ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.10.2020
Просмотров: 2111
Скачиваний: 4
Под криминогенными комплексами я в данном случае разумею мысль об известном преступлении вместе с желанием его совершить. В нормальных случаях это желание гаснет под влиянием того противодействия, которое его развитие встречает в психической конституции субъекта.
Преступный тип существует тогда, когда образуется такое сочетание черт, при котором психическая конституция перестает находиться в устойчивом равновесии по отношению к преступлению, или благодаря отсутствию, чрезмерному ослаблению или распаду тех ее элементов, которые способны противодействовать стремлению к преступлению и задерживать его рост, или благодаря отложению в ней, – на почве указанного ослабления криминорепульсивной части, – таких склонностей, благодаря которым возникший у субъекта образ преступления приобрел в сознании особую устойчивость и силу.
Преступный тип представляет собою такого рода психическую конституцию, при которой у личности развивается и получает осуществление стремление к известному преступлению при таких обстоятельствах, при которых у громадного большинства людей такого стремления не возникает, или, по крайней мере, последнее не получает достаточного для его осуществления развития.
Преступный тип не есть простая сумма известных психических свойств личности, а известный склад личности, известное сочетание ее психических свойств, создающее, так сказать, уклон этой личности в сторону преступления, побуждающий ее или прямо искать случая совершить преступление, или не пропускать такого случая, раз он сам представляется, или, по крайней мере, недостаточно сопротивляться подсказываемым известными чувственными влечениями соблазнам этого случая.
Припоминая, что основными элементами психической конституции являются, как отмечено выше, умственные способности, миросозерцание и характер личности, преступный тип можно определить как сочетание особенностей характера и взглядов человека, создающее уклон личности в сторону преступления, в силу которого человек выбирает преступный путь при таких обстоятельствах, когда другие люди, если им придет в голову мысль о преступлении, – воздерживаются от совершения последнего.
В силу этих особенностей оценка преступления становится неполной и слабой, извращается, отпадает вовсе, или лишается практического значения для поведения субъекта.
Для того, чтобы выяснить черты криминального типа, необходимо тщательно проанализировать совершенное субъектом преступление в связи со всей историей его жизни и со всей обстановкой, при которой это преступление произошло. Рассматриваемое, таким образом, преступление служит как бы увеличительным стеклом для распознавания присущих личности постоянных свойств. То состояние, в котором человек совершил преступление, – его вина, – составляет продукт, с одной стороны, известного давления на него среды, т.е. действия на него происходивших в окружающей его среде событий, а с другой – его конституции. При этом нередко бывает, что события, непосредственно предшествовавшие преступлению, человек воспринимал, находясь в состоянии, вызванном ранее бывшими исключительными обстоятельствами, в состоянии для него, поэтому, не обычном, а составлявшем исключительный эпизод его жизни, когда, напр., он был рассержен, опечален, потрясен,, находился) в состоянии восторга и т. п. Каждое навое впечатление ложится, как на известный общий фон, на предшествующее состояние личности и различно изменяется под влиянием элементов, образующих это состояние. На человека, рассерженного предшествующим собеседником, новый собеседник производит иное впечатление, чем то, которое он произвел бы, если бы был принят, наоборот, в спокойном и радостном состоянии. Это, обыкновенно, хорошо учитывают экзаменующиеся, избегающие подходить к экзаменующему учителю после того, как у него провалился плохой ученик, особенно если последний сильно рассердил учителя. Проявившуюся в преступлении вину, т.е. известное настроение личности, можно считать произведением или равнодействующей трех множителей или сил: постоянных свойств личности, действовавших на нее раздражений и тех особенностей в ее настроении, – в момент действия данных раздражений, – которые обусловливались не ее постоянными свойствами, а какими-либо исключительными в ее жизни условиями. Если два последние фактора, как не характерные для самой личности, мы объединим в понятии действия на субъекта событий, происходящих в окружающей среде, и обозначим буквой т, а конституцию субъекта – буквой Р, то вину С можно выразить формулой.
Из формулы ясно, что чем более доля участия в генезисе Бины внешних раздражений и связанных с ними преходящих и исключительных в жизни данной личности психических переживаний, тем менее доля участия в ней постоянных свойств личности или ее конституции, и наоборот. Следовательно, вычтя мысленно, по возможности, из вины преступника то, что надо отнести на счет исключительных обстоятельств данного момента его жизни, – особенной силы полученных им, впечатлений или особенностей его состояния во время получения этих впечатлений и реакции на них, – мы получим остаток, служащий показателем состояния психической конституции субъекта, содержания в ней того или иного преступного типа. Последний представляет собою такой склад личности, ее мышления и характера, который или обусловливает недостаточную активность этой личности, направленную к тому, чтобы устранить более или менее серьезные затруднения или лишения, не прибегая, как к средству, к преступлению, или прямо предрасполагает человека к тому, чтобы выбирать средством для удовлетворения известных потребностей определенное преступление.
Преступный тип является мерилом «опасного состояния лица», о котором в настоящее время постоянно говорят и в литературе, и в законодательствах, и в судебной практике, и в котором видят важный дополнительный критерий наказуемости. Часто, однако, при этом ошибочно думают, что существует какое-то одно специфическое «опасное состояние» личности, которое судья одинаково при всех или, по крайней мере, при всех более тяжких преступлениях должен принимать во внимание. На самом деле «опасное состояние личности» есть лишь общее выражение, под которым следует разуметь ряд очень различных состояний, причем уголовное правосудие и криминальная психология имеют дело лишь с теми из этих состояний, которые находят свое выражение в формах различных преступных типов. Нельзя быть вообще опасным или находиться в состоянии вообще опасном. Можно быть опасным или находиться в состоянии, опасном в определенном отношении или в нескольких отношениях, в смысле вероятности совершения определенных проступков, предрасположенности к последним. К сфере криминальной психологии и уголовного правосудия относятся лишь те опасные состояния, которые выливаются в формы определенных преступных типов и таят в себе вероятность тех или иных преступлений. Наказывая человека за известное преступление, судья должен принимать во внимание не какое-то вообще опасное состояние личности, а тот преступный тип, носителем которого является подсудимый.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Два основные преступные типа: эндогенные и экзогенные преступники. Общая их характеристика.
I.
Исследуя какое-либо преступление, необходимо обратить, прежде всего, внимание на то, чем было вызвано решение человека совершить это преступление. Из факта виновного совершения преступления ясно, что, в момент преступной деятельности, представление этого преступления заняло господствующее место в сознании данного субъекта, стало центром ассоциаций, причем ассоциации, ему враждебные, или не появились в поле сознания вовсе, или были с него оттеснены. Почему же это произошло? В чем заключалась основная причина такого настроения человека? Это могло быть или в силу известных свойств самой личности, определенных ее склонностей, или в силу внешних условий, в которых она оказалась. Иными словами, то преобладание или господство, которое получило представление данного преступления в сознании субъекта, объясняется или тем, что в конституции этого субъекта существуют такие отложения, в силу которых сознание его наполнилось ассоциациями, поддерживавшими и укреплявшими стремление к преступлению и не допускавшими проникновения в фиксационную точку сознания враждебных им ассоциаций, или тем, что внешние обстоятельства своим давлением прорвали задерживающее влияние криминорепульсивной части конституции субъекта в виду сравнительной слабости этой стороны его личности.
Таким образом, мы имеем перед собою два различных преступных типа: тип, у которого преобладание в сознании представления преступления и влечения к последнему, в момент совершения этого преступления, объясняется особыми свойствами личности, образующими предрасположение к данному преступлению, и другой тип, у которого означенное преобладание объясняется давлением внешних обстоятельств и сравнительно слабым задерживающим влиянием криминорепульсивной части конституции. Иными словами, существуют два типа преступника: тип, отмеченный более или менее сильным предрасположением к известным видам преступной деятельности, и тип, свободный от этого предрасположения, но отличающийся таким ослаблением морального тонуса, при котором у человека нет достаточно живой и сильной склонности избегать преступления, почему, попав под давление тяжелых внешних обстоятельств, он и не обнаруживает достаточной активности в устранении затруднительного положения непреступным путем. Преступники первого типа если и совершают преступление при тяжелых внешних обстоятельствах, то главным образом не вследствие давления на них этих обстоятельств; главная роль принадлежит их предрасположению к преступлению. У преступников второго типа преобладающая роль в генезисе их преступлений принадлежит внешним факторам. Первый тип я называю эндогенным, а второй – экзогенным. В литературе и в разговорной речи часто говорят о «случайных» и «привычных» преступниках, но термины эти надо отвергнуть самым: решительным образом. И с логической, и с психологической точек зрения они крайне несостоятельны. Никто не становится преступником «случайно» всегда есть ряд обстоятельств, которые привели человека к совершенному им преступлению. Каждое преступление имеет свой «личный» корень, но у одних преступников он иной, чем у других, и играет менее деятельную и видную роль в генезисе их преступлений. Называть некоторых преступников «привычными» значит употреблять самый неподходящий термин. Совершая «привычное» действие, мы предварительно не вырабатываем его плана и не взвешиваем доводов за и против известного способа его выполнения. Преступление же даже завзятыми профессионалами совершается всегда по определенному конкретному плану, с взвешиванием шансов за и против. Ни о каком действии по привычке в данном случае говорить нельзя. Вот почему я и употребляю термины «эндогенный» и «экзогенный», как несравненно более удачные и отвечающие существу дела; применяя их к преступникам, мы тем самым выражаем, что среди причин преступной деятельности одних преобладающая роль принадлежит их предрасположению к преступлению, а у других – внешним факторам.
Различие между эндогенными и экзогенными преступниками чрезвычайно важно и с теоретической, и с практической точек зрения; оно имеет большое значение для правильной обрисовки наказуемости в законе, для целей розыска, следствия и суда, а также с пенитенциарно-педагогической точки зрения, для применения к носителям этих типов соответствующего пенитенциарного режима. На нем следует, поэтому, остановиться с достаточной подробностью. Это и составляет первую задачу настоящей главы. Вместе с тем необходимо решить и другой вопрос, каким образом узнать, принадлежит ли тот или другой преступник к эндогенным или к экзогенным, находится ли он в состоянии, свойственном представителям первого или второго типа?
Так как о наличности или отсутствии у человека известных склонностей мы можем с уверенностью заключить лишь на основании проанализированных фактов его поведения, – при чем даже его собственные заявления не всегда служат надежными основаниями для подобных заключений, – то для решения указанной задачи необходимо обратиться к изучению поведения субъекта и, прежде всего, его преступления. В виду того, что нельзя производить эксперименты, ставя людей искусственно под давление то более, то менее тяжелых внешних обстоятельств и наблюдая, будут ли они реагировать под действием этих факторов преступным образом, или нет, приходится основываться лишь на тех экспериментах, которые произведены самою жизнью, т.е. на фактах действительного поведения при разных жизненных условиях. Если бы мы производили указанный эксперимент, мы сначала искусственно поставили бы человека под действие известной причины и наблюдали бы результат этого действия. Путь криминалиста-психолога обратный: перед ним сложное следствие ряда факторов – преступление, – отправляясь от которого, он должен распутать клубок породивших его причин и выяснить роль среди последних психической конституции субъекта. В своей исследовательской работе он идет от следствия к причине. Взяв за точку отправления это следствие, он должен, прежде всего, выяснить, в атмосфере каких внешних условий оно сложилось, под впечатлением каких внешних событий находился субъект в момент преступления, действовал ли он при условиях, которые можно назвать сравнительно благоприятными и хорошими, или при обстоятельствах, не представлявших ничего особенного, по сравнению с обычным течением жизни, и доставлявших ему разве лишь небольшие страдания, или, напротив, его решение совершить преступление сложилось под действием таких внешних событий, которые причиняли или грозили причинить ему самому или близким ему лицам такие страдания, которые представляются серьезными или значительными, по крайней мере, в глазах лиц той социальной группы, к которой он принадлежит. Получение того или иного ответа на этот вопрос чрезвычайно важно для характеристики преступника и отнесения его к тому или иному типу.
Для того, чтобы признать преступника экзогенным, нужно установить:
что в жизни субъекта этому преступлению предшествовало известное внешнее событие, которое поставило его или кого-либо из близких ему лиц в более или менее тяжелое положение тем, что причинило или грозило причинить им страдания, которые,- по крайней мере, в глазах лиц той социальной группы, к которой принадлежит данный субъект, – считаются серьезными; что это событие и созданное им положение произвели сильное на него впечатление; что у него нет склонности к такому образу действий, который сходен с преступлением или обнимает последнее как одну из форм своего проявления; что у него недоразвиты или ослаблены те элементы криминорепульсивной части конституции, которые были нужны для того, чтобы преодолеть впечатление, произведенное неблагоприятными внешними обстоятельствами, и с большей энергией искать непреступного выхода из создавшегося тяжелого положения. Для полной уверенности в принадлежности субъекта к экзогенным преступникам полезно посмотреть, не было ли в его жизни случаев, когда он при неблагоприятных жизненных условиях несколько меньшей силы, чем настоящее тяжелое положение, справлялся с встреченными им затруднениями непреступным путем.
Экзогенный преступник совершает преступление не ради того, чтобы к своим хорошим или сносным условиям прибавить новое наслаждение, получаемое от самого процесса исполнения преступления или от его последствий, а ради полного или частичного освобождения себя от испытываемых им или угрожающих ему более или менее серьезных страданий. Он совершает преступление не только при наличности тяжелых условий, в которых он находится, но и вследствие этих условий. Событие, которое служит для него толчком к преступной деятельности, или сразу, катастрофически выбивает его из нормальных условий жизни, или действует Длительно, при чем в течение известного времени субъект выносит его действие и старается устранить или, по крайней мере, смягчить его легальными средствами, а потом бросает легальные формы борьбы и решается на преступление. В устранении создавшегося более или менее тяжелого положения легальным путем экзогенный преступник обнаруживает недостаточную активность.
Заключение о принадлежности данного преступника к экзогенным будет обосновано особенно полно, если удастся установить, что субъект предварительно делал попытку непреступным путем избавиться от давления неблагоприятных внешних обстоятельств, что общий склад его характера и жизни и его взгляды не таковы, чтобы благоприятствовать развитию стремления к преступлению при отсутствии особо неблагоприятных внешних условий. Вот один из примеров экзогенной преступности.
27 декабря 1923 года по деревне Рассохе, Вологодского уезда, Вологодской губернии, около 7 часов вечера проходил, прося милостыню, крестьянин той же губернии Иван Алексеевич X., 19 лет. Один из жителей Рассохи – Савичев – заметил, что X. очень плохо одет, совсем по-летнему, и имеет на ногах очень истрепанную кожаную обувь. Он пожалел его, дал ему хлеба и обещал подарить старые валенки. X. попросил позволения переночевать. Савичев согласился на это, накормил и напоил его чаем и положил спать на печке, а сам улегся возле печки на кровати. X. лежал на печке, не спал и думал о тяжелом положении своей семьи. Затем он прислушался, убедился, что хозяин заснул, слез с печки, взял из-под кровати топор и в сильном волнении некоторое время, с топором в руках, стоял около спящего. Он колебался, потому что ему жалко было доброго человека. Затем сразу взмахнул топором и ударил Савичева по кисти правой руки, которая лежала на голове. От удара Савичев проснулся, вскочил на ноги и закричал. У убийцы выпал топор из рук, но он быстро его поднял и, один за другим, нанес Савичеву несколько ударов: 2 удара в голову, один – в шею и 2 удара в левую руку и ключицу. Удары в голову и ключицу отнесены экспертизой к числу легких, удары в шею и правую руку – к менее тяжким, а ранение левой руки признано тяжким и повлекло за собой ее ампутацию. Ранение правой руки повлекло ограничение действий 2 пальцев, а удары в голову – глухоту. Все в совокупности ранения тяжки и опасны для жизни. X. признает, что имел в виду убить Савичева, что первый удар, пришедшийся по правой руке, он направил в голову, но сколько, затем, он нанес ударов и в какие места, он не помнит. Раненый Савичев имел все же силу встать и направиться к выходу. X. вскочил ему на плечи и продолжал бить его кулаками по голове. Савичеву все-таки удалось, с X. на плечах, выскочить на улицу и поднять тревогу. X. бросил его, вбежал назад в избу, схватил новые валенки и, с валенками в руках, бросился бежать. Версты две он бежал босиком, держа валенки в руках и, в растерянности, не сообразив их надеть. Стало очень холодно, ноги замерзали, а он все бежал, пока не добежал до какого-то оставшегося в поле шалаша, в который и спрятался. Здесь он провел ночь и очень боялся волков. На следующий день его нашли и арестовали. Он во всем сознался и приговорен судом к 9 годам заключения со строгой изоляцией, без поражения прав.