ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.12.2023
Просмотров: 1789
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
В гостиной
Становилось темней и темней… Свет, исходивший от камина, слегка освещал пол и одну стену с портретом какого‑то генерала с двумя звездами. Тишина нарушалась треском горевших поленьев, да изредка сквозь двойные оконные рамы пробивался в гостиную шум шагов и езды по свежему снегу.
Перед камином, на голубой, покрытой кружевной кисеей кушетке, сидела парочка влюбленных. Он, высокий, статный мужчина с роскошными, выхоленными бакенами и правильным греческим носом, сидел развалясь, положа ногу на ногу, и лениво потягивал ароматный дымок из дорогой гаванской сигары. Она, маленькое, хорошенькое созданье с льняными кудрями и быстрыми, лукавыми глазками, сидела рядом с ним и, прижавшись головкой к его плечу, мечтательно глядела на огонь. На лицах обоих была разлита мягкая нега… Движения были полны сладкой истомы…
– Я люблю вас, Василий Лукич! – шептала она. – Ужасно люблю! Вы так красивы! Недаром баронесса глядит на вас, когда бывает у Павла Иваныча. Вы очень нравитесь женщинам, Василий Лукич!
– Гм… Мало ли чего! А как на вас, Настя, профессор смотрит, когда вы Павлу Петровичу приготовляете чай! Он в вас влюблен – это как дважды два…
– Оставьте ваши насмешки!
– Ну, как не любить такое милое существо? Вы прекрасны! Нет, вы не прекрасны, а вы грациозны! Ну, как тут не любить?
Василий Лукич привлек к себе хорошенькое созданье и начал осыпать его поцелуями. В камине раздался треск: загорелось новое полено. С улицы донеслась песня…
– Лучше вас во всем свете нет! Я вас люблю, как тигр или лев…
Василий Лукич сжал в своих объятиях молодую красавицу… Но в это время из передней послышался кашель, и через несколько секунд в гостиную вошел маленький старичок в золотых очках. Василий Лукич вскочил и быстро, в замешательстве, сунул в карман сигару. Молодая девушка вскочила, нагнулась к камину и стала копаться в нем щипцами… Увидев смущенную парочку, старик сердито кашлянул и нахмурился.
– Не обманутый ли это муж? – спросит, быть может, читатель.
Старик прошелся по гостиной и снял перчатки.
– Как здесь накурено! – проговорил он. – Опять ты, Василий, курил мои сигары?
– Никак нет‑с, Павел Иваныч! Это… это не я‑с…
– Я тебе дам расчет, если еще раз замечу… Ступай, приготовь мне фрачную пару и почисти штиблеты… А ты, Настя, – обратился старик к девушке, – зажги свечи и поставь самовар…
– Слушаю‑с! – сказала Настя.
И вместе с Василием вышла из гостиной.
Экзамен
(Из беседы двух очень умных людей)
На днях явился в кабинет отца старший сын и заявил ему, что он желает выйти из‑под его опеки и самостоятельно вступить в свет. Заявление это он мотивировал своим недавно наступившим совершеннолетием (ему исполнилось ровно 21 год).
– Хорошо, сын мой! – сказал отец, выслушав его. – Я согласен, но прежде, чем начать самостоятельную жизнь, ты должен выдержать у меня маленький житейский экзамен. Садись, я тебя проэкзаменую…
Сын сел. Отец нахмурился и начал:
– Чем пахнет во рту, когда ешь колбасу?
– Колбасной лавкой.
– Так, сын мой. Что жены мылят без мыла?
– Головы мужей.
– Что было бы, если бы люди ходили вверх ногами?
– Тогда Пироне шил бы шапки, а Поша шил бы сапоги…
– Совершенно верно. Отчего вода в море соленая?
– Оттого, что в нем плавают селедки…
– Старо, старо! Свое что‑нибудь придумай!
– Оттого в море вода соленая, что… что… в нем купаются иногда юмористы.
– Пожалуй… Прежде спрашивали: от чего гуси плавают? Мы отвечали: от берега… Теперь ты ответь мне: от чего уплывают гуси лапчатые?
– От долгов, воинской повинности…
– Отчего не носят очков на затылке?
– Потому что очки разбиваются от подзатыльников.
– Почему человека нельзя назвать свиньей?
– Потому что он потащит к мировому.
– Какой чиж кончил курс в университете?
– Доктор Чиж.
– Кого можно назвать падшим созданием?
– Человека, упавшего с каланчи.
– Где можно взять взаймы денег?..
Сын поднял вверх голову и задумался.
– Не знаешь, сынок? Ну, не годишься же ты в свет… Поживи под моей опекой еще месяц!
Через месяц будет новый экзамен.
Либерал
(Новогодний рассказ)
Прекрасную и умилительную картину представляло собой человечество в первый день нового года. Все радовались, ликовали, поздравляли друг друга. Воздух оглашался самыми искренними и сердечными пожеланиями. Все были счастливы и довольны…
Один только губернский секретарь Понимаев был недоволен. В новогодний полдень он стоял на одной из столичных улиц и протестовал. Обняв правой рукой фонарный столб, а левой отмахиваясь неизвестно от чего, он бормотал вещи непростительные и предусмотренные… Возле него стояла его жена и тащила его за рукав. Лицо ее было заплакано и выражало скорбь.
– Идол ты мой! – говорила она. – Наказание ты мое! Глаза твои бесстыжие, махамет! Иди, тебе говорю! Иди, покедова не прошло время, и распишись! Иди, пьяная образина!
– Ни в каком случае! Я образованный человек и не желаю подчиняться невежеству! Иди сама расписывайся, если хочешь, а меня оставь!.. Не желаю быть в рабстве.
– Иди! Ежели ты не распишешься, то горе тебе будет! Выгонят тебя, подлеца моего, и тогда я с голоду, значит, сдыхай? Иди, собака!
– Ладно… И погибну… За правду? Да хоть сейчас!
Понимаев поднял руку, чтобы отмахнуться от жены, и описал ею в воздухе полукруг… Шедший мимо околоточный надзиратель в новой шинели остановился на секунду и, обратясь к Понимаеву, сказал:
– Стыдитесь! Ведите себя по примеру прочих!
Понимаеву стало совестно. Он стыдливо замигал глазами и отдернул от фонарного столба руку. Жена воспользовалась этим моментом и потащила его за рукав вдоль по улице, старательно обходя все, за что можно ухватиться. Минут через десять, не более, она дотащила своего мужа до подъезда начальника.
– Ну, иди, Алеша! – сказала она нежно, введя мужа на крыльцо. – Иди, Алешечка! Распишись только, да и уходи назад. А я тебе за это коньяку к чаю куплю. Не буду тебя ругать, когда ты выпивши… Не губи ты меня, сироту!
– Ааа… гм… Это, стало быть, его дом? Отлично! Очень хорошо‑с! Рраспишемся, черт возьми! Так распишемся, что долго будет помнить! Все ему напишу на этой бумаге! Напишу, какого я мнения! Пусть тогда гонит! А ежели выгонит, то ты виновата! Ты!
Понимаев покачнулся, пхнул плечом дверь и с шумом вошел в подъезд. Там около двери стоял швейцар Егор с свежевыбритой, новогодней физиономией. Около столика с листом бумаги стояли Везувиев и Черносвинский, сослуживцы Понимаева. Высокий и тощий Везувиев расписывался, а Черносвинский, маленький рябенький человечек, дожидался своей очереди. У обоих на лицах было написано: «С Новым годом, с новым счастьем!» Видно было, что они расписывались не только физически, но и нравственно. Увидев их, Понимаев презрительно усмехнулся и с негодованием запахнулся в шубу.
– Разумеется! – заговорил он. – Разумеется! Как не поздравить его пр‑во? Нельзя не поздравить! Ха, ха! Надо выразить свои рабские чувства!
Везувиев и Черносвинский с удивлением поглядели на него. Отродясь они не слыхали таких слов!
– Разве это не невежество, не лакейство? – продолжал Понимаев. – Брось, не расписывайся! Вырази протест!
Он ударил кулаком по листу и смазал подпись Везувиева.
– Бунтуешь, ваше благородие! – сказал Егор, подскочив к столу и подняв лист выше головы. – За это, ваше благородие, вашего брата… знаешь как?
В это время дверь отворилась и в подъезд вошел высокий пожилой мужчина в медвежьей шубе и золотой треуголке. Это был начальник Понимаева, Велелептов. При входе его Егор, Везувиев и Черносвинский проглотили по аршину и вытянулись. Понимаев тоже вытянулся, но усмехнулся и крутнул один ус.
– А! – сказал Велелептов, увидев чиновников. – Вы… здесь? М‑да… друзья… Понятно… (очевидно, что его пр‑во был слегка навеселе). Понятно… И вас также… Спасибо, что не забыли… Спасибо… М‑да… Приятно видеть… Желаю вам… А ты, Понимаев, уж назюзюкался? Это ничего, не конфузься… Пей, да дело разумей… Пейте и веселитесь…
– Всяк злак на пользу человека, ваше‑ство! – рискнул вставить Везувиев.
– Ну да, понятно… Как ты сказал? Где злак? Ну, идите себе… с богом… Или нет… Вы были уже у Никиты Прохорыча? Не были еще? Отлично. Я дам вам книги… отнесите к нему… Он дал мне почитать «Странник» за два года… Так вот его надо отнести… Пойдемте, я вам дам… Скиньте шубы!
Чиновники сняли шубы и пошли за Велелептовым. Сначала они вошли в приемную, а потом в большую, роскошно убранную залу, где за круглым столом сидела сама генеральша. По обе стороны ее сидели две молодые дамы, одна в белых перчатках, другая в черных. Велелептов оставил в зале чиновников и пошел к себе в кабинет. Чиновники сконфузились.
Минут десять стояли они молча, не двигаясь и не зная, куда девать свои руки. Дамы говорили по‑французски и то и дело вскидывали на них глаза… Мука! Наконец из кабинета показался Велелептов, держа в обеих руках по большой связке книг.
– Вот, – сказал он. – Отдайте ему и поблагодарите… Это «Странник». Я читал иногда по вечерам… А вам… спасибо, что не забыли… пришли почтить… Чиновников моих рассматриваете? – обратился Велелептов к дамам. – Хе, хе… Смотрите, смотрите… Это вот Везувиев, это Черносвинский… а это мой Понимаев. Вхожу однажды в дежурную, а он, этот Понимаев, там машину представляет. Каков? Пш‑пш‑пш! Свистит этак, ногами топочет… Натурально так выходило… М‑да… А ну‑ка, изобрази! Представь‑ка нам.
Дамы вперили в Понимаева глаза и заулыбались. Он закашлялся.
– Не умею… Забыл, ваше – ство… – пробормотал он. – Не могу и не желаю.
– Не желаешь? – удивился Велелептов. – А? Жаль… Шаль, что не можешь уважить старика… Прощай… Обидно… Ступай…
Везувиев и Черносвинский затолкали в бок Понимаева. Да и сам он испугался своего отказа. В глазах его помутилось… Черные перчатки смешались с белыми, лица покосились, мебель запрыгала, и сам Велелептов обратился в большой кивающий палец. Постояв немного и пробормотав что‑то, Понимаев прижал к груди «Странник» и вышел на улицу. Там он увидел свою жену, бледную, дрожавшую от холода и ужаса. Везувиев и Черносвинский стояли уже возле нее и, сильно жестикулируя руками, говорили ей что‑то ужасное и сразу в оба уха. «Что теперь будет?!» – читалось в их фигурах и движениях. Понимаев, безнадежно взглянув на жену, поплелся с книгами за приятелями.
Воротясь домой, он не обедал и чаю не пил… Ночью его разбудил кошмар.
Он поднялся и поглядел в темноту. Черные и белые перчатки, бакены Велелептова – все это заплясало перед его глазами, закружилось, и он вспомнил минувшее.
– Скотина я, скотина! – проворчал он. – Протестуй ты, осел, ежели хочешь, но не смей не уважать старших! Что стоило тебе представить машину?
Более он не мог уснуть. Всю ночь до самого утра промучили его угрызения совести, тоска и всхлипывания жены. Поглядевшись утром в зеркало, он увидел не себя, а чью‑то другую физиономию, бледную, истощенную, печальную…
– Не пойду на службу! – решил он. – Все одно… Один конец!
Весь второй день нового года он посвятил хождению из угла в угол.
Ходил он, вздыхал и думал:
– У кого бы это револьвер достать? Чем этак жить, так лучше уж… право… Пулю в лоб, и конец…
На третий день он бежал от тоски на службу.
«Что‑то будет?!» – думали все чиновники, поглядывая на него из‑за чернильниц.
То же самое думал и Понимаев.
– Что ж? – шепнул он Везувиеву. – Пусть гонит! Ему же скверно будет, ежели руки на себя наложу.
В 11 часов приехал Велелептов. Проходя мимо Понимаева и взглянув на его бледное, сильно похудевшее, испуганное лицо, он остановился, покачал головой и сказал:
– А здорово ты тогда хватил, братец! До сих пор рожа в свои рамки не вошла. Надо быть, друг, поумеренней… Нехорошо… Долго ли здоровье потерять?
И, похлопав Понимаева по плечу, Велелептов прошел далее.