Файл: Зарождение греческой философии.doc

Зарождение греческой культуры

О. Е. Акимов

Первые греческие философы: Проблемы хронологии. Анаксимандр и Анаксимен

– I –

О чем рассказывают нынешние преподаватели философии на своих лекциях, когда касаются темы первых философов Греции? Будто Фалес учил Анаксимандра, Анаксимандр учил Анаксимена, Анаксимен учил Анаксагора, Анаксагор учил Архелая, Архелай учил Сократа, Сократ учил Платона, Платон учил Аристотеля, Аристотель учил Теофраста и т.д.

С подобного перечисления имен начинается «Жизнеописание» Диогена Лаэрцкого. Античный историк пишет: «Философия же имела два начала: одно — от Анаксимандра, а другое — от Пифагора; Анаксимандр учился у Фалеса, а наставником Пифагора был Ферекид. Первая философия называется ионийской, потому что учитель Анаксимандра Фалес был ионийцем, как уроженец Милета; вторая называется италийской, потому что Пифагор занимался ею главным образом в Италии. Ионийская философия завершается Клитомахом, Хрисиппом и Теофрастом, италийская же — Эпикуром.

А именно, преемником Фалеса был Анаксимандр, за ним следовал Анаксимен, затем — Анаксагор, затем — Архелай, затем — Сократ, который ввел этику; за Сократом — сократики, и среди них Платон, основатель Старшей академии, за Платоном — Спевсипп и Ксенократ, затем Полемон, затем Крантор и Кратет, затем Аркесилай, с которого начинается Средняя академия; затем Лакид, начинатель Новой академии, затем Карнеад, затем Клитомах. Вот как эта философия завершается Клитомахом. Хрисиппом же она завершается так: учеником Сократа был Антисфен, за ним следовал киник Диоген, затем Кратет Фиванский, затем Зенон Китийский, затем Клеанф, затем Хрисипп. А Теофрастом она завершается так: учеником Платона был Аристотель, а учеником Аристотеля — Теофраст. Вот каким образом завершается ионийская философия. Италийская же философия такова: учеником Ферекида был Пифагор, за ним следовал сын его Телавг, затем Ксенофан, затем Парменид, затем Зенон Элейский, затем Левкипп, затем Демокрит, затем многие другие, в том числе Навсифан [и Навкид], а за ними — Эпикур» [1, I, 13 – 15].

Диоген принял две параллельные последовательности — ионическую и италийскую, — каждая из которых начиналась своим мудрецом: первая Фалесом, вторая Ферекидом. Но некоторые, кто считал Ферекида слабым философом, — а так оно, в общем-то, и было, — во главу списка ставили одного Фалеса, за ним шел Анаксимандр, а от него уже философия ветвилась на два указанных Диогеном рукава. Составитель этой последовательности делал учителем Пифагора Анаксимандра. Он считал, по-видимому, что всякий великий философ должен был учиться, непременно, у столь же великого философа. Нынешние комментаторы «Жизнеописания» придерживаются именно данной схемы, выстроенной по принципу: великий учитель — великий ученик. Подобная строго линейная иерархия явилась итогом сложного компромисса, который не был принят всеми философами поздней античности — слишком много в этой последовательности имелось натяжек, противоречащих древним источникам. Однако в результате ожесточенной идейной борьбы философских школ все прочие хронологические списки древних мыслителей были в основном уничтожены. Сегодня мы пользуемся той единственной последовательностью, которая, однако, выжила отнюдь не благодаря своей истинности.

Сомнение вызывает, прежде всего, существование самого отношения учитель — ученик. Ведь выдающихся ученых Нового времени невозможно выстроить в последовательность по этому принципу. Если какой-нибудь историк через две тысячи лет вытянет в струнку Коперника, Галилея, Кеплера, Декарта, Гюйгенса, Ньютона, Даламбера, Эйлера, Лагранжа и объявит, что они находятся в отношении учитель — ученик, он тем самым допустит серьезную ошибку. Разумеется, у всех перечисленных деятелей науки были свои учителя. В частности, у Ньютона, когда он учился в Кембриджи, наставником был Барроу. Можно говорить и так, например, что взгляды Галилея во многом сформировались под влиянием учения Коперника, однако отношение учитель — ученик к ним не подходит. Это отношение предполагает слишком прямое влияние, которого не существовало между названными учеными. Таким образом, когда мы читаем сочинение Диогена Лаэрцкого или современный энциклопедический словарь, где сказано, что Фалес учитель Анаксимандра, Анаксимандр учитель Анаксимена и далее по списку, возникают ложные ассоциации, мешающие увидеть реальную конкуренцию научных идей и искажающие истинную картину противостояния между деятелями науки и философии.

Отношения об ученичестве и учительстве, скорее всего, возникли в самой же школьной среде — отчасти из дидактических соображений, отчасти из идеологических. На самом деле, между Фалесом, Анаксимандром, Анаксименом и прочими мыслителями того далекого времени существовали примерно такие же отношения, какие существовали между мыслителями Нового времени или существуют сейчас в среде наших современников. Они где-то собирались вместе, общались между собой, спорили и отстаивали каждый свою собственную позицию. Древние мыслители — такие же люди, как и мы; наверняка, они ссорились и обижались друг на друга во время горячих дискуссий. Силы отталкивания компенсировались силами взаимного притяжения: одновременно с процессами дифференциации существовала интеграция, т.е. создавались союзы единомышленников в виде больших и малых школ. Внутри этих школ тоже не всё шло гладко.

Если обратиться к временам не слишком далеким и посмотреть, из чего вырастали, например, Флорентийская академия — первая академия Нового времени, — то мы быстро поймем психологические законы функционирования группы единомышленников из трех, пяти или ста человек. Такие же процессы можно было наблюдать в научных ассоциациях Парижа, Лондона и Санкт-Петербурга. Разумеется, во главе коллектива ученых и философов появлялся умный и энергичный лидер, однако отношение его с остальными членами группы не часто можно было охарактеризовать как отношение учителя с учениками.

Так, например, Лондонское Королевское общество возникло благодаря стараниям Роберта Бойля, который стал его первым председателем. Роберт Гук был секретарем и помощником Бойля, но превосходил своего председателя как по учености, так и по инженерному мастерству. В частности, знаменитый «насос Бойля» для получения вакуума разработал и сконструировал лично Гук. После смерти Бойля председателем Королевское общества становится его бывший помощник. Именно Гук обратил внимание на Исаака Ньютона и предоставил ему полноправное членство в Обществе. Но разве можно сказать, что Гук был учителем Ньютона? Нет, конечно, хотя именно он попросил Ньютона написать «Математические начала натуральной философии», где были бы подведены итоги развития тогдашней механики.

Он не только надоумил его написать книгу, но и всячески помогал ему в этом нелегком деле. В частности, Гук подсказал Ньютону главную идею книги — всемирный закон тяготения, над которым он много лет размышлял. Большая часть оптических экспериментов, описанная в ньютоновой «Оптике», тоже проделана собственноручно Гуком. Однако, ставши председателем Королевского общества, Ньютон сделал всё, чтобы имя своего покойного наставника было вымарано из истории науки. Теперь мы воспринимаем Ньютона как единоличного создателя классической физики и это притом, что львиная доля научного, инженерного и организационного труда была проделана Гуком, а также Гюйгенсом, Декартом, Лейбницем и многими другими учеными Европы. Собственных оригинальных идей у Ньютона никогда не было, он лишь умело пользовался чужими результатами.

Те сложные человеческие отношения, которые мы наблюдаем между Бойлем, Гуком и Ньютоном, возникают повсюду, в том числе, они существовали, очевидно, между Сократом, Платоном и Аристотелем. Практически всё, что мы знаем о Сократе, рассказал нам Платон. Но мы не знаем, как в действительности Сократ относился к Платону. Второй считал себя учеником первого, но мог ли первый назвать себя учителем второго — этого мы не знаем. Мы также не знаем, считал ли себя Платон учителем Аристотеля. Зато хорошо знаем, что Аристотель никогда не считал себя учеником Платона. Аристотель беспощадно громил идеалистические принципы философии главы Академии, в которой он состоял в течение двух десятилетий. Он критиковал учения Пифагора и Демокрита более сдержанно и доброжелательно, чем своего непосредственного руководителя. Вспомните, ведь именно Аристотелю принадлежит крылатая фраза: «Платон мне друг, но истина мне дороже». Можно не сомневаться, что философ из Стагир мог бы вообще учиться где-нибудь вне стен Платоновской Академии — всё равно он проповедовал бы примерно те же схоластические идеи, которые мы сегодня читаем в его книгах. Это произошло потому, что большой мыслитель — личность всегда самостоятельная. И он начинает жить своим умом не тогда, когда становится взрослым, а с самого юного возраста, иначе, он никогда не был бы великим мыслителем.

– II –

Эволюция философских школ античного периода в общих чертах нам известна. Сначала отдельные небольшие группы заинтересованных лиц устно общались друг с другом по проблемам науки, литературы, искусства, политики и религии. Потом нашлись люди, которые стали писать малые и большие сочинения «О богах», «О природе», «О началах», «О любви» и т.д. Далее, появились биографические книги о великих мыслителях. Например, Демокрит написал книгу «Пифагор», в которой, очевидно, рассказывал (сама книга до нас не дошла) о жизни и учении человека, жившего до него. В списке сочинений Эпикура есть книги, о его предшественниках и современниках, озаглавленные так: «Анаксимен», «Антидор», «Аристобул», «Тимократ», «Полимед», «Каллистол», «Метродор». Все они и сотни других работ, рассказывающих о жизни и учении конкретных людей, имена которых выносились на титул, исчезли бесследно.

Энциклопедисты-перипатетики составляли биографии известных людей, не выделяя философов из общего списка поэтов, скульпторов, полководцев и прочих деятелей. По мере накопления литературы, происходила дифференциация и выделение философской тематики в самостоятельную группу книг. Наконец, появилась литература со специфической организацией материала, которая называлась «Преемства». В них как раз и был введен принцип «учитель — ученик», который в большинстве случаев оказывался искусственным.

В начале II в. до Р.Х. появились обширнейшие «Преемства» Сотиона Александрийского. Чтобы их сократить в объеме, на них вышли «Сокращения». Впоследствии к «Преемствам» и к «Сокращениям» добавились различного рода сборники, касающиеся великих людей и рассортированные по рубрикам: «Списки сочинений», «Афоризмы», «Забавные случае из жизни», «Извлечения», «Письма», «Завещания» и так далее. Наконец, появились более или менее компактные «Хронологии», в которых главное внимание было обращено на хронологическую последовательность событий, на годы рождения и смерти выдающихся людей с одновременным указанием имущественного достатка, знатности происхождения, кем они были по профессии, кто были их родители, где родились и тому подобная информация.

Во времена Фалеса, Геродота и даже Аристотеля никто особенно не обращал внимания на время исторического события, всех интересовало существо дела. И только много позже появились ссылки на время действия, которое привязывалось к годам олимпийских игр. Первые олимпийские игры состоялись в 776 году до нашей эры (советский термин, сейчас снова начали говорить до Рождения Христа). Однако прежде чем стали ориентироваться на игры, огромная масса произошедших событий осталась без датировки, даже самой приблизительной. Как восстановить даты событий, года рождения и смерти выдающихся деятелей Эллады? Вот какой выход был найден.

Во II в. до Р.Х. Аполлодор Афинский написал «Хронологию», в которой принял акмаический принцип (akmaioz — находящийся в расцвете сил). Суть его в следующем. Поскольку годы рождения и смерти Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена и прочих философов, живших задолго до Аполлодора, никто не записывал, историк стал ориентироваться на их период расцвет сил, приходящийся, как он предполагал, приблизительно на сорокалетний возраст. Понятно, что народная молва часто искаженно доносила исторические факты, сколько лет жила та или иная знаменитость и на какие года олимпийских игр приходилась акма ее активности. Далее производился приблизительный расчет периода жизни.

Например, относительно Анаксимена Аполлодор пишет, что его расцвет сил пришелся на время взятия Сард (3-й год 58 олимпийских игр, т.е. 546 г. до Р.Х.), следовательно, он родился в 585/6 г.; а скончался в 63 олимпиаду, что охватывает период 585 – 525 гг. до Р.Х. Следовательно, он жил что-то около 60 лет. Быть может, об Анаксимене и заговорили в 3-й год 58 олимпийских игр, но только ему было не 40, а 30 или 50 лет; возможно, первоисточник что-то напутал и расцвет философа приходился на время взятия города, но не Сард, а, скажем, Смирны. Кто и что мог помнить о человеке, пусть даже когда-то чем-либо прославившемся, спустя 500, 400 или даже 100 лет назад?

С Анаксимандром дело оказалось еще более запутанным, поскольку тот же Диоген Лаэрцкий относительно него написал так: «Он сделал суммарное изложение своих воззрений, которое, судя по всему, попало среди прочих в руки Аполлодора Афинского. Последний сообщает в своей "Хронике", что на втором году 58-й олимпиады Анаксимандру было 64 года, и вскоре после этого он умер; расцвет же его примерно совпадает с тиранией Поликрата Самосского» [1, II, 1 – 2; 2, 12 A 1]. Таким образом, год его смерти соответствует 547/6 г. до Р.Х.; так как тогда ему было 64 года, то родиться он должен был где-то в 611/10 г. до Р.Х. Однако тут же Диоген Лаэрций пишет, что пик его творческой активности совпадает с тиранией Поликрата Самосского, которая приходится на 532 г. до Р.Х., т.е. когда Анаксимандр давным-давно был уже мертв.

Что делают нынешние комментаторы для исключения этого противоречия? Они считают, что в тексте Диогена имеется лакуна, т.е. из него выпала фраза: «Учеником его был Пифагор», а дальше шли слова: «расцвет которого примерно совпадает с тиранией Поликрата Самосского». Смелое допущение! Получилось, что на 532 г. приходится расцвет Пифагора, а не Анаксимандра. Но такой выход из затруднительного положения нельзя признать удачным, поскольку достоверно известно, что при тиране Поликрате Пифагор, как уже достаточно известный мыслитель и политический деятель, бежал со своего родного острова Самос в Италию. Диоген Лаэрций в разделе, посвященном Пифагору, однозначно написал: «Расцвет его [Пифагора] приходится на 60-ю олимпиаду» [1, VIII, 45], т.е. на 540 – 536 гг. до Р.Х., что вполне логично. В самом деле, какой интерес мог бы проявить тиран Поликрат к совершенно безвестному человеку? Следовательно, своенравие и творческую энергию Пифагор выказал несколько раньше 532 г. Кроме того, Диоген в разделе, посвященном Пифагору, ни словом не обмолвился об Анаксимандре, назвав учителями Пифагора Ферекида и Гермодаманта. Это тоже выглядит достаточно убедительно, если учесть, чему учил Пифагор, а чему — Анаксимандр и Ферекид.

Как бы там ни было список первых философов Древней Греции, составленный по принципу преемственности, который во многом опирался на ложное отношение учитель — ученик, был составлен. Сегодня верхушка этого списка, так называемых философов досократиков, выглядит так, как это приведено в табл. 1.

Таблица 1

– III –

Фалес Милетский был больше, чем просто первый философ, он еще вместе с законодателем Солоном стоял у истоков расцвета всей античной цивилизации, которая потом определила основные черты европейской культуры, т.е. эта личность гораздо масштабнее, чем об этом обычно говорят философы. Естественно, возник вопрос, кто был вторым, кто понял и подхватил начатое им дело? Его заслуга перед западной цивилизацией тоже не малая. Здесь без колебаний называется имя Анаксимандра. Однако почитайте, что относительно него писал Диоген Лаэрцкий в своем известном сочинении «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», появившемся где-то во II – III вв.

«Анаксимандр Милетский, сын Праксиада. Он учил, что первоначалом и основой является беспредельное (apeiron), и не определял его ни как воздух, ни как воду, ни как что-либо иное. Он учил, что части изменяются, целое же остается неизменным. Земля покоится посередине, занимая место средоточия, и она шарообразна. Луна светит не своим светом, а заимствует его от Солнца. Солнце величиною не менее Земли и представляет собою чистейший огонь. Он же первый изобрел гномон, указывающий солнцестояния и равноденствия, и поставил его в Лакедемоне на таком месте, где хорошо ложилась тень (так пишет Фаворин в "Разнообразном повествовании"), а также соорудил солнечные часы. Он первый нарисовал очертания земли и моря и, кроме того, соорудил небесную сферу» [1, II, 1 – 2; 2, 12 A 1].

Этот текст — одна сплошная загадка для вдумчивого читателя. Во-первых, как выяснили лингвисты, сугубо абстрактный термин апейрон появился где-то в IV в., т.е. в эпоху Аристотеля. Причем значение этого субстанциального понятия, как нечто бесконечное, является одним из двух десятков других смысловых оттенков. Фалес, указывая на воду, имел в виду всё-таки её конкретную материальную форму. И Анаксимен, следующий, как утверждается, за Анаксимандром философ, под первоэлементом воздух понимал материальный субстрат, данный нам в ощущениях. Апейрон же был чем-то идеальным, что непосредственно не воспринимается человеческими чувствами. Мысль: «части изменяются, целое же остается неизменным» тоже выглядит слишком абстрактно. Эту фразу мог произнести философ, у которого степень абстрактности мышления находится никак не ниже уровня Парменида.

Во-вторых, о шарообразности Земли заговорили пифагорейцы, причем не самые первые. Фалес считал, что Земля является плавающим по воде диском; третий философ, Анаксимен, согласился с ним относительно её формы, но думал, что она вместе с океаном парит в воздухе как лист на ветру. По другим источником Анаксимандр как будто бы утверждал, что форма Земля цилиндрическая, напоминающая барабан, который удерживается в пространстве весьма хитроумным механизмом, о котором вряд ли можно было догадаться во времена полного отсутствия механических представлений. Далее в тексте Диогена идут астрономические сведения о лунном свете и природе Солнце, которые тоже возникли намного позже, по крайней мере, после Анаксагора.

В-третьих, сведения об изобретении гномона, как основной детали солнечных часов, весьма спорно. Его авторство, видимо, сейчас установить невозможно, так как им пользовались очень многие образованные люди того времени, причем не только в Греции. В частности, в числе таковых называют имя третьего философа. Плиний в своей «Естественной истории» пишет: «Так получается, что в силу различного прироста дневного времени, в Мероэ самый длинный день содержит 12 равноденственных часов и 8/9 часа, в Александрии — 14 часов, в Италии — 15, в Британии — 17… Эту науку о тенях — гномонику, как её называют, — изобрел Анаксимен Милетский (ученик того самого Анаксимандра, о котором мы говорили выше) и первым продемонстрировал в Лакедемоне часы, именуемы скиотерическими» [1, II, 186 – 187].

Так кто же установил солнечные часы в Лакедемоне — Анаксимандр или Анаксимен? Посмотрим на известные нам факты внимательно. Во-первых, подозрителен уже сам факт, согласно которому «преемник» умер на два года раньше своего «учителя». Кроме того, получается, что Анаксимандр занялся философией раньше, чем Фалес, который в молодые годы плавал, а любомудрием занялся лишь ближе к концу жизни, как пишется во многих источниках, после предсказания им солнечного затмения (585 г.). Между тем, известно, что «ученик», сделавший массу полезных открытий, занимался ею всю свою сознательную жизнь. Выходит, что не Фалес, а Анаксимандр уговорил под конец жизни «первого философа» заняться философией и, значит, не Фалеса, а Анаксимандра нужно считать «первым философом». Это ли не абсурд?

Между тем, существует масса косвенных указаний на то, что срок жизни Анаксимандра был совершенно иным. Диоген Лаэрцкий в своем «Жизнеописании» рассматривает ионийцев в хронологической последовательности так: Анаксимандр, Анаксимен, Анаксагор, Архелай, что, кажется, логично, если придерживаться традиции. Но Феодорит почему-то в «Лечении эллинских недугов», желая, очевидно, перечислить философов тоже в соответствующем хронологическом порядке, неожиданно написал: «Анаксимен, Анаксимандр, Анаксагор и Архелай полагали, что природа души воздушна (spiritus)». Если бы Феодориту нужно было в этом списке упомянуть Фалеса, он ведь не поставил бы его в конец или середину этого ряда; ясно ведь, что с него бы начался список. Так почему же этот список не возглавляет Анаксимандр? Отсюда напрашивается вывод: Феодорит располагал «Хронологией», согласно которой Анаксимен по старшинству шел впереди Анаксимандра.

Историкам известен один примечательный факт: чем величественнее личность, тем дальше в глубь веков отодвигается время его жизни. Заслуги Анаксимандра, вне всякого сомнения, более значимы для науки, чем заслуги Анаксимена. Однако, что ещё указывает нам то, что Анаксимандр жил раньше традиционно установленного срока? Оказывается, на это указывает не только его удивительная осведомленность в понимании шарообразности Земли, источника освещенности Луны, огненной природы Солнца, в создании им гномона, часов, армиллярной сферы и подробной карты ойкумены, т.е. известной тогда части земли.

Внимательному читателю невозможно пройти мимо одного, казалось бы, малозначительного факта, который, однако, для детектива оказался бы одним из главных. Диодор из Эфеса среди прочих мелочей повседневной жизни сообщает следующее: Эмпедокл «подражал Анаксимандру, стремясь к театральной позе и надевая помпезную одежду» или, в другом переводе: «Диодор Эфесский, писавший об Анаксимандре, говорит, что именно у него перенял Эмпедокл и театральную напыщенность, и величественное одеяние» [1, VIII, 70].

Теперь зададимся вопросом, как можно подражать кому-то, если никогда не видел его? Ведь, согласно нынешней хронологии, Анаксимандр давным-давно уже умер (547 г.), когда родился Эмпедокл (490 г.). Между тем, нет никаких оснований не доверять Диодору Эфесскому, который специально изучал жизнь Анаксимандра. Кому, если не ему мы должны больше всего доверять?

Вот еще одна любопытная несогласованность. Известно, что Эмпедокл был учеником Парменида. И вот из сведений, касающихся Анаксимена, мы натыкаемся на имя Парменида. Диоген в разделе, посвященном Анаксимену, пишет, что он «был учеником Анаксимандра; другие источники сообщают, будто он учился и у Парменида» [1, II, 3]. В статье о Пармениде Диоген сообщает: «Теофраст в "Сокращениях" говорит, что он был учеником Анаксимандра» [1, IX, 21]. В другом месте читаем: «Анаксимен, сын Эвристрата, милетец; ученик и приемник Анаксимандра Милетского, а по словам других — также и Парменида. Был [в расцвете] в 55-ю олимпиаду [560 – 557], во время взятия Сард, когда Кир Персидский низверг Креза [546/5 г.]» [2, с. 129; 13 А 2].

Как такое возможно? Как старик мог учиться у юноши — ведь Анаксимен умер в 525 г., т.е. когда Пармениду было всего 15 лет (он родился в 540 г., если следовать принятой датировке). Между тем, и Гермений в «Осмеянии языческих философов» передает перепалку между Анаксименом и Парменидом: «А я [Анаксимен] говорю тебе [Пармениду]: всё есть воздух! Сгущаясь и сплачиваясь, он становится водой и землей, разряжаясь и рассеиваясь — эфиром и огнем, а вернувшись к своей природе — [снова] воздухом» [2, с. 131; 13 А 8].

Теофраст, возглавивший школу перипатетиков после смерти Аристотеля, сообщил, что Парменид учился у Анаксимандра. Об этом сейчас можно прочесть в двух древних источниках. В «Жизнеописании» Диогена Лаэрцкого говорится: «Учеником Ксенофана был Парменид, сын Пирета, элеец. Теофраст в "Сокращениях" [на свои "Мнения физиков"] говорит, что он был учеником Анаксимандра. Но хоть он и учился у Ксенофана, а его последователем не стал» [2, с. 274, 28 А 1; в источнике 1, IX, 21 – 23 этот перевод сделан не верно]. Диоген говорит, что его акма пришлась на 60-ю олимпиаду, т.е. 504 – 501 гг., из чего, видимо, и был сделан расчет сроков жизни Парменида. В другом месте написано следующим образом: «Парменид, элеец, философ, ученик Ксенофана Колофонского, а согласно Теофрасту, Анаксимандра Милетского. Его преемниками, в свою очередь, были философ и врач Эмпедокл и Зенон Элейский» [2, с. 275, 28 А 2].

Чтобы сориентироваться в сроках жизни Парменида, приведем еще три выдержки из трех различных диалогов Платона. В «Теэтете» он вкладывает в уста Сократа, своего учителя, такие слова: «… Однако страшнее их всех мне один Парменид. Он внушает мне, совсем как у Гомера, "и почтение, и ужас". Дело в том, что еще очень юным я встретился с ним, тогда уже очень старым, и мне открылась во всех отношениях благородная глубина этого мужа» [3, т. 2, с. 241; 183 е].

Теперь процитируем начала платоновского диалога «Софист», где Сократ говорит: «Так, чужеземец, не откажи нам в первом одолжении, о котором мы тебя попросим. Скажи-ка нам вот что: как ты привык — сам в длинной речи исследовать то, что желаешь кому-нибудь показать, или путем вопросов, как это, например, делал в своих великолепных рассуждениях Парменид, чему я был свидетель, когда был молод, а тот уже преклонным старцем?» [217 с].

И, наконец, вот что рассказал некто по имени Кефал в диалоге «Парменид»: «Итак, Антифонт сказал, что, по словам Пифадора, однажды приехали на Великие Панафинеи [праздник в честь Афины Паллады] Зенон и Парменид. Парменид был уже очень стар, совершенно сед, но красив и представителен; лет ему было примерно за 65. Зенону же тогда было около 40; он был высокого роста и приятной наружности. Поговаривали что он был любовником Парменида. Они остановились у Пифодора, за городской стеной, в Керамике. Сюда-то и пришел Сократ и с ним многие другие, желая послушать сочинения Зенона, ибо они тогда впервые были привезены им и Парменидом. Сократ был в то время очень молод» [127 b – c].

Таким образом, Парменид и его ученики Зенон и Эмпедокл жили не только при Анаксимене и Анаксимандре, но и при молодом Сократе, учителе Платона. Афиний (XI, 505 F) по поводу последнего отрывка недовольно высказался: «Платоновскому Сократу возраст еле-еле позволяет быть собеседником Парменида, не то что произносить и выслушивать такие речи, [как в "Пармениде" Платона]. Но что всего отвратительней и всего лживее — так это безо всякой нужды сказать, что согражданин Парменида, Зенон, был его любовником!» [1, с. 275; 28]. Примерно то же самое говорит Макробий, в своих "Сатурналиях" (I, 1, 5): «На самом деле Парменид настолько старше Сократа, что детство последнего едва захватило старость Парменида. И однако, они беседовали на темы весьма сложные» [3, т. 2, с. 482].

По поводу любовных отношений между Зеноном и Парменидом говорили многие, хотя бы и тот же Диоген Лаэрцкий (впрочем, возможно, со слов Платона). Похоже, что Платон ничего не выдумал. Да и зачем ему в трех различных диалогах, написанных в различные годы жизни, обманывать своего читателя относительно того, что Сократ являлся современником Парменида? В этом ложном свидетельстве нет никакого литературного ухищрения. Вне всякого сомнения, Платон просто констатирует реальный факт, имевший место в жизни Сократа. А мы, если только хотим быть до конца последовательными, должны крепко подумать, как согласовать платоновские, да и многие другие сообщенные здесь факты с традиционно принятой хронологией. Создается впечатление, что периоды жизни Анаксимандра, Парменида и Сократа пересекались. Такое могло произойти за счет смещения сроков жизни Анаксимандра; кому-то очень хотелось сделать его учеником Фалеса.

– IV –

То, что могло происходить в Древней Греции в действительности, мы можем представить, ориентируясь на хорошо знакомые нам случаи из повседневной жизни. Это лучше, чем читать неестественные истории, сочиненные ранними схоластами. Чтобы как следует прочувствовать данную нехитрую мысль, расскажу обыкновенную историю, каких у каждого на памяти немало.

Дело происходило в советский период в небольшом дальневосточном городке, в текстильном техникуме, когда полным ходом шла подготовка к празднованию 9 Мая — Дня Победы. Всё шло гладко, если не считать, что один мальчик, учащийся первого курса, постоянно сбивался на числе 8778. На торжественном утреннике он должен был произнести фразу: «На полях сражений Великой Отечественной войны смертью храбрых пало восемь тысяч семьсот семьдесят восемь славных героев нашего города». Но он последовательно говорил: 8878, 7878, 7788, число 8778 ему никак не давалось. Учительница истории, отвечающая за подготовку праздника, вся извелась, а мальчик продолжал вновь и вновь ошибаться. Заменять его кем-нибудь другим было уже поздно, так как он участвовал помимо «монтажа» — так это называлось — еще и в нескольких коллективных гимнастических упражнениях под названием «Звезда Победы», «Пирамида» и так далее. Вместе с тем, старания педагога, похоже, лишь усугубляли неуверенность бедного чтеца.

На генеральной репетиции, которую слушал парторг техникума, мальчик сказал: «На полях сражений Великой Отечественной войны смертью храбрых пало восемь тысяч восемьсот... ой, семь тысяч семьсот... тьфу, семь тысяч восемьсот... нет…». Возмущенная учительница обрушила на несчастного град обвинений. И тогда, в конце этой репетиции парторг отвел мальчика в сторону, взял за плечи и тихо спросил: — Тебя как зовут? — Коля. — Вот, что Николай, — сказал парторг, — вместо 8778 скажешь 10 000 — понял? Мальчик, несколько секунд стоял молча, что-то про себя соображая, потом медленно пробормотал: — Понял.

Наступил долгожданный утренник, ради которого учащихся, занятых в монтаже и гимнастических упражнениях целый месяц снимали с занятий. Наш первокурсник уверенно, без запинки произнес: «На полях сражений Великой Отечественной войны смертью храбрых пало десять тысяч славных героев нашего города». Однако далее произошли события, которые трудно было предвидеть.

«Историчка», услыхав число 10 000, вытаращила на мальчика удивленные глаза и начала интенсивно ёрзать на стуле. После торжеств она подскочила к нему и спросила, откуда он взял столько героев. Мальчик указал на парторга. Её возмущению не было предела. Честная советская учительница, положившая немало сил на тяжелую общественную работу, на очередном партийном собрании подняла нравственный вопрос. Имел ли право парторг технику заставлять юное создание извращать важные исторические факты, по сути, обманывать своих товарищей в таком «святом деле» (на эти слова она особенно налегала), пусть даже из благородных побуждений? Она громогласно и язвительно вопрошала: не записал ли парторг в список героев города своих родственников? Если он хотел округлить число 8778 — хотя делать этого нельзя было ни в коем случае, — то почему не назвал ближайшее круглое число — 9000, тогда ошибка была бы не столь значительной. «Вы знаете, как тяжело далось нам число 8778? — кричала она. — Только на прошлой неделе мы с моими друзьями-однополчанами установили фамилии ещё двух героев, а вы так небрежно разбрасываетесь цифрами. Нашему городу не нужны ваши липовые герои!»

Между прочим, я слышал, как учительница называла «героями» многих бабушек и дедушек, что терлись возле магазина с вывеской «Для ветеранов ВОВ». Очевидно, звание героя она присваивала всем, кто имел хоть какое-то касательство к войне. В ответ на ее аргументацию парторг оправдывался, как мог, говоря, что число 10 «круглее» 9. Кроме того, предположил он, очень может быть, что павших героев было даже больше десяти тысяч, так как не всех ещё отыскали, да и статистика в военные годы была поставлена неважно.

Партийное собрание, на котором полтора десятка старых коммунистов нападали на своего молодого вожака, обвиняя его в подтасовки исторических данных, превратилось в настоящее судилище. Но, в конце концов, парторгу удалось отбиться от них и от бойкой преподавательницы, так как он был человек гибкий, языкастый и, вообще, умел постоять за себя. Напористости у него было не меньше, чем у неё, ведь когда-то он играл за сборную города по футболу. Рассказывали, будто удар левой у него был самым мощным в команде. Но потом он начал выпивать, располнел и футбол забросил.

В техникуме он проработал недолго; через год ловкий ум привел его на должность директора строительного училища. Этим образовательным учреждением, именуемым в народе «фазанка» (пошло от аббревиатуры ФЗК — фабрично-заводские курсы), бывший парторг управлял отменно, правда, до тех пор, пока не получил два годы тюрьмы за финансовые махинации: на бюджетные деньги училища он съездил на Филиппины. Об этом узнали его недоброжелатели-завистники и раскрутили уголовное дело.

В зале суда общественным обвинителем была та самая учительница, ответственная за празднование Дня Победы. Она поведала суду знакомую нам историю, постоянно твердя как заклинание магическое число 8778, и попросила приобщить к делу протоколы партийного собрания, проведенного сразу же по горячим следам. Советский суд усмотрел причинно-следственное отношение между фактами фальсификации числа героев и кражей крупной суммы денег из бюджета училища. Безнравственное и непатриотическое сознание директора проявилось еще и в том, что он взял туристическую путевку на «капиталистические» Филиппины, а не в «братскую» Северную Корею.

Итак, снятого с должности директора строительного училища и бывшего парторга текстильного техникума, как мы понимаем, посадили на два года вполне заслуженно. Я начал было о нём забывать, как вдруг на улице повстречал знакомого, разговор с которым начался так: — Слышал, директор из тюрьмы вернулся. — Какой директор? — переспросил я. — Ну, тот, что из казны своего текстильного техникума украл 10 000 — если быть до конца точным — 8778 рублей и съездил на них во Францию.

Я остолбенел. Это надо же, так извратить факты, мне отлично известные! Теперь вообразите себе, как могла бы измениться информация о рассказанных здесь событиях по прошествии не двух лет, а двух веков или двух тысячелетий. Важно помнить, что подобные трансформации происходят всегда и повсюду. Всё, что становится достоянием общественности — будь то биографии людей или их учения — неминуемо испытывает необратимые искажения. Именно с этим социально-историческим явлениям мы сталкиваемся, когда читаем о древнегреческих философах.

– V –

Итак, получается, что второй философ родился и умер в границах жизни первого философа. Естественно, возникает вопрос, какой смысл нужно вкладывать в термины первый и второй? Если ранжирование велось по хронологической последовательности, то отрезок времени, посвященный занятиям философии, у Фалеса сдвинут чуть ближе к нам относительно соответствующего отрезка времени у Анаксимандра, т.е. Фалеса нужно считать вторым философом, а Анаксимандра — первым. Таким образом, этот вариант выглядит сомнительно. Если ранжирование велось по принципу: учитель (Фалес) передает свои знания ученику (Анаксимандру), то такая логика нас еще больше не устраивает, так как основа философии Анаксимандра, стоящая ближе к абстрактно-идеалистической позиции, заметно расходится с основой философии Фалеса, стоящей ближе к конкретно-материалистической позиции.

Кроме того, нигде не сообщается, что первый философ беседовал или спорил с кем-нибудь из своих так называемых учеников, будь то Анаксимандр, Анаксимен и прочие философы. Его круг общения ограничивается семью мудрецами, отношения между которыми были абсолютно равными, т.е. они не находились друг к другу в отношении ученик — учитель. Единственное, чем отличались отношения между мудрецами, так это степенью их знакомства. Как мы знаем из предыдущих разделов, у Фалеса самые близкие отношениями были с Солоном.

Вообще, когда речь заходит о мудрецах, никакие имена философов, вроде Анаксимандра, Анаксимена и т.д., не называются. Создается впечатление, что мудрецы и философы — это два совершенно непересекающихся сообщества людей. Напомним также, что статусное различие между мудрецами и философами, т.е. людьми, которые не считали себя мудрецами, а только любителями мудрости, впервые ввел Пифагор (см. Фалес ). Таким образом, говоря о первом философе и всех прочих, нужно иметь в виду прежде всего недостижимо высокий статус Фалеса, которого не имели все прочие философы. Путаница с датами жизни Анаксимандра и других философов указывает нам на борьбу, которая развернулось среди философских школ за второе место.

Теперь, чтобы выйти из непростой ситуации, сложившейся с хронологической последовательностью первых философов Греции, нам нужно согласиться на два условия. Во-первых, признать, что «Хронология» Аполлодора Афинского, составленная во II в. до Р.Х. по акмаическому принципу, привязанная к шкале олимпийских игр и легшая в основу традиционного хронологического списка первых философов, неточна. И, во-вторых, отношение порядка: А учитель — В ученик, является не строгим, т.е. вполне допустимо, что для одних и тех же персонажей А и В имело место отношение В учитель — А ученик. Диоген Лаэрцкий и другие историки, которые ориентировались на подобных хроникеров, в погоне за ранжированием философов, внесли путаницу. В результате этого традиционная хронология, отображенная табл. 1, не отвечает требованием строгой исторической науки.

Не правильно считать, что Анаксимандр был учеником Фалеса, а Анаксимен и Пифагор — учениками Анаксимандра. Можно лишь утверждать, что Анаксимандр, Анаксимен и Пифагор были современниками Фалеса, общались с ним, конечно же, учились чему-то у него, как и он у них. Парменид, похоже, не видел Фалеса, но он общался с тройкой других названных здесь философов, а также, уже в почтенном возрасте, разговаривал с Сократом.

Мы не можем сейчас гадать, кто в какие годы жил точно — для этого нет достоверных сведений, — но устранение противоречий можно достичь путем сдвига вверх по шкале времени лет на 30 – 50 периода жизни одного-единственного философа — Анаксимандра. Это необходимо сделать ещё и потому, что его взгляды больше отвечают эпохе Парменида, нежели Фалеса. Соратником же первого философа был, по-видимому, Анаксимен, успехи которого позже приписали Анаксимандру.

И еще, если когда-нибудь специалисты-историки возьмутся за пересмотр хронологической шкалы, относящейся к первым философам-досократикам — а это, как мне представляется, большая и сложная задача, — то они должны составить ее таким образом, чтобы учитывалась информация, сообщенная нам Платоном. Сегодня считается, что Сократ еще не родился, когда умер Парменид. На самом же деле, ему было лет 17 – 20, когда Парменид находился в возрасте 65 – 70 лет. Этот факт выглядит вполне достоверно; его нельзя просто так проигнорировать.

Теперь выскажу свое соображение в отношении Анаксимена и Анаксимандра, которое пришло мне в голову совсем недавно, когда я стал готовить материалы по остальным философам Древней Греции. Я вспомнил, что однажды, на институтском семинаре, на вопрос преподавателя, кто был вторым философом после Фалеса, ответил — Анаксимен, хотя до этого отлично помнил, что Анаксимандр. Дело в том, что я до сих пор иногда ошибаюсь с именами этих двух философов примерно так же, как ошибался первокурсник техникума, где я когда-то преподавал, с числом 8778 и другими похожими на него числами. Не могло ли случиться так, что возле Фалеса имя Анаксимандра всплыло из-за ошибки, возникшей на основе сходства звучания этого имени с именем Анаксимен.

Какова вероятность того, что два рядом стоящих философа, один из которых имеет сомнительные даты жизни, разработавший учение, радикально отличающееся от своего предшественника и последователя, обладают столь похожими именами — Анакси-мен и Анакси-мандр? Очевидно, небольшую. Во всяком случае, вероятность того, что Анаксимандр не случайно оказался рядом Анаксименом намного превышает вероятность их случайного появления.

Все компьютерные и электронно-технические каналы связи, имеющие дело с информацией, подвергающейся шумовым искажениям, настроены таким образом, что события, имеющие большую вероятность, принимаются за истинные, а события, имеющие меньшую вероятность, — за ложные. С этой точки зрения компьютер или иное бесстрастно работающее техническое устройство, выдаст нам решение: имена Анакси-мен и Анакси-мандр оказались по соседству в длинном ряду других имен, где совершенно отсутствуют подобного рода совпадения, отнюдь не случайно.

Эта путаница в именах привела к путанице в биографических данных, учениях и делах, совершенных этими людьми. У Диогена в статье об Анаксимандре читаем: «Он учил, что первоначалом и основой является беспредельное (apeiron), и не определял его ни как воздух, ни как воду, ни как что-либо иное» [1, I, 1]. В статье об Анаксимене Диоген снова пишет об апейроне: «Он говорил, что первоначалом является воздух и беспредельное (apeiron) ...» [1, I, 3]. Значит, и тот, и другой говорили об айпероне, причем у Анаксимена получилось два основания. Как это возможно?

Термин apeiron появился в IV веке до Р.Х. Об этом сообщает нам во вступительной статье к [2] И.Д. Рожанский, ссылаясь на ряд работ, в частности, А.В. Лебедева, который «убедительно доказал, что субстантивация этого прилагательного произошла» во времена Платона и Аристотеля. До этого времени данное слово могла выступать только в качестве прилагательного, в том числе, и к воздушной субстанции. Таким образом, Анаксимен получил наряду с воздухом анаксимандровскую основу мироздания — айперон. Очевидно, Анаксимандр жил в другую эпоху. Какую?

Рожанский пишет, что «во всей известной нам литературе VI – V вв. до н.э. и даже у Платона имя Анаксимандра ни разу не упоминается. По-видимому, Аристотель был первый, кто "открыл" и по-настоящему оценил Анаксимандра» [2, с. 10]. Скорее он впал в хронологическую ошибку, о которой ничего не знал Платон и жившие до него философы и этому есть масса косвенных подтверждений. Тот же Диоген сообщает: «Анаксимен... был учеником Анаксимандра; некоторые же пишут, будто он учился и у Парменида» [1, I, 3]. Об этом же сообщается в «Судах» [2, 13 A 2]. Наверняка, здесь произошла путаница: это Анаксимандр учился у Парменида, а у Фалеса в учениках ходил Анаксимен.

Вместе с тем имя Анаксимена иногда стоит рядом с Парменидом. Так, в «Мнениях философов» (Стобей): Анаксимен и Парменид полагают, что небо — это вращающийся свод, максимально удаленный от Земли»; в другом месте: «Анаксимен: звезды огненной природы, но включают также и некоторое число земельных тел, которые круговращаются вместе с ними, [оставаясь] невидимыми. ... Звезды прибиты к ледообразному своду» [2, 13 A 13, 14]. Возможно, это описание звезд взято из космологической картины Анаксимандра, а не Анаксимена.

В статье о Пармениде тот же источник сообщает: «Парменид и Мелисс... [признают] один космос... Анаксимандр и Анаксимен — бесчисленные космосы...» [2, с. 282]. Вряд ли космические картины мира, нарисованные Анаксимандром и Анаксименом были так похожи. Псевдо-Плутарх в «Строматах» сообщает: Анаксимен «говорит, что в процессе "валяния" [из] воздуха первой возникла Земля, весьма плоская, а потому вполне естественно, что она плавает по воздуху. И Солнце, и Луна, и прочие звезды берут начало и происходят из Земли» [2, 13 A 6]. Ипполит тоже рисует аналогичное мироустройство у Анаксимена: «Земля плоская и оседлала воздух; равным образом и Солнце, и Луна и прочие звезды — все состоящие из огня — плавают по воздуху вследствие плоской формы. Светила произошли из Земли вследствие того, что из нее вздымается испарина; когда испарина разряжается, рождается огонь...» [2, 13 A 7]. Как видим, здесь звезды у Анаксимена не прибиты к ледообразному своду, Луна сама состоит из огня, а не светит отраженным светом, как у Анаксимандра. Анаксимену не могла прийти мысль о множестве космосов, так как весь видимый космос (Солнце, Луна и звезды) народился из Земли.

Диоген почему-то не говорит, что Анаксимандр был учеником Фалеса, хотя должен был бы. Зато об этом говорится во множестве других мест. Например, в «Судах»: «Анаксимандр... родственник, ученик и преемник Фалеса». Евсевий: «Слушателем Фалеса становится Анаксимандр». Агафемер: «Анаксимандр Милетский, ученик Фалеса...». Ипполит: «Слушателем Фалеса становится Анаксимандр...». Августин: «Преемником Фалеса стал его слушатель Анаксимандр...». Однако эти авторы жили в начале христианской эпохи, информацию о событиях, произошедших много веков назад, они получали из уже ошибочно составленных хронологий. Все эти источники сообщают нам, что Анаксимен был учеником Анаксимандра.

Но Рожанский правильно подметил: «Переходя от Анаксимандра к Анаксимену, мы отчетливо ощущаем пропасть, которая их разделяет. В некоторых отношениях Анаксимен стоит ближе к Фалесу, чем к своему непосредственному предшественнику. У Анаксимена (как и у Фалеса) не было сколько-нибудь четко сформулированной космологической концепции» [2, с. 12]. Однако Рожанский не пошел дальше и не заподозрил, что Анаксимандр кем-то ошибочно помещен в более раннюю эпоху, чем это в действительности было. Историк посвятил Анаксимену только половину страницы и целых две страницы Анаксимандру. Это получилось потому, что теоретические воззрения последнего оказались намного обширнее первого. В изложении Рожанского картина мира Анаксимандра выглядит следующим образом.

«Возникновение мира Анаксимандр рисовал как борьбу и обособление противоположностей, в первую очередь тепла и холода (причем у него, по-видимому, еще отсутствовало четкое разграничение понятий силы, качества и вещества). В цедрах беспредельного начала возникает как бы зародыш будущего мира, в котором влажное и холодное ядро оказывается окруженным огненной оболочкой. Под воздействием жара этой оболочки влажное ядро постепенно высыхает, причем выделяющиеся из него пары раздувают оболочку, которая в конце концов лопается, распадаясь на ряд колец (или «ободов»).

В результате этих процессов происходит образование плотной Земли, имеющей форму цилиндра, высота которого равна трети диаметра основания. Этот цилиндр не имеет опоры и висит неподвижно в центре сферической Вселенной, так как у него нет оснований двигаться в какую-либо сторону. Звезды, Луна и Солнце находятся от центра мира на расстояниях, равных соответственно 9, 18 и 27 радиусам земного диска; эти светила представляют собой отверстия в темных воздушных трубках, окружающих вращающиеся огненные кольца. С помощью такой картины Анаксимандр объяснял ряд астрономических и метеорологических явлений.

С космогонией Анаксимандра связана его зоогоническая концепция. Живые существа, по его мнению, зародились во влажном иле, некогда покрывавшем Землю. Когда Земля начала высыхать, влага скопилась в углублениях, образовавших моря, а некоторые животные вышли из воды на сушу. Среди них были рыбообразные существа, в чреве которых развились люди; когда люди выросли, покрывавшая их чешуйчатая оболочка развалилась. Некоторые ученые усматривают в этой концепции исторически первый намек на идею эволюции животного мира.

Возникновение и развитие мира Анаксимандр считал периодически повторяющимся процессом: через определенные промежутки времени мир снова поглощается окружающим его беспредельным началом (отсюда «окружающее» как один из эпитетов анаксимандровского первоначала)» [2, с. 11].

Понятно, что такая картина могла появиться во времена Парменида или даже Анаксагора, современником которых и был Анаксимандр. Анаксимена занимали, видимо, больше практические вопросы, которые отчасти были связаны с мореходным искусством. Однако все они были зачислены в актив Анаксимандра. «Источники сообщают, — пишет Рожанский, — что Анаксимандр был первым греком, начертившим на медной таблично географическую карту Земли, на которой вся ойкумена распадалась на две примерно равные части — Европу и Азию. Возможно, что эта карта служила приложением ко второй — географической части его сочинения. Анаксимандру приписывают также введение в греческую практику гномона (солнечных часов), который был известен на Востоке задолго до этого» [2, с. 12].

Вот эти дела совершил уже Анаксимен, что подтверждается сообщениями и некоторых источников. Самое яркое из них уже приводилось выше; оно принадлежит Диогену [1, II, 186 – 187].