Файл: Театр билеты 1-22 внятно.docx

Разложение родовой общины и коллективной организации труда вызвало разложение хороводных игрищ. Оно выразилось в постепенном выделении из хора индивидуальных исполнителей — запевал (корифеев) и «лицедеев» (то есть актеров). Таких «актеров» в старинных русских хороводах обычно бывало не больше трех. Они входили в хороводный круг и, в то время как хор пел песню, разыгрывали ее содержание. Эти «актеры» и были, видимо, родо­начальниками будущих скоморохов. Разложение хороводных игрищ привело в конце концов к образованию новых игрищных жанров, отличавшихся от первых количественным соотношением хора и диалога. Хорическое игрище характеризовалось преобла­данием лирических или лирико-драматических черт, диалогичес­кое игрище — комедийных. Из сочетания этих двух видов слага­лись игрища промежуточного жанра, в которых комедийные моменты вкрапливались в качестве интермедий в лирико-драмати­ческие, и наоборот. Из хороводного игрища в конце концов вышла устная народная драма «Лодка», из диалогического — ко­медия о Петрушке. Аналогичная дифференциация произошла и в творчестве скоморохов.

К числу старейших относятся, например, весенние игрища, состоявшие из трех «действий», сложившихся вокруг одного обра­за и развивавших лишь одну тему (встреча, чествование и прово­ды весны).

Встреча весны начиналась хороводом, в котором «закликали» или «гукали» весну. На холмы взбегали молодые девушки и, обра­тившись лицом на восток, клали поясные поклоны; при этом пе­лись песни, в которых описывали приход весны: она едет на золо­том коне, пашет сохой землю, сеет хлеб. Само чествование весны было различным в разных местностях. Обычно вокруг весны во­дили хороводы девушки с венками из цветов на голове. Иногда одна из девушек затем рядилась семиком, надевала худую мужскую одежду с горбом на спине и брала в руки помело, парень рядился в женское платье, брал старое ведро и палку. В таком виде, ударяя палкой по ведру и разгоняя народ помелом, ходили они по деревне и собирали гостинцы '.

Похороны весны являлись наиболее устойчивой частью древ­него весеннего игрища, сохранявшегося у нас до середины XIX ве­ка. За время своего многовекового существования оно освоило черты христианских похорон, что нашло свое выражение в коми­ческом ряжении попом, а иногда попом и дьяконом, а также в пародийном церковном отпевании. Минуя позднейшие наслоения, остановимся на древней основе этого игрища. Собственно похоро­нам предшествовал последний хоровод. Девушка, изображавшая весну (кострому), плясала в кругу. В песне, сопровождавшей пляску, восхвалялась былая веселость весны и предрекалась ее скорая смерть. Но вот приближалась другая девушка, одетая в белую простыню. Все в ужасе шарахались в сторону со словами: «Смерть, смерть!» Молодежь кидалась защищать Кострому. Но, смерть ударяла ее веткой (вместо косы), и та замертво падала. Начиналось оплакивание, а затем похороны. Весну клали на дос­ку, скамью, в корыто или в наскоро сколоченный гроб и избирали плакальщиц, которые причитали во время всего траурного шест­вия. Главную роль среди плакальщиц играла мать весны; ее «роль» была особенно эмоциональной: мать плакала, причитала, металась, бросалась к умершей. Весенние игрища со временем переходили в обряды.

Еще более сложный, «многоактный» облик приняло свадебное игрище. Его старейшим зерном было умыкание, то есть похищение невесты женихом. Еще в Лаврентьевской летописи сказано, что у древлян брака «не бываше, но умыкиваху уводы девиця»; у севе­рян «браци не бываху... но игрища межю селы. Схожахуся на иг­рища, на плясанье и на вся бесовьская игрища, и ту умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся» 9. Умыкание в дальнейшем нашло отражение в двухлинейных хороводах и особенно в хоро­водной игре «А мы просо сеяли», на что прямо указывают и слова песни («А нам надо девицу», «А мы возьмем девицу») и действие (при последних словах крайний парень берет крайнюю девушку, и перетягивает ее на свою сторону). Умыкание отражено и в «пере­корах» дружек.

Со временем свадебное игрище настолько разрослось, что празд­новалось с перерывами около шести недель. Оно было насыщено песнями, приноровленными буквально к каждому из эпизодов. Украинское и белорусское наименование свадьбы «веалля», то есть «вяселие», «празднество» (польское «веселе»), подчеркивает ее игрищный характер. Многие этнографы XIX—XX веков воспри­нимали свадьбу как драматическое действо и называли ее «свадеб­ной драмой», тем самым как бы причисляя ее к области художест­венных явлений.

В свадьбе, как правило, выступали два хора — женский и мужской, представлявшие обычно два брачащихся рода. Первый хор состоял из подруг невесты во главе с ней самой, второй — из товарищей жениха во главе с ним. На свадьбе (именовавшейся в некоторых местностях «сварьбой», то есть ссорой) происходила борьба этих двух хоров — со стороны жениха наступательного, со стороны невесты — оборонительного; первый хор имел характер драматический, второй — комедийный. '

Обильно включаемые в игрища песни и диалоги помогали ха­рактеристике игрищных образов. Постепенно свадебное иггапце, переосмысляясь магически, перерастало в свадебный обряд£'д"

Игрищный характер имели также массовые поминки; они были приурочены к весне и назывались «русалиями». В XI веке славяне «уходили на распутия и отправляли странныя игры, чтобы этим успокоить тень умершаго. Они жалобно пели и, надевши маски, бегали по разным местам» 10. В XV веке содержание понятия «ру­салии» определялось так: бесы в образе человеческом, «овы бьяху в бубны, друзии же в козице и в сопели сопяху, инии же, возло­живши на лица скураты *,. идяху на глумленье человеком и мно­гие, оставивши церковь, на позор течаху и нарекоша те игры русальи» ". А московский «Азбуковник» 1694 года уже определяет русалии как «игры скоморошеские». Такова эволюция русалий.

Зародившись в народной среде при родовом строе, театраль­ное искусство при феодализме культивировалось, с одной сторо­ны, народными массами, а с другой — феодальной знатью; соот­ветственно дифференцировались и скоморохи. Так закладывались предпосылки к развитию двух культур, отражавших идейную борьбу своего времени. Вместе с тем эти театральные культуры несомненно оказывали влияние друг на друга. Господствующие классы имели большие возможности для того, чтобы обеспечить театру быстрейшее развитие. Кроме того, они могли пользоваться достижениями, перенимать опыт более развитого театра некоторых других народов. Поэтому культура господствующих классов иг­рала тогда прогрессивную роль в общем развитии театра.

Древнерусское государство было создано для защиты классо­вых интересов землевладельцев. Расцвет его относится к XI веку. В короткий промежуток времени оно выросло q государство, мощ­ное в экономическом и политическом отношении. Народные массы всячески сопротивлялись усилению эксплуа­тации, которую нес с собой феодализм. Смерды восставали против крупных землевладельцев — бояр, городские ремесленники — против купцов и ростовщиков, те и другие — против новой, хри­стианской религии. Недовольством стремились воспользоваться служители языческого культа — волхвы. Религиозные мотивы в этой борьбе переплетались с политическими. Изменения в социаль­но-экономической жизни вызвали изменения и в области идеоло­гической. Вместо родового права стало создаваться новое, фео­дальное — «Русская правда». На смену складывавшейся при ро­довом строе, но все еще находившейся в зачаточном состоянии религии Перуна, Велеса, Даждь-бога пришла новая, христианская. Христианство сблизило русскую культуру с византийской, ввело Русь в круг европейских государств. :

В условиях широких международных связей осведомленность Киевской Руси о византийском театральном искусстве была вполне естественной. Факты говорят следующее: в 957 году великая кня­гиня Ольга знакомится с театром в Константинополе. На фресках Киево-Софийского собора последней трети XI века изображены ипподромные представления. Если Владимир Святославич кре­стился в Корсуни (Херсонесе), то, следует думать, он там мог по­знакомиться с представлениями библейских драм. В 1068 году впервые упоминаются в летописях скоморохи.

История культуры народов, населявших европейскую равнину, особенно причерноморский край, до славян, недостаточно ясна. Однако не подлежат сомнению их культурные связи с гре­ческими колониями, которые, как известно, жили полноценной экономической, политической и общественной жизнью. В гречес­ких колониях были и театры. Об этом с точностью свидетельствуют Древние писатели, а также обнаруженные на камнях надписи 12. Во II веке н. э., при императоре Адриане, существовала даже пере­движная труппа актеров, посещавшая Черноморское побережье 13. Актеры могли проникать и на север. Подтверждает эту догадку изображение греческого музыканта (кифарэда) на стене могиль­ного склепа в Неаполе Скифском, близ Симферополя. Наконец, археологами обнаружены театральные здания в Ольвии, находив­шейся на великом водном пути из варяг в греки, в Херсонесе и в других колониях. Северные же причерноморские народы вели с греческими колониями оживленную торговлю и даже, селились неподалеку от них (селище близ Ольвии). Поэтому можно не со­мневаться, что не только предшественники славян, но и сами сла­вяне были знакомы с греческим, эллинистическим и византийским театром. Однако пока у нас нет данных для более подробного рас­крытия этих театральных связей. Надо надеяться, что дальнейшие работы археологов обогатят пока скудные сведения по истории раннего театра на Руси.

Таким образом, можно полагать, что Киевской Руси были известны театры трех родов: придворный, церковный, народный. Остается выяснить, бытовали ли они в Киеве. А если бытовали, то в руках исследователей оказывается еще одно весьма веское доказательство в пользу высокого уровня культуры домонгольской Киевской Руси.

Старейшим «театром» были игрища народных лицедеев — ско­морохов. Однако в родовом обществе они выполняли, надо пола­гать, совсем иные функции, чем при феодализме, содействуя родо­вому и племенному сплочению.

Скоморошество — явление сложное. Не вполне ясна его ранняя история. Скоморохи не раз привлекали к себе внимание ученых, но при изучении их творчества допускались серьезные методологи­ческие ошибки: искусство скоморохов изучалось в отрыве от их произведений, вне общеисторического процесса. Долгое время господствовала культовая точка зрения на происхождение скомо­рошества. Некоторые ученые, например И. Беляев, А. Понома­рев, И. Барщевский, А. Морозов, считали скоморохов своего рода волхвами 14. Подобная точка зрения ошибочна, ибо скоморохи, участвуя в обрядах, не только не усиливали их религиозно-маги­ческий характер, но, наоборот, вносили мирское, светское содер­жание. Столь же неверна теория зарубежного происхождения скоморохов, введенная в научный обиход А. Н. Веселовским, А. И. Кирпичниковым и их последователями. Исходя из непра­вильного толкования термина «скоморох» как якобы термина за­рубежного, они делали тот же вывод и относительно самой профес­сии, забывая при этом о самом главном — об органической связи скоморохов с бытом русского народа и о своеобразии их искусства. Позднее была предложена теория национального происхождения термина «скоморох» 15. Изучение советскими учеными экономики, культуры, и в частности ремесел Древней Руси, дает исследователю ключ к марксистскому изучению истории скоморохов.

Скоморошить, то есть петь, плясать, балагурить, разыгрывать сценки, мог всякий. Но скоморохом-умельцем становился и назы­вался только тот, чье искусство выделялось над уровнем искусст­ва масс своей художественностью. «Всяк спляшет, да не как ско­морох»,— говорит русская поговорка. Так постепенно создава­лась почва для того, чтобы искусство скоморохов в дальнейшем сделалось их профессией, ремеслом. А. М. Горький писал: «Осно­воположниками искусства были гончары, кузнецы и златокузнецы, ткачихи и ткачи, каменщики, плотники, резчики по дереву и кости, оружейники, маляры, портные, портнихи и вообще — ре­месленники, люди, чьи артистически сделанные вещи, радуя наши глаза, наполняют музеи» 16. В одном ряду с перечисленными мастерами стоят и скоморохи.

Первые летописные сведения о скоморохах совпадают по вре­мени с появлением на стенах Киево-Софийского собора фресок, изображавших скоморошьи представления. Вряд ли это совпадение случайно: оно наглядно иллюстрирует жанровые разновидности искусства скоморохов, указывает время, когда они привлекли к себе внимание, и говорит о двояком к ним отношении. Монах-летописец называет скоморохов служителями дьявола, а худож­ник, расписывавший стены собора, счел возможным включить их изображения в церковные украшения наряду с иконами. Но ле­тописные сведения совпадают по времени и с одним из киевских народных восстаний; вряд ли и это случайно, если иметь в виду, что скоморохи были связаны с массами и что одним из видов их искусства был «глум», то есть сатира, которая в дни восстания могла иметь антифеодальный и антиклерикальный характер,— тогда оценка летописца станет вполне понятной. Особого внима­ния заслуживает с этой точки зрения, правда более позднее (XIII век), свидетельство рязанской «Кормчей». Она именует ско­морохов «глумцами», то есть насмешниками. Глум, издевка, сатира и в дальнейшем будут прочно связаны со скоморохами. Очевидно, по мере обострения классовой борьбы скоморохи становятся все активнее в этом отношении.

Насквозь мирское искусство скоморохов было враждебно церкви и клерикальной идеологии. О ненависти, которую питали цер­ковники к искусству скоморохов, свидетельствуют записи летопис­цев. Так, в «Повести временных лет» говорится: «Дьявол лстить, и другыми нравы, всячьскыми лестьми превабляя ны от бога, трубами и скоморохы, гусльми и русальи». Летописец с негодова­нием отмечает успех искусства скоморохов у простого народа в ущерб посещению христианского богослужения: «Видим бо игрища утолочена и людий много множьство, яко упихати начнуть друг друга, позоры деюще от беса замышленного дела, а церкви сто­ять» ". Церковные поучения XI—XII веков объявляют грехом и ряжения, к которым прибегали скоморохи: «Москолудство вам братие нелепо имети» 18.

Особенно сильному преследованию скоморохи подверглись в годы татарского ига, когда церковь, авторитет которой заметно возвысился, стала усиленно проповедовать аскетический образ жизни. Так, митрополит Кирилл в своем поучении 1274 года за­прещал ходить «на русалии скоморохов и прочие диавольские игры». Рязанская «Кормчая» 1284 года осуждала «скомрахов, гоудцов, свирелников, глумцов». Летопись Переяславля Суздаль­ского (XIII век) сетовала на распространение короткого мужского платья: «Начата... кротополие носити... аки скомраси» 19. Ника­кие, преследования не искоренили в народе скоморошье искусство.