ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 06.09.2019
Просмотров: 7228
Скачиваний: 5
Ленинградский телецентр был построен на основе отечественного оборудования и вышел в эфир чуть позже Московского – 7 июля 1938 г. Четкость изображения составляла 240 строк (в Москве «зворыкинское» оборудование давало 343 строки, послевоенное – с 1949 г. по сегодняшний день – 625 строк). Московские передачи имели несколько больший радиус распространения благодаря использованию шуховской радиобашни на Шаболовке высотой 148 м. Эту башню начали строить в 1919 г. по распоряжению В.И. Ленина «для обеспечения надежной и постоянной связи центра республики с западными государствами и окраинами». Советская республика в кольце фронтов, но сотня квалифицированных строителей отвлечена на это «архиважное» дело и получает красноармейские пайки, работая и в стужу, и в зной в надежде на то, что радиоволны будут способствовать мировой революции. Вплоть до 40-х годов самые мощные радиостанции СССР назывались «имени Коминтерна» – т.е. мирового коммунистического правительства. Относительно телевидения планы были аналогичными. В 1925 г., в газете «Правда» за 16 июля, основоположник нашего документального кино Дзига Вертов (Д.А. Кауфман) писал:
«В ближайшее время человек сможет записанные радиокиноаппаратом зрительные и слуховые явления одновременно передавать по радио всему миру. Мы должны готовиться к тому, чтобы эти изобретения капиталистического мира обратить ему же на погибель».
Но жизнь распорядилась иначе, и в Московском телецентре на Шаболовке объединились творческие усилия двух русских гениев, оказавшихся по разные стороны классовых баррикад: Владимира Козьмича Зворыкина и Владимира Григорьевича Шухова. Первоначально Шухов предложил проект башни высотой 350 м (выше Эйфелевой), но в годы гражданской войны металла на такую башню не нашлось и ограничились, по существу, верхней «половинкой», которая тем не менее поражает изяществом и служит символом отечественного телевидения на протяжении многих лет.
Обратимся наконец к самой деликатной стороне биографии Зворыкина, к причинам замалчивания его имени в нашей печати на протяжении послевоенных десятилетий. Хотя в 1956 г. и вышла у нас сугубо техническая книга Зворыкина с соавтором (слишком уж были важны его технические идеи, чтобы можно было умалчивать о них), – в обыденном сознании продолжалось противопоставление: Шухов и Розинг – патриоты, Зворыкин же изменил Родине, да еще и Колчаку послужил. На самом деле Владимир Козьмич не был врагом Советской власти, он всего лишь хотел заниматься техникой, а не политикой. Власть, можно сказать, сама вынудила его эмигрировать. Вот как это произошло – согласно мемуарам Зворыкина, написанным на английском языке и предназначавшимся для публикации отнюдь не в России.
Зворыкин расстался с Розингом вскоре после знаменитого показа решетки на телеэкране. Институтский диплом был получен, предстояла практика в лабораториях Европы. В 1912 г. в Париже началась передача радиосигналов с Эйфелевой башни, и Зворыкин экспериментировал с разными типами приемников. Затем были каникулы в Испании и продолжение работы – уже в Германии, казавшейся Зворыкину более основательной в техническом смысле. Но грянула война. Через Данию и Финляндию Зворыкин добрался до Родины, где был немедленно мобилизован в армию в чине рядового. В районе города Гродно рядовой с инженерским значком заинтересовал командование и был назначен командиром радиостанции – она в разобранном виде находилась где-то на железнодорожных складах. Удалось не только собрать станцию, но и наладить «радиоперехват» – прослушивание немецких служебных сообщений. В 1917 г. примерно так же Зворыкин открывает радиостанцию Временного правительства, ему помогал шофер по фамилии Лушин. Этот же шофер через год спас Зворыкина от расстрела. Работая в милиции, он узнал, что Зворыкин внесен в список как белый офицер, не явившийся на регистрацию, и, подождав возвращения Владимира Козьмича с работы, с радиозавода Маркони, перебазировавшегося вслед за Советским правительством в Москву – Лушин буквально втащил его в машину и отвез на вокзал. В Нижнем Новгороде Зворыкина спасали служащие принадлежавшей его отцу пароходной компании – видимо, уважали бывшего «эксплуататора». На пароходе он добрался до Перми, затем оказался в Екатеринбурге, где и был арестован. К городу приближались восставшие чехи, находившийся поблизости царь был расстрелян вместе с семьей, а Зворыкин и его сокамерники выломали двери и бежали, – потому что охрана и следователи бежали еще раньше. Вместе с «белочехами» Зворыкин прибыл в Омск. Сибирское антисоветское правительство командировало его за радиоаппаратурой в США. После месячного плавания на пароходе вниз по Оби, далее до радиостанции, работавшей в районе Новой Земли для сообщений о ледовой обстановке, Зворыкин на ледоколе добрался до Архангельска, уже оккупированного войсками Антанты. Из революционной России он попал в иной мир: Копенгаген, Лондон и, наконец, Нью-Йорк. Но представления Зворыкина о чести были таковы, что он выполнил поручение, достал необходимую аппаратуру и по маршруту Сиэтл – Иокогама – Владивосток – Омск завершил свое первое кругосветное путешествие. Хаос в России становился все большим, и он принял решение вернуться в Соединенные Штаты, на этот раз насовсем. Адмирал Колчак надеялся, что Зворыкин наладит регулярную поставку радиоаппаратуры – и Владимир Козьмич отправился в США полномочным представителем колчаковского правительства. Едва он успел увидеть статую Свободы, как это правительство пало.
Когда знаменитого американца Зворыкина в 1933 г. принимали в СССР, в программе поездки было немало интересного. В Грузии его ласково принял Л.П. Берия и даже предоставил ему свой самолет для полета к морю, в Сухуми. А в Москве, на спектакле «Дни Турбиных» в Художественном театре, в человеке, сидящем рядом с ним в первом ряду партера, Зворыкин с ужасом узнал... следователя, допрашивавшего его когда-то в екатеринбургской тюрьме. «Вождь всех времен и народов» был мастером на такие шутки. Возможно, и сам он присутствовал на том спектакле – из архивов МХАТа известно, что «Дни Турбиных» Сталин смотрел много раз.
Остается лишь повторить вслед за Булатом Окуджавой: «Как хорошо, что Зворыкин уехал и телевиденье там изобрел...».
Еще один русский изобретатель оказался в США основателем знаменитой, первой в мире фирмы, выпустившей в 1956 г. видеомагнитофоны. Фирма называется «Ампекс». Первые три буквы – инициалы: A.M. Понятов. «Екс» – экселленц – превосходный, блестящий.
Итак, получается, что Россия – родина телевидения. Нам есть чем гордиться. Будем помнить своих земляков. Имя Зворыкина в 1978 г. внесено под № 1 в Книгу Русско-американской славы.
На лекциях в МГУ я говорю об особом периоде развития нашей тележурналистики – о становлении публицистики ТВ. Понятно, что это шестидесятые годы. Но когда точно начался этот период и когда закончился? По-моему, в чем-то он сродни нэпу: начало обозначено точной датой, а конец растянулся года на полтора...
Итак, факты. В конце 1961 – начале 1962 года в эфир ЦТ выходят одна за другой четыре программы, ставшие постоянными, и более того – определившие лицо нашего ТВ на многие годы. Это «КВН» (8 ноября 1961 г.), «Эстафета новостей» (3 декабря 1961 г.), «Рассказы о героизме» С.С. Смирнова (21 февраля 1962 г.) и «Голубой огонек» (первоначальное название – «Телевизионное кафе», 6 апреля 1962 г.). Почему вдруг такой всплеск сугубо разговорных передач – импровизационных, небывало раскованных, сообщавших такое, о чем раньше не говорили публично? Временно отступили даже цензоры, до того требовавшие дословных текстов и репетиций всех передач.
Я задавал вопрос о причинах взлета нашей публицистики начала 60-х разным людям, работавшим в ту эпоху на ТВ. Почему это произошло? Одни отвечали: это связано с полетом Гагарина в космос, с охватившим страну восторгом по этому поводу. Другие говорили так: было принято постановление ЦК КПСС «О дальнейшем развитии ТВ», вот оно и стало развиваться. Да, было постановление – но в январе 1960-го. Отчего так запоздала реакция на него? Сергей Муратов, один из создателей первых передач «КВН», сказал: «Нам редакторы предложили возродить наш старый проект, ранее закрытый «ВВВ», за который в 1957 году пострадало руководство телевидения. А тут вдруг решили вернуть, позвали нас всех троих – Яковлева, Аксельрода и меня...».
С чего бы это – вдруг решили вернуть прежде считавшуюся вредной, крамольной телепередачу?
«Голубой огонек» – «Телекафе» придумал Алексей Габрилович. Как-то его остановил в коридоре Шаболовки некий редактор и сказал: «Слушай, старик, придумай нам передачу. Все уже откликнулись, а мы в музредакции никак не раскачаемся». И Габрилович с ходу предложил ему поставить столики под Шуховской телебашней. Так, экспромтом, родилась ставшая популярной на долгие годы передача.
С чего это все редакторы так стали жаждать передач, в которых люди общались бы между собой?
А потому, на мой взгляд, что с октября 1961 года возникла социальная потребность в общении. Как известно, новая телепрограмма, или рубрика, или даже канал возникают при двух условиях: технические возможности и социальная потребность. Причем второе важнее. Скажем, технические возможности проводить телемосты существовала давно, но расцвет этого тележанра пришелся на 1986–1990 гг. Тогда они были остроактуальны в связи с горбачевской перестройкой, сегодня же нам по телемосту нечего сообщать другим странам и континентам.
Так отчего же в конце 1961 года у людей возникла потребность в публичном обмене мнениями?
Наши самые демократические теоретики морщатся, когда я называю главную причину: XXII съезд КПСС. Не модно сейчас упоминать партсъезды. Когда я говорю дальше: это тот самый съезд, где была открыто сказана большая часть правды о преступлениях сталинской эпохи, мне отвечают: мы знали это и раньше. Вы-то знали, но народ не знал. Памятники Сталину стали сносить именно во время проведения XXII съезда. И самого его вынесли из Мавзолея именно тогда, если говорить точно – 31 октября 1961 г. Народу было что обсудить. И Солженицын, между прочим, решился отправить своего «...Ивана Денисовича» в «Новый мир» только в ноябре 1961-го, и он не стеснялся вспоминать и писать о том, что сделал он это именно под влиянием XXII партсъезда.
Мало того. Именно на XXII съезде Н.С. Хрущев заявил, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме. Именно тогда была принята пресловутая Программа КПСС, обманувшая нас на 20 лет. Но это был сладкий обман. Мы упоительно фантазировали о близком времени всеобщего изобилия и счастья. Вот чем были наполнены передачи «КВН», «Голубой огонек» и «Эстафета новостей»: мы подводили черту под прошлыми бедами и мечтали о светлом будущем.
Поскольку с коммунизмом ничего не вышло, о XXII съезде вскоре постарались забыть. Забыли так прочно, что сегодня никто и не вспоминает о причинах взлета публицистики 60-х годов. Стоит перечитать стенографический отчет съезда, чтобы понять корни этой публицистики.
Конечно, когда ТВ выходило за обозначенные съездом границы разоблачения прошлых преступлений и глупостей, следовал суровый окрик сверху. Общеизвестный пример – передача Ленинградского ТВ, транслировавшаяся на всю страну, в которой В. Солоухин, Д. Лихачев, О. Волков, Л. Успенский и другие писатели рассуждали об ошибочности переименования старых волжских городов. Как было сказано в документе ЦК КПСС, принятом специально по этому поводу, они «в развязном тоне потребовали вернуть прежние наименования городам Куйбышеву, Кирову, Калинину, Горькому». Директора ЛСТ Б. Фирсова отстранили от работы, и пришлось ему пробыть полгода вдали от Родины – на Би-би-си, осваивая науку социологию.
Мне, молодому тогда человеку, было доверено вести «Эстафету новостей» как одному из сменных ведущих наряду с Ю. Фокиным, А. Хазановым, И. Казаковой, А. Мелик-Пашаевой, Л. Золотаревским – правда, в последний период ее существования, с 1966 по 1970 гг. Так что я был свидетелем удушения той гласности, той хрущевской «оттепели». Вел я вместе с другими журналистами и «Голубой огонек» 7 ноября 1968 г., и «Пресс-центр» на 4-м канале в 1968–1969 гг. и могу со всей ответственностью заявить: начало конца нашей «золотой поры публицистики» – 21 августа 1968 г., день вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию.
Некоторые весьма уважаемые авторы считают таким рубежом 1970-й год, а конкретнее – приход С. Лапина на пост руководителя нашего ТВ и радио. Роль личности в истории, конечно, велика, но Лапин был всего лишь талантливым исполнителем воли руководства ЦК. Именно руководство ЦК в 1968 г. осознало, как опасно неподконтрольное ТВ. Ведь в Праге революция началась именно с телевидения. Не надо было захватывать мосты, почту, телеграф – достаточно было иметь в своем распоряжении ТВ с десятком журналистов, отстаивавших идею «социализма с человеческим лицом». Не скрою, идея эта и для меня оказалась весьма привлекательной. Приведу в пример лишь одну передачу, которую мы, члены делегации Союза журналистов, – видели в Праге летом 1968-го года.
Сюжет ее был таким: из заключения выходит чешский коммунист и решает с помощью ТВ разобраться, за что же все-таки его посадили. Вместе с репортером он идет к судье, затем к прокурору – все фиксируется на пленку. Прокурор ссылается на указания высоких инстанций. Репортер и бывший зэк поднимаются по ступенькам судебно-обвинительнои системы все выше и выше, что, собственно, и составляет содержание целого фильма. Наконец высокопоставленный чиновник признается: это было распоряжение генерального прокурора республики. Такова была политическая ситуация. Не только ваш герой, но и многие другие были отправлены в места заключения во имя идеи социализма. Финальный эпизод: женщина-репортер набирает номер телефона генпрокурора ЧССР и обращается к нему с тем же вопросом: за что, собственно, пострадал герой ее телепередачи? Прокурор отвечает, что не дело журналистов соваться в то, чего они не понимают. Журналистка кладет трубку на рычаг, смотрит прямо в телекамеру, в глаза всем зрителям и спрашивает: «До каких пор на руководящих постах в нашей стране будут находиться люди, замешанные в преступлениях?».
Ясно, что такая публицистика опасна для правящего режима. Это уже не «подручные партии». «ТВ должно стать средством контроля народа за деятельностью властей», – слышали мы в Праге.
Эта идея была подавлена. В Праге – танками, на Шаболовке – жесткой редактурой. Подавление началось осенью 1968 г. и завершилось с приходом С. Лапина. Но еще долго по всей стране на местных студиях в эфир выходили аналоги «Эстафеты новостей», «Голубого огонька» и «КВН».
В том году к праздничному ноябрьскому «Голубому огоньку» начали готовиться задолго, еще в начале лета был утвержден сценарий (авторами его были те же Аксельрод и Яковлев). Весь «Огонек» был задуман ими как состязание репортеров – таким был сценарный ход. Но вдруг осенью начальство велело все переделать, резко сократив присутствие журналистов в кадре. А по поводу «Пресс-центра» тогдашний гендиректор ТВ П. Шабанов спросил меня: «У вас что там, одни журналисты собираются?». И добавил: «Порочная, неправильная идея». Передача была закрыта. До прихода Лапина оставался еще год.
Итак, начало расцвета публицистики на телевидении – 31 октября 1961 года, начало заката – 21 августа 1968 года.
7 января 1969 г. было принято совсекретное постановление секретариата ЦК КПСС «О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, телевидения, кинематографии, учреждений культуры и искусства за идейно-политический уровень публикуемых материалов и репертуара». В переводе на простой язык это означало: чуть что – снимем с работы. Страх охватил начальство. Из передач стали вырезать любую мало-мальски живую мысль. Крамольным оказалось даже упоминание имени Марины Цветаевой в выступлении писателя Леонида Жуховицкого в одной из телепередач – ее имя просто заглушили, стерли. А поскольку видеомонтажа в те времена не было, наверное, всем зрителям одновременно показалось, что у них забарахлили телевизоры.
Все годы, которые мы называем «застойными», страх присутствовал в останкинских коридорах и студиях почти осязаемо. Он был, так сказать, одним из компонентов творчества. Режиссеры и журналисты осваивали «эзопов язык» и учились обходить острые углы, в чем грешен и автор этих строк, принимавший участие, например, в создании 60-серийной видеоэпопеи «Наша биография».
А потому необычайно ярким и неожиданным оказался прорыв к свободному слову – к прямому эфиру в 1986 году, когда Горбачев провозгласил наступление эры «перестройки и гласности». Поскольку в данный период у штатных телеработников страх сидел уже где-то на генетическом уровне (Лапин только-только ушел на пенсию), была сделана ставка на новую генерацию телеведущих, которые определяли бы на ТВ облик «социализма с человеческим лицом». На первом канале ими стали журналисты, пришедшие с Иновещания – там давно и упорно гнали на Запад «человеческий» вариант. Это Владимир Познер, Владислав Листьев и другие. Во «Взгляде» развивал смелые идеи Марк Захаров, однажды прилюдно, в прямом эфире, спаливший над тарелкой свой партийный билет. Приняли наконец-то на ТВ Владимира Молчанова – раньше не брали, потому что там уже работала его сестра, а семейственность при Лапине запрещалась категорически. Тогда-то и появилась интеллигентная, с командой молодых репортеров, программа «До и после полуночи». Все эти имена и передачи до сих пор на слуху, но вспомните, как ярко светили эти телезвезды на фоне тогдашнего эфира!