Файл: ВВЕДЕНСКАЯ. РУССКИЙ ЯЗЫК И КУЛЬТУРА РЕЧИ.pdf

Интонация отличает устную речь от письменной, делает ее богаче, выразительнее, придает ей неповторимый, индивидуальный характер.

Известен, например, такой случай. Академик А. Е. Ферсман, минеролог, один из основоположников геохимии, делал доклад о Дмитрии Ивановиче Менделееве. Процитируем академика Б. М. Кедрова, присутствовавшего на этом докладе:

Получив слово, Ферсман встал, поклонился, начал говорить, произнес первые слова об оценке Энгельсом научного подвига Менделеева. А потом... Потом вдруг исчезли слова. Произносившиеся фразы звучали, словно переложенные на музыку, сливались в общий аккорд, который, казалось, заполнил собою весь зал. Притихшие люди, потолок и стены, стол президиума и сам докладчик исчезли, остался только голос, рисующий одну картину за другой. Это была подлинно поэтическая импровизация. Мысли оратора, да еще так ярко преподнесенные слушателям, буквально рождались на их глазах. <..> Докладчик кончил. В зале царила тишина, и все сидели словно зачарованные, ошеломленные необычностью речи, которая была похожа на стихи.

Выступление А. Е. Ферсмана решено было опубликовать. Б. М. Кедрову принесли дешифрованную стенограмму.

Я стал ее читать, — вспоминает Б. М. Кедров. — Слова были те же, но — серые, обыденные. Вот что значит — лишение слова звуковой формы, где все зависит от интонации, от ударения. На бумагу всего этого перенести нельзя, вся их музыкальность пропадает. И мне стало грустно (Природа. 1983. № 11).

О том, что интонация отличает устную речь от письменной, пишет ученый-лингвист А. Б. Шапиро:

...в устной речи мы делаем много таких пауз, повышений и понижений тона, замедлений и убыстрений темпа речи, изменений тембра голоса и т. п., которые никогда не отмечаются и не могут отмечаться в письменном тексте уже по одному тому, что для этого потребовалось бы огромное количество разнообразных знаков, — наверное, не меньше, а возможно и больше, чем их требуется для музыкальных текстов [84, 178].

Необходимо сказать и о синтаксической функции интонации. Она указывает:

—конец фразы;

—ее законченность или незаконченность;

— к какому типу относится предложение, содержит оно вопрос, восклицание или повествование. В письменной речи о синтаксической роли интонации читатель узнает по знакам препинания.

Прямое назначение знаков препинания,— считает К. С. Станиславский,— группировать слова фразы и указывать речевые остановки или паузы. Они различны не только по продолжительности, но по характеру. Последний зависит от той интонации, которая сопровождает речевую остановку. Иначе говоря, каждый знак препинания требует соответствующей ему, характерной для него интонации [80, 131].

Каков же характерный мелодический рисунок каждого из знаков препинания?

Точке присуща интонационная фигура звукового понижения основного тона — своеобразного падения звука. Для того, чтобы точка зазвучала активнее, определеннее, необходимо большее повышение звука перед завершающим словом. Это увеличит амплитуду звучания, и голосовой удар на понижении прозвучит энергичнее.

Не все точки имеют одинаковую интонационную структуру. Если последующая фраза тесно связана по смыслу с предыдущей, развивает и дополняет ее, точка не должна зазвучать с такой активностью, амплитуда не будет столь велика, понижение звучит слабее. Лишь завершающая точка получает наибольшую звуковую определенность: голос опускается «на дно», утверждая законченность мысли. Такое различие интонационной структуры по силе звучания носит название градации точки.

Запятая, наоборот, характеризуется повышением звука, который завершается своеобразным «голосовым загибом», обрывающим звук и предупреждающим, как поднятая кверху рука, о том, что мысль не завершена. Этот обрыв повышающейся интонации заставляет слушающего внутренне ожидать ее завершения, а продолжение фразы, начавшееся с той же звуковой ступени, на которой прозвучала эта «запятая», психологически соединится для него с ее началом.

Двоеточие интонационно подготавливает слушающего к продолжению мысли, в его интонации ощущается движение, развитие, передаваемое легким звуковым толчком.

Вопросительный знак требует резкого и быстрого подъема звука на вопросительном слове, которое сопровождается характерной фигурой так называемого «кваканья». Высота и скорость подъема, форма звуковой фигуры создают градацию вопроса.

Восклицательный знак начинается с быстрого и энергичного звукового подъема, после чего голос резко падает книзу. Чем выше взлет и резче падение, тем интенсивнее звучит восклицание.

Особый интонационный рисунок каждого знака препинания, градация силы и характера логического ударения, темп и ритм смены речевых тактов позволяют четче вылепить звуковой образ мысли, сделать так, чтобы она легко воспринималась на слух.

Характеристика устной речи будет неполной, если не сказать еще об одной ее особенности — о паузе. Редко кто из говорящих задумывается над тем, что такое пауза, для чего она нужна, какие паузы бывают.

Считается, что пауза особой роли в речи не играет, что ее никто не замечает, что она нужна исключительно для вдыхания воздуха в легкие.

А почему же тогда, если наш собеседник во время разговора вдруг делает паузу, мы испытываем чувство волнения: что это с ним произошло? не приступ ли? или он на что-то обиделся? или засомневался в правоте моих слов? И с нетерпением ждем, когда последует продолжение разговора.

Действительно, пауза (лат. pausa от греч. pausis — прекращение; остановка) — временная остановка звучания, в течение которой речевые органы не артикулируют и которая разрывает поток речи. Пауза — это молчание. Но и молчание может быть выразительным и значимым. Даже наука такая есть — паузология. Первый паузолог США профессор О'Коннор считает, что паузы могут сказать о человеке не меньше, чем слова, что в разговоре на них уходит 40—50% времени.

Не случайно, говоря о первом спектакле в Московском Художественном театре, о том, как играли актеры и как принимали их зрители, В. И. Немирович-Данченко вспоминает и о... паузах. Он подчеркивает, что они в речи актеров были «не пустые, а заполненные дыханием этой жизни и этого вечера; паузы, в которых выражалось недоговоренное чувство, намеки на характер, полутона».

Тонкий знаток сценического искусства, прекрасно знающий возможности живого устного слова с его разнообразием интонаций и пауз, Немирович-Данченко понимал, что паузы бывают разные. Он писал: «паузы не пустые, а заполненные».

Что же имел в виду В. И. Немирович-Данченко, противопоставив «пустые» паузы «заполненным»? Какие паузы он считал «пустыми»? В письме К. С. Станиславскому читаем:

Прежде всего роль знать, как «Отче наш», выработать беглую речь, не испещренную паузами, беглую и легкую. Чтобы слова лились из Ваших уст легко, без напряжения.

Вот, оказывается, в чем причина «пустых» пауз в сценической речи. Это — плохое знание текста роли, когда актер постоянно думает о том, что дальше следует говорить.

«Пустые» паузы встречаются и в обыденной обстановке. Есть люди очень ограниченные, их интеллект слабо развит, они почти ничего не читали, мало что знают. Когда они вступают в разговор, то речь их бывает «испещрена» паузами, ничего не значащими, не несущими никакой информации. Такие паузы не создают комфорта при общении, они затягивают разговор, а некоторых собеседников даже раздражают.

Кто-нибудь из читателей может возразить: «Но ведь человек, когда говорит, должен думать, что и как сказать. Для этого необходимо время, вот он и делает паузы. Разве это плохо?»

Конечно, нет! С пустой паузой, порожденной отсутствием мысли, не следует смешивать паузы хезитации, т. е. паузы обдумывания, размышления.

Чаще всего паузы хезитации встречаются в речи людей, обсуждающих политические, социальные, научные проблемы, когда у выступающих еще не сформировалось окончательное мнение по обсуждаемой проблеме, они ищут решение вопроса, вслух обдумывают его. Паузы помогают говорящим оформить свои мысли и предложения, находить лучшую, наиболее точную и ясную форму изложения. Паузы размышления возникают в любом месте высказывания и отражают колебания при выборе возможных речевых средств. Их могут заменять сочетания слов: «пожалуй», «точнее сказать...», «лучше сформулировать так...», «правильнее будет...», «нет, не так надо сказать...» После этих оговорок дается новая формулировка мысли. Паузы хезитации уместны и необходимы.

В теории публичной речи, кроме интонационно-логической, выделяют еще психологическую паузу. В чем ее суть? Чем она отличается от логической? К. С. Станиславский на эти вопросы отвечает так:

...в то время как логическая пауза механически формирует такты, целые фразы и тем помогает выяснить их смысл, психологическая пауза дает жизнь этой мысли, фразе и такту, стараясь передать их подтекст. Если без логической паузы речь безграмотна, то без психологической она безжизненна.

Логическая пауза пассивна, формальна, бездейственна; психологическая — непременно всегда активна, богата внутренним содержанием.

Логическая пауза служит уму, психологическая — чувству. <.. > Знаете ли вы, как высоко ценится психологическая пауза?

Она не подчиняется никаким законам, а ей подчиняются все без исключения законы речи.

Там, где, казалось бы, логически и грамматически невозможно сделать остановки, там ее смело вводит психологическая пауза. Например: представьте себе, что наш театр едет за границу. Всех учеников берут в поездку, за исключением двух. — Кто они? — спрашиваете вы в волнении у Шустова. — Я и... (психологическая пауза, чтобы смягчить готовящийся удар или, напротив, чтобы усилить негодование)... и... ты!— отвечает вам Шустов.

Вам известно, что союз «и» не допускает после себя никаких остановок. Но психологическая пауза не стесняется нарушить этот закон и вводит незаконную остановку [80,102—103].

Помимо пауз хезитации, логических и психологических выделяются еще интонационно-синтаксические паузы. Они соответствуют знакам препинания в письменной речи и различаются длительностью. Самая короткая пауза — на месте запятой, а самую длинную требует точка. Интонационно-синтаксической паузой отделяются в звучащей речи однородные члены предложения, вставные конструкции, обращения; пауза заполняет то место в предложении, где подразумевается пропуск слова.

Есть еще две разновидности пауз.

Представим себе такую картину: идут вступительные экзамены. Абитуриенты пишут диктант. Преподаватель читает текст медленно, повторяет части предложения и, повторяя, делает паузы. Что это за паузы? Как они называются? Какова их функция?

Прежде чем ответить, приведем другой случай. У причала стоит туристический пароход «Капитан Сутырин». Пассажиры стоят на палубе, провожающие на пристани. Все спешат сказать друг другу слова, которые кажутся самыми важными, самыми нужными. «Я... тебя прошу... будь осторожен...» «Что?.. Не... пони...маю...!» «Будь...

осто... рожен... Понял?!» Еще одна картина. На плацу маршируют новобранцы. Раздается команда: «На ле... во! Шагом... марш!» Паузы... паузы... паузы!

Чем они вызваны? Ситуацией. Какова их функция? Надо, чтобы абитуриенты успели написать текст диктанта, чтобы в шуме и на далеком расстоянии люди услышали и поняли друг друга, чтобы новобранцы успели подготовиться выполнить команду. Поскольку паузы вызваны той или иной ситуацией, они называются

ситуативными.

Последняя разновидность — паузы физиологические. Они появляются, когда не хватает воздуха в легких, особенно при одышке, или когда поражена центральная нервная система и в результате забывается нужное слово, трудно выразить какую-нибудь мысль. Хорошо, если человек обходится без таких пауз!

В заключение разговора о паузах приведем слова К. С. Станиславского: «Пауза — важнейший элемент нашей речи и один из главных ее козырей».

Так будем внимательны к паузам, научимся пользоваться ими!

Из истории изучения интонации

Можно ли сомневаться в том, что интонация присуща речи с начала ее зарождения? Думаем, что нет. А вот на вопрос, когда на нее обратили внимание, когда она стала объектом научного изучения и почему, ответить без знания истории науки трудно.

Интонация заинтересовала прежде всего теоретиков ораторского искусства еще в античные времена. Оратор должен уметь говорить четко, ясно, чтобы все понимали, о чем он ведет речь. Кроме того, оратор должен воздействовать не только на разум, но и на чувства слушателей, должен уметь завоевать их симпатию, склонить на свою сторону, вызвать нужную ему реакцию. Он должен знать, как это сделать, какие средства звучащей речи необходимо для этого использовать. Вот почему ораторы Древней Греции и Древнего Рима, закладывая основы ораторского искусства, писали и об интонации.

В их трудах, дошедших до нас, описана речевая мелодия, определено ее отличие от музыкальной, охарактеризованы ритм, темп, паузы, говорится о важности разделения потока речи на смысловые части. Можно, действительно, сказать, что интонацией стали интересоваться со времен легендарного Ромула, основавшего Рим.

Проблема интонации привлекла теоретиков публичной речи и в средние века. Но для нас больший интерес представляют работы, появившиеся в России в XVIII столетии. Именно в это время формулируются основные теоретические положения ораторского искусства, которые остаются актуальными и в наши дни. Одним из таких теоретиков был М. В. Ломоносов. Часть четвертая его «Краткого руководства к риторике» называется «О произношении». Здесь он пишет о том, что произношение «имеет великую силу», поэтому «кто подлинный ритор быть желает, тот в приличном слову произношении должен часто упражняться и наблюдать следующие правила». Каковы же они? М. В. Ломоносов советует:

Слово произносить должно голосом чистым, непрерывным, не грубым, средним, т. е. не очень кричным или весьма низким, равным, т. е. не надлежит вскрикивать вдруг весьма громко и вдруг книзу опускаться, и, напротив того, неприлично произносить одним тоном, без всякого повышения или понижения, но, как произносимый разум требует, умеренно повышать и понижать должно и голос. В вопрошениях, в восклицаниях и в других сильных фигурах надлежит оный возносить с некоторым стремлением и отрывом. В истолковании и в нежных фигурах должно говорить равнее и несколько пониже; радостную материю веселым, печальную плачевным, просительную умильным, высокую великолепным и гордым, сердитую произносить гневным тоном. И словом, голос свой управлять должен ритор по состоянию и свойствам предлагаемыя материи.

Используя термин голос, М. В. Ломоносов имеет в виду интонацию. Он обращает внимание оратора на изменение тона, его повышение или понижение, на силу звучания, пишет об особенностях интонации вопросительных и восклицательных предложений, о тембре при передаче различных эмоций. В следующем параграфе речь идет о членении высказывания на смысловые отрезки, о паузах, которые оформляют это деление, и наконец, о темпе речи. Процитируем М. В. Ломоносова:

Каждый период должно произносить отдельно от прочих, т.е., окончив оный, несколько остановиться; части его, разделенные двоеточиями и запятыми, отделять малою переменою голоса и едва чувствительною остановкою; каждое речение, склад и литеру выговаривать чисто и ясно и в один дух излишне не захватывать, ибо сие понуждает часто в непристойном месте остановиться или, несколько складов не договоря, пропустить. Ненадобно очень спешить или излишнюю протяжность употреблять, для того что от первого слова бывает слушателям невнятно, а от другого скучно.

В XVIII—XIX веках с развитием театрального искусства интонацию начинают рассматривать как важный элемент сценической речи. Для актера, как и для оратора, звучащая речь — основное средство передачи мыслей, чувств, средство воздействия на зрителей, поэтому актер должен уметь использовать все возможности языка, знать его законы.

Специалисты по выразительному чтению, актерскому мастерству, сравнивая сценическую речь с обыденной, определили особенности ее интонации. На примере анализа художественного произведения они показали, какую функцию выполняет интонация, каковы ее составляющие, с какой интонацией следует читать то или иное произведение.

Особое внимание уделялось связи пунктуации с характером произношения текста, подчеркивалось, что знаки

Теоретические высказывания о характере русской интонации и советы по практическому ее использованию в сценической речи обобщил и развил дальше К. С. Станиславский. В сочинениях «Работа актера над собой», «Работа актера над ролью», «Моя жизнь в искусстве» он неоднократно обращается к вопросу о звучащей речи, высказывает ряд интересных суждений и всегда облекает их в живую, красочную, увлекательную форму. Читать его сочинения — одно удовольствие. Многое иначе начинаешь воспринимать и понимать. Вот, например, как он описывает нашу речь, наше произношение:

Я понял еще, что все люди как в жизни, так и на сцене говорят ужасно. <.. > Мы не чувствуем своего языка, фраз, слогов, букв и потому легко коверкаем их: вместо буквы Ш произносим

ПФА, вместо Л говорим УА. Согласная С звучит у нас, как ЦС, а Г превращается у некоторых в ГХА. Прибавьте к этому оканье, аканье, шепелявость, картавость, гнусавость, взвизгивание, писки, скрипы и всякое косноязычие. Слова с подменными буквами представляются мне теперь человеком с ухом вместо рта, с глазом вместо уха, с пальцем вместо носа.

Слово со скомканным началом подобно человеку с расплющенной головой. Слово с недоговоренным концом напоминает мне человека с ампутированными ногами. <.. >

Когда у некоторых людей от вялости или небрежности слова слипаются в одну бесформенную массу, я вспоминаю мух, попавших в мед; мне представляется осенняя слякоть и распутица, когда все сливается в тумане.

Аритмия в речи, при которой слово или фраза начинается медленно, а в середине вдруг ускоряется, для того чтоб в конце неожиданно точно шмыгнуть в подворотню, напоминает мне пьяного, а скороговорка — пляску святого Витта

[80, 56].

Проводя эксперименты со своим голосом, следя за его изменениями в результате специальных упражнений, внимательно прислушиваясь к интонации драматических и оперных актеров, беседуя с мастерами сцены об их работе над голосом, Станиславский пришел к выводу: характер интонации, окраска голоса зависят как от звучания гласных, так и согласных. Он любил повторять фразу: «Гласные — река, согласные — берега». Пение с рыхлыми согласными, по образному выражению Станиславского, уподобляется реке без берегов, превратившейся в разлив с болотом, с топью, в которых вязнут и тонут слова.

Разрабатывая теорию интонации, он стремился осмыслить роль и функцию согласных в звучащей речи, их отличительные физиологические и акустические особенности. Так, о сонорных и звонких шумных согласных пишет:

В этих звуках ясно различаешь тянущуюся ноту гортанного происхождения, которая поет почти так же, как гласные. Разница лишь в том, что звук не выходит наружу сразу и беспрепятственно, а задерживается зажимом в разных местах, от которых и получает соответствующую окраску. Когда же этот зажим, задерживающий гортанные звуковые накопления, лопается, то звук вылетает наружу. Так, например, при Б накопляемое гортанное гудение задерживается сжатием обеих губ, которые дают звуку характерную для него окраску. После разжатия зажима происходит лопание, и звук свободно вылетает наружу [80, 62].

По глубокому убеждению Станиславского, чтобы овладеть в совершенстве интонацией, необходимо знать, при каком положении рта, губ, языка они образуются, т. е. знать устройство речевого аппарата, его резонаторов. И не только знать его устройство, но и четко представлять, какой оттенок приобретает звук в зависимости от того, в какой полости он резонирует, куда направлен. Например, специалисты по вокалу считают, что звук, который «кладется на зубы» или посылается «в кость», т. е. в череп, приобретает металл и силу, звуки, которые попадают

вмягкие части нёба или в голосовую щель, резонируют, как в вате.

Агубы? Насколько важна для образования звуков хорошо развитая их артикуляция? Вот какой, по словам Станиславского, она бывает у натренированного артиста:

...я внимательно следил за его губами. Они напоминали мне тщательно пришлифованные клапаны духового музыкального инструмента. При их открытии или закрытии воздух не просачивается в щели. Благодаря этой математической точности звук получает исключительную четкость и чистоту. В таком совершенном речевом аппарате артикуляция губ производится с невероятной легкостью, быстротой и точностью.

Затем Станиславский сравнивает с артикуляцией своих губ:

У меня не то. Как клапаны дешевого инструмента плохой фабрики, мои губы недостаточно плотно сжимаются. Они пропускают воздух, они отскакивают, у них плохая пришлифовка. Благодаря этому согласные не получают необходимой четкости и чистоты.

Заканчивается рассуждение о роли артикуляции губ словами:

Когда вы это поймете так же, как теперь понял это я, вы сами сознательно захотите заняться и развить артикуляцию губного аппарата, языка и всех тех частей, которые четко вытачивают и оформляют согласные [80, 65— 66].

Конечно, не у каждого человека бывает сильный, гибкий, с большим диапазоном голос. Он может быть хриплым, гнусавым, очень слабым, блеклым, невыразительным. Станиславский предупреждает, что некоторые недостатки вокала неисправимы, таково их природное свойство или результат болезни голоса. Но чаще всего голосовые изъяны можно устранить с помощью правильной постановки звука, а при болезни — с помощью лечения. В любом случае надо использовать все средства, чтобы быть всегда «в голосе», т. е. «чувствовать, что

можешь управлять своим звуком, что он повинуется тебе, что он звучно и сильно передает все мельчайшие детали, переливы, оттенки творчества».

Как же этого добиться? Ведь каждый человек, будь он актер, преподаватель, политик, юрист, священник, бизнесмен, врач или кто-то другой, должен научиться владеть и управлять своим голосом.

Известная французская актриса Марина Влади вспоминает, как В. Высоцкий готовился к выступлениям:

Тело свое ты разогреваешь перед каждым спектаклем, делая специальную гимнастику актера... Тебе такая гимнастика просто необходима. В «Гамлете» ты теряешь за один спектакль два-три килограмма. В «Жизни Галилея» — еще больше, потому что четыре часа ты не покидаешь сцену. Именно благодаря этим упражнениям твой знаменитый голос, хриплый, когда ты поешь, становится по-настоящему ясным и сильным на сцене. Я не помню, чтобы у тебя хоть раз совершенно пропал голос, а ведь это — постоянный страх артистов.

Примечателен и такой факт. Станиславский, приступив к занятиям по исправлению своей речи, дал обет:

Буду все время, постоянно следить за собой и за постановкой голоса! Превращу жизнь в сплошной урок! Таким путем я разучусь говорить неправильно.

Не следует ли и всем нам прислушаться к этому совету?

Контрольные вопросы и задания

1.Раскройте содержание понятия «ораторское искусство». Назовите основные особенности ораторского искусства как социального явления.

2.Расскажите об основных факторах, влияющих на установление контакта между оратором и слушателями.

3.Охарактеризуйте этапы подготовки ораторской речи.

4.Что такое «композиция речи»? Дайте характеристику ее основных элементов.

5.О каких методах изложения материала и приемах привлечения внимания вы узнали в этой главе?

6.Что понимается под логическим ударением, речевым тактом, интонацией? Какие виды пауз существуют? Назовите основные интонационные конструкции.

7.Каков интонационно-методический рисунок знаков препинания в русской устной речи?

письма.

ГЛАВА 6

Официально-деловаяписьменнаяречь

6.1. Из истории русского делового письма

Русская официально-деловая письменная речь имеет многовековые традиции и глубокие исторические корни. Знакомство с ее историей позволит лучше понять причины и закономерности формирования особого стиля языка, обслуживающего сферу официально-деловых отношений, выявить особенности национальной культуры русского делового письма, его интернациональные свойства.

Первые письменные документы, дошедшие до наших дней, свидетельствуют о том, что уже в X веке в Древнерусском государстве практиковалось составление официальных документов. В этот период в основном документируются правовые отношения (жалованные и вкладные грамоты, завещания), создаются также документы, фиксирующие конкретные частные правоотношения (заемные, закладные кабалы, фиксирующие заем денег; полные грамоты, составляемые при продаже в рабство; отпускные грамоты и т. д.).

Накопление опыта официально-делового письма выражалось в появлении устойчивых образцов обращений и завершений в текстах документов, формуляров, т. е. устойчивых типовых форм отдельных наиболее распространенных документов, из которых составлялись своеобразные пособия по делопроизводству — «формулярники». В этот период складывались традиции русской системы делопроизводства, обработки и хранения документов. Отдельные нормы работы с документами находили закрепление в законодательстве. Таким образом, вырабатываемые практикой традиции постепенно становились нормами обычая, закладывая основу будущей системы делопроизводства.

Существенной вехой в развитии русского официально-делового письма стало приказное делопроизводство (первые государственные учреждения назывались приказами) XV—XVII века. В этот период шло формирование русского централизованного государства, закладывались основы государственного аппарата, системы государственного делопроизводства. Официально-деловое письмо этого периода приобрело уже такие важные признаки документа, как устойчивые текстовые формулировки, определенное расположение материала, устойчивые информационные элементы (реквизиты, языковые формулы), расположенные в определенной последовательности.

Как правило, документ начинался с обращения, даты или обозначения автора и адресата документа. Так, например, царские указные грамоты начинались указанием автора и адресата (от кого — кому): «От царя и великого князя Алексея Михайловича, всея Великой и Малой и Белой России самодержца, боярину нашему и воеводам князю Якову Куденетовичу Черкасскому...»; «...князю Ивану Алексеевичу с товарищами...». Челобитные и отписки начинались с обращения: «Царю государю и великому князю Алексею Михайловичу, всея Великой и Малой и Белой России самодержцу, бьет челом сирота твой Ивашко Михайлов...»; « Царю государю и великомукнязю Михаилу Федоровичу всея Руси бьет челом холоп твой...». При обращении к великому князю служилые люди подписывались холопами, посадские люди и крестьяне — сиротами; духовные лица — богомольцами. В заключительной части указной грамоты обозначалась дата ее составления и место, где она была написана. «Писан в царствующем граде Москве в наших царских палатах. Лета 1166 года, марта в 16 день».

Таким образом, в приказной период постепенно складывается система делопроизводства центральных и местных учреждений, создаются устойчивые формы документов и приемы их составления.

На смену приказному делопроизводству пришла система коллежского делопроизводства. Генеральный регламент, утвержденный Петром I в 1720 г, ввел систему делопроизводства, получившую название «коллежской» по названию учреждений нового типа — коллегий. Этим законодательным актом делопроизводственная деятельность окончательно закрепляется за самостоятельным подразделением — канцелярией.

В коллежском делопроизводстве возникло большое число новых документов. Официально-деловая письменная речь пополнилась значительным количеством новых слов и терминов иноязычного происхождения, что объясняется стремлением Петра I приблизить русское официально-деловое письмо к западным образцам. В этот период вошли в оборот такие слова, как администратор, актуариус, асессор, аудитор, бухгалтер, губернатор, инспектор, маклер, министр и др. Появились и новые названия документов: векселя, облигации, реляции, мемории, рапорты, журналы, протоколы, корреспонденция, инструкция и др.

Существенные изменения в петровское время претерпевает и форма документов. Появляются «генеральные формуляры» — образцы, по которым следовало составлять документы. Самостоятельным элементом формуляра становится наименование документа. Кроме реквизитов, выделившихся из текста, появляется ряд реквизитов, отражающих различные стадии процесса документирования или стадии обработки документов: подписи, отметки о согласовании, регистрационные индексы и др. Губернская реформа Екатерины II завершила петровские преобразования государственного аппарата России, внесла единообразие в устройство губерний, разграничив места административные, судебные и финансовые. Губернские учреждения были подчинены непосредственно Сенату. Этот иерархический порядок взаимоотношений учреждений сохранялся в течение всего XIX века, в определенной степени он присутствует и в современном делопроизводстве.

В начале XIX века в недрах коллежской системы зародилась новая система управления — министерская, просуществовавшая до начала XX века. Ее главная особенность — единоначалие, придавала системе управления