ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 24.06.2019
Просмотров: 123
Скачиваний: 1
TASK 1:
TRANSLATING CHARLES DICKENS
INTO RUSSIAN
Холодный дом
Лондон. Заседание суда Михайлова дня. Лорд-канцлер заседает в Линкольнс - Инн Холл. Невыносимая ноябрьская погода. Улицы словно превратились в кисель, будто всю воду вдруг высосали с поверхности Земли. И, встретив на Холборн - Хилл Мегалозавра сорок футов длинной, идущего вразвалочку, словно слоноподобная ящерица, никто не удивится. Дым опускался на город из дымоходов, превращаясь в мягкую, черную морось с хлопьями сажи, подобными большим снежинкам, облачившимся в траур по солнцу. Собаки, едва различимые в этом болоте. Лошади едва ли были лучше: обрызганные по самые шоры. Пешеходы толкали друг друга зонтиками с уже вошедшей в привычку сварливостью, теряли равновесие на перекрестках, где десятки тысяч других пассажиров поскальзывались и спотыкались с момента прихода рассвета (если в этот день вообще был рассвет), внесши свою лепту в общую грязевую массу, которая накапливается на тротуарах. Везде туман. Туман вверх по течению реки, которая струится среди зеленых островков лугами; туман вниз по реке, гонящей лишенные своей первозданности волны между рядами торговых судов и береговыми отходами огромного (и грязного) города. Туман на болотах Эссекса, туман на Кентских холмах. Туман медленно ползет в камбузы угольных двухмачтовых суден; туман лежит на дворах и парит сквозь оснастки громадных судов; туман опускается на ограждения барж и маленьких лодок. Туман в глазах и глотках древних гринвичских пенсионеров, хрипящих у каминов в домах опеки; туман в основании и головке трубки, по традиции выкуриваемой после обеда вспыльчивым шкипером в его тесной каюте; туман безжалостно щиплет пальцы на руках и ногах его маленького дрожащего юнги на палубе. Случайные люди на мостах, перегнувшись через парапеты, вглядываются в туманное небо, и сами окружены таким же туманом, словно парят в туманных облаках на воздушных шарах. То здесь, то там свет газовых фонарей пробивается сквозь туман, подобно солнечным лучам, озаряющим поля под взглядом земледельцев и крестьян. Витрины большинства магазинов осветились газом на два часа раньше, чем полагается, газ, кажется, знал это, и намеренно светил приглушенно, словно нехотя. Сырой день сырее всего, густой туман всего гуще и грязные улицы всего грязнее возле покрытого свинцом старого заграждения - подходящего украшения и, вместе с тем, преграды для древней свинцовой корпорации – Темпл – бар. И недалеко от Темпл – бара, в Линкольнс - Инн Холле, в самом сердце тумана заседает лорд верховный канцлер в своем Верховном Канцлерском суде. Каким бы непроницаемым ни был туман, какой бы глубокой ни была грязь и трясина, невозможно так затеряться и погрязнуть в них, как делает это Верховный Канцлерский суд (самый губительный из древних грешников) пред очами неба и земли. Этот день словно создан для лорда - канцлера, именно в такой день он должен заседать здесь, - и он заседает. Заседает с туманным нимбом вокруг головы, окруженный мягкими малиновыми материями и занавесями, обратив слух к большому адвокату с длинными бакенбардами, писклявым голосом и нескончаемой судебной сводкой и устремляет взгляд на фонарь на крыше, где не может разобрать ничего кроме тумана. Этот день словно создан для некоторого числа членов Верховного Канцлерского Суда – и они здесь, плутают с затуманенными глазами, вовлеченные в разбирательство по одному одного из десяти тысяч этапов бесконечного дела, уличая друг друга во лжи на скользких прецедентах, по колено увязая в тонкостях, разбивая головы в париках из козьей шерсти и конского волоса о стены бесполезных слов, и со всей актерской серьезностью претворяются, что отстаивают справедливость. Этот день словно создан для юристов - консультантов, связанных с этим делом, двое или трое из которых унаследовали его от своих отцов, которые именно на этом деле и сколотили свое состояние. Они должны быть здесь, разве нет? Расположившись по порядку в длинном, покрытом густой зарослью колодце (но искать правду на его дне бессмысленно) между столом регистратора, покрытым красным шелковым сукном и заваленным дорогим бумажным мусором: исками, встречными исками, ответами, возражениями, предписаниями, заявлениями, вопросами, ссылками на мастеров и отчетами. Так как же этот суд может быть окутанным мраком, если свечи пылают тут и там; как может туман здесь быть настолько тяжелым и непроглядным, словно он никогда не исчезнет; как стекла витражей могут настолько потемнеть и не пропускать дневной свет в комнаты; как могут несведущие прохожие, которые заглянули в здание сквозь стеклянные панели в двери, быть отпугнуты от входа совиным взглядом и протяжностью произношения, безжизненно отдающегося эхом от крыши, прозвучав с помоста, где заседает лорд верховный канцлер и смотрит на безжизненный фонарь и все его служащие в париках застряли в тумане! Это Канцлерский суд, который имеет особняки с разоренными его же руками землями в каждом графстве, а в любом сумасшедшем доме отыщется истерзанная им душа. И мертвец на любом кладбище, который разорил истца, оставив его в стоптанных ботинках, потертом платье, просящим милостыню у каждого едва знакомого человека. Этот балаган позволяет финансовому могуществу безнаказанно обесценивать право, он настолько истощает денежные средства, терпение, мужество, надежду, так порабощает умы и разбивает сердца, что нет среди практикующих юристов достойного человека, который не предупредит, точнее, кто часто не предупреждает: «Лучше стерпите любую неправоту, чем придите в этот суд!» Так кому же волею случая пришлось оказаться в суде лорд-канцлера этим мрачным днем, кроме самого лорда – канцлера, адвоката по текущему делу, двух или трех адвокатов, которые никогда не вовлечены в дела и уже упомянутых юристов – консультантов? Здесь также находится архивариус, облаченный в парик и мантию и сидящий ниже судьи, помимо этого в судейской форме присутствуют два или три стража порядка или закона, или своей выгоды, или кто бы то ни было еще. Все они в приступах зевоты, без толики веселья в деле Джарндисов против Джарндисов (дело, которое слушается сегодня), ведь все соки из него были выжаты годы и годы назад. Стенографисты, докладчики суда и репортеры газет неизменно сбегают с остальными завсегдатаями, когда всплывает дело Джарндисов. Их места пусты. Безумная пожилая женщина в смятой дамской шляпке забралась на скамью в боковой стороне зала, чтобы удобнее было заглянуть за занавешенное святилище, она всегда обивает пороги зала заседаний, надеясь, что каким-то непостижимым образом исход дела будет в ее пользу. Говорят, она действительно судится с кем-то или судилась, никто не скажет наверняка, ибо никого это не заботит. Она вечно носит в своем ридикюле какой-то мусор, который называет документами, хотя там можно найти преимущественно бумажные спички и засушенную лаванду. Болезненного вида арестант под конвоем прибывает уже с полдюжины раз, дабы лично заявить о своей непричастности к делу «об оскорблении суда», но он вновь вряд ли будет услышан, ведь будучи однажды судебным исполнителем, он напутал что-то в счетах, о которых по его словам и знать не знал. В это самое время все его жизненные перспективы рухнули. Другой растоптанный истец, который периодически появляется из Шропшира, прилагая все усилия, чтобы поговорить с канцлером в конце рабочего дня, но ему невдомёк, почему канцлер четверть века отрицал его существование, приводя его в отчаяние. Этот несчастный расположился в удобном месте и не спускал глаз с судьи, готовый в любой момент прокричать «Милорд!», голосом, полным жалости и мольбы. Несколько адвокатских клерков и других лиц, которые знакомы с истцом, задерживаются, дабы немного развлечься и поднять настроение, подпорченное непогодой. Дело Джарндисов тянется уже долгие годы. Чучело, а не дело, и с течением времени оно становится еще сложнее и запутаннее, что не осталось уже ни одного живущего ныне человека, который знает, что к чему. Противоборствующие стороны этого дела уже сами не знают, в чем сыр бор. Доказано, что не существует двух юристов Канцлерского суда, которые могут говорить о нем, не придя при этом к тотальному несогласию. Бесчисленное количество детей появилось на свет, пока тянется эта тяжба; бесчисленное количество молодых людей женилось, а стариков – умерло, так и не дождавшись ее окончания. Десятки людей неожиданно узнали, что втянуты в дело Джарндисов без всякой на то причины; целые семьи получили в наследство ярую ненависть вместе с легендарным делом. Маленький истец или ответчик, которому была обещана новая лошадка – качалка, когда дело Джарндисов и Джарндисов придет к своему логическому завершению, успевал вырасти, заводил себе настоящую лошадь и устремлялся прочь в другой мир. Прекрасные девушки, находящиеся под опекой суда, превращались в матерей, а потом - и в бабушек; длинная вереница канцлеров пришла и ушла; множество законопроектов были превращены в простые векселя о смертности. Теперь на земле не осталось и трех Джарндисов, с тех пор как старый Том Джарндис в порыве отчаяния застрелился в кафе на Канцлерской улице, а судебный процесс Джарндисов против Джарндисов так и тянется, вечно и безнадежно.