Файл: Микросоциология семьи М.,1998.doc

103

каторов, как захоронение, близость к церкви, измерение расстояний, число обследованных семейных оград, и т. п.

Но важно другое — социолог взял в качестве документа реальность, существующую вне и независимо от каких-либо исследований. Поэто­му этот материал в сравнении с рассказами о семейных историях на­дежнее. Любой рассказ — это уже интерпретация, но ориентированная на своих, на членов семьи (через письма и дневники), а не на исследо­вателя и не на широкую публику (как это бывает в мемуарах). Рассказ о жизни семейных поколений по просьбе социолога — это другая ин­терпретация событий, ориентированная на «общество» в лице иссле­дователя. Это, так сказать, «вторичная» интерпретация в отличие от «первичной», предназначавшейся для своих, лишь для членов семьи.

В свою очередь размышления социолога — это уже «третичная» интерпретация того, что «первично» рассказывалось своим в качестве обыденной интерпретации и что было специально процежено сквозь сито «вторичной» интерпретации, приспособленной к ушам интервью­ера. Пример с захоронениями ярко оттеняет социальную суть «есте­ственного» документа: здесь нет даже «первичной интерпретации». Именно в этом принципиальная разница между методом анализа до­кументов и методом анализа анкет или записей интервью.

Анкета — это всегда как минимум вторичная интерпретация, а до­кумент как максимум — первичная. В нашем примере с захоронения­ми, конечно же, можно рассматривать ограду, памятники, надписи на них и т. п. как символ семейной солидарности, как информацию для всех посетителей кладбища не только о семейной памяти, но и о соци­альном облике наследников умерших. В контексте культуры жизни и смерти эта символика говорит о многом, и в этом смысле допустимо трактовать подобные документы как несущие обыденную интерпре­тацию, как косвенное проявление первичной интерпретации.

Говорят, что Бехтерев не любил тесты. Когда его спросили, отчего эта нелюбовь, он высказался в том духе, что, дескать, зачем ему тер­мометр, если он и так видит, какая на улице погода. Разумеется, пси­хологов подобного класса единицы, но они, как сами собой настраи­вающиеся тесты, все о поведении людей узнают по видимым лишь им признакам. Они, как следопыты в тайге человеческого поведения, под­мечают такое, что лучше не оставлять следов. Но дело в том, что для профессионала «следом» становится все: жест, взгляд, слово, улыбка и т. д. Действительно, тут уж не скроешься, потому что настоящий ис­следователь умеет извлекать и оценивать информацию, постоянно из­лучаемую каждым, но доступную избранным (правда, в последние годы что-то много развелось «избранников»: магов, экстрасенсов, ясновид­цев, и это особая тема — массовая стрессогенность и потребность лю-

104

дей в психотерапии, увы, не удовлетворяемой существующей органи­зацией здравоохранения).

В социологии лишь мощь теории способна обеспечить «считывание» информации об изучаемой части социума. Благодаря теории появляют­ся «следы», разного рода опознавательные знаки на трассе социологи­ческого поиска. Благодаря ей происходит превращение в сигнал, сим­вол, значение любого штриха социальной интеракции. Теория — это кла-,зезь, «тезаурус» символов и значений какого-то сегмента реальности, но это не склад тайнописи, а скорее клад, поскольку здесь хранятся ключи от шифров. Теория прежде всего дает умение расшифровывать любые коды социальных отношений, в том числе и семейного общения. Мето­дология при этом раскрывает, как это делается, как удается распреде­лять по типам и классам символы и знаки, каковы правила считывания, перевода с одного языка значений на другие языки.

Методология показывает, как применяются теории в конкретных ситуациях, как возникают методики изучения тех или иных ареалов социума, т. е. взаимодействие рабочих концепций со свойственными каждой дисциплине методами конструирования и толкования фактов. Трудно представить, что социология возможна без «термометра», и, чтобы узнать, какая в обществе «погода», достаточно будет просто выглянуть в окно, не прибегая к помощи теории и методологии. Зна­чит, метод может стать той самой точкой опоры, которая позволит перевернуть мир?

Объект наблюдения и объект исследования. К изучае­мым в социологии семьи объектам могут применяться при сборе ин­формации методы анализа документов, наблюдения и опроса. Выше от­мечалось, что в социологии любое изучение такого рода не свободно от неконтролируемых воздействий на результат со стороны социолога и ме­тодов, средств исследования. Все виды опроса (очное и заочное анкети­рование, стандартизированное и свободное интервью, жизненные ис­тории и углубленные интервью) связаны с получением информации, в значительной мере создаваемой исследователем. В этом смысле анализ документов менее уязвим, так как документ не создается социологом непосредственно. Статусом «документа» наделяется та часть социаль­ной реальности, которая существует вне исследования. В отличие от документа анкета создается и существует в исследовании. Поэтому ука­зывалось, что потенциал деформации данных об изучаемом феномене объемнее при опросе, чем при анализе документов.

Но и анализ документов как вид социологического исследования (наряду с опросом и наблюдением) подвержен искажению данных под влиянием исследователя, выбранной им теории и разработанных средств познания. В связи с этим, согласно И. С. Алексееву и Ф. М. Бородки-

105

ну, следует различать «объект наблюдения» и «объект исследования». В ряде работ, а также в статье «Принцип дополнительности в социо­логии», опубликованной в знаменитом сборнике научных трудов по ма­тематике и социологии (ставшем знаменитым из-за нападок цэковских идеологов)⁴, утверждается та мысль, что в социологическом исследо­вании объектом изучения становится взаимодействие в системе «объект — условия наблюдения». Или иначе, взаимодействие между «объектом наблюдения» в классическом смысле (в естествознании это реальность, функционирующая независимо от естествоиспытателя, наблюдателя) и «условиями наблюдения» (совокупность средств и методов измерения, включая исследователя). Схематически объект ис­следования в социологии можно изобразить так:

ОБЪЕКТ НАБЛЮДЕНИЯ

УСЛОВИЯ НАБЛЮДЕНИЯ

СОЦИОЛОГ

НАБЛЮДАТЕЛЬ

Теперь можно сформулировать различия между объектами наблю­дения трех основных методов социологического исследовании семьи. При анализе документов (семейных писем, фотографий, дневников и т. п. результатов семейного поведения) весь изучаемый материал со­здавался вне социолога и без его влияния, тогда как при опросе анке­ты и вопросники либо схемы интервью конструируются социологом, и в этом смысле объект наблюдения уже не может считаться класси­ческим, т. е. существующим вне социолога. Что касается собственно метода социологического наблюдения (включенного, когда социолог гостит в семье и наблюдает за семейными событиями, и невключен­ного, когда социолог наблюдает за поведением семей где-нибудь на ули­це, в кафе, в парке, на пляже и т. д.), то здесь объект находится вне наблюдателя, но феномены семейного поведения каким-то образом фиксируются (камерой, диктофоном, журналом наблюдения и т д.). В любом случае имеется схема наблюдения, которая избирательно фик­сирует данные, и в этом смысле материал непосредственных наблю­дений несет в себе следы двойственности.

С одной стороны, в отличие от опроса социолог не обращается не­посредственно к мнениям своих респондентов, но при включенном наблюдении он самим фактом своего присутствия влияет на все про­исходящее. При невключенном наблюдении методом скрытой каме­ры (или «подглядывания» в замочную скважину) социолог остается

^J БоролкинФ М.. Алексеев И. С. Принцип дополнительности в ссшиологии // Моделирование социальных процессов. М.: Наука, 1970.

106

инкогнито для наблюдаемых, но отбор и считывание информации находятся опять же под влиянием схем наблюдения, концепции иссле-ювания и даже личностных установок наблюдателя. С другой сторо­ны, в сравнении с анализом документов наблюдатель сам участвует в сотворении документов наблюдения, и поэтому искажающее воздей­ствие конвенциальных предпосылок исследователя сильнее, чем при контент-анализе. Конечно, можно сказать, что собственно работа с документами также зависит от их отбора, схем кодирования, т. е. опять от теории и исследователя, его опыта и предпочтений. По-видимому, при включенном и участвующем наблюдении (когда социолог сам яв­ляется участником событий и вольно-невольно влияет на них) отли­чие метода наблюдения от анализа документов наибольшее. Что же касается иных типов наблюдений — «неучаствующих», когда факт на­блюдения остается неизвестным для наблюдаемых, то отличие от ана­лиза документов тут весьма относительное. Другое дело, что обеспе­чить подобное наблюдение за семьями в естественной обстановке на­много труднее, чем воспользоваться семейными фотографиями или письмами.

Таким образом, при сопоставлении объектов наблюдения трех ме­тодов сбора информации выяснилось, что все они не могут считаться независимыми от условий исследования и исследователя. Вместе с тем классическое понимание объекта наблюдения может скорее всего от­носиться к документу, как безусловно находящемуся вне исследовате­ля и создававшемуся до и безотносительно к какому-либо исследова­нию. Материалы самозаполняемых анкет и зафиксированные социоло­гом бланки интервью вряд ли можно назвать существующими вне вся­кого исследования. Следует отметить, что вопрос о типах документов и их особенностям в рассматриваемом здесь смысле не обсуждается. Так­же хотелось бы подчеркнуть еще один момент — наше изложение каса­ется только первого этапа социологического исследования, а именно: этапа составления программы, разработки теоретического раздела. Пос­ледний этап анализа данных имеет дело со вторичной информацией, уже обработанной на компьютере и связанной с проверкой гипотез. Тут уже влияние метода сбора первичных данных не ощущается.

Однако разные виды документации (поскольку они составляются Участниками интеракций) могут, в свою очередь, характеризоваться той или иной ориентированностью на возможное наблюдение со стороны Участников взаимодействий, более того, преследовать цели воздействия ^мй них, изменения их поведения. В этом отношении все виды докумен-^тов оказываются учитывающими возможность исследования, поскольку обиходная интерпретация жизненных ситуаций предполагает иных интерпретаторов.

107

С точки зрения феноменологической социологии любой документ есть продукт взаимодействия интерпретаций, взаимных исследований друг друга (будь то индивиды, партии или фирмы). Интерпретацион­ная социология видит, конечно, разницу между непосредственными и косвенными интерпретациями, но объект наблюдения в любом слу­чае оказывается не вне интепретатора-исследователя. Социальная ре­альность, как конструируемая в ходе взаимодействующих интерпрета­ций и постоянно оставляющая овеществленные «следы» этих интерак­ций в виде тех или иных документов, не может быть вне наблюдателя. Даже если взять личные документы, личные дневники, создаваемые на­едине с самим собой и как бы лишь для себя, надо помнить, что их авторы не могут не подлаживаться невольно под тех значимых других, которые всегда незримо присутствуют между исповедующимся и чис­тым листом бумаги. Пример отчаянья одиночек убеждает, что и они всегда действуют перед аудиторией, как бы оглядываясь на публику: предсмертные записки — это последний диалог со своей референтной группой.

Отмечая относительность обозначения документа как классичес­кого объекта наблюдения (лишь условно пребывающего вне исследо­вания в широком смысле), тем не менее следует усвоить, что в срав­нении с анкетой и материалами наблюдений это различие остается существенным. Поэтому данные архивов, статистики, справочников, словарей и другие овеществленные, реифицированные части социаль­ной реальности, являясь сконструированными в феноменологическом смысле, будут считаться в узком смысле «естественными», специаль­но не создаваемыми в угоду социологическим исследованиям.

Преимущества метода документов. В социологии семьи практически нет классических объектов наблюдения, находящихся вне социолога. Это не должно вести нас к агностицизму, к признанию не­возможности познать что-либо. Напротив, понимание действитель­ной сложности социального познания является мощным стимулом к научному поиску, стремящемуся преодолеть все каналы деформа­ции данных.

Первый практический вывод отсюда — сократить до минимума ан­кетирование и интервьюирование, расширить исследовательскую ра­боту с документами разного рода. Поскольку все может стать «доку­ментом» — письменным, словесным (вербальным), иконографическим (нарисованным иди изобразительным), музыкальным, фотографичес­ким, фонетическим, фольклорным и т. д., то следует вслед за корифе­ями семейной социологии изобретать все новые и новые виды семей­ных документов вслед за Ле Пле, который предложил наблюдать за бюджетами доходов и расходов (и что позже способствовало изучению