ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 06.09.2019
Просмотров: 7225
Скачиваний: 5
Впрочем, об этом писалось неоднократно, нет смысла повторяться. Гораздо меньше помнят и знают о том, что происходило на «третьей кнопке». Тем более что за полтора десятка лет московский канал претерпел столько «модернизаций», пережил столько начальников! И каждый вновь приходивший считал своим долгом облить помоями предшественников!
«Самый коррумпированный канал, самые безынициативные люди, мы это все поломаем, наполним духом творчества», – говорил Анатолий Лысенко. Я ему как-то напомнил, что была и светлая полоса на «третьей кнопке» – «Добрый вечер, Москва!».
– Ах, да! Конечно! Извини, старик, но я пришел в такое...
На такое вот «нетворческое» место пришел в 1986 году Михаил Огородников. Московский горком КПСС требовал от городского канала соответствовать смелым новшествам в управлении столицей и тому стилю, который принес первый секретарь МГК КПСС Борис Ельцин. Он тогда как раз начал совершать поездки в троллейбусах и неожиданные набеги на магазины (что у них там на прилавке и под прилавком?). И вот тогда-то сменивший Лапина бывший партработник и дипломат Александр Аксенов рекомендовал, а горком утвердил на посту главного редактора передач для Москвы Огородникова М.А. – проверенного партийца, пять лет несшего трудную вахту вдали от Родины, в самом логове империализма – в городе Нью-Йорке, в Организации объединенных наций. Правда, Миша успел к тому времени еще и поработать в передаче «Служу Советскому Союзу», где они вместе с режиссером Дмитрием Зенюком, очень полюбив дальние командировки, облетели чуть ли не все границы вплоть до Сахалина и Камчатки. На экране в этих передачах все по уставу – не придерешься!
Но не зря пел Галич про «растленное влияние Запада». Привык Огородников за пять американских лет просыпаться к программе «Доброе утро, Америка!». Так вот, чуть ли не на первом собрании он заявил притихшему коллективу: «Будем делать «Добрый вечер, Москва!» – И после паузы добавил диковинное слово: Видеоканал!».
Что такое видеоканал? Раньше каждая комната на 13 этаже – верхнем этаже останкинского террариума – жила самостоятельной жизнью. Каждый отдел в отведенный ему 15–30–45-минутный отрезок эфира, в определенный день и час, выпускал свою, никак не связанную с другими передачу. В одной команде «лудили» (был такой термин в ходу) про социалистическое соревнование и передовые методы труда, в другой комнате – про успехи здравоохранения, в третьей – про заботы исполкомов о благоустройстве своих районов. Видеоканал – это когда все идет вместе единым потоком, с одним ведущим. Дается материал на злобу дня, показываются текущие события, чередуясь по степени важности. И – никаких 15–30–45! Максимум пять минут на видеосюжет! Совершенно иной ритм программы. Между сюжетами – концертные номера и гости в студии. Они беседуют с ведущим тоже минут пять – и до свидания! Если гость особо интересный, его приглашают как бы соведущим какой-то части канала. Обязательны прямые включения с мест – с городских улиц, из театров, из аэропортов, со стройплощадок или из цехов.
– Наша позиция, – говорил Огородников, – быть на стороне интересов простого москвича, который не так уж прост. Он и хитроват, и включен в мировой ход событий, но вместе с тем заинтересован делами своего двора, района, всего города. Он и требователен, и великодушен. Такими должны быть и мы на экране.
Конечно, проблему ведущих Огородников решил так же, как это сделали на первом канале: пригласил людей со стороны. (Справедливости ради отметим: первый выпуск «ДВМ» вышел в эфир в ноябре 1986 г., молчановская «До и после» в марте 1987 г., «Взгляд» – еще на полгода позже.)
Вести канал пригласили Игоря Арбузова – радиожурналиста, бывшего десантника, немало поколесившего по стране; писателей Георгия Долгова и Вячеслава Шугаева, а также автора этих строк. Позже к нам присоединился доцент МГУ Борис Ноткин и некоторые дамы; из научно-популярных программ перешел сын одного академика.
Ведущим были даны немалые права: редактировать, а то и сокращать репортажи штатных корреспондентов, импровизировать в эфире, высказывать свое мнение, держаться на равных с приглашенными в эфир начальниками, артистами, академиками, модными публицистами и политиками-демократами. Разумеется, ведущие участвовали в планировании и верстке программы.
Какое же это было восхитительное время! Конечно, «четвертой властью» мы в то время не являлись, редакция была включена в систему первой и единственной – партийной власти города. Но с приходом Ельцина наши кураторы – это стало заметно по встречам в горкоме – сами толком не знали пределов объявленной гласности. Они разрешили критиковать даже «святая святых» – так называемую «наглядную агитацию», примитивные лозунги на улицах.
Вымести накопившийся в укромных уголках «образцового города» мусор и пропагандировать новые начинания – такова была задача программы «Добрый вечер, Москва!». Мы ее решали творчески...
«Как можно начинать программу с пожаров на новогодних елках, когда главное сейчас – госприемка!» – искренне возмущалась одна редакционная дама. Что такое госприемка – едва ли сейчас кто вспомнит, а елочные пожары продолжаются. Стало быть, что важнее? Дама, кстати, благополучно пережила все превратности судьбы и процветает на «третьей кнопке», давно забывшей принципы «ДВМ».
Андрей Скрябин сделал первый в Москве репортаж о забастовке на заводе, безоговорочно поддержав забастовщиков. Виктор Шинкарецкий проникал на овощебазы и в цеха мясокомбинатов, а затем в прямом эфире вываливал на стол ведущего свои трофеи и ехидно меня спрашивал:
– Скажите, какие огурцы я купил у бабуси возле метро, а какие в госмагазине?
– Неужели эти – государственные? Скрюченные какие! За державу обидно! – парировал я в присутствии овощного начальства города.
При Ельцине – секретаре горкома – мелкие и средние начальники трепетали за свою судьбу и безропотно являлись в студию по первом зову. Нас воспринимали, повторяю, как доверенных лиц партии. В стиле шестидесятников (коими и были ведущие) канал «ДВМ» полагал, что надо лишь исправить «отдельные недостатки», а вообще социализм – вещь хорошая.
Криминальную рубрику стала вести Тамара Каретникова, медицинскую – Елена Пральникова.
Бывал у нас в студии и зампред горисполкома Ю.М. Лужков. Когда я вижу, как подхалимски ведет сегодня с ним передачи «Лицом к городу» Павел Горелов, тоска берет. Ну зачем сажать мэра действительно лицом – но не к городу, а к камере? Должна быть позиция «глаза в глаза», тогда разговор пойдет по-другому. А сейчас мэр силится найти глазами нужную точку в объективе, ведущий же сбоку льстиво задает вопросы. На него мэр и не смотрит. Да ведь и смотреть-то не на что, тьфу, прости господи! Не журналистская это роль! Нас хоть и называли «подручными партии», но не унижали до такой степени в перестроечные годы. «Неужто все возвращается к временам страха? – думаю я, глядя на Горелова. – Неужели Лужков не понимает, насколько он был проще, человечнее, умнее в том нашем видеоканале, не знавшем излишнего почтения к высоким персонам?».
«ДВМ» был необыкновенно популярен в городе, потому что впервые за много лет на телеэкране шел разговор о реальной жизни москвичей, а репортеры и операторы показывали то, что раньше оставалось за кадром. На улице к ведущим и корреспондентам подходили люди, благодарили, предлагали новые темы...
В коллективе Гостелерадио наши шуточки по поводу государственных огурцов или просьба к Алле Пугачевой, отъезжающей на гастроли, поинтересоваться наличием в Италии запчастей для «Жигулей», воспринимались с ужасом. А когда кусочек «моего» канала с репликами в адрес Политбюро ЦК КПСС несколько раз прокрутили по CNN как свидетельство свободы слова в СССР, меня стали опасливо обходить в останкинских коридорах. Но из эфира не убрали – Огородников защищал нас перед властями.
– Только не копай под кремлевскую стену, – выговаривал он мне после очередных неприятностей.
Тогда были еще в столице Ждановский и Ворошиловский районы, и я на улицах затеял разговор об отношении людей к этим названиям. Я обращался к прохожим через «телемосты», которые стали повседневным инструментом нашей работы. Душой таких программ был Дмитрий Зенюк, назначенный главным режиссером «ДВМ», а заодно и выбранный секретарем парторганизации. Мы с ним были знакомы лет двадцать – чуть ли не с «Эстафеты новостей», где тоже был прямой эфир, а «телемосты» назывались перекличками. Как все быстро забывается на ТВ!
– Почему у нас больше нет телемостов? – спрашиваю недавно кого-то из уцелевших с тех времен на «третьей кнопке».
– А ты знаешь, сколько стоит выезд ПТС? – последовал ответ.
– Конечно, теперь эти деньги можно положить в свой карман, – заметил я и посмотрел, как мой собеседник сел в неплохой автомобиль. Между прочим, столько личных машин, как сейчас, тогда возле «Останкино» не было. Для дела вполне хватало разгонного «Москвича».
Убрали из горкома непредсказуемого Ельцина, а вскоре перевели на другую работу Огородникова. В его кабинете появился осторожный бесцветный субъект, с самого начала давший понять, что вольница кончилась. Кончался и январь 1990 года. По
Москве поползли слухи, что на ближайшем Пленуме ЦК, в феврале, снимут Генсека Горбачева. В партии это делалось просто – большинством голосов, еще не забылось смещение Хрущева подобным способом. Доцент ГИТИСа Игорь Чубайс, энтузиаст обновления компартии, пришел ко мне в эфир с идеей:
– Давайте позовем москвичей выйти на улицы на митинг в защиту демократии, то есть Горбачева.
– А митинг разрешен?
– Пока нет, но добьемся...
Терять мне было особо нечего, а тут такой прекрасный повод уйти, громко хлопнув дверью. Но как привязать митинг к сегодняшней передаче?
Выход подсказала моя редакторша, которая потом, разумеется, от всего открестилась:
– Сделайте это как ответ на вопросы телезрителей! Вот, смотрите, – и она протянула несколько записок, принятых стенографистками. Тогда в каждой передаче у нас был вот такой «интерактив».
Далее цитирую по расшифровке текста, прошедшего в эфир.
«Кузнецов: Вопрос товарища Сидорова из Строгина: «Проведена была встреча с депутатами. Они говорят, что в феврале готовится резня обществом “Память”. Так ли это? Вообще, принимаются ли какие-то меры, контролируется ли обстановка в городе? Стало страшно ходить по Москве». Та же тема в вопросе товарища Антоняна из Ясенева: “Ходят слухи, что в Москве будет резня, можно ли членораздельно ответить об этом, все ходят какие-то взволнованные”. Ну, видимо, тут волнения увеличились после того, как в программе «До и после полуночи» Молчанов вместе с депутатом Щекочихиным чуть ли не сроки погромов обозначили...
Чубайс: Вы знаете, этот вопрос волнует и моих соседей, моих друзей и знакомых. Если мы ничего делать не будем, такое может произойти. А чтобы этого не произошло, я призываю всех москвичей в воскресенье в 12 часов собраться перед выставочным залом на Крымском валу. Мы начнем большую демонстрацию демократических сил и заявим о наших интересах, о наших взглядах, о наших позициях...»
Митинг состоялся, да какой – невиданный! Народ шел во всю ширь Крымского моста, а затем Садового кольца. Ведь Чубайс повторил про время, место и цели его проведения еще два раза, а я уточнил, что мой гость не диссидент какой-то, а представитель Московского клуба КПСС и Демократической платформы в партии, которая насчитывает 60 тысяч коммунистов.
По мнению ряда обозревателей, митинг у стен Кремля оказал влияние на расстановку сил на февральском Пленуме ЦК. Мы вышли в эфир 30 января сразу после программы «Время» (а ее были обязаны транслировать по всем каналам, в том числе и на нашей «третьей кнопке»). Митинг прошел 4 февраля, за день до Пленума, но еще раньше мы с Чубайсом в том же эфире получили ярлыки экстремистов и провокаторов. По мнению горкома, мы призывали... к еврейским погромам! И мой бывший студент, делавший карьеру, озвучил этот бред в эфире, а представители милиции и прокуратуры заверили москвичей, что сведений о готовящихся погромах у них нет, Люди из КГБ тоже приглашались в эфир, но не пришли. Несколько раз повторялся зловещий титр: «Слухи, провокации, факты». Случись это лет на шесть раньше – сушить бы нам с Чубайсом сухари. А тут обошлось. Только 10 февраля в эфире «сменщик» Ельцина, первый секретарь горкома Юрий Прокофьев, отвечая на вопрос ветеранов, почему экстремистам разрешают выступать по телевизору, ответил, что Московская редакция дала отпор вылазке Кузнецова и Чубайса.
И все-таки эти годы, эта перестроечная эйфория, когда казалось, что вот-вот начинается настоящая жизнь, жизнь по правде, и ты принимаешь активное участие в становлении этой жизни – остались в памяти как подарок судьбы. Коллега с кафедры, посещавший все демократические (а после – коммунистические) митинги, рассказал, что на первомайской демонстрации 1990 года в числе прочих транспарантов несли по Красной площади и такой: «Прямой эфир прогрессивным журналистам Сагалаеву, Тихомирову, Кузнецову!». Возмущенный лозунгами Горбачев, если помните, с трибуны ушел.
А с Мишей Огородниковым мы и сейчас работаем рядом. Я на Моховой, он на Волхонке. Руководит службой информации в Храме Христа Спасителя.
ЧАСТЬ 2
Качество журналистской информации в теле- и радионовостях
Семь профессиональных граней журналиста ТВ
ИНПУТ приглашает профессионалов, или Телевизор в Салехарде, Кейптауне и Роттердаме
Не цензура, а политконтроль – был, есть и будет во веки веков
Брильянт в пол-яйца, или Комплекс полноценности
Видеомемуары: о прошлом ради будущего
«Мангусты будут в пятницу», или Ди-джей из КГБ
Вместо заключения. Аркадий Райкин
О книге Г.В. Кузнецова (В. Алексеев)
ОТ АВТОРА
С момента выхода первого издания этой книги прошло более трех лет. Для нашего российского ТВ три года – большой срок (что лишний раз напоминает о его нестабильности). Поменялись владельцы коммерческих каналов и компаний, названия многих программ и рубрик, опять слышны требования «искать новые формы» и вместе с тем брать все лучшее из опыта прошлых лет – вернуть, к примеру, просветительские программы, «поднимать» зрителя, не идти на поводу у рейтингов, создать подлинно общественное ТВ, на подходе новый закон о СМИ и строительство жесткой «вертикали» государственного вещания. Взошли над горизонтом новые «телезвезды».
Тем не менее, автор и издательство решили ничего не менять в первой части книги. Необходимо, на наш взгляд, равняться на исследователей и критиков кинематографа, чьи статьи и книги о фильмах 30–60-х годов переиздаются снова и снова, составляя в совокупности историю экранного искусства. В первой части содержится немало такой информации, которую можно назвать базовой (для овладения профессией тележурналиста), что и позволяет говорить о теории нашего дела как о науке. Хороша была бы наука, требующая пересмотра основ каждые три года. Методы работы, специфика зрительского восприятия, взаимодействие журналиста с другими участниками творческого процесса и героями передач роль ТВ в предвыборных кампаниях – тут сформировались определенные закономерности, их не надо открывать заново. Что касается названий ушедших в прошлое телепередач, которые рассматривались в качестве примеров – это ведь часть истории ТВ. И если эту историю не желают хранить сами телеработники – им не до того в погоне за быстротекущим временем, – то долг исследователей экранной журналистики, по крайней мере, фиксировать и по мере возможности осмысливать происходящее в этой важной для демократического развития общества сфере.