ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 08.07.2020
Просмотров: 9487
Скачиваний: 16
Античная философия
1. Аристотель (384 — 322 до н. э.)
2. Вергилий (70 — 19 до н. э.)
3. Геродот (между 490 — 480 — ок. 425 до н. э.)
4. Лукреций Кар (ок. 99—55 до н. э.)
5. Платон (428/427 — 348/347 до н. э.)
6. Фукидид (ок. 460 — 400 до н. э.)
7. Цицерон (106 — 43 до н. э.)
Средневековая философия
1. Николай Кузанский (1401 — 1464)
2. Фома Аквинский (1225/26 — 1274)
Философия эпохи Возрождения
Дж. Бруно (1548 — 1600)
М. Монтень (1533 — 1592)
Эразм Роттердамский (1469 — 1536)
Философия эпохи научной революции (XVII в.)
Ф. Бэкон (1561 — 1626)
Т. Гоббс (1588-1679)
Г. Лейбниц (1646 — 1716)
Б. Паскаль (1623 — 1662)
Б. Спиноза (1632 — 1677)
Философия эпохи Просвещения и немецкий классический идеализм (XVIII — нач. XIX в.)
И. Бентам (1748 — 1832)
Вольтер (1694 — 1778)
Г. В. Ф. Гегель (1770 — 1831)
К. А. Гельвеции (1715 — 1771)
И. В. Гёте (1749 — 1832)
В. Гумбольдт (1767 — 1835)
И. Кант (1724 — 1804)
Ж. А. Кондорсе (1743 — 1794)
Ж. Мелье (1664 — 1729)
Ш. Монтескье (1689 — 1755)
Морелли (1717 — 1778)
Ж. Ж. Руссо (1712 — 1778)
И. Г. Фихте (1762 — 1814)
Ф. В. Шеллинг (1775 — 1854)
Ф. Шлегель (1772 — 1829)
Д. Юм (1711 — 1776)
Западная и русская философия XIX в.
М. А. Антонович (1835 — 1918)
А. И. Герцен (1812 — 1870)
Дж. У. Джемс (1842 — 1910)
О. Конт (1798 — 1857)
П. Л. Лавров (1823 — 1900)
Ф. Ницше (1844 — 1900)
Н. П. Огарев (1813 — 1877)
Р. Оуэн (1771 — 1858)
Д. И. Писарев (1840-1868)
Г. В. Плеханов (1856 — 1918)
К. А. Сен-Симон (1760 — 1825)
B. С. Соловьев (1853 — 1900)
Л. Н. Толстой (1828 — 1910)
C. Н. Трубецкой (1862 — 1905)
Н. Ф. Федоров (1828 — 1903)
Л. Фейербах (1804 — 1872)
Ш. Фурье (1772 — 1837)
А. Шопенгауэр (1788 — 1860)
Философия XX в.
М. М. Бахтин (1895 — 1975)
Г. Башляр (1884 — 1962)
Н. А. Бердяев (1874 — 1948)
С. Н. Булгаков (1871 — 1944)
М. Вебер (1864-1920)
В. И. Вернадский (1863 — 1945)
X. Г. Гадамер (р. 1900)
А. Гелен (1904 — 1976)
Э. А. Жильсон (1884 — 1978)
А. Камю (1913 — 1960)
Э Кассирер (1874 — 1945)
К. Леви-Строс (р. 1908)
Ж. Маритен (1882 — 1973)
X. Ортега-и-Гасет (1883 — 1955)
А. Печчеи (1908 — 1984)
Б. Рассел (1872 — 1970)
Ж. П. Сартр (1905 — 1980)
П. Тейяр де Шарден (1881-1955)
С. Л. Франк (1877 — 1950)
3. Фрейд (1856 — 1939)
Э. Фромм (1900 — 1980)
М. Хайдеггер (1889 — 1976)
К. Э. Циолковский (1857 1935)
А. Швейцер (1875 — 1965)
М. Шелер (1874 — 1928)
Л. Шестов (1866 — 1938)
О. Шпенглер (1880 — 1936)
Г. Г. Шлет (1879 — 1940)
М. Элиаде (1907-1986)
К. Ясперс (1883 — 1969)
Раздел пятый
ЧЕЛОВЕК И ЕГО МЕСТО В МИРЕ
1. СУЩНОСТЬ И НАЗНАЧЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
АРИСТОТЕЛЬ
Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один только человек из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойствен и остальным живым существам (поскольку их природные свойства развиты до такой степени, чтобы ощущать радость и печаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо... Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т.п.
Аристотель. Полигика // Сочинения.: В. 4 т. М., 1984. Т. 4. С. 379
Одним счастьем кажется добродетель, другим — рассудительность, третьим — известная мудрость, а иным — все это [вместе] или что-нибудь одно в соединении c удовольствием или не без участия удовольствия; есть, [наконец], и такие, что включают [в понятие счастья] и внешнее благосостояние (eyeteria). Одни из этих воззрений широко распространены и идут из древности, другие же разделяются немногими, однако знаменитыми людьми. Разумно, конечно, полагать, что ни в том, ни в другом случае не заблуждаются всецело, а, напротив, хотя бы в каком-то одном отношении или даже в основном бывают правы.
Наше определение... согласно c [мнением] тех, кто определяет счастье как добродетель или как какую-то определенную добродетель, потому что добродетели как раз присуща деятельность сообразно добродетели. И может быть, немаловажно следующее различение: понимать ли под высшим благом обладание добродетелью или применение ее, склад души (hexis) или деятельность. Ибо может быть так, что имеющийся склад [души] не исполняет никакого благого дела — скажем, когда человек спит или как-то иначе бездействует, — а при деятельности это невозможно, ибо она c необходимостью предполагает действие, причем успешное. Подобно тому как на олимпийских состязаниях венки получают не самые красивые и сильные, а те, кто участвует в состязании (ибо победители бывают из их числа), так в жизни прекрасного и благого достигают те, кто совершает правильные поступки. И даже сама по себе жизнь доставляет им удовольствие. Удовольствие ведь испытывают в душе, а между тем каждому то в удовольствие, любителем чего он называется. Скажем, любителю коней — конь, любителю зрелищ — зрелища, и точно так же правосудное — любящему правое, а любящему добродетель — вообще все, что сообразно добродетели. Поэтому у большинства удовольствия борются друг c другом, ведь это такие удовольствия, которые существуют не по природе. То же, что доставляет удовольствие любящим прекрасное (philokaloi), доставляет удовольствие по природе, а таковы поступки, сообразные добродетели, следовательно, они доставляют удовольствие и подобным людям, и сами по себе. Жизнь этих людей, конечно, ничуть не нуждается в удовольствии, словно в каком-то приукрашивании, но содержит удовольствие в самой себе. К сказанному надо добавить: не является добродетельным тот, кто не радуется прекрасным поступкам, ибо и правосудным никто не назвал бы человека, который не радуется правому, а щедрым — того, кто не радуется щедрым поступкам, подобным образом — и в других случаях. А если так, то поступки сообразные добродетели (kaf areten) будут доставлять удовольствие сами по себе. Более того, они в то же время добры (agathai) и прекрасны, причем и то и другое в высшей степени, если только правильно судит о них добропорядочный человек, а он судит так, как мы уже сказали.
Счастье, таким образом, — это высшее и самое прекрасное [благо], доставляющее величайшее удовольствие, причем все это нераздельно, вопреки известной делосской надписи:
Право прекрасней всего, а здоровье — лучшая участь,
Что сердцу мило добыть — вот удовольствие нам [1].
1 Надпись на пропилеях святилища Лето на Делосе.
Аристотель. Никомахова этика // Сочинения.: В 4 т. М., 1984. Т. 4. C. 66 — 67
НИКОЛАЙ КУЗАНСКИЙ
Человека в общем порядке представь через единство света — человеческую природу — и инаковость телесной тьмы...
Оставаясь человечески конкретным, единство человечности явно свертывает в себе сообразно природе своей определенности все в мире. Сила ее единства все охватывает, все замыкает в пределах своей области, и ничто в мире не избегает ее потенции. Догадываясь, что чувством, или рассудком, или интеллектом достигается все, и замечая, что она свертывает эти силы в собственном единстве, она предполагает в себе способность человеческим образом прийти ко всему. В самом деле, человек есть бог, только не абсолютно, раз он человек; он — человеческий бог (humanus deus). Человек есть также мир, но не конкретно все вещи, раз он человек; он — микрокосм, или человеческий мир. Область человечности охватывает, таким образом, своей человеческой потенцией бога и весь мир. Человек может быть человеческим богом; а в качестве бога он по-человечески может быть человеческим ангелом, человеческим зверем, человеческим львом, или медведем, или чем угодно другим: внутри человеческой потенции есть по-своему все.
В человечности человеческим образом, как во Вселенной универсальным образом, развернуто все, раз она есть человеческий мир. В ней же человеческим образом и свернуто все, раз она есть человеческий бог. Человечность есть человечески определенным образом единство, оно же и бесконечность [2], и если свойство единства — развертывать из себя сущее, поскольку единство есть бытие, свертывающее в своей простоте все сущее, то человек обладает силой развертывать из себя все в круге своей области, все производить из потенции своего центра. Но единству свойственно еще и ставить конечной целью своих развертываний самого себя, раз оно есть бесконечность; соответственно у творческой деятельности человека нет другой конечной цели, кроме человека. Он не выходит за свои пределы, когда творит, но, развертывая свою силу, достигает самого себя; и он не производит чего-то нового, но обнаруживает, что все творимое им при развертывании заранее уже было в нем самом, ведь человеческим образом, как мы оказали, в нем существует целый мир. Как сила человека человеческим образом способна прийти ко всему, так все в мире приходит к нему, и стремление этой чудесной силы охватить весь мир есть не что иное, как свертывание в ней человеческим образом вселенского целого.
2 По Н. Кузанскому, бесконечность совпадает c единством.
Николай Кубанский. Сочинения: В 2 т. М., 1979. Т. 1. С. 258 — 261
ДЖ. БРУНО
С е б а c т о. Так что вы определенно думаете, что душа человека по своей субстанции тождественна душе животных и отличается от нее лишь своей фигурацией?
О н о р и о. Душа у человека в своем роде и в своем специфическом существе та же, что и у мухи, у морских устриц, у растений и любой одушевленной и имеющей душу вещи, так как нет тела, которое не имело бы в себе самом более или менее живой или совер шенной связи c духом. Но этот дух роком или провидением, законом или фортуной соединяется либо c одним видом тела, либо c другим и, на основании разнообразия и сочетания органов тела, имеет различные степени совершенства ума и действий. Когда этот дух, или душа, находится в пауке, имеется определенная деятельность, определенные коготки и члены в таком-то числе, величине и форме; соединенная же c человеческим отпрыском, она приобретает другой ум, другие орудия, положения и действия. Допустим, если бы это было возможно (или если бы это фактически случилось), что у змеи голова превратилась бы в человеческую голову, откинулась назад и выросло бы туловище такой величины, каким оно могло стать за время жизни этого вида животных; допустим, что язык у нее удлинился, расширились плечи, ответвились руки и пальцы, а там, где кончается хвост, образовались ноги. В таком случае она понимала бы, проявляла бы себя, дышала бы, говорила, действовала и ходила бы не иначе, чем человек, потому что была бы не чем иным, как человеком.
Наоборот, и человек был бы не чем иным, как змеей, если бы втянул в себя, как внутрь ствола, руки и ноги, если бы все кости его ушли на образование позвоночника; так он превратился бы в змею, приняв все формы ее членов и свойства ее телосложения. Тогда высох бы его более или менее живой ум; вместо того чтобы говорить, он испускал бы шипенье; вместо того чтобы ходить, он ползал бы; вместо того чтобы строить дворцы, он рыл бы себе норы, и ему подходила бы не комната, а яма; и как раньше он имел одни, теперь он имел бы другие члены, органы, способности и действия. Ведь у одного и того же мастера, по-иному снабженного разными видами материала и разными инструментами, по-разному обнаруживаются устремления ума и действия.
Затем легко допустить, что многие животные могут иметь больше способностей и много больше света ума, чем человек (не в шутку говорил Моисей о змее, называя ее мудрейшим из всех земных животных); однако по недостатку органов они ниже человека, тогда как последний по богатству и разнообразию органов много выше их. А чтобы убедиться в том, что это истина, рассмотрим повнимательнее и исследуем самих себя; что было бы, если бы человек имел ум, вдвое больше теперешнего, и деятельный ум блистал бы у него ярче, чем теперь, но при всем этом руки его преобразились бы в две ноги, а все прочее осталось бы таким, как и теперь? Скажи мне, разве в таком случае не претерпели бы изменения нынешние формы общения людей? Как могли бы образоваться и существовать семьи и общества у существ, которые в той же мерг или даже больше, чем лошади, олени, свиньи, рискуют быть пожранными многочисленными видами зверей и которые стали бы подвергаться большей и более верной гибели? И, следовательно, как в таком случае были бы возможны открытия учений, изобретения наук, собрания граждан, сооружения зданий и многие другие дела, которые свидетельствуют о величии и превосходстве человечества и делают человека поистине непобедимым триумфатором над другими видами животных? Все это, если взглянешь внимательно, зависит в принципе не столько от силы ума, сколько от руки, органа органов.
Себасто. А что ты скажешь об обезьянах и медведях, у которых, если не захочешь признать наличие рук, все же имеется орудие не хуже руки?
О н о р и о. У них не то телосложение, чтоб можно было иметь ум c такими способностями; потому что у многих других животных, вследствие грубости и низости их физического сложения, всеобщий разум не может запечатлеть такую силу чувства в подобных душах. Поэтому сделанное мною сравнение должно быть распространено на самые одаренные породы животных.
Себасто. А попугай разве не имеет органа, в высшей степени способного выражать какие угодно членораздельные слова? Почему же он тогда так тупо, c таким трудом и так мало может сказать, притом не понимая того, что говорит?
О н о р и о. Потому что он обладает не понятливостью и памятью, равноценной и сродной той, что имеется у людей, но лишь тем, что соответствует его породе; в силу этого он не нуждается, чтобы другие обучали его летать, отыскивать еду, отличать здоровую пищу от ядовитой, рождать, вить гнезда, менять жилище, чинить его для защиты от плохой погоды и заботиться о нуждах жизни не хуже, а частью и лучше и легче, чем человек.
Бруно Дж. Тайна Пегаса, c приложением Килленского осла // Диалоги. М., 1949 С. 490 — 492
ЭРАЗМ РОТТЕРДАМСКИЙ
...Человек — это некое странное животное, состоящее из двух или трех чрезвычайно разных частей: из души (anima) — как бы некоего божества (numen) и тела — вроде бессловесной скотины. В отношении тела мы настолько не превосходим животных другого рода, что по всем своим данным находимся гораздо ниже них. Что касается души, то мы настолько способны воспринять божественное, что сами могли бы пролететь мимо ангелов и соединиться c Богом. Если бы не было тебе дано тело, ты был бы божеством, если бы не был в тебя вложен ум (mens), ты был бы скотом. Эти две столь отличающиеся друг от друга природы высший творец объединил в столь счастливом согласии, а змей, враг мира, снова разделил несчастным разногласием, что они и разлученные не могут жить без величайшего мучения и быть вместе не могут без постоянной войны; ясно, что и то и другое, как говорится, держит волка за уши [3]; к тому и к другому подходит милейший стишок:
3 ...держит волка за уши... — поговорка, характеризующая трудное положение.
Так не в силах я жить ни c тобой, ни в разлуке c тобою [4].
4 Овидий. Любовные элегии. III, II, 39 (пер. c Шервинского).
В этом неясном раздоре враждует друг c другом, будто разное, то, что едино. Ведь тело, так как оно видимо, наслаждается вещами видимыми; так как оно смертно, то идет во след преходящему, так как оно тяжелое — падает вниз. Напротив, душа (anima), памятуя об эфирном своем происхождении, изо всех сил стремится вверх и борется c земным своим бременем, презирает то, что видимо, так как она знает, что это тленно; она ищет того, что истинно и вечно. Бессмертная, она любит бессмертное, небесная — небесное, подобное пленяется подобным, если только не утонет в грязи тела и не утратит своего врожденного благородства из-за соприкосновения c ним. И это разногласие посеял не мифический Прометей, подмешав к нашему духу (mens) также частичку, взятую от животного [5]; его не было в первоначальном виде, однако грех исказил созданное хорошо, сделав его плохим, внеся в доброе согласие яд раздора. Ведь прежде и дух (mens) без труда повелевал телу, и тело охотно и радостно повиновалось душе (animus); ныне, напротив, извратив порядок вещей, телесные страсти стремятся повелевать разумом (ratio) и он вынужден подчиняться решению тела.