Файл: История криминологии. Становление криминологии как науки.pdf
Добавлен: 08.07.2023
Просмотров: 525
Скачиваний: 9
Однако анализ уголовной статистики за 50 лет, проведенный Тардом в работе «Сравнительная преступность» (1886), показал, что вместе с ростом благосостояния и уровня образования населения растет и преступность. Причем в более бедных и промышленно менее развитых департаментах страны уровень преступности ниже по сравнению с богатыми. Как объяснить тот факт, спрашивал Тард, что благосостояние и довольство распространились и прогрессировали в одно время с эпидемией убийств? Почему при уменьшении краж хлеба одновременно возросло число краж драгоценностей? Хотя Тард и не смог ответить на им же поставленный вопрос, он, видимо, понял, что нет прямого непосредственного воздействия социальных факторов на преступное поведение, что механизм этого воздействия более сложен и включает в себя какие-то опосредующие факторы.
Таким образом, Г. Тард первым поставил принципиальный для криминологии вопрос о характере связи социальных факторов и параметров преступности. Ответить на этот вопрос попытался представитель антропологического направления Р. Гарофало. Он выдвинул весьма перспективную идею о том, что мотивирующую роль в совершении преступления играет не уровень бедности как таковой (это величина относительная), а неблагоприятное соотношение между растущими потребностями и возможностью их удовлетворения: рабочему может не хватать заработка, а капиталисту — прибылей.
Русский криминалист М.П. Чубинский возражал Р. Гарофало, поскольку с этой точки одинаково нуждающимися окажутся и бедняк, у которого мало пищи и одежды, и богач, которому его доходов не хватает на шампанское, рысаков и гаванские сигары. Но дело ведь не в содержании «нехватки», а в самом ее факте. Если голод может подтолкнуть бедняка к краже колбасы из магазина, то желание заиметь рысаков заставляет богача подделывать векселя, уклоняться от уплаты налогов и т.д. Поэтому рост благосостояния сам по себе ведет не к снижению преступности, а к изменению ее форм: если раньше крали галоши и часы, то теперь — компьютеры и музыкальные центры.
Если XIX в. был веком преступности бедных, «синих воротничков», как выражаются американские криминологи, то XX в. породил новый феномен — невиданный рост «беловоротничковой» преступности (этот термин ввел Э. Сатерленд), т.е. преступности представителей высших классов, людей состоятельных, уважаемых, «столпов общества». Позднее Э. Дюркгейм обратил внимание на то, что если биологические потребности имеют свои естественные пределы в свойствах самого организма, то социальные таковых не имеют, они ненасыщаемы, и рост материального благосостояния общества всегда отстает от роста потребностей своих членов.
Еще основоположники марксистской криминологии указывали на значение не самого по себе уровня удовлетворения потребностей, а степени различия в возможности их удовлетворения для разных людей.
Современные криминологические исследования территориальных различий преступности подтверждают, что социальная неудовлетворенность как криминогенный фактор обусловливается не абсолютным, а относительным значением уровня удовлетворения потребностей.
Состояние преступности коррелируется не с различием в уровне материальной обеспеченности разных социальных групп, а с размером, остротой этого различия.
Прямое использование в криминологических исследованиях данных официальной статистики без их дополнительного анализа не всегда оправданно. Это относится и к статистическим данным об уровне жизни и черте бедности. Повышение среднего уровня благосостояния еще не свидетельствует об уменьшении бедности как таковой: количество бедных может даже увеличиться за счет увеличения разрыва в доходах между богатыми и бедными. Кроме того, бедность как таковую характеризует не только ее распространенность, но и глубина и интенсивность (количество не просто бедных, а самых бедных).
Г. Тард первым обратил внимание на такие каналы опосредованного социального влияния, как религия, мода, традиции, значение которых было осознано криминологами только после изучения работ Дюркгейма. Тард ввел в криминологический оборот и такой социально-психологический феномен, как подражание. В работе «Законы подражания» (1890) он отмечал, что социальный организм является по своему существу подражательным, и подражание в обществе играет роль, аналогичную наследственности в живом организме.
Эта идея впоследствии легла в основу теории дифференцированной связи Э. Сатерленда.
Таким образом, с Тарда началось сближение социологического и антропологического подходов, в область криминологических исследований было вовлечено недостающее звено — социокультурные феномены как продукты групповой социальной деятельности людей.
Решающий вклад в это внес, несомненно, выдающийся французский социолог Эмиль Дюркгейм (1858—1917). Для него социальные явления также объективны, как и природные, и их можно изучать научными методами. Социальные явления должны изучаться как вещи, т.е. как внешние по отношению к индивиду реальности. К таким явлениям (или социальным фактам) относятся традиции, религия, мода, моральные нормы и т.д. Они объективны в том смысле, что индивид при появлении на свет застает их уже в готовом виде, они существуют независимо от его индивидуального сознания.
В работе «Самоубийство» (1897) Дюркгейм пришел к выводу о том, что источником самоубийств и преступлений является ослабление социальной сплоченности, солидарности между людьми, т.е. социальная дезорганизация. Состояние общества, которое характеризуется отсутствием социальной сплоченности или резким ее ослаблением, Дюркгейм обозначил термином «аномия» (безнормативность).
Аномия как важнейший социальный факт свидетельствует о том, что общество перестало быть регулирующей силой по отношению к своим членам, а люди перестали верить в ценности общества и по этой причине оказались дезориентированными, не способными понять, «что такое хорошо, а что такое плохо». Аномия определяет состояние многих социальных процессов, в том числе преступности.
Для Дюркгейма аномия также связана с коллизией потребностей и средств их удовлетворения. При нормальном состоянии общества существует определенное равновесие между потребностями (их границами) и степенью их удовлетворения. И если биологические потребности находят ограничение в свойствах самого организма, то границы социальных потребностей могут быть только социальными.
Таким регулирующим, ограничительным началом для индивида является общество, но не всякое общество, а обладающее моральным авторитетом. Когда же общество теряет моральную власть над своими членами, способность регулирования и ограничения ненасытных потребностей индивидов, наступает дезорганизация, хаос, аномия.
Как и Ломброзо, преступность Дюркгейм рассматривал как естественное явление, но, в отличие от него, считал преступность не патологическим, а нормальным явлением, неотъемлемой частью любого здорового общества. Так же, как и Кетле, Дюркгейм придавал большое значение такому свойству преступности, как устойчивость, но в своих выводах пошел значительно дальше. Преступность существует во всех обществах всех типов. Нет другого феномена, который обладал бы столь бесспорными признаками нормального явления, ибо преступность тесно связана с условиями жизни любого общества. Человеку не нравится боль точно так же, как обществу не нравится преступность, и все же боль — функция нормальной физиологии.
Но если какое-то явление устойчиво и постоянно, если оно присуще любому обществу, то в соответствии с концепцией структурно- функционального анализа (одним из основоположников которого был Дюркгейм) оно должно выполнять определенную социальную функцию, функциональное объяснение социального факта должно выявить значение этого факта для сохранения или развития того или иного социального института. Дюркгейм выявил эту функцию преступности, и надо сказать, что это был один из самых смелых его выводов.
Социальная функция преступности, по Дюркгейму, — эволюционная.
Уровень преступности может служить индикатором уровня социального развития. Развитие — это отклонение от установленных норм и правил. Общество должно давать свободу для возникновения отклонений, но свобода неделима: она предоставляет возможность возникновения как положительных, так и отрицательных отклонений.
Если общество не дает такой свободы своим членам (традиционные общества, тоталитарные режимы), то уровень преступности снижается, но при этом замедляется и развитие общества.
Ненормальным является как слишком высокий уровень преступности, так и слишком низкий. С этой точки зрения объяснимо, почему уровень преступности в социалистических странах был много меньше, чем в капиталистических. За свободу и демократию приходится платить, в том числе ростом преступности.
Если довести концепции антропологов и социологов до логического конца, то в первом случае мы имеем «преступного человека», во втором — «преступное общество». Антропологическая и социологическая школы сложились в период становления криминологии как науки, но и на более поздних этапах, в новых криминологических концепциях и теориях всегда можно обнаружить проявление этих подходов к изучаемым объектам.
Таким образом, в криминологии изначально сложились два разных подхода к изучению феномена преступности. Они различались философскими основаниями (социальный и антропологический детерминизм), объектами (общество и человек), методами (статистические и антропометрические), предметами исследования (преступность как социальное явление и личность преступника), характером рекомендуемых мер предупреждения (социальные реформы и лечение преступников).
Этапы развития отечественной криминологии.
Становление криминологических исследований в России в конце XIX в. связано с кризисом классической школы уголовного права и возникновением социологической школы. Хотя еще в 1823 г. академик К.Ф. Герман на заседании Академии наук прочитал доклад «Изыскание о числе самоубийств и убийств в России в 1819—1820 гг.». Но такого рода исследования властью были признаны политически вредными.
Представители новой школы — М.В. Духовской, И.Я. Фойницкий, М.Н. Гернет, Е.Н. Тарновский, М.П. Чубинский — подвергли критике классическую школу уголовного права за то, что она ограничивается изучением юридических конструкций, и провозгласили главной задачей уголовного права изучение зависимостей между социальной средой и преступностью.
Поскольку первыми русскими криминологами были представители социологической школы уголовного права, то в русской криминологии господствовало социологическое направление, ломброзианство практически не имело влияния. В объяснении причин преступности господствовала теория факторов. Об этом говорят даже названия работ: «Учение о факторах преступности» (Х.М. Чарыхов, 1906 г.), «Влияние времени года на распределение преступлений» (И.Я. Фойницкий, 1898 г.), «Влияние хлебных цен и урожаев на движение преступлений против собственности в России» (Е.Н. Тарновский, 1898 г.). Большое внимание в исследованиях уделялось статистике. Показатели преступности в разных губерниях сравнивались с ценами на зерно, распространенностью пьянства, бродяжничества и т.д., и отсюда выводились факторы преступности.
Так же как и их западные коллеги, отечественные криминологи считали главными причинами преступности тяжелое материальное положение и невежество масс, но дополняли перечень и российской спецификой — пьянством. В российской криминологии более, чем в западной, придавалось значение экономическим факторам и социальному неравенству.
Российские криминологи более реалистично смотрели на перспективу искоренения преступности. Они призывали к проведению социальных реформ, но полагали, что это может ослабить зло, но не ликвидировать его полностью: во-первых, есть пределы улучшения социального строя, во-вторых, социальные реформы могут лишь косвенно влиять на антропологические и физические факторы.
Русские криминологи активно сотрудничали со своими зарубежными коллегами: в 1897 г. была создана Русская группа Международного союза криминалистов (руководитель И.Я. Фойницкий).
В тот период уровень развития отечественной криминологии вполне соответствовал общеевропейскому.
После октябрьского переворота 1917 г. ситуация кардинально изменилась, отечественная криминология начинает свой новый этап как бы с чистого листа. Преобладающим становится влияние идей ломброзианства и «социальной защиты». Этот крутой поворот можно объяснить следующими обстоятельствами. В первую очередь, желанием «отречься от старого мира». А «старый мир» стоял на социологических позициях. Дореволюционные криминологи «левого» направления (М.М. Исаев, М.Н. Гернет, Х.М. Чарыхов) приняли революцию и заложили основы советской криминологии. Они подвергли беспощадной критике своих бывших товарищей за буржуазно- либеральный уклон.
Ученые желали соответствовать идеологии. Идеология провозглашала, что с уничтожением эксплуататорского строя и эксплуататорских классов должна исчезнуть и преступность. Получалось, что если при социализме нет социальных корней преступности, а преступность есть, то ее причины следует искать в личности.