупе (безмерно пухнет, лицо розно пухнет. Царь Алексей испугался:
«И мне прииде, – пишет он, – помышление такое от врага побеги де ты вон, тотчас де тебя,
вскоча, удавит. И я, перекрестясь, да взял за руку его, света, и стал целовать, а во уме держу то слово от земли создан, ив землю идет чего боятися?… Тем себя и оживил, что за руку- то его с молитвой взял Вовремя погребения патриарха случился грех Да такой грех,
владыка святый: погребли без звону. а прежних патриархов с звоном погребали. Лишь сам царь вспомнил, что надо звонить, так уже стали звонить после срока. Похоронив патриарха, Алексей Михайлович принялся за разбор личного имущества патриаршего с целью его благотворительного распределения кое-что из этого имущества царь и распродал. Самому царю нравились серебряные суды (посуда) патриарха, ион, разумеется, мог бы их приобрести для себя было бы у него столько денег, что и вчетверо цену-то дать, по его словам.
Но государя удержало очень благородное соображение Да ив том меня, владыко святый,
прости (пишет царь Никону немного и я покусился иным судам, да милостию Божиею
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
279
воздержался и вашими молитвами святыми. Ей-ей, владыко святый, се от Бога грех, се от людей зазорно, асе какой я буду прикащик: самому мне (суды) имать, а деньги мне платить себе ж Вот с какими чертами душевной деликатности, нравственной щекотливости и совестливости выступает перед нами самодержец XVII в, боящийся греха от Бога и зазора от людей и подчиняющий христианскому чувству свой суеверный страх!
То же чувство деликатности, основанной на нравственной вдумчивости, сказывается в любопытнейшем выговоре царя воеводе князю Юрию Алексеевичу Долгорукому. Долгорукий в 1658 г. удачно действовал против Литвы и взял в плен гетмана Гонсевского. Но его успех был следствием его личной инициативы он действовал по соображению с обстановкой, без спроса и ведома царского. Мало того, он почему-то не известил царя вовремя о своих действиях и главным образом об отступлении от Вильны, которое в Москве не одобрили. Выходило так, что заодно надлежало Долгорукого хвалить, аза другое порицать. Царь
Алексей находил нужным официально выказать недовольство поведением Долгорукого, а неофициально послал ему письмо с мягкими милостивым выговором. «Похваляем тебя без вести (те. без реляции Долгорукого) и жаловать обещаемся, – писал государь, но тут же добавлял, что эта похвала частная и негласная И хотим с милостивым словом послать и с иною нашею государевою милостию, да нельзя послать отписки от тебя нет, неведомо, против чего писать тебе Объяснив, что Долгорукий сам себе устроил бесчестье, царь обращается к интимным упрекам Ты замою, просто молвить, милостивую любовь ни одной строки не писывал ни о чем Писал к друзьям своим, а те – ей, ей – про тебя же переговаривают да смеются, как ты торопишься, как и иное делаешь Чаю, что князь Никита Иванович
(Одоевский) тебя подбили его было слушать напрасно ведаешь сам, какой он промышленник послушаешь, как про него поют на Москве Но одновременно с горькими укориз- нами царь говорит Долгорукому и ласковые слова Тебе бы осей грамоте не печалиться:
любя тебя пишу, а не кручинясь а сверх того сын твой скажет, какая немилость моя к тебе и к нему. Жаль конечно тебя впрямь Бог хотел тобою всякое дело в совершение не во многие дни привести да сам ты от себя потерял В заключение царь жалует Долгорукого тем,
что велит оставить свой выговор втайне А прочтя сию нашу грамоту и запечатав, прислать ее к нам стем же, кто к тебе с нею приедет. Очень продуманно, деликатно и тактично это желание царя Алексея добрым интимным внушением смягчить и объяснить официальное взыскание с человека, хотя и заслуженного, но формально провинившегося.
Во всех посланиях царя Алексея Михайловича, подобных приведенному, где царю приходилось обсуждать, а иногда и осуждать поступки разных лиц, бросается в глаза одна любопытная черта. Царь не только обнаруживает в себе большую нравственную чуткость,
но он умеет и любит анализировать он всегда очень пространно доказывает вину, объясняет, против кого и против чего именно погрешил виновный и насколько сильно и тяжко его прегрешение. Характернейший образец подобных рассуждений находим в его обращении к князю Григорию Семеновичу Куракину с выговором зато, что он (в 1668 г) не поспешил на выручку гарнизонам Нежина и Чернигова. Царь упрекнул Куракина в недомыслии,
в том, что он притчею не промыслит, что будет вследствие его промедления. То будет
(объясняет царь воеводе первое – Бога прогневает и кровь напрасно многую прольет;
второе – людей потеряет и страх на людей наведет и торопость, третье – от великаго государя гнев примет четвертое – от людей стыди срам, что даром людей потерял пятое славу и честь, на свете Богом дарованную, непристойным делом отгонит от себя и вместо славы укоризны всякия и неудобные переговоры восприимет. И то все писано к нему,
боярину (заключает Алексей Михайлович, хотя добра святой и восточной церкви и чтобы дело Божие и его государево свершалось в добром полководстве, а его, боярина, жалуя и хотя ему чести и жалея его старости Наблюдения над такими словесными упражнениями приводят к мысли, что царь Алексей много и основательно размышлял. И это размышле-
279
воздержался и вашими молитвами святыми. Ей-ей, владыко святый, се от Бога грех, се от людей зазорно, асе какой я буду прикащик: самому мне (суды) имать, а деньги мне платить себе ж Вот с какими чертами душевной деликатности, нравственной щекотливости и совестливости выступает перед нами самодержец XVII в, боящийся греха от Бога и зазора от людей и подчиняющий христианскому чувству свой суеверный страх!
То же чувство деликатности, основанной на нравственной вдумчивости, сказывается в любопытнейшем выговоре царя воеводе князю Юрию Алексеевичу Долгорукому. Долгорукий в 1658 г. удачно действовал против Литвы и взял в плен гетмана Гонсевского. Но его успех был следствием его личной инициативы он действовал по соображению с обстановкой, без спроса и ведома царского. Мало того, он почему-то не известил царя вовремя о своих действиях и главным образом об отступлении от Вильны, которое в Москве не одобрили. Выходило так, что заодно надлежало Долгорукого хвалить, аза другое порицать. Царь
Алексей находил нужным официально выказать недовольство поведением Долгорукого, а неофициально послал ему письмо с мягкими милостивым выговором. «Похваляем тебя без вести (те. без реляции Долгорукого) и жаловать обещаемся, – писал государь, но тут же добавлял, что эта похвала частная и негласная И хотим с милостивым словом послать и с иною нашею государевою милостию, да нельзя послать отписки от тебя нет, неведомо, против чего писать тебе Объяснив, что Долгорукий сам себе устроил бесчестье, царь обращается к интимным упрекам Ты замою, просто молвить, милостивую любовь ни одной строки не писывал ни о чем Писал к друзьям своим, а те – ей, ей – про тебя же переговаривают да смеются, как ты торопишься, как и иное делаешь Чаю, что князь Никита Иванович
(Одоевский) тебя подбили его было слушать напрасно ведаешь сам, какой он промышленник послушаешь, как про него поют на Москве Но одновременно с горькими укориз- нами царь говорит Долгорукому и ласковые слова Тебе бы осей грамоте не печалиться:
любя тебя пишу, а не кручинясь а сверх того сын твой скажет, какая немилость моя к тебе и к нему. Жаль конечно тебя впрямь Бог хотел тобою всякое дело в совершение не во многие дни привести да сам ты от себя потерял В заключение царь жалует Долгорукого тем,
что велит оставить свой выговор втайне А прочтя сию нашу грамоту и запечатав, прислать ее к нам стем же, кто к тебе с нею приедет. Очень продуманно, деликатно и тактично это желание царя Алексея добрым интимным внушением смягчить и объяснить официальное взыскание с человека, хотя и заслуженного, но формально провинившегося.
Во всех посланиях царя Алексея Михайловича, подобных приведенному, где царю приходилось обсуждать, а иногда и осуждать поступки разных лиц, бросается в глаза одна любопытная черта. Царь не только обнаруживает в себе большую нравственную чуткость,
но он умеет и любит анализировать он всегда очень пространно доказывает вину, объясняет, против кого и против чего именно погрешил виновный и насколько сильно и тяжко его прегрешение. Характернейший образец подобных рассуждений находим в его обращении к князю Григорию Семеновичу Куракину с выговором зато, что он (в 1668 г) не поспешил на выручку гарнизонам Нежина и Чернигова. Царь упрекнул Куракина в недомыслии,
в том, что он притчею не промыслит, что будет вследствие его промедления. То будет
(объясняет царь воеводе первое – Бога прогневает и кровь напрасно многую прольет;
второе – людей потеряет и страх на людей наведет и торопость, третье – от великаго государя гнев примет четвертое – от людей стыди срам, что даром людей потерял пятое славу и честь, на свете Богом дарованную, непристойным делом отгонит от себя и вместо славы укоризны всякия и неудобные переговоры восприимет. И то все писано к нему,
боярину (заключает Алексей Михайлович, хотя добра святой и восточной церкви и чтобы дело Божие и его государево свершалось в добром полководстве, а его, боярина, жалуя и хотя ему чести и жалея его старости Наблюдения над такими словесными упражнениями приводят к мысли, что царь Алексей много и основательно размышлял. И это размышле-
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
280
ние состояло не в том только, что в уме Алексея Михайловича послушно и живо припоминались им читанные тексты и чужие мысли, подходящие внешним образом к данному времени и случаю. Умственная работа приводила его к образованию собственных взглядов на мири людей, а равно и общих нравственных понятий, которые составляли его собственное философско-нравственное достояние. Конечно, это не была система мировоззрения в современном смысле тем не менее в сознании Алексея Михайловича был такой отчетливый моральный строй и порядок, что всякий частный случай ему легко было подвести под его общие понятия и дать ему категорическую оценку. Нет возможности восстановить в общем содержании и системе этот душевный строй, прежде всего потому, что и сам его обладатель никогда не заботился об этом. Однако для примера укажем хотя бы на то, что, исходя из религиозно-нравственных оснований, Алексей Михайлович имел ясное и твердое понятие о происхождении и значении царской власти в Московском государстве как власти бого- установленной и назначенной для того, чтобы рассуждать людей вправду и беспомощным помогать. Уже были выше приведены слова царя Алексея князю Гр. Ромодановскому:
«Бог благословили предал нам, государю, править и рассуждать люди своя на востоке и на западе и на юге и на севере вправду. Для царя Алексея это была неслучайная красивая фраза, а постоянная твердая формула его власти, которую он сознательно повторял всегда,
когда его мысль обращалась на объяснение смысла и цели его державных полномочий. В
письме к князю НИ. Одоевскому, например, царь однажды помянуло том, как жить мне,
государю, ивам, боярами на эту тему писал А мы, великий государь, ежедневно просим у Создателя чтобы Господь Бог даровал нам, великому государю, ивам, боярам, снами единодушно люди Его, Световы, рассудити вправду, всем равно. Взятый здесь пример имеет цену в особенности потому, что для историка в данном случае ясен источник тех фраз царя Алексея, в которых столь категорически нашла себе определение, впервые в Московском государстве, идея державной власти. Свои мысли о существе царского суждения Алексей Михайлович черпал, по-видимому, из чина царского венчания или же непосредственно из главы й Книги Премудрости Соломона. Не менее знаменательным кажется и отношение царя к вопросу о внешнем принуждении в делах веры. С заметной твердостью и смелостью мысли, хотя ив очень сдержанных фразах, царь пишет поэтому вопросу митрополиту
Никону, которого авторитет он ставил в те годы необыкновенно высоко. Он просит Никона не томить в походе монашеским послушанием сопровождавших его светских людей, не заставливай у правила стоять добро, государь владыко святый, учить премудра – премуд- рее будет, а безумному – мозолие ему есть. Он ставит Никону на вид слова одного из его спутников, что Никон никого де силою не заставит Богу веровать. При всем почтении к митрополиту, не в пример святу мужу, Алексей Михайлович видимо разделяет мысли несогласных с Никоном и терпевших от него подневольных постников и молитвенников.
Нельзя силой заставить Богу веровать – это по всей видимости убеждение самого Алексея
Михайловича.
При постоянном религиозном настроении и напряженной моральной вдумчивости
Алексей Михайлович обладал одной симпатичной чертой, которая, казалось бы, мало могла уживаться сего аскетизмом и наклонностью к отвлеченному наставительному резонерству.
Царь Алексей был весьма эстетичен – в том смысле, что любили понимал красоту. Его эстетическое чувство сказывалось ярче всего в страсти к соколиной охоте, а позже – к сельскому хозяйству. Кроме прямых ощущений охотника и обычных удовольствий охоты с ее азартом и шумным движением, соколиная потеха удовлетворяла в царе Алексее и чувству красоты.
В Уряднике сокольничья пути он очень тонко рассуждает о красоте разных охотничьих птиц, о прелести птичьего лета и удара, о внешнем изяществе своей охоты. Для него "его государевы красныя и славные птичьи охоты" урядство или порядок уставляет и объявляет красоту и удивление высокого сокола лет – "красносмотрителен и радостен копцова
280
ние состояло не в том только, что в уме Алексея Михайловича послушно и живо припоминались им читанные тексты и чужие мысли, подходящие внешним образом к данному времени и случаю. Умственная работа приводила его к образованию собственных взглядов на мири людей, а равно и общих нравственных понятий, которые составляли его собственное философско-нравственное достояние. Конечно, это не была система мировоззрения в современном смысле тем не менее в сознании Алексея Михайловича был такой отчетливый моральный строй и порядок, что всякий частный случай ему легко было подвести под его общие понятия и дать ему категорическую оценку. Нет возможности восстановить в общем содержании и системе этот душевный строй, прежде всего потому, что и сам его обладатель никогда не заботился об этом. Однако для примера укажем хотя бы на то, что, исходя из религиозно-нравственных оснований, Алексей Михайлович имел ясное и твердое понятие о происхождении и значении царской власти в Московском государстве как власти бого- установленной и назначенной для того, чтобы рассуждать людей вправду и беспомощным помогать. Уже были выше приведены слова царя Алексея князю Гр. Ромодановскому:
«Бог благословили предал нам, государю, править и рассуждать люди своя на востоке и на западе и на юге и на севере вправду. Для царя Алексея это была неслучайная красивая фраза, а постоянная твердая формула его власти, которую он сознательно повторял всегда,
когда его мысль обращалась на объяснение смысла и цели его державных полномочий. В
письме к князю НИ. Одоевскому, например, царь однажды помянуло том, как жить мне,
государю, ивам, боярами на эту тему писал А мы, великий государь, ежедневно просим у Создателя чтобы Господь Бог даровал нам, великому государю, ивам, боярам, снами единодушно люди Его, Световы, рассудити вправду, всем равно. Взятый здесь пример имеет цену в особенности потому, что для историка в данном случае ясен источник тех фраз царя Алексея, в которых столь категорически нашла себе определение, впервые в Московском государстве, идея державной власти. Свои мысли о существе царского суждения Алексей Михайлович черпал, по-видимому, из чина царского венчания или же непосредственно из главы й Книги Премудрости Соломона. Не менее знаменательным кажется и отношение царя к вопросу о внешнем принуждении в делах веры. С заметной твердостью и смелостью мысли, хотя ив очень сдержанных фразах, царь пишет поэтому вопросу митрополиту
Никону, которого авторитет он ставил в те годы необыкновенно высоко. Он просит Никона не томить в походе монашеским послушанием сопровождавших его светских людей, не заставливай у правила стоять добро, государь владыко святый, учить премудра – премуд- рее будет, а безумному – мозолие ему есть. Он ставит Никону на вид слова одного из его спутников, что Никон никого де силою не заставит Богу веровать. При всем почтении к митрополиту, не в пример святу мужу, Алексей Михайлович видимо разделяет мысли несогласных с Никоном и терпевших от него подневольных постников и молитвенников.
Нельзя силой заставить Богу веровать – это по всей видимости убеждение самого Алексея
Михайловича.
При постоянном религиозном настроении и напряженной моральной вдумчивости
Алексей Михайлович обладал одной симпатичной чертой, которая, казалось бы, мало могла уживаться сего аскетизмом и наклонностью к отвлеченному наставительному резонерству.
Царь Алексей был весьма эстетичен – в том смысле, что любили понимал красоту. Его эстетическое чувство сказывалось ярче всего в страсти к соколиной охоте, а позже – к сельскому хозяйству. Кроме прямых ощущений охотника и обычных удовольствий охоты с ее азартом и шумным движением, соколиная потеха удовлетворяла в царе Алексее и чувству красоты.
В Уряднике сокольничья пути он очень тонко рассуждает о красоте разных охотничьих птиц, о прелести птичьего лета и удара, о внешнем изяществе своей охоты. Для него "его государевы красныя и славные птичьи охоты" урядство или порядок уставляет и объявляет красоту и удивление высокого сокола лет – "красносмотрителен и радостен копцова
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
281
(т. е. копчика) добыча и лет – «добро-виден». Он следит за красотой сокольничьего наряда и оговаривает, чтобы нашивка на кафтанах была «золотная» или серебряная к какому цвету какая пристанет требует, чтобы сокольник держал птицу "подъявительно к видению человеческому и ко красоте кречатьей", те. так, чтобы ее рассмотреть было удобно и красиво.
Элемент красоты и изящества вообще играет не последнюю роль в «урядстве» всего охотничьего чина царя Алексея. Тоже чувство красоты заставляло царя увлекаться внешним благочестием церковного служения и строго следить за ним, иногда даже нарушая его внутреннюю чинность для внешней красоты. В записках Павла Алеппского можно видеть много примеров тому, как царь распоряжался в церкви, наводя порядок и красоту в такие минуты,
когда, по нашим понятиям, ему надлежало бы хранить молчание и благоговение. Не только церковные церемонии, но и парады придворные и военные необыкновенно занимали Алексея Михайловича сточки зрения чина и «урядства», те. внешнего порядка, красоты и великолепия. Он, например, с чрезвычайным усердием устраивал смотры и проводы своим войскам перед первым литовским походом, обставляя их торжественными красивым церемониалом. Большой эстетический вкус царя сказывался в выборе любимых мест кто знает положение Саввина-Сторожевского монастыря в Звенигороде, излюбленного царем Алексеем Михайловичем, тот согласится, что это одно из красивейших мест всей Московской губернии кто был в селе Коломенском, тот помнит, конечно, тамошние прекрасные виды с высокого берега Москвы-реки. Мирная красота этих мест – обычный тип великорусского пейзажа – так соответствует характеру гораздо тихаго» царя.
Соединение глубокой религиозности и аскетизма с охотничьими наслаждениями и светлым взглядом на жизнь не было противоречием в натуре и философии Алексея Михайловича. В нем религия и молитва не исключали удовольствий и потех. Он сознательно позволял себе свои охотничьи и комедийные развлечения, не считал их преступными, не каялся после них. У него и на удовольствия был свой особый взгляд. И зело потеха сия полевая утешает сердца печальныя, – пишет он в наставлении сокольникам. – Будите охочи, забав- ляйтеся, утешайтеся сею доброю потехою да не одолеют вас кручины и печали всякия».
Таким образом, в сознании Алексея Михайловича охотничья потеха есть противодействие печали, и подобный взгляд на удовольствия неслучайно соскользнул сего пера по мнению царя, жизнь не есть печаль, и от печали нужно лечиться, нужно гнать ее – таки Бог велел.
Он просит Одоевского не плакать о смерти сына Нельзя, что не поскорбеть и не прослезиться, и прослезиться надобно – дав меру, чтобы Бога наипаче не прогневать. Но если жизнь – не тяжелое, мрачное испытание, то она для царя Алексея и не сплошное наслаждение. Цель жизни – спасение души, и достигается эта цель хорошей благочестивой жизнью;
а хорошая жизнь, по мнению царя, должна проходить в строгом порядке в ней все должно иметь свое место и время царь, говоря о потехе, напоминает своим сокольникам Правды же и суда и милостивые любве и ратнаго строя николиже позабывайте: делу время и потехе час. Таким образом, страстно любимая царем Алексеем забава для него все-таки только забава и не должна мешать делу. Он убежден, что вовсе, чтобы ни делал человек, нужно вносить порядок, чин. Хотя и мала вещь, а будет почину честна, мерна, стройна, бла- гочинна, – никто же зазрит, никто же похулит, всякий похвалит, всякий прославит и удивится, что в малой вещи честь и чини образец положен по мере. Чини благоустройство для Алексея Михайловича – залог успеха во всем. Без чина же всякая вещь не утвердится и не укрепится бесстройство же теряет дело и восставляет безделье, – говорит он. Поэтому царь Алексей Михайлович очень заботится о порядке во всяком большом и малом деле. Он только тогда бывал счастлив, когда на душе у него было светло и ясно, и кругом все было светло и спокойно, все на месте, все почину. Об этом-то внутреннем равновесии и внешнем порядке более всего заботился царь Алексей, мешая дело с потехой и соединяя подвиги строгого аскетизма с чистыми и мирными наслаждениями. Такая непрерывно владевшая царем
281
(т. е. копчика) добыча и лет – «добро-виден». Он следит за красотой сокольничьего наряда и оговаривает, чтобы нашивка на кафтанах была «золотная» или серебряная к какому цвету какая пристанет требует, чтобы сокольник держал птицу "подъявительно к видению человеческому и ко красоте кречатьей", те. так, чтобы ее рассмотреть было удобно и красиво.
Элемент красоты и изящества вообще играет не последнюю роль в «урядстве» всего охотничьего чина царя Алексея. Тоже чувство красоты заставляло царя увлекаться внешним благочестием церковного служения и строго следить за ним, иногда даже нарушая его внутреннюю чинность для внешней красоты. В записках Павла Алеппского можно видеть много примеров тому, как царь распоряжался в церкви, наводя порядок и красоту в такие минуты,
когда, по нашим понятиям, ему надлежало бы хранить молчание и благоговение. Не только церковные церемонии, но и парады придворные и военные необыкновенно занимали Алексея Михайловича сточки зрения чина и «урядства», те. внешнего порядка, красоты и великолепия. Он, например, с чрезвычайным усердием устраивал смотры и проводы своим войскам перед первым литовским походом, обставляя их торжественными красивым церемониалом. Большой эстетический вкус царя сказывался в выборе любимых мест кто знает положение Саввина-Сторожевского монастыря в Звенигороде, излюбленного царем Алексеем Михайловичем, тот согласится, что это одно из красивейших мест всей Московской губернии кто был в селе Коломенском, тот помнит, конечно, тамошние прекрасные виды с высокого берега Москвы-реки. Мирная красота этих мест – обычный тип великорусского пейзажа – так соответствует характеру гораздо тихаго» царя.
Соединение глубокой религиозности и аскетизма с охотничьими наслаждениями и светлым взглядом на жизнь не было противоречием в натуре и философии Алексея Михайловича. В нем религия и молитва не исключали удовольствий и потех. Он сознательно позволял себе свои охотничьи и комедийные развлечения, не считал их преступными, не каялся после них. У него и на удовольствия был свой особый взгляд. И зело потеха сия полевая утешает сердца печальныя, – пишет он в наставлении сокольникам. – Будите охочи, забав- ляйтеся, утешайтеся сею доброю потехою да не одолеют вас кручины и печали всякия».
Таким образом, в сознании Алексея Михайловича охотничья потеха есть противодействие печали, и подобный взгляд на удовольствия неслучайно соскользнул сего пера по мнению царя, жизнь не есть печаль, и от печали нужно лечиться, нужно гнать ее – таки Бог велел.
Он просит Одоевского не плакать о смерти сына Нельзя, что не поскорбеть и не прослезиться, и прослезиться надобно – дав меру, чтобы Бога наипаче не прогневать. Но если жизнь – не тяжелое, мрачное испытание, то она для царя Алексея и не сплошное наслаждение. Цель жизни – спасение души, и достигается эта цель хорошей благочестивой жизнью;
а хорошая жизнь, по мнению царя, должна проходить в строгом порядке в ней все должно иметь свое место и время царь, говоря о потехе, напоминает своим сокольникам Правды же и суда и милостивые любве и ратнаго строя николиже позабывайте: делу время и потехе час. Таким образом, страстно любимая царем Алексеем забава для него все-таки только забава и не должна мешать делу. Он убежден, что вовсе, чтобы ни делал человек, нужно вносить порядок, чин. Хотя и мала вещь, а будет почину честна, мерна, стройна, бла- гочинна, – никто же зазрит, никто же похулит, всякий похвалит, всякий прославит и удивится, что в малой вещи честь и чини образец положен по мере. Чини благоустройство для Алексея Михайловича – залог успеха во всем. Без чина же всякая вещь не утвердится и не укрепится бесстройство же теряет дело и восставляет безделье, – говорит он. Поэтому царь Алексей Михайлович очень заботится о порядке во всяком большом и малом деле. Он только тогда бывал счастлив, когда на душе у него было светло и ясно, и кругом все было светло и спокойно, все на месте, все почину. Об этом-то внутреннем равновесии и внешнем порядке более всего заботился царь Алексей, мешая дело с потехой и соединяя подвиги строгого аскетизма с чистыми и мирными наслаждениями. Такая непрерывно владевшая царем
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
282
Алексеем забота позволяет сравнить его (хотя аналогия здесь может быть лишь очень отдаленная) с первыми эпикурейцами, искавшими своей «атараксии», безмятежного душевного равновесия, в разумном и сдержанном наслаждении.
До сих пор царь Алексей Михайлович был обращен к нам своими светлыми сторонами,
и мы ими любовались. Но были же и тени. Конечно, надо счесть показными неискренним
«смирением паче гордости тот отзыв, какой однажды дал само себе царь Никону А про нас, изволишь ведать, и мы, по милости Божий и по вашему святительскому благословению,
как есть истинный царь христианский наричюся, а по своим злым мерзким делам недостоин и во псы – не токмо в цари Злых и мерзких дел за царем Алексеем современники не знают;
однако иногда они бывали им недовольны. В годы его молодости, в эпоху законодательных работ над Уложением (1649 г, настроение народных масс было настолько неспокойно, что многие давали волю языку. Один из озлобленных реформами уличных озорников Савинка
Корепин болтал на Москве про юного государя, что царь глядит все изо рта у бояр Моро- зова и Милославскаго: они всем владеют, и сам государь все это знает да молчит. Мысль,
что царь глядит изо рта у других, мелькает и позднее. В поведении Коломенского архиепископа Иосифа (1660–1670 гг.) вскрывались не раз его беспощадные отзывы о царе Алексее и боярах. Иосиф говаривал про великого государя, что не умеет в царстве никакой расправы сам собою чинить, люди им владеют, а про бояр – что бояре – Хамов род, государь того и не знает, что они делают. В минуты большого раздражения Иосиф обзывал Алексея Михайловича весьма презрительными бранными словами, которых общий смысл обличал царя в полной неспособности к делам. Встречаясь с такими отзывами, не знаешь, как следует их истолковать и каких можно примирить со многими свидетельствами о разуме и широких интересах Алексея Михайловича. Гораздо тихий царь был ведь тих добротой, а не смыслом это ясно для всех, знакомых с историческим материалом. Только пристальное наблюдение открывает в натуре царя Алексея две такие черты, которые могут осветить и объяснить существовавшее недовольство им.
При всей своей живости, при всем своем уме царь Алексей Михайлович был безвольный и временами малодушный человек. Пользуясь его добротой и безволием, окружавшие не только своевольничали, но забирали власть и над самим тихим государем. В письмах царя есть удивительные этому доказательства. В 1652 гон пишет Никону, что дворецкий князь Алексей Мих. Львов бил челом об отставке. Это был возмутительный самоуправец,
много лет безнаказанно сидевший в приказе Большого дворца. Царь обрадовался, что можно избавиться от Львова, и во дворец посадил Василия Бутурлина». С наивной похвальбой он сообщает Никону а слово мое ныне во Дворце добре страшно, и (все) делается без замотча- нья!» Стало быть, такова была наглость князя Львова, что ему нестрашно казалось и царское слово, итак велика была слабость государя, что он не мог сам избавиться от своего дворецкого После этого примера становится понятным, что около того же времени и ничтожный приказный человек Л. Плещеев мог цинично похваляться, что про меня де ведает государь,
что я зернщик (те. игроку меня де Москва была в руке вся, яде и боярам указывал. В
упоминании государя Плещеевым мелькает тот же намек на отсутствие страха перед государевым именем и, словом, как ив наивном письме самого государя. Любопытно, что придворные и приказные люди не только за глазами у доброго царя давали себе волю, но ив глаза ему осмеливались показывать свои настроения. В походе 1654 г. окружавшие Алексея
Михайловича, по его словам в письме кн. Трубецкому, едут снами отнюдь не единодушием,
наипаче двоедушием, как есть облака иногда благопотребным воздухом и благонадежными уповательным явится иногда зноем и яростию и ненастьем всяким злохитренным и обычаем московским явятся иногда злым отчаянием и погибель прорицают иногда тихостью и бедностью лица своего отходят лукавым сердцем А мне уже, Бог свидетель, каково становится от двоедушия того, отнюдь упования нет При отсутствии твердой воли в характере
282
Алексеем забота позволяет сравнить его (хотя аналогия здесь может быть лишь очень отдаленная) с первыми эпикурейцами, искавшими своей «атараксии», безмятежного душевного равновесия, в разумном и сдержанном наслаждении.
До сих пор царь Алексей Михайлович был обращен к нам своими светлыми сторонами,
и мы ими любовались. Но были же и тени. Конечно, надо счесть показными неискренним
«смирением паче гордости тот отзыв, какой однажды дал само себе царь Никону А про нас, изволишь ведать, и мы, по милости Божий и по вашему святительскому благословению,
как есть истинный царь христианский наричюся, а по своим злым мерзким делам недостоин и во псы – не токмо в цари Злых и мерзких дел за царем Алексеем современники не знают;
однако иногда они бывали им недовольны. В годы его молодости, в эпоху законодательных работ над Уложением (1649 г, настроение народных масс было настолько неспокойно, что многие давали волю языку. Один из озлобленных реформами уличных озорников Савинка
Корепин болтал на Москве про юного государя, что царь глядит все изо рта у бояр Моро- зова и Милославскаго: они всем владеют, и сам государь все это знает да молчит. Мысль,
что царь глядит изо рта у других, мелькает и позднее. В поведении Коломенского архиепископа Иосифа (1660–1670 гг.) вскрывались не раз его беспощадные отзывы о царе Алексее и боярах. Иосиф говаривал про великого государя, что не умеет в царстве никакой расправы сам собою чинить, люди им владеют, а про бояр – что бояре – Хамов род, государь того и не знает, что они делают. В минуты большого раздражения Иосиф обзывал Алексея Михайловича весьма презрительными бранными словами, которых общий смысл обличал царя в полной неспособности к делам. Встречаясь с такими отзывами, не знаешь, как следует их истолковать и каких можно примирить со многими свидетельствами о разуме и широких интересах Алексея Михайловича. Гораздо тихий царь был ведь тих добротой, а не смыслом это ясно для всех, знакомых с историческим материалом. Только пристальное наблюдение открывает в натуре царя Алексея две такие черты, которые могут осветить и объяснить существовавшее недовольство им.
При всей своей живости, при всем своем уме царь Алексей Михайлович был безвольный и временами малодушный человек. Пользуясь его добротой и безволием, окружавшие не только своевольничали, но забирали власть и над самим тихим государем. В письмах царя есть удивительные этому доказательства. В 1652 гон пишет Никону, что дворецкий князь Алексей Мих. Львов бил челом об отставке. Это был возмутительный самоуправец,
много лет безнаказанно сидевший в приказе Большого дворца. Царь обрадовался, что можно избавиться от Львова, и во дворец посадил Василия Бутурлина». С наивной похвальбой он сообщает Никону а слово мое ныне во Дворце добре страшно, и (все) делается без замотча- нья!» Стало быть, такова была наглость князя Львова, что ему нестрашно казалось и царское слово, итак велика была слабость государя, что он не мог сам избавиться от своего дворецкого После этого примера становится понятным, что около того же времени и ничтожный приказный человек Л. Плещеев мог цинично похваляться, что про меня де ведает государь,
что я зернщик (те. игроку меня де Москва была в руке вся, яде и боярам указывал. В
упоминании государя Плещеевым мелькает тот же намек на отсутствие страха перед государевым именем и, словом, как ив наивном письме самого государя. Любопытно, что придворные и приказные люди не только за глазами у доброго царя давали себе волю, но ив глаза ему осмеливались показывать свои настроения. В походе 1654 г. окружавшие Алексея
Михайловича, по его словам в письме кн. Трубецкому, едут снами отнюдь не единодушием,
наипаче двоедушием, как есть облака иногда благопотребным воздухом и благонадежными уповательным явится иногда зноем и яростию и ненастьем всяким злохитренным и обычаем московским явятся иногда злым отчаянием и погибель прорицают иногда тихостью и бедностью лица своего отходят лукавым сердцем А мне уже, Бог свидетель, каково становится от двоедушия того, отнюдь упования нет При отсутствии твердой воли в характере
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
283
царя Алексея он не мог взять в свои руки настроение окружающих, не мог круто разделаться с виновными, прогнать самоуправца. Он мог вспыхнуть, выбранить, даже ударить, но затем быстро сдавался и искал примирения. Он терпел князя Львова удел, держал около себя своего плохого тестя Милославского, давал волю безмерному властолюбию Никона – потому,
что не имел в себе силы бороться ни с служебными злоупотреблениями, ни с придворными влияниями, ни с сильными характерами. Не истребить зло с корнем, не убрать непригодного человека, а найти компромисс и паллиатив, закрыть глаза и спрятать, как страус, голову в куст – вот обычный прием Алексея Михайловича, результат его маловолия и малодушия.
Хуже всего он чувствовал себя тогда, когда видел неизбежность вступить открыто в какое- либо неприятное дело. Малодушно он убегал от ответственных объяснений и спешил заслониться другими людьми. Сообщив Никону в письме о неудовольствиях на него, существующих среди его окружающих, царь сейчас же оговаривается И тебе бы, владыко святый,
пожаловать – сие писание сохранить и скрыть втайне. да будет и изволишь ему (жалобщику) говорить, и ты, владыко святый, говори от своего лица, будто к тебе мимо меня писали
(о его жалобах. Желание стать в стороне стыдит, по-видимому, самого Алексея Михайловича, ион предлагает Никону отложить объяснение с недовольным на него боярином до
Москвы. Здесь бы передо мною вы с очей на очи переведались», – предлагает он, разумеется, в надежде, что время уничтожит остроту неудовольствии и смягчит врагов до очной ставки. Душевным малодушием доброго государя следует объяснить его вкус к письменным выговорам за глаза можно было написать много и сильно, грозно и красиво а в глаза бранить трудно и жалко. В глаза бранить кого-либо царю Алексею было можно только в минуты кратковременных вспышек горячего гнева, когда у него вместе с языком развязывались и руки.
Итак, слабость характера была одним из теневых свойств царя Алексея Михайловича.
Другое его отрицательное свойство легче описать, чем назвать. Царь Алексей неумел и не думал работать. Он не знал поэзии и радостей труда ив этом отношении был совершенной противоположностью своему сыну Петру. Жить и наслаждаться он мог среди малой вещи»,
как он называл свою охоту и как можно назвать все его иные потехи. Вся его энергия уходила в отправление того чина, который он видел в вековом церковном и дворцовом обиходе.
Вся его инициатива ограничивалась кругом приятных новшеств, которые в его время, но независимо от него стали проникать в жизнь московской знати. Управление же государством не было таким делом, которое царь Алексей желал бы принять непосредственно на себя.
Для того существовали бояре и приказные люди. Сначала за царя Алексея правил Борис Ив.
Морозов, потом настала пора кн. Никиты Ив. Одоевского, за ним стал временщиком патриарх Никон, правивший не только святительские делано и царские за Никоном следовали
Ордин-Нащокин и Матвеев. Во всякую минуту деятельности царя Алексея мы видим около него доверенных лиц, которые правят. Царь же, так сказать, присутствует при их работе,
хвалит их или спорит сними, хлопочет о внешнем «урядстве», пишет письма о событиях словом, суетится кругом действительных работников и деятелей, Но ни работать сними, ни увлекать их властной волей боевого вождя он не может.
Добродушный и маловольный, подвижный, ноне энергичный и нерабочий, царь Алексей не мог быть бойцом и реформатором. Между тем течение исторической жизни поставило царю Алексею много чрезвычайно трудных и жгучих задачи внутри, и вне государства вопросы экономической жизни, законодательные и церковные, борьба за Малороссию,
бесконечно трудная, – все это требовало чрезвычайных усилий правительственной власти и народных сил. Много критических минут пришлось тогда пережить нашим предками все-таки бедная силами и средствами Русь успела выйти победительницей из внешней борьбы, успевала кое-как справляться и с домашними затруднениями. Правительство Алексея Михайловича стояло на известной высоте во всем том, что ему приходилось делать
283
царя Алексея он не мог взять в свои руки настроение окружающих, не мог круто разделаться с виновными, прогнать самоуправца. Он мог вспыхнуть, выбранить, даже ударить, но затем быстро сдавался и искал примирения. Он терпел князя Львова удел, держал около себя своего плохого тестя Милославского, давал волю безмерному властолюбию Никона – потому,
что не имел в себе силы бороться ни с служебными злоупотреблениями, ни с придворными влияниями, ни с сильными характерами. Не истребить зло с корнем, не убрать непригодного человека, а найти компромисс и паллиатив, закрыть глаза и спрятать, как страус, голову в куст – вот обычный прием Алексея Михайловича, результат его маловолия и малодушия.
Хуже всего он чувствовал себя тогда, когда видел неизбежность вступить открыто в какое- либо неприятное дело. Малодушно он убегал от ответственных объяснений и спешил заслониться другими людьми. Сообщив Никону в письме о неудовольствиях на него, существующих среди его окружающих, царь сейчас же оговаривается И тебе бы, владыко святый,
пожаловать – сие писание сохранить и скрыть втайне. да будет и изволишь ему (жалобщику) говорить, и ты, владыко святый, говори от своего лица, будто к тебе мимо меня писали
(о его жалобах. Желание стать в стороне стыдит, по-видимому, самого Алексея Михайловича, ион предлагает Никону отложить объяснение с недовольным на него боярином до
Москвы. Здесь бы передо мною вы с очей на очи переведались», – предлагает он, разумеется, в надежде, что время уничтожит остроту неудовольствии и смягчит врагов до очной ставки. Душевным малодушием доброго государя следует объяснить его вкус к письменным выговорам за глаза можно было написать много и сильно, грозно и красиво а в глаза бранить трудно и жалко. В глаза бранить кого-либо царю Алексею было можно только в минуты кратковременных вспышек горячего гнева, когда у него вместе с языком развязывались и руки.
Итак, слабость характера была одним из теневых свойств царя Алексея Михайловича.
Другое его отрицательное свойство легче описать, чем назвать. Царь Алексей неумел и не думал работать. Он не знал поэзии и радостей труда ив этом отношении был совершенной противоположностью своему сыну Петру. Жить и наслаждаться он мог среди малой вещи»,
как он называл свою охоту и как можно назвать все его иные потехи. Вся его энергия уходила в отправление того чина, который он видел в вековом церковном и дворцовом обиходе.
Вся его инициатива ограничивалась кругом приятных новшеств, которые в его время, но независимо от него стали проникать в жизнь московской знати. Управление же государством не было таким делом, которое царь Алексей желал бы принять непосредственно на себя.
Для того существовали бояре и приказные люди. Сначала за царя Алексея правил Борис Ив.
Морозов, потом настала пора кн. Никиты Ив. Одоевского, за ним стал временщиком патриарх Никон, правивший не только святительские делано и царские за Никоном следовали
Ордин-Нащокин и Матвеев. Во всякую минуту деятельности царя Алексея мы видим около него доверенных лиц, которые правят. Царь же, так сказать, присутствует при их работе,
хвалит их или спорит сними, хлопочет о внешнем «урядстве», пишет письма о событиях словом, суетится кругом действительных работников и деятелей, Но ни работать сними, ни увлекать их властной волей боевого вождя он не может.
Добродушный и маловольный, подвижный, ноне энергичный и нерабочий, царь Алексей не мог быть бойцом и реформатором. Между тем течение исторической жизни поставило царю Алексею много чрезвычайно трудных и жгучих задачи внутри, и вне государства вопросы экономической жизни, законодательные и церковные, борьба за Малороссию,
бесконечно трудная, – все это требовало чрезвычайных усилий правительственной власти и народных сил. Много критических минут пришлось тогда пережить нашим предками все-таки бедная силами и средствами Русь успела выйти победительницей из внешней борьбы, успевала кое-как справляться и с домашними затруднениями. Правительство Алексея Михайловича стояло на известной высоте во всем том, что ему приходилось делать
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
284
являлись способные люди, отыскивались средства, неудачи не отнимали энергии у деятелей;
если не удавалось одно средство – для достижения цели искали новых путей. Шла, словом,
горячая, напряженная деятельность, и за всеми деятелями эпохи, во всех сферах государственной жизни видна нам добродушная и живая личность царя Алексея. Чувствуется, что ни одно дело не проходит мимо него он знает ход войны он желает руководить работой дипломатии он в думу Боярскую несет ряд вопросов и указаний по внутренним делам он следит за церковной реформой он в деле патриарха Никона принимает деятельное участие.
Он везде, постоянно с разумением дела, постоянно добродушный, искренний и ласковый. Но нигде он не сделает ни одного решительного движения, ни одного резкого шага вперед. На всякий вопрос он откликнется с полным его пониманием, не устранится от его разрешения;
но от него совершенно нельзя ждать той страстной энергии, какой отмечена деятельность его гениального сына, той смелой инициативы, какой отличался Петр
284
являлись способные люди, отыскивались средства, неудачи не отнимали энергии у деятелей;
если не удавалось одно средство – для достижения цели искали новых путей. Шла, словом,
горячая, напряженная деятельность, и за всеми деятелями эпохи, во всех сферах государственной жизни видна нам добродушная и живая личность царя Алексея. Чувствуется, что ни одно дело не проходит мимо него он знает ход войны он желает руководить работой дипломатии он в думу Боярскую несет ряд вопросов и указаний по внутренним делам он следит за церковной реформой он в деле патриарха Никона принимает деятельное участие.
Он везде, постоянно с разумением дела, постоянно добродушный, искренний и ласковый. Но нигде он не сделает ни одного решительного движения, ни одного резкого шага вперед. На всякий вопрос он откликнется с полным его пониманием, не устранится от его разрешения;
но от него совершенно нельзя ждать той страстной энергии, какой отмечена деятельность его гениального сына, той смелой инициативы, какой отличался Петр
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
285
285
Главные моменты в истории Южной
и Западной Руси в XVI–XVII веках
Западные и южные русские области, как известно, в XIII и XIV вв. стали достоянием литовских великих князей. Внешняя опасность сплотила литовское племя, подняла в нем воинственный духи создала Литовское государство, в котором стали жить совместно и
Литва, и Русь. Но это государство, созданное Литвой, становилось русским, потому что Русь преобладала над Литвой не только числом, но и культурой. Русский язык стал господствующим в Литве, употреблялся при дворе ив законодательстве. Православие вытесняло древнюю религию Литвы безо всякой острой борьбы женатые на русских княжнах, литовские князья были полурусскими по крови, русскими по языку и верованиям. Созданная православием и долгой исторической жизнью русская культура делала быстрые успехи среди полудиких литовцев. Словом, более образованная русская народность успешно ассимилировала себе менее образованное литовское племя.
Но Литва, вошедшая в историческую жизнь позднее всех своих соседей, поляков, немцев и Руси, чувствовала на себе не одно русское влияние. Немцы с двух сторон (тевтоны и меченосцы) крестили ее в католичество и обращали в своих рабов. Поляки, сперва враждебные, старались затем стать в союзные отношения к Литве, своему прежнему недругу, чтобы с помощью Литвы действовать против немцев, одинаково ненавистных им обоим. Средством для сближения Польши с Литвой могли служить браки литовских и польских владетелей:
они и заключались. Польский король Казимир III женился на дочери Гедимина, но этот брак не имел политических последствий, зато имел их брак литовского великого князя Ягайла на королеве польской Ядвиге. Он был заключен с условием династической унии Литвы с Польшей под властью Ягеллонов. Инициатива этого брака и самой унии вышла не из Литвы, а из
Польши. Польским панам страшны были и немцы, и Литва от Литвы они желали получить некоторые области и союз против немцев. Династическая уния давала возможность постоянного и крепкого союза, давала надежду провести в Литву польское влияние. На этих возможностях и надеждах и была построена в Польше политическая комбинация, увенчавшаяся полным успехом для Польши. В 1386 г. Ягайло стал не только королем польским, но и католиком.
Уния Литвы с Польшей заключена была на двух главных условиях 1) внутреннее устройство и управление государств остается прежним, независимым от союзного государства) дипломатические сношения ведутся обоими государствами сообща. Таким образом,
внутренняя автономия Литвы была сохранена. И, однако, литовско-русское общество было страшно недовольно унией. Перемена религии Ягайлом, дозволение его обращать в католичество языческую Литву и другие уступки Польше вызвали резкий протест Литвы и Руси.
Оскорбленное народное чувство поддержало притязания Витовта, сильнейшего удельного князя в Литве, и доставило ему полное господство над Литвой и титул великого князя литовского еще при жизни Ягайло.
Витовт довел могущество Литовского государства до высшего развития и вместе стем положил начало его упадку. Он был весьма популярен в Литве, и католики, и православные,
и язычники считали его своим. Это помогло Витовту совершить ряд подвигов, поднявших значение его государства. Но желание ладить со всеми, отсутствие ясного взгляда назначение в судьбе Литвы католичества и Польши привели Витовта к тому, что он не смог дать отпор польскому влиянию, не сумел отгадать, на кого он должен был опираться, ив конце концов оттолкнул от себя русское население Литвы. Это обстоятельство поработило Литву
Польше и обусловило падение Литвы
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
286
В 1410 г. в Грюнвальдской битве соединенные силы Литвы и Польши сломили могущество немцев, чем и был оправдан союз этих государств. Нов г. на общем сейме
Литвы и поляков в Городле решено было уже не только династическое, но и реальное соединение Польши с Литвой, причем особенности польского государственного строя переносились на Литву. Литовское дворянство, принявшее католицизм, получило устройство и права польской шляхты, в Литве учреждались сеймы и должности наподобие польских. Этот Горо- дельский акт, подчинив Литву польским порядкам, не был вызван никакой политической необходимостью, не оправдывался историей. Витовт, сближаясь с Польшей, искал опоры против немцев и Руси покровительствуя католичеству, он был прельщен королевским титулом, который мог прийти к нему только с католического Запада. Но он чувствовал, что в своем государстве, о славе которого он так заботился, он создавал почву для религиозного междоусобия, тем более опасного, что за религиозной рознью стояла рознь национальная.
После Витовта (1430) в XV и XVI вв., несмотря на Городельский акт, Литва строго оберегала свою независимость и автономию в политическом отношении. Полякам не удавалось добиться признания реальной унии от литовско-русского общества в Литве на поляков смотрели как на иностранцев, старались иметь отдельного от них князя и неохотно допускали поляков в Литву. Католичество распространялось далеко нес той быстротой, как желали бы поляки. За русские земли – Волынь и Подолию – Литва держалась крепко и не хотела уступать их Польше. Словом, государственная уния не удавалась полякам, несмотря на то,
что в 1501 г. литовский князь и польский король Александр сделали решительную попытку настоять на унии. Лучше удавалось полякам культурное влияние на литовское общество. С
городельского сейма в Литве привились некоторые черты польского общественного порядка.
До 1413 г. устройство Литвы близко подходило к русскому под великим князем правили удельные, вокруг них группировалась дружина, города имели вечевое устройство, крестьянство свободно передвигалось. С введением польских порядков, с 1413 г, в Литве начинает образовываться шляхта на манер польской, и среди нее распространяются католичество и польские нравы города получают Магдебургское право польских городов, крестьянство близится к крепостной зависимости. В Литве являются сеймы и сеймики (местные сеймы),
как были они в Польше, появляются и пожизненные должности по польскому образцу гетман начальник войска и судья военных людей, которому были подчинены малые, или польные, гетманы канцлер – хранитель государственной печати, государственный секретарь подскарбий земский – министр финансов и надворный – княжеский казначей. Областями управляли воеводы, во власти которых находились все местные управители:
старосты, кастеляны, державцы. Представителями шляхты и ее сеймов были маршалки: земский (представитель шляхты всего княжества, поветовый (областной) и дворной (представитель придворных княжеских дворян. Представителями городского самоуправления были войти бурмистры первый назначался королем из дворян, вторые избирались гражданами
(мещанами) из их среды. Необходимо заметить, что рядом с городами свободными, княжескими было много городов, принадлежавших на частном праве литовской аристократии.
Таким образом, с развитием польского строя в Литве дворянство получило преобладающее значение оно постепенно закрепило за собой крестьянство и часть мещанства, над другой же его частью являлось управителем.
До второй половины XVI в. изложенное нами общественное устройство только формировалось, мало-помалу вытесняя старые русские формы быта. Более всего польскому влиянию поддавалось литовское дворянство, стремившееся занять в Литве тоже положение, какое польская шляхта занимала в Польше. Но для получения польских прав дворянам нужно было стать католиками, а принятие латинства вело за собой полное ополячение.
Отступление от веры возбуждало протест со стороны тех, кто оставался верен православию стремление завладеть крестьянским трудом открывало бездну между католиком-дво-
286
В 1410 г. в Грюнвальдской битве соединенные силы Литвы и Польши сломили могущество немцев, чем и был оправдан союз этих государств. Нов г. на общем сейме
Литвы и поляков в Городле решено было уже не только династическое, но и реальное соединение Польши с Литвой, причем особенности польского государственного строя переносились на Литву. Литовское дворянство, принявшее католицизм, получило устройство и права польской шляхты, в Литве учреждались сеймы и должности наподобие польских. Этот Горо- дельский акт, подчинив Литву польским порядкам, не был вызван никакой политической необходимостью, не оправдывался историей. Витовт, сближаясь с Польшей, искал опоры против немцев и Руси покровительствуя католичеству, он был прельщен королевским титулом, который мог прийти к нему только с католического Запада. Но он чувствовал, что в своем государстве, о славе которого он так заботился, он создавал почву для религиозного междоусобия, тем более опасного, что за религиозной рознью стояла рознь национальная.
После Витовта (1430) в XV и XVI вв., несмотря на Городельский акт, Литва строго оберегала свою независимость и автономию в политическом отношении. Полякам не удавалось добиться признания реальной унии от литовско-русского общества в Литве на поляков смотрели как на иностранцев, старались иметь отдельного от них князя и неохотно допускали поляков в Литву. Католичество распространялось далеко нес той быстротой, как желали бы поляки. За русские земли – Волынь и Подолию – Литва держалась крепко и не хотела уступать их Польше. Словом, государственная уния не удавалась полякам, несмотря на то,
что в 1501 г. литовский князь и польский король Александр сделали решительную попытку настоять на унии. Лучше удавалось полякам культурное влияние на литовское общество. С
городельского сейма в Литве привились некоторые черты польского общественного порядка.
До 1413 г. устройство Литвы близко подходило к русскому под великим князем правили удельные, вокруг них группировалась дружина, города имели вечевое устройство, крестьянство свободно передвигалось. С введением польских порядков, с 1413 г, в Литве начинает образовываться шляхта на манер польской, и среди нее распространяются католичество и польские нравы города получают Магдебургское право польских городов, крестьянство близится к крепостной зависимости. В Литве являются сеймы и сеймики (местные сеймы),
как были они в Польше, появляются и пожизненные должности по польскому образцу гетман начальник войска и судья военных людей, которому были подчинены малые, или польные, гетманы канцлер – хранитель государственной печати, государственный секретарь подскарбий земский – министр финансов и надворный – княжеский казначей. Областями управляли воеводы, во власти которых находились все местные управители:
старосты, кастеляны, державцы. Представителями шляхты и ее сеймов были маршалки: земский (представитель шляхты всего княжества, поветовый (областной) и дворной (представитель придворных княжеских дворян. Представителями городского самоуправления были войти бурмистры первый назначался королем из дворян, вторые избирались гражданами
(мещанами) из их среды. Необходимо заметить, что рядом с городами свободными, княжескими было много городов, принадлежавших на частном праве литовской аристократии.
Таким образом, с развитием польского строя в Литве дворянство получило преобладающее значение оно постепенно закрепило за собой крестьянство и часть мещанства, над другой же его частью являлось управителем.
До второй половины XVI в. изложенное нами общественное устройство только формировалось, мало-помалу вытесняя старые русские формы быта. Более всего польскому влиянию поддавалось литовское дворянство, стремившееся занять в Литве тоже положение, какое польская шляхта занимала в Польше. Но для получения польских прав дворянам нужно было стать католиками, а принятие латинства вело за собой полное ополячение.
Отступление от веры возбуждало протест со стороны тех, кто оставался верен православию стремление завладеть крестьянским трудом открывало бездну между католиком-дво-
С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории»
287
рянином и православным крестьянством желание получить политические права в стране возбуждало против литовской шляхты литовскую аристократию, потомков удельных князей литовско-русских. Так польское влияние вносило в жизнь Литовско-Русского государства ряд острых антагонизмов, и могучая партия, верхи низ литовского общества, сильно противилась великому сближению с Польшей.
С первой половины XVI в. Московское государство резко поставило Литве вопрос о возвращении Москве старинных русских «отчин» – западных русских земель. Много сочувствия возбудила Москва в Литве, много западнорусских владетелей охотно переходило под власть Москвы (князья Чернигово-Северские, Новосильские, Белевские, Одоевские, Воро- тынские, Глинские и т. д. Москва счастливо добывала себе земли войнами и простым принятием подданства со стороны литовской знати, уходившей от католичества и Польши.
Существование Литвы подвергалось опасности литовцы, тянувшие к Польше, крепче стали держаться польского союза. Но до унии с Польшей было еще далеко, если бы не наступили в Москве времена Грозного и не началось обратное движение княжат из Москвы в Литву.
В Москве в XVI в. развивался порядок демократический и строго монархический, и литовская знать оказалась в таком положении, что должна была выбирать или потерю политического влияния с присоединением к Москве, или потерю религиозно-нравственной самостоятельности с присоединением к Польше. Середины не было, потому что и Польша, и
Русь наступительно шли на Литву. В середине XVI в, в х годах, московские войска взяли
Полоцк и хозяйничали в Литве, а последний Ягеллон Сигизмунд II Август настаивал на унии с Польшей. На протест Литвы Польша отвечала угрозой оставить Литву на жертву Грозному царю. Сейм 1569 г. в Люблине полгода рассуждал об унии. Литовские послы уехали даже с сейма, но важнейшие западнорусские вельможи (князь Острожский и др) стали за унию,
и она состоялась. Власти Ивана Грозного была предпочтена потеря национальной самосто- ятельности.
Условия реальной унии 1569 г. были таковы Литва и Польша сливались водно нераздельное государство, имели одного монарха, общий сейм, общий сенат (по-литовски: рада),
но особые законы, особых правительственных лиц и отдельные войска. Часть западнорус- ских земель (Волынь, Украйна, Подляхия) присоединялась от Литвы к Малой Польше.
Поляки не считались иностранцами в Литве и имели право занимать там должности, приобретать земли. При таких условиях польские формы быта быстро переходили в Литву, литовская шляхта, не имевшая еще большого политического влияния, под давлением сильной литовской аристократии быстро достигала его на общих сеймах с поляками крестьяне были формально закрепощены, города резче замыкались в узкие мещанские корпорации и наводнялись иноземцами, особенно евреями. Зато Польша помогла Литве против Москвы и воспрепятствовала присоединению западных русских областей к восточной Руси.
Трудно передать отчаяние части западнорусского общества, которая не сочувствовала
Польше и понимала всю опасность польского гнета говорят, что представители Литвы на коленях со слезами просили Сигизмунда Августа не губить Литвы присоединением к
Польше. Однако это соединение совершилось волей короля и согласием вельможи имело два роковых последствия для Литвы и Литовско-Польской Руси во-первых, острую религиозную борьбу, во-вторых, острую общественную борьбу. Первая породила религиозную унию,
вторая – ряд крестьянско-казацких восстаний. Обратимся к рассмотрению этих последствий. Хотя актом Люблинской унии предоставлена была свобода веры, но польско-литов- ские государи не сочувствовали этой свободе пока западная Русь была православной, она не могла прочно слиться с Польшей. Для слияния народностей необходимо было единство религии, и потому польское правительство желало искоренения православия. Нов его владениях развился протестантизм, зашедший из Германии и особенно радушно принятый в
Литве. Для борьбы с ним в Польшу и Литву явились в 1565 г. иезуиты и с помощью прави-
287
рянином и православным крестьянством желание получить политические права в стране возбуждало против литовской шляхты литовскую аристократию, потомков удельных князей литовско-русских. Так польское влияние вносило в жизнь Литовско-Русского государства ряд острых антагонизмов, и могучая партия, верхи низ литовского общества, сильно противилась великому сближению с Польшей.
С первой половины XVI в. Московское государство резко поставило Литве вопрос о возвращении Москве старинных русских «отчин» – западных русских земель. Много сочувствия возбудила Москва в Литве, много западнорусских владетелей охотно переходило под власть Москвы (князья Чернигово-Северские, Новосильские, Белевские, Одоевские, Воро- тынские, Глинские и т. д. Москва счастливо добывала себе земли войнами и простым принятием подданства со стороны литовской знати, уходившей от католичества и Польши.
Существование Литвы подвергалось опасности литовцы, тянувшие к Польше, крепче стали держаться польского союза. Но до унии с Польшей было еще далеко, если бы не наступили в Москве времена Грозного и не началось обратное движение княжат из Москвы в Литву.
В Москве в XVI в. развивался порядок демократический и строго монархический, и литовская знать оказалась в таком положении, что должна была выбирать или потерю политического влияния с присоединением к Москве, или потерю религиозно-нравственной самостоятельности с присоединением к Польше. Середины не было, потому что и Польша, и
Русь наступительно шли на Литву. В середине XVI в, в х годах, московские войска взяли
Полоцк и хозяйничали в Литве, а последний Ягеллон Сигизмунд II Август настаивал на унии с Польшей. На протест Литвы Польша отвечала угрозой оставить Литву на жертву Грозному царю. Сейм 1569 г. в Люблине полгода рассуждал об унии. Литовские послы уехали даже с сейма, но важнейшие западнорусские вельможи (князь Острожский и др) стали за унию,
и она состоялась. Власти Ивана Грозного была предпочтена потеря национальной самосто- ятельности.
Условия реальной унии 1569 г. были таковы Литва и Польша сливались водно нераздельное государство, имели одного монарха, общий сейм, общий сенат (по-литовски: рада),
но особые законы, особых правительственных лиц и отдельные войска. Часть западнорус- ских земель (Волынь, Украйна, Подляхия) присоединялась от Литвы к Малой Польше.
Поляки не считались иностранцами в Литве и имели право занимать там должности, приобретать земли. При таких условиях польские формы быта быстро переходили в Литву, литовская шляхта, не имевшая еще большого политического влияния, под давлением сильной литовской аристократии быстро достигала его на общих сеймах с поляками крестьяне были формально закрепощены, города резче замыкались в узкие мещанские корпорации и наводнялись иноземцами, особенно евреями. Зато Польша помогла Литве против Москвы и воспрепятствовала присоединению западных русских областей к восточной Руси.
Трудно передать отчаяние части западнорусского общества, которая не сочувствовала
Польше и понимала всю опасность польского гнета говорят, что представители Литвы на коленях со слезами просили Сигизмунда Августа не губить Литвы присоединением к
Польше. Однако это соединение совершилось волей короля и согласием вельможи имело два роковых последствия для Литвы и Литовско-Польской Руси во-первых, острую религиозную борьбу, во-вторых, острую общественную борьбу. Первая породила религиозную унию,
вторая – ряд крестьянско-казацких восстаний. Обратимся к рассмотрению этих последствий. Хотя актом Люблинской унии предоставлена была свобода веры, но польско-литов- ские государи не сочувствовали этой свободе пока западная Русь была православной, она не могла прочно слиться с Польшей. Для слияния народностей необходимо было единство религии, и потому польское правительство желало искоренения православия. Нов его владениях развился протестантизм, зашедший из Германии и особенно радушно принятый в
Литве. Для борьбы с ним в Польшу и Литву явились в 1565 г. иезуиты и с помощью прави-