ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3084
Скачиваний: 1
Н. Н. МОЛЧАНОВ
ДИПЛОМАТИЯ
ПЕТРА
ПЕРВОГО
2-е издание
МОСКВА · «МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ» · 1986
ББК 63.3(0)51
М 75
Рецензенты:
профессор Л. А. НИКИФОРОВ,
профессор Н. И. ПАВЛЕНКО,
доктор исторических наук Б. И. ПОКЛАД
-
М
0505000000-034
61 – 86
003(01)-86
© «Международные отношения», 1986
_______________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. К славным делам
Истоки
Немецкая слобода
Азовские походы
Великое посольство
Амстердам
Лондон и Вена
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Северная война
Сквозь «облако сомнений»
Дипломатическая подготовка Северной войны
Вступление России в войну
Дипломатия в годы первых побед
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Полтава
Перед нашествием
Европа, Швеция и Россия
Победа
Послеполтавская дипломатия
Урок на Пруте
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Бремя величия
Дела турецкие и польские
Балтийская политика
Аландский конгресс
Конец Северной войны
Неоконченное завершение
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Дипломатия занимает огромное место в деятельности Петра Великого. Первым из русских царей он стал лично подписывать международные договоры. Эта деталь как бы символизирует тот факт, что Петр создал новую русскую дипломатию, подобно основанию регулярной армии, флота и других государственных институтов Российской империи. В сфере дипломатии особенно наглядно обнаружились результаты его титанической работы по укреплению могущества России, превратившейся в великую державу. Быстрый подъем России поразил воображение современников и потомков. Дипломатия, будучи средством, орудием осуществления внешней политики, ее практического проведения в жизнь, помогает пониманию процесса этого быстрого возвышения. Обычно его объясняют прежде всего воздействием военных побед армии и флота, созданных Петром. Действительно, война долгие годы сопровождала петровскую внешнюю политику. Из 35 лет царствования Петра состояние полного мира сохранялось всего около года. Уже этот факт сам по себе заслоняет роль дипломатии, которой трудно было соперничать со славой великих петровских побед. В отличие от пушечных залпов, дипломатические акции не вызывают столь громкого резонанса.
В самом деле, создание в невероятно короткий срок военно-морского флота, энергичное формирование современной могучей армии, преобразившейся из беспорядочной толпы, в панике бегущей из-под Нарвы, в великолепное победоносное войско Полтавы, не могло не поражать умы. Еще более фантастическим казалось и строительство Петербурга. При этом дело касалось конкретно осязаемых, материальных явлений.
Иное дело — дипломатия. Ее достижения находятся в сфере морального, психологического, политического воздействия на поведение партнеров и противников. Различная природа, сущность военных достижений и дипломатических побед легко делает оценки внешнеполитических акций субъективными и произвольными, не поддающимися измерению числом кораблей, полков, количеством убитых и раненых, перечнем взятых городов и крепостей, размерами занятых территорий.
А между тем успешное преодоление решительного сопротивления всей Европы (включая и так называемых «союзников») возвышению России, разрушение всех попыток образования антирусской военно-политической коалиции — величайшее достижение петровской дипломатии. Но были в ней, как и на войне, тяжелые поражения, неудачи и ошибки, имевшие роковые последствия... Сам Петр великолепно понимал значение дипломатии. Поэтому его ликование по поводу заключения Ништадтского мирного договора далеко превзошло все столь пышно и громко отмечавшиеся им военные триумфы. Не только понять, но и объяснить реальными причинами скрытое таинство дипломатических действий — сложнейшая задача исторической науки.
Большая заслуга в изучении истории петровской дипломатии принадлежит замечательному русскому историку С. М. Соловьеву. Шесть томов своей монументальной «Истории России с древнейших времен» он посвятил царствованию Петра. Больше половины их содержания отведено его внешнеполитической деятельности.
Хотя некоторые и усматривают в этом некое нарушение пропорций, подобное распределение материала служит лишь объективным отражением реально существовавшего положения. Ведь именно таким образом и распределялись внимание, энергия, воля и труд самого Петра. Если уж искать недостатки у С. М. Соловьева, то они скорее в эмпирико-описательном характере его произведения. Но в целом его конкретные оценки роли дипломатии в петровскую эпоху справедливы. Когда он пишет, как в разгар Северной войны «дипломатическая борьба загорелась с новой силой и далеко оставила за собой борьбу военную», то это знаменательное признание приоритета дипломатии в определенные критические моменты представляется совершенно обоснованным. Характеризуя международное положение России к 1718 году (а до зенита ее влияния было еще далеко), С. М. Соловьев с удовлетворением отмечает: «Прошло много лет, исполненных великих трудов, страшных бедствий и неожиданной славы... Сцена русского дипломатического действия охватила всю Европу, русские интересы переплелись с интересами Германии, Англии, Франции. Кто мог вообразить что-нибудь подобное лет восемь назад?»
Событий, превосходивших всякое воображение, при Петре и благодаря ему было немало. А это и оправдывает интерес к изучению эпохи петровских преобразований новыми поколениями. Советские историки, работая на основе марксистской философии, истории, на базе исторического материализма, создали много ценных исследований, посвященных эпохе петровских преобразований и конкретным проблемам петровской дипломатии. Работы советских историков отличаются стремлением объективно и глубоко оценивать события петровской эпохи с марксистско-ленинских позиций. Однако еще не предпринято попытки синтетического, комплексного изучения дипломатии Петра во всей ее целостности.
Необходимость такого изучения подчеркивается тем знаменательным обстоятельством, что К. Маркс и Ф. Энгельс, беспощадно разоблачавшие внешнюю политику феодальных и буржуазных государств, вскрывая подоплеку их тайной дипломатии, отмечали особое значение дипломатии Петра Великого. Это тем более характерно, что Маркс и Энгельс без всякого снисхождения осуждали хищническую политику всех европейских монархов, особенно русских. Иначе они оценивали внешнеполитическую деятельность Петра, которую считали главным элементом его преобразовательного царствования. Вовсе не склонный к идеализации коронованных глав абсолютных монархий, Ф. Энгельс писал о Петре: «Этот действительно великий человек... первый в полной мере оценил исключительно благоприятное для России положение в Европе. Он ясно... разглядел, наметил и начал осуществлять основные принципы русской политики».
К. Маркс специально исследовал внешнюю политику России и убедительно показал, что территориальные приобретения Петра, в отличие от завоеваний его современников — Людовика XIV и Карла XII, были исторически оправданы объективными потребностями развития России, что побережья Балтийского и Черного морей, естественно, должны были принадлежать ей. Возвышение России Маркс считал результатом закономерного исторического процесса, а не просто «беспочвенным импровизированным творением гения Петра Великого».
Положительная оценка классиками марксизма достижений и принципиальных направлений петровской дипломатии не исключает, а, напротив, требует критического подхода к ее изучению. Прогрессивная преобразовательная деятельность Петра осуществлялась в рамках феодально-абсолютистского государства. Хотя Петр искренне считал высшей целью своей внешней политики интересы отечества, обеспечение государственных интересов, объективно она служила подымавшемуся тогда дворянскому классу и только еще начинавшей зарождаться буржуазии. Внешняя политика, дипломатия Петра предопределялись в последнем счете социальной, классовой природой тогдашней России. Она соответствовала также социальной сущности господствовавшего в то время типа международных отношений, находившихся в переходном состоянии. Международные отношения феодального общества все больше замещались отношениями идущего на смену феодализму капиталистического, буржуазного общества. Это особенно ярко проявлялось в политике стран, уже вставших на путь капиталистического развития, таких как Англия и Голландия. Они сказывались и во внешней политике менее передовых стран, например Франции. Что касается России, то, несмотря на ее отсталость, здесь также элементы старого феодального характера начинают смешиваться с новыми, частично буржуазными тенденциями. Так, в политике Петра причудливо сочетаются экономические интересы нового типа, предопределившие борьбу за выход к Балтийскому морю, с чисто феодальными чертами вроде матримониально-династических увлечений царя.
Вся система европейских международных отношений в XVII — XVIII веках являет картину сложного, противоречивого взаимодействия новых, нарождавшихся принципов и закономерностей со старыми обычаями феодальных времен. Вестфальский мир 1648 года вводит в практику принципы нового времени и открывает эту переходную эпоху. Если раньше участниками международных отношений были исключительно коронованные лица, монархи, то после признания независимости Нидерландов и Швейцарии ими становятся государства, страны, нации. Монарх в качестве субъекта внешней политики действует от имени государства. Серьезно ослабляется влияние теократического, религиозного фактора, внешняя политика отделяется от церкви, государства становятся светскими. Поэтому коалиции и союзы все чаще представляют собой смешение католических и протестантских стран. Для германского императора-католика врагом становится католик Людовик XIV, а друзьями — протестантские Англия и Голландия и т. п. Постепенно утверждается принцип государственного суверенитета, который уже не может, как прежде, ограничиваться надгосударственной духовной или светской властью папы римского или германского императора. Наконец, все страны, независимо от религиозной принадлежности, размеров, местонахождения, признаются равноправными.
Но эти прогрессивные принципы на практике оставались в основном идеалом, а действительные международные отношения чаще всего строились на старых феодальных обычаях. По-прежнему в дипломатических связях продолжает господствовать личностный фактор, и смена на троне государя часто приводила к изменению внешней политики. Внешнеполитическая стабильность, сохраняющаяся даже при смене соперничающих политических партий у власти, как это происходит в наше время, тогда была явлением новым, но уже реально существовавшим (к примеру, в Англии в моменты, когда виги сменяли партию тори или наоборот). Все это крайне усложняло дипломатическую практику тех времен, как сейчас усложняет работу историка дипломатии. Тем более знаменательна та поразительная способность к адаптации, которую проявил Петр и его сподвижники-дипломаты. Петровская дипломатия использует новые принципы и превосходно ориентируется в феодально-династических интригах старого типа. Московская дипломатия обретает необычайную гибкость, и этим она в решающей степени обязана гениальной интуиции Петра Великого. Петровское царствование знаменательно тем, что в некоторых областях, например в создании флота, армии, отдельных отраслей промышленности, весьма значительное отставание было наверстано и преодолено в считанные годы. Совершенно аналогичный, если не более интенсивный, процесс происходил и в дипломатии.
Неизбежно возникает вопрос о нравственном уровне тогдашней дипломатии. Возможно, читатель будет шокирован описанием того, как в своей повседневной деятельности дипломаты использовали такие неблаговидные методы, как взятки, подкупы иностранных деятелей и т. д. Между тем тогда это вовсе не считалось зазорным. Моральные, этические принципы служили просто формой дипломатического красноречия. Для дипломата его частная, личная мораль не имела ничего общего с моральным содержанием его служебной дипломатической деятельности. Гарольд Никольсон, считающийся классиком буржуазной дипломатии, скептически замечая, что вообще «дипломатия не является системой моральной философии», писал о дипломатах XVII века: «Они давали взятки придворным, подстрекали к восстаниям и финансировали восстания, поощряли оппозиционные партии, вмешивались самым пагубным образом во внутренние дела стран, в которых они были аккредитованы, они лгали, шпионили, крали». Удивляться надо не тому, что русские послы везли с собой сундуки, набитые соболями и червонцами, что они давали взятки и подкупали алчных иностранных сановников, а тому, что при этом они сохраняли убеждение в предосудительности таких действий и явно стыдились их. Исторические документы свидетельствуют о многочисленных проявлениях морального негодования петровских дипломатов и самого Петра по отношению к фактам наглого мошенничества, прожженного интриганства, обмана и лжи. В такого рода сентенциях сказывалась патриархальная наивность и нравственная девственность неофитов. Впрочем, они хранили ее не слишком бережно, ибо надо было жить, точнее говоря, России необходимо было выжить в среде сплошной враждебности.
В отличие от других направлений и методов изучения и объяснения эпохи петровских преобразований, марксизм требует учета всей ее сложности и полного освобождения от предубеждений, иллюзий и субъективизма. В этом отношении характерно различие между марксистским подходом к оценке Петра и демократической русской традицией, идущей от Пушкина, декабристов, Герцена, Белинского и Чернышевского. Нам понятно их восхищение Петром Великим, образ которого воплощал для них идеал национального героя. Однако в их оценках эмоции часто заменяют научный анализ, возможный лишь на базе марксизма. Многие великолепные высказывания Пушкина или Белинского о Петре отличаются глубоким историческим чутьем. Но трудно принять характеристику Герценом великого русского царя как «коронованного революционера». Научное понятие общественной революции подразумевает не просто любую радикальную перемену, но преобразование классового характера. Петр же, хотя и был отнюдь не консерватором, существенно не затронул основные старые социальные структуры русского общества.
Более того, социальное отставание России от Западной Европы даже усиливалось. Г. В. Плеханов справедливо отмечал, что в эпоху Петра Великого в передовых странах «быстро исчезали последние остатки крепостного права», но в России XVIII века «закрепощение крестьян доходит до апогея». Наблюдаются два параллельных процесса, направленных в противоположные стороны. Быстро догоняя Европу, Россия во многом шла вперед, но в главном, в социальном развитии, топталась на месте. Это противоречие и породило неполноценность реформы, непрочность многих прогрессивных начинаний Петра. Крепостное право, политическое бесправие даже самого дворянства предопределили сохранение социальной основы отсталости России. Точно так же легендарный петровский демократизм имел чисто личный характер, проявлявшийся лишь в поведении и манерах Петра в узком кругу близких друзей. Он действительно искренне хотел «служить народу». Но фактически его «народом» в ту эпоху был в основном лишь привилегированный класс дворян, за пределами которого оставалась громадная масса «подлого» русского люда.
Вообще все оценки и характеристики людей и событий той далекой эпохи имеют неизбежно относительный характер, предопределяемый спецификой места и времени. Поэтому самый критический подход к Петру с классовых позиций не означает посягательства на его несомненное историческое величие. В России начала XVIII века не было более реального, активного, передового носителя прогресса, чем Петр I. Даже такое одиозное орудие абсолютистского государства, каким была деспотическая, самодержавная власть, оказавшаяся в его руках, превратилось благодаря исторически оправданным и в максимальной степени соответствующим интересам развития России действиям Петра Великого в фактор прогресса. Цель Петра — преодоление отсталости России ради ее собственного спасения — оправдывала пресловутые «крайности» его правления, делала их неизбежным злом, порожденным объективными, не зависящими от его воли историческими условиями. Ошибки, отрицательные качества личности Петра, даже его пороки — проявление случайности, в форме которой всегда действует историческая необходимость. Поэтому данные «случайности» должны быть на втором, третьем.., десятом и т. д. плане в поле зрения историка, любого, кто берется давать Петру подлинно научную оценку.