Файл: Микросоциология семьи М.,1998.doc

⁴⁶ Бойко В. Ценность детей в жизни семьи и личности // Семья сегод­ня. М., 1979- С. 30.

288

не имеет значения». Вот как распределились отпеты по одному инди­катору психологических мотивов в трех исследованиях (%):

При выяснении репродуктивной мотивации с помощью незавершен­ных высказываний создается возможность определить «силу» того или иного индикатора по среднему числу детей, к которому он побуждает. В исследовании «Москва-78» применялась процедура определения по­тенциальной силы каждого из трех типов мотивации. Были рассчитаны величины среднего числа, к которому побуждает каждый из 25 приме­нявшихся в опросе индикаторов, затем подсчитывались средние по трем типам мотивации, причем ответы считавших, что «число детей не име­ет значения», исключались из расчета. В итоге обнаружился наиболь­ший потенциал детности у экономических мотивов — они в принципе способны поднять число детей в семье до 1,75 (при варьировании от 1,15 до 2,78) за счет улучшения условий реализации имеющегося в вы­борочной совокупности уровня потребности в детях. Следует обратить особое внимание — потенциал экономических побуждений к рожде­нию не повышает саму потребность в детях, а повышает степень ее ре­ализации за счет улучшения ситуаций ее удовлетворения.

Сила социального типа мотивации оказалась слабее: эти мотивы побуждают в среднем к рождению 1,47 ребенка (в диапазоне от 0,79 до 2,05). Психологические мотивы еще слабее — 1,43 ребенка при не­ значительном размахе колебаний от 1,26 до 1,64. Таким образом, по силе побуждений к установкам детности наблюдается обратная кар­ тина в сопоставлении со структурой фактических мотивов рождения первых, вторых и третьих детей в семье. Прежде чем обратиться к рас­ смотрению методов измерения этих мотивов, приведем несколько примеров соотносительной силы отдельных индикаторов репродук­ тивной мотивации. Так, в исследовании «Москва-78» опрос 1343 двух- детных москвичек показал наименьший потенциал (1,15—1,17 ребен­ ка) у следующих индикаторов экономического типа: «укрепление материального положения, поддержка в старости, передача наслед­ ства», наибольший потенциал (2,26-2,78) у индикаторов «улучшение жилищных условий, пользование льготами и общественными фонда-; ми потребления». , ₍ i

289.

Среди индикаторов психологических мотивов самый мощный «про­должить себя в детях» дает не более 1,64 ребенка, а самый слабый, свя­занный с повышением самоуважения, гарантирует лишь 1,26 ребенка. Как интерпретировать эти эмпирические данные? Психологические мотивы, увы, не обещают (как бы их ассортимент ни расширяли и ни углубляли) даже двоих детей — для проявления своей любви к детям и «педагогического творчества» достаточно 1,5 ребенка. Нынешнее выд­вижение психологического типа мотивов на первый план, таким обра­зом, не случайно: в условиях массовой малодетности дальнейшее уси­ление психологических мотивов и ослабление экономических и соци­альных предвещают увеличение доли однодетности и в будущем доб­ровольной бездетности.

Теперь следует рассмотреть процедуру выявления значимости каж­дого из трех типов мотивации. Выше по результатам исследования в США была показана структура мотивов, где психологический тип мно­гократно превышает значимость двух других типов. Точно такой же результат получился в исследованиях «Москва-76» и «Вильнюс-76», когда предлагалось из трех индикаторов, репрезентирующих три типа мотивации, выбрать только один. Вот что выбиралось чаще всего при ответе на вопрос о мотивах рождения детей вообще («Москва-76», «Вильнюс-76»):

Такой способ выбора одного индикатора из трех можно применять и по выявлению мотивов рождения, но не вообще, а по очередности появления детей в семье. Сложнее всего при этом разработать индика­торы по мотивации первенца. По теории первый ребенок есть дань нормам малодетности, следствие вступления в брак. Поэтому индика­торы социального типа мотивации неизбежно окажутся значимее всех остальных. Отсюда следует отобрать (если верна теория) для альтер­нативного выбора самые «сильные» индикаторы экономических и пси-

290

хологических мотивов и самый «слабый» индикатор социальной моти­вации. В исследовании «Москва-78» удалось осуществить это требова­ние, и вот каков результат по опросу двухдетных женщин:

Рождение первого ребенка в семье (выберите только одно высказыва­ние из трех!):

1. Позволяет ускорить получение отдельной квартиры (получено 10% выборов);

2. Позволяет женщине занять в глазах окружающих новое для себя и особое положение матери (46%);

3. Полезно для здоровья и благоприятного развития .женщины (43%). Этот метод использовался и по мотивации второго ребенка, здесь в

соответствии с теорией следовало ожидать ведущую роль психологи­ческих мотивов, поэтому подбирались самые сильные индикаторы эко­номических и социальных мотивов и ослабленный референт психоло­гического мотива.

Рождение второго ребенка в семье:

1. Позволяет улучшить жилищные условия (19%);

2. Обеспечивает связь поколений и продолжение рода (28,5%);

3. Эмоционально обогащает жизнь (52,5%).

Преобладание психологических мотивов над остальными мож­но также зафиксировать, когда ставится задача измерения тех моти­вов, которые действительно побуждали респондентов к рождению уже имеющихся у них детей разной очередности. Разработка инди­каторов мотивов появления в семье 1-го, 2-го, 3-го и т. д. ребенка ведется с учетом представительства в анкете всех трех типов моти­вации, лучше по три индикатора на каждый тип. Перечислим инди­каторы рождения первенца из исследования «Москва-78»: «Рожде­ние первого ребенка: помогало улучшить жилищные условия, отве­чало ожиданиям родственников, определялось желанием родить ребенка, как только возникнет первая беременность, позволяло за­нять совершенно новое для себя положение матери, основывалось на обычном убеждении, что надо иметь ребенка, если вышла замуж, продиктовано желанием не остаться бездетной, требовалось для благополучного разрешения сложившихся обстоятельств, определя­лось верой в полезность родов для женского организма, основыва­лось на стремлении укрепить семью». Каждый индикатор оценивал­ся по пятибалльной системе: 5 — да; 4 — скорее да, чем нет; 3 — трудно сказать; 4 — скорее нет, чем да; 5 — нет.

Полученные данные по 1343 двухдетным москвичкам выявили пре­обладание социальных мотивов: в тройке самых значимых мотивов два социальных индикатора — «занять новое для себя положение мате­ри» (60% — да и 18,3% — нет), «надо иметь ребенка, если вышла за-

291

муж» (51,2% — да, 37,4% — нет). Психологический индикатор «стрем­ление укрепить семью» получил 52,7% да и 36,5% нет. Измерение мотивов рождения второго ребенка потребовало расширения числа индикаторов: «С чем именно было связано в Вашей семье появление второго ребенка? С желанием иметь ребенка другого пола (74% — да и 19% — нет), желание иметь больше чем одного ребенка рекомен­довано врачами для укрепления здоровья, стремление не остаться бездетной в случае возможного несчастья с первым ребенком (30% да), с желанием имеющегося ребенка иметь сестру (брата) — 57,4% — да, 36,2% — нет; хотелось малыша (76,4% — да, 13,4% — нет), позво­ляло укрепить семью (39% — да), для разрешения жизненных затруд­нений; желание улучшить жилищные условия (34%), отвечало ожи­даниям родственников (16%), надежда на повышение уважения со стороны окружающих».

Для сравнения приведем также индикаторы мотивов рождения третьего ребенка (напомним, что в советский период жилье предостав­лялось по числу членов семьи и что имелись льготы для «многосемей­ных», т. е. индикаторы экономических мотивов было разрабатывать легче, чем в предшествующих случаях.Труднее обстояло дело с инди­каторами социальных мотивов, поскольку в крупных городах наличие трех детей уже считается многодетностью и осуждается большинством населения.

Тем не менее, вот перечень этих индикаторов: «Если как следует все взвесить, то, видимо, рождение третьего ребенка в семье... расши­ряет круг интересов семьи, повышает моральный авторитет родителей и семьи в обществе, быстрее всего улучшает жилищные условия (53% — да, 26% — нет), позволяет лучше и правильнее воспитывать детей, рас­ширяет возможности в использовании общественных фондов, создает льготы для матери, родителей и семьи в быту и на производстве, воз­вращает вновь к заботам о малыше (94,6% —да и 2,2% — нет), стремле­ние просто иметь больше детей связано со стечением обстоятельств, с желанием детей иметь маленького брата или сестру, определяется тем, что в семье есть только 2 мальчика или 2 девочки (64,5% — да и 23% — нет)». Здесь вновь психологические мотивы преобладают над осталь­ными, хотя «квартирный вопрос» также внес свою лепту.

Следует отметить, что есть еще один способ измерения мотивов уже имеющихся в семье детей. Можно задать вопрос о мотивах рож­дения последнего ребенка, с досгаточно большим перечнем индика­торов, охватывающих конкретные виды мотивов рождения детей раз­ной очередности. И тогда однодетные отметят те индикаторы, кото­рые связаны были с рождением первенца, двухдетные — второго ре­бенка, и т. д.

292

Среди методов исследования репродуктивных установок и мотивов можно выделить измерение установок и мотивов рождения детей оп­ределенного пола, сыновей и дочерей. Это направление исследований не связано с разработкой каких-либо особых средств измерения, на­ходится где-то на периферии интересов социологов, видимо, в связи с незначительной распространенностью данного явления. Уменьшение потребности в детях сопровождалось ослаблением желания иметь сы­новей, и сегодня этот феномен в странах с низкой рождаемостью в связи с массовой однодетностью семьи потерял былое значение. В рамках инструментального подхода исследование установок на пол ребенка (в т. ч. и при усыновлении (удочерении) — еще одного феномена, мало изучаемого ныне, и все по тем же, пожалуй, причинам) в дальнейшем не имеет никаких теоретических перспектив

Вместе с тем, с точки зрения феноменологической эта тема столь же актуальна и важна, как и все прочие направления исследований семейного поведения. Следует помнить, что вообще репродуктивные установки и ориентации, помимо своего инструментально-технологи­ческого значения в рамках системы социально-диспозииионного дей­ствия, характеризуются также социально-символической функцией. Само наличие тех или иных установок и эксплицируемых вслух моти­вов обладает ценностью. Публичная демонстрация установок и убеж­дений, отвечающих принятым в обществе (в общности, этносе, груп­пе, среди значимых других) нормам, также приветствуется, как и по­добающие результаты проявляемого вовне поведения.

Кстати говоря, где-то здесь истоки двойного стандарта — убежде­ния, декларируемые на собрании, могут не совпадать с «личными» взглядами. Все это почти не исследовано в области репродуктивного поведения, поэтому вполне может быть, что выявляемые при инстру­ментальном подходе ценности поведения всего лишь средства для рес­пондентов доказать свою сопричастность «прогрессивному человече­ству», лишь символы принадлежности к «культурным, сознательным, рационально мыслящим» личностям. Поведение, ориентированное на подобную солидарность, столь же экзистенциально, что и само инст­рументальное поведение. Поэтому анализ социального символизма реп­родуктивных действий в конечном счете оказывается также инструмен­тальным по экзистенциальному критерию, т. е. по определению того, что способствует, а что нет самосохранению и выживанию отдельных индивидов, семей, групп, общностей и общества в целом. Качествен­ные методы анализа должны применяться прежде всего к подобным феноменам.