Добавлен: 15.07.2023
Просмотров: 30
Скачиваний: 3
Однако столь положительно оценив значение и роль церковнославянского языка в развитии языка русского в прошлом, Ломоносов для своей современности рассматривает его как один из тормозов, замедляющих дальнейший прогресс, и потому справедливо ратует за стилистическое упорядочение речевого использования восходящих к этому языку слов и выражений.
По Ломоносову, «высота» и «низость» литературного слога находятся в прямой зависимости от его связи с системой церковнославянского языка, элементы которого, сохранившие еще свою живую производительность, замыкаются в пределах «высокого слога». Литературный язык, как писал Ломоносов, «через употребление книг церковных по прилежности имеет разные степени: высокий, посредственный и низкий». К каждому из названных «трех штилей» Ломоносов прикрепляет строго определенные виды и роды литературы. «Высоким штилем» следует писать оды, героические поэмы, торжественные речи о «важных материях». «Средний штиль» рекомендуется к употреблению во всех театральных сочинениях, «в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия». «Однако, -- продолжает Ломоносов, -- может и первого рода штиль иметь в них место, где потребно изобразить геройство и высокие мысли; в нежностях должно от того удаляться. Стихотворные дружеские письма, сатиры, эклоги и элегии сего штиля дольше должны держаться. В прозе предлагать им пристойно описание дел достопамятных и учений благородных» (т. е. исторической и научной прозе). «Низкий штиль» предназначен для сочинений комедий, увеселительных эпиграмм, шуточных песен, фамильярных дружеских писем, изложению обыкновенных дел. Эти три стиля разграничены между собою не только в лексическом, но и в грамматическом и фонетическом отношениях, однако в «Рассуждении...» Ломоносов рассматривает лишь лексические критерии трех штилей.
Ломоносов отмечает в этой работе пять стилистических пластов слов, возможных, с его точки зрения, в русском литературном языке. Первый пласт лексики -- церковнославянизмы, «весьма обветшалые» и «неупотребительные», например, «обиваю, рясы, овогда, свене и сим подобные». Эти речения «выключаются» из употребления в русском литературном языке. Второй пласт -- церковнокнижные слова, «кои хотя обще употребляются мало, а особенно в разговорах; однако всем грамотным людям вразумительны, например: отверзаю, господень, насаждаю, взываю». Третий пласт -- слова, которые равно употребляются как у «древних славян», так и «ныне у русских», например: бог, слава, рука, ныне, почитаю. Мы назвали бы такие слова общеславянскими. К четвертому разряду «относятся слова, которых нет в церковных книгах», например: говорю, ручей, который, пока, лишь. Это, с нашей точки зрения, слова разговорного русского языка. Наконец, пятый пласт образуют слова просторечные, диалектизмы и вульгаризмы, называемые Ломоносовым «презренными словами», «которых ни в котором штиле употребить не пристойно, как только в подлых комедиях». ломоносов русский литературный язык
Рассмотрев указанные лексические пласты, Ломоносов продолжает: «от рассудительного употребления к разбору сих трех родов речений рождаются три штиля: высокий, посредственный и низкой».
Высокий штиль должен складываться, по мнению Ломоносова, из слов третьего и второго рода, т. е. из слов общих церковнославянскому и русскому языкам, и из слов церковнославянских, «понятных русским грамотным людям».
Средний штиль должен состоять «из речений больше в российском языке употребительных, куда можно принять и некоторые речения славянские, в высоком штиле употребительные, однако с великой осторожностью, чтобы слог не казался надутым. Равным образом употребить в нем можно низкие слова, однако, остерегаться, чтобы не спуститься в подлость». Ломоносов специально подчеркивал: «в сем штиле должно наблюдать всевозможную равность, которая особливо тем теряется, когда речение славянское положено будет подле российского простонародного». Этот стиль, образуя равнодействующую между высоким и низким, рассматривался Ломоносовым как магистральная линия развития русского литературного языка, преимущественно в прозе.
Низкий штиль образуется из речений русских, «которых нет в славянском диалекте». Их Ломоносов рекомендует «смешивать со средними, а от славянских обще неупотребительных вовсе удаляться, по пристойности материи...» Он считал также, что «простонародные низкие слова могут иметь в них (в произведениях низкого штиля) место по рассмотрению». Тем самым давалась возможность проникновению просторечной лексики в язык литературных произведений низкого стиля, чем пользовался нередко и сам Ломоносов, и другие писателя XVIII в., разрабатывавшие эти жанры литературы.
Грамматическим и фонетическим чертам, характерным для того или иного стиля литературного языка Ломоносов уделяет внимание в других трудах, в частности в «Российской грамматике», систематически разграничивая употребление тех или иных категорий. Обращая внимание на вариантность многих грамматических категорий в русском языке его времени, Ломоносов неизменно соотносил эти видоизменения с употреблением их в высоком или низком штиле.
II. 3. «Российская грамматика» Ломоносова
«Российская грамматика», созданная Ломоносовым в 1755 -- 1757 гг., несомненно, может быть признана наиболее совершенным из всех его филологических трудов. Основное ее значение для истории русского литературного языка заключается в том, что это первая действительно научная книга о русском языке в собственном смысле слова. Все грамматические труды предшествовавшей поры -- «Грамматика» Мелетия Смотрипкого и ее переиздания и переработки, выходившие в течение первой половины XVIII в., -- представляли в качестве предмета изучения и описания язык церковнославянский. М. В. Ломоносов же с самого начала делает предметом научного описания именно общенародный русский язык, современный ему.
Второе не менее важное для истории русского литературного языка качество «Российской грамматики» определяется тем, что эта грамматика не только описательная, но и нормативно-стилистическая, точно отмечающая, какие именно категории и формы русской речи, какие черты произношения присущи высокому или низкому стилю.
«Российская грамматика» состоит из шести основных разделов, названных «наставлениями», которым предшествует пространное «Посвящение», выполняющее функцию предисловия, в «Посвящении» читается вдохновенная характеристика величия и мощи русского языка. Сославшись на исторический пример императора «Священной Римской империи» Карла V (XVI в.), который пользовался основными языками подвластных ему европейских народов в различных обстоятельствах своей жизни, разговаривая испанским языком с богом, французским с друзьями, итальянским с женщинами и немецким с врагами, Ломоносов продолжает: «Но есть ли бы он российскому языку был искусен, то конечно к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно. Ибо нашел бы в нем великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».
Величие и мощь русского языка явствуют, по мнению Ломоносова, из того, что «сильное красноречие Цицероново, великолепия Виргилиева важность, Авдиева приятное витийство не теряют своего достоинства на российском языке. Тончайшие философские воображения и рассуждения, бывающие в сем видимом строении мира и в человеческих обращениях, имеют у нас пристойные и вещь выражающие речи». Русский язык достоин глубочайшего изучения «и ежели чего точно изобразить не может, не языку нашему, по недовольному своему и нем искусству приписывать долженствуем». Эта характеристика может быть расценена как гениальное научное и поэтическое предвидение Ломоносова, ибо в его время русский язык далеко еще не развил всех своих возможностей, раскрывшихся впоследствии под пером великих русских писателей XIX в.
«Наставление первое» в грамматике Ломоносова посвящено раскрытию общих вопросов языкознания и озаглавлено «О человеческом слове вообще». В этом же разделе дана классификация частей речи, среди которых выделяются в соответствии с давней грамматической традицией следующие «осмь частей знаменательных: имя, местоимение, глагол, причастие, наречие, предлог, союз, междометие».
«Наставление второе» --«О чтении и правописании российском» --рассматривает вопросы фонетики, графики и орфографии. Говоря о различном произношении слов, свойственном различным наречиям русского языка (северному, московскому я украинскому), Ломоносов, будучи сам уроженцем Архангельской области и носителем северорусского наречия, тем не менее сознательно отдает предпочтение московскому произношению. «Московское наречие, -- пишет он, -- не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается; а особливо выговор буквы о без ударения, как, а, много приятнее». По указанию Ломоносова, в высоком штиле буква е должна всегда произноситься без перехода в о. Произношение в ряде форм этой буквы как ио (ё) рассматривается им как принадлежность низкого штиля.
В «Наставлении третьем» -- «О имени» -- содержатся «правила склонений». В качестве приметы высокого слога Ломоносов отмечает здесь флексию -а в род. над. ед. числа муж. рода твердого и мягкого склонения. Окончание -у в том же падеже рассматривается как примета низкого стиля. «Русские слова, -- пишет Ломоносов, -- тем больше оное принимают, чем далее от славянского отходят». «Сие различие древности слов и важности знаменуемых вещей, -- продолжает он, -- весьма чувствительно и показывает себя нередко в одном имени, ибо мы говорим: святаго духа, человеческого долга, ангельскаго гласа, а не святаго духу, человеческаго долгу, ангельскаго гласу. Напротив того, свойственнее говорится: розоваго духу, прошло-годняго долгу, птичья голосу».
Подобное же стилистическое соотношение устанавливается Ломоносовым и между формами предложного падежа (кстати, отметим, что Ломоносов впервые ввел этот грамматический термин для обозначения падежа, ранее называвшегося сказательным) мужского рода на е (ять) и на у.
Формы степеней сравнения на -ейший, -айший, -ший также признаются приметой «важного и высокого слога, особливо в стихах: далечайший, светлейший, пресветлейший, высочайший, превысочайший, обильнейший, преобильнейший». При этом Ломоносов предупреждает: «но здесь должно иметь осторожность, чтобы сего не употребить в прилагательных низкого знаменования или неупотребительных в славянском языке, и не сказать: блеклейший, преблеклейший; прытчайший, препрыт-чайший».
«Наставление четвертое», имеющее заглавие «О глаголе», посвящено образованию и употреблению различных глагольных форм и категорий, и здесь также даны стилистические рекомендации.
В «Наставлении пятом» рассматривается употребление «вспомогательных и служебных частей слова», в том числе и причастий, и содержатся важные стилистические указания. По мнению Ломоносова, причастные формы на -ущий, -ащий могут образовываться лишь от глаголов, «которые от славянских как в произношении, так и в ознаменовании никакой разности не имеют, например: венчающий, питающий, пишущий», а также от глаголов на -ся: возносящийся, боящийся. «Весьма не надлежит, -- писал Ломоносов, -- производить причастий от тех глаголов, которые нечто подлое значат и только в простых разговорах употребительны», например: говорящий, чавкающий, трогаемый, качаемый, мараемый, брякнувший, нырнувший. Примечательно также наблюдение Ломоносова о соотношении употребления причастных оборотов и параллельных им придаточных предложений со словом который. Причастные конструкции, -- полагал Ломоносов, -- «употребляются только в письме, а в простых разговорах должно их изображать через возносимые местоимения который, которое, которая».
Шестое «Наставление», посвященное вопросам синтаксиса, озаглавлено «О сочинении частей слова» и разработано в «Российской грамматике» значительно менее подробно, что отчасти восполняется рассмотрением подобных же вопросов в «Риторике» (1748 г.). В области синтаксиса литературно-языковая нормализация, по наблюдениям В. В. Виноградова, в середине XVIII в. была сосредоточена почти исключительно на формах высокого слога.
Отметим, что Ломоносов рекомендовал возродить в русском литературном языке оборот дательного самостоятельного. «Может быть со временем, -- писал он, -- общий слух к тому привыкнет, и сия потерянная краткость и красота в российское слово возвратится».
III. Заключение
Синтаксис литературного языка XVIII в. ориентировался на немецкий или латинский, в частности сложные предложения с причастными оборотами строились по образцу названных языков. Язык прозаических произведений самого Ломоносова в этом отношении, не представлял исключения. В них преобладали громоздкие периоды, причем глаголы-сказуемые в предложениях, как правило, занимали последнее место. Равным образом и в причастных или деепричастных оборотах аналогичное место принадлежало причастным или деепричастным формам. Приведем в качестве примера отрывок из слова Ломоносова «О пользе химии»: «...Натуральная вещи рассматривая, двоякого рода свойства в них находим. Одни ясно и подробно понимаем, другие хотя ясно в уме представляем, однако подробно изобразить не можем... Первые чрез геометрию точно размерить и чрез механику определить можно; при других такой подробности просто употребить нельзя; для того, что первые в телах, видимых и осязаемых, другие в тончайших и от чувств наших удаленных частицах свое основание имеют». [2] В работах Г. Н. Акимовой убедительно показано, что разносторонняя деятельность Ломоносова и в области синтаксиса способствовала становлению «органической фразы» в современном русском языке.
Таким образом, стройная стилистическая система, созданная Ломоносовым для русского литературного языка середины XVIII в., стремилась охватить все компоненты языка и отвечала нуждам развивавшейся русской литературы, соответствуя принципам классицизма.
Во всем творчестве М. В. Ломоносова как ученого и поэта -- в разработке им терминологии в качестве важнейшей предпосылки создания научного стиля, в его теоретических рассуждениях и поэтической практике -- нашло живое отражение состояние русского литературного языка середины XVIII в. и подготовлены исходные позиции для дальнейшего совершенствования языковых норм и приближения их к разнообразным потребностям формирующейся русской нации.