Файл: holostova_e_i_teoriya_socialnoy_raboty_1.doc

Если говорить о философских, философско-социологических истоках такого подхода к пониманию взглядов на сущность человека в современной теории и практике социальной работы, то он восходит еще к античности и пронизывает всю историю философии и социологии, человекознания и обществознания в целом. Наиболее явно такой подход к познанию и видению человека выражался в традиции рассматривать сознательную жизнедеятельность как особого рода реальность, отличную от бытия природы и естества человеческого тела.

Духовные корни этой традиции, если говорить о европейской социокультурной основе, восходят к греческой философии с ее преобладающим интересом к деянию, «праксису», «техне», активности человека. Однако непосредственно проблемный круг сегодняшних философско-социологических исканий в этом русле был очерчен, несомненно, Г. Гегелем в его «Феноменологии духа».

Идея Г. Гегеля о тождестве бытия и мышления, понимание сознания как «проникновения в бытие» и «деятельности как действительности сознания»³⁴, с одной стороны, и тезис о саморазвитии духа в процессе опредмечивания и самоотчуждения, с другой, определяют границы охватывающего движения мысли в рамках названной традиции. От Г. Гегеля же можно вести отсчет особого отношения к явлению, факту как к «истине бытия» в противовес субъективному смыслу этой категории, например у И. Канта³⁵.

Эта проблематика в самостоятельную философскую тему была выделена, однако, несколько позже Э. Гуссерлем. Впрочем, в нашу российскую философско-социологическую мысль феноменологическая проблематика пришла во многом независимо от Э. Гуссерля, через освоение идей К. Маркса относительно роли предметно-деятельных структур, «предметной мысли» как живой внементальной реальности души.

Понимание того, что «сознание не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием, а бытие людей есть реальный процесс их жизни»³⁶, что диалектика опредмечивания и распредмечивания составляет природу собственно человеческой жизнедеятельности, является основой обширной программы исследования человека и сознания, с одной стороны, а с другой — эта программа находится в русле исканий большинства направлений современной западной философии и социологии. Можно вполне уверенно говорить о том, что современная философская мысль в своих наиболее значимых и влиятельных направлениях сместила свое внимание с субъекта и объекта, технологий воздействия первого на второго (этих классических тем философского и социологического анализа человека и общества) на пространство их отношений, взаимовлияния.

Независимо от различия идейных оснований, социокультурного контекста осмысления эти направления, традиции философско-социологического мышления объединены единой логико-теоретической задачей: поиском принципа, алгоритма конституирования субъект-объектного жизненного пространства. Такое смещение философского взгляда на субъект-объектное отношение, при котором объект и субъект полагаются просто состоящими в наличии, можно рассматривать по-разному: и как «смерть человека» в анализе его деятельностной природы (идеи нео- и постструктурализма), и как дегуманизацию жизни с «обнаружением искреннего отвращения к формам живых существ» (Ортега-и-Гассет), а можно и как подход, единственно результативно и эффективно решающий человеческие проблемы.

В самом деле, субъект, противостоящий объекту, есть вещь среди вещей, причем вещь малая, ничтожная по сравнению с масштабами внесубъектного. Другое дело, если субъект, взятый вместе с объектом, т.е. взятый в контексте онтологических структур своего существования, предстает как раскрывающий «потаенные возможности бытия», единство жизненных сил и жизненного пространства. Иными словами, в таком контексте познания перед нами предстает, с содержательной точки зрения, жизнедеятельность, понятая как «человеческая реальность». При этом она не только существует на уровне явления, но и раскрывает потенции мира через творческую, сознательную силу деятельности.

Вопрос о том, познаваем ли мир и человек как его составная часть, вопрос, который достался нам в наследство от классической философии и который мы признаем в качестве одной из важнейших сторон основной философской проблематики, в свете реальностей современной общественной жизни звучит далеко не самоочевидно и корректно, ибо он явно во многом противоречит созидательной мощи человечества, его творческим возможностям.

Обыденная позиция человека и воспроизводящая ее натуралистическая традиция в философии как раз и состоят в том, что предмет, объект познания противостоит сознанию, творческим потенциям человека. При этом нельзя сказать, что эта позиция совсем не верна. Она описывает ситуацию познавания и приспособления природного объекта к нуждам субъекта, адаптацию его к известному жизненному пространству, актуальной среде обитания, т.е. речь идет об обычной ситуации жизни человека в повседневности. Установка обычного человека в таких ситуациях имеет следующий вид: я живу в жизненном мире или в мире жизненно повторяющихся форм. Данная установка, ее воспроизводство возможны при условии, что масштаб человеческой жизни и масштаб общественного развития несоизмеримы. Так было до XX в.

Новое столетие поставило человечество в ситуацию перманентного творения (в том числе и исторического). Технические, культурные, политические инновации ускорили темп течения социального времени, сделав его ступени в 3-4 раза короче темпа физического, биофизиологического развития человека. В этом состоят важнейшие предпосылки возрастания роли феноменологического подхода, его тематизации, превращения из необходимого момента всякого философствования в центральную проблему всей философской проблематики. Мы не можем понять мир, если зафиксируем и остановимся на противостоянии сознания бытию, познающего субъекта объекту. Опыт сегодняшней жизни наглядно противоречит этой установке.

Феноменологическая редукция как сведение мира к феномену, его феноменологическое видение означает требование описать и понимать сознание человека как реального соучастника бытия предмета, реально существующего объективного мира. Без включения сознания в ту или иную картину мира мы не только не можем понять и описать мир культурных форм, прежде всего техники, но и не сможем понять эволюцию Вселенной.

Прямолинейная, упрощенная трактовка тезиса о том, что сознание отражает общественное бытие, завела в тупик нашу социологическую мысль. При этом общественное бытие, противопоставляясь сознанию, предстало как бессмысленное общественное бытие. Нелепость такого теоретического видения ситуации была в значительной мере воспроизведена в абсурдных формах социокультурного развития, организации индивидуальной и социальной жизни человека.

В нашей стране это особенно хорошо видно, когда «именем революции» после 1917 г. начали директивно внедрять, формировать организацию коллективных форм бытия человека, а после 1991 г. заново «именем реформ» вводить капитализм с его культом индивидуализма и стихией конкуренции. Между тем история практически демонстрирует, что осознанность, социальный интеллект есть факт, неотъемлемый элемент общественного бытия, объективное свойство исторического процесса.

Начиная с понимающей социологии М. Вебера и попыток создания феноменологической социологии (А. Шюц), в XX в. не прекращается движение теоретической мысли к соединению естественно-исторического подхода к объяснению, познанию бытия человека и общества с культурно-исторической онтологией сознания (Д. Лукач). Тем не менее достигнутые результаты все еще не позволяют создать такую парадигму гуманитарного мышления, которая бы помогла объяснить и предсказать те неожиданности, которые преподносит нам реальная историческая действительность наряду с теми событиями, результатами деятельности людей, что вполне предсказуемы и рационально объяснимы.

В полной мере это относится, разумеется, к теории и практике социальной работы — неотъемлемой части бытия человека в XX в. На исходе столетия особенно остро встала проблема целостного осмысления человека и как субъекта, и как объекта социальной работы, ее теоретического постижения, моделирования и практического, прикладного освоения как повседневной социальной практики.

§ 2. Теоретические модели целостности человеческой личности

Активная, творческая природа человека по-разному интерпретируется и учитывается в различных моделях теории и практической организации социальной работы³⁷. Остановимся на том, что связано с различиями в подходах к целостному постижению человека в теории социальной работы.

В зарубежной научной литературе все большее распространение получает психосоциальная трактовка социальной работы, ориентированная преимущественно на концептуальное обоснование индивидуально-личностной психологической и социальной помощи нуждающимся, хотя структурные ее разновидности, ориентированные на организационно-коллективные формы помощи, работу с группами нуждающихся, организациями, выполняющими различные виды социальной поддержки населения, по-прежнему не теряют своей действенности. В этом есть определенный смысл и целесообразность прежде всего потому, что вполне очевидно взаимодействие таких форм социальной работы, как индивидуально-личностная и групповая помощь.

В теоретическом плане, однако, более целесообразно использовать иное основание группировки различных моделей социальной работы — базовую научную дисциплину, определяющую важнейшие особенности той или иной модели теоретического описания социальной работы. В настоящее время вполне определенно обозначились две доминирующие во влиянии на теорию социальной работы научные дисциплины — социология и психология (за рубежом часто еще и психотерапия, а также педагогика). Соответственно, различные теоретические модели социальной работы группируются, во-первых, на социолого-ориентированные, во-вторых, на психолого-ориентированные и, в-третьих, на комплексные. Какова специфика целостного видения человека в рамках каждого из обозначенных подходов к обоснованию социальной работы?

На основе психологических моделей ее организации возникли такие виды социальной работы, как проблемно-ориентированная, функциональная, кризис-интервентная, эго-ориентированная и др. Их основные особенности, в том числе и в целостном осознании, постижении человека, связаны с признанием огромной роли прошлого опыта индивида, уходящего корнями в детство и юность, воздействие которого обычно не вполне осознается людьми, Эта идея выражается понятием «предметные связи» (связи жизненного опыта). Важно подчеркнуть, что практически все модификации теории социальной работы этого вида описывают воздействие прошлого опыта на оформление стиля поведения человека, уровень его адаптации к окружающей среде, уходя корнями к психоаналитической теории 3. Фрейда, но не соединяясь с ней.