Файл: Лекция по логике....docx

Добавлен: 09.02.2019

Просмотров: 8910

Скачиваний: 15

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
  1. Ошибка, которая впоследствии получила название «ignoratio elenchi», состоит в подмене предмета спора другим, посто­ронним, имеющим лишь отдаленное сходство с тем предметом, о котором идет речь. Таким образом, в этом случае доказывает­ся или опровергается не то, что требуется доказать или опро­вергнуть.

  2. Ложное доказательство, получившее впоследствии название «предвосхищение основания» (petitio principii), состоит в том, что то, что требуется доказать, принимается как уже доказанное. Другими словами, здесь доказываемая мысль выводится сама из себя: за основание доказательства принимается то, что нужно доказать, или то, что само основывается на том, что нужно доказать.

б. Аристотель отмечает ошибку в доказательствах и умоза­ключениях, когда неправильно понимается связь основания и следствия — когда полагают, что на основании того, что если есть одно, то необходимо есть другое, можно сделать заключе­ние, что если есть это другое, то необходимо есть и первое. Ари­стотель указывает, что такого необходимого следования нет. Так, из того, что у больного лихорадкой высокая температура, вовсе не следует, что человек с высокой температурой болен ли­хорадкой.

  1. Аристотель указывает и такой вид ошибочных доказательств, в которых то, что не является причиной, принимается за причину. Эта ошибка встречается в доказательствах через невозможное.

  2. Ошибка смешения нескольких вопросов состоит в том, что ответ в форме «да» или «нет» дается на один вопрос, который в действительности содержит несколько разных вопросов, и пото­му требуются разные ответы на эти вопросы. Например, ставит­ся вопрос: «Перестал ли ты бить своего отца?» При ответе «да» следует замечание: «Значит, ты его раньше бил», а при ответе «нет» делается вывод: «Значит, ты его продолжаешь бить».

Большинство софизмов, которые Аристотель рассматривает в сочинении «О софистических опровержениях», принадлежало мегарикам, но при этом следует иметь в виду, что мегарики восприняли многие софизмы, сочиненные до них, так что трудно установить, какие из принятых у них софизмов были их соб­ственным изобретением.

УЧЕНИЕ О МОДАЛЬНОСТЯХ

Логическая противоположность возможности и необходимо­сти у Аристотеля имеет свою онтологическую основу в том, что, как учит его метафизика («первая философия»), существует про­тивоположность между миром изменчивых вещей природы, в ко­тором нет места для строгой необходимости и который представ­ляет собой область возможного (вероятного), и умопостигаемы­ми вечными сущностями, познание которых выражается в не­обходимых истинах и в отношении которых нет места для про­стой возможности.

Однако в своей логической теории модальностей Аристотель строго не придерживается онтологического толкования возмож­ности и действительности. Так, он говорит, что понятие возмож­ности употребляется в трояком смысле: во-первых, возможным мы называем и необходимое, во-вторых, не необходимое и, на­конец, в-третьих, то, что может быть. Но это положение, выска­занное в сочинении «Об истолковании», разъясняется в «Пер­вой Аналитике», где говорится, что если необходимое называет­ся возможным, то термин «возможное» употребляется в особом значении (тут лишь омоним, вводящий в заблуждение), и далее прямо сказано, что необходимое не есть возможное. И в самом деле, первые два вида понятия возможности имели диаметраль­но противоположное значение.


Возможное в собственном смысле для Аристотеля есть преж­де всего «бывающее по большей части», которое характеризуется отсутствием необходимости. Это «происходящее по большей ча­сти» занимает в системе Аристотеля место закономерности при­роды. В античной философии понятие закона природы имелось у Гераклита, Демокрита, Эпикура и у стоиков, но отстутствова-ло у Платона, Аристотеля и скептиков. Поскольку, по учению Аристотеля, в природе нет строгой закономерности, а есть лишь «происходящее по большей части», он довольствуется индукци­ей через простое перечисление, так как она достаточна для цели установления того, что бывает по большей части.

Второй вид возможности у Аристотеля — это «не необходи­мое» в смысле чистой случайности, не коренящейся в опреде­ленности природы. Возможное в этом смысле есть то, что может происходить и так и иначе. Конечно, и возможность, основываю­щаяся на определенности природы, понимаемая как «бывающее по большей части», тоже допускает противоположные ей слу­чаи, т.е. допускает противоположную возможность. Однако эта последняя возможность не равнозначна возможности «бывающего по большей части», не равносильна ей. Но общим у них является то, что «бывающее по большей части» также не необходимо, как и простая случайность. Возможность противоположного остает­ся открытой и в той, и в другой области.

Логическая трактовка возможности у Аристотеля имеет связь с его онтологическим пониманием возможности. Реальная воз­можность в философии Аристотеля понимается прежде всего как возможность движения и изменения. Возможное есть все то, что может приводить в движение или изменить что-либо, или само приводиться чем-либо другим в движение или изменяется. В этом смысле возможность есть принцип движения (активного или пассивного). В другом смысле реальная возможность у Аристо­теля понимается как заложенная в самой вещи потенция, кото­рая может развиваться и осуществляться. Потенциальное в этом смысле само по себе становится действительным, если ему ничто внешнее не препятствует.

Таким образом, Аристотель принимает два вида реальной возможности: 'принцип движения от внешнего воздействия и им­манентный принцип становления — движения, изменения и раз­вития.

Прантль и Целлер находят, что у Аристотеля логическая воз­можность и реальная возможность не различаются, в то время как Вайтц, Бониц и Брандис придерживаются противоположного мнения. Майер говорит, что у Аристотеля, как и в последующей логике, нет чисто логического понимания возможности. С объек­тивным пониманием возможности в логике Аристотеля связано ограничение суждений возможности областью изменчивых ве­щей, поскольку только в этой области имеют место становление и изменение.

В аристотелевской логике логическая возможность есть от­ражение реальной возможности и потому суждения возможности отличны от проблематических суждений последующей формаль­ной логики, которые, в свою очередь, отличаются от ассерториче­ских суждений степенью субъективной уверенности. Однако Ари­стотелю не всегда удается быть последовательным.


Так, он говорит, что суждения возможности находятся в кон­традикторной противоположности по отношению к суждениям необходимости. Но как это возможно, если суждения возможно­сти отражают совершенно иной класс предметов, чем суждения необходимости?

Аристотель различает истину возможную, фактическую и не­обходимую. Возможная истина допускает свою противополож­ность. Если утверждается: «Это может быть так», то тем самым допускается и противоположная возможность: «Это может быть и не так». Речь у Аристотеля идет о реальной возможности, но и реальная возможность может не осуществиться. Фактическая истина говорит о том, что есть или было в действительности, например, «Сократ сидит». Здесь уже исключается противополож­ное суждение «Сократ не сидит», но тем не менее это не есть необходимая истина, так как Сократ может и не сидеть, а стоять, ходить или лежать. Суждение же «диагональ квадрата несоизме­рима с его стороной» есть необходимая истина, так как противо­положное ему невозможно. Это учение Аристотеля основано на предпосылке, что бытие бывает потенциальное и актуальное, не­обходимое и не необходимое, «бывающее по большей части» и просто случайное.

Суждения о единичных изменчивых вещах могут обладать фактической или возможной истиной, необходимая же истина относится лишь к общим понятиям. Однако Аристотелю не всегда удается четко провести границу между этими тремя видами ис­тины.

Как в своем учении о категориях, так и в своей теории суж­дений (в частности, в учении о модальности) Аристотель исхо­дит из языковых данных и отыскивает логические формы в грам­матических формах.

Логические же формы для Аристотеля суть отражение реаль­ных отношений вещей в самой объективной действительности. Г. Майер пишет: «Аристотель ищет пути проникновения через языковую скорлупу в логическое зерно»16, причем этот избирае­мый им путь основан на предпосылке, что грамматические фор­мы некоторым образом соответствуют реальным отношениям вещей.

МЕСТО АРИСТОТЕЛЯ В ИСТОРИИ ЛОГИКИ

В сочинении «О софистических опровержениях» (в эпилоге, гл. XXXIV) Аристотель пишет: «О научном исследовании зани­мавшего нас предмета не только нельзя сказать, чтобы до нас что-либо из него уже было найдено, кое же чего еще не было, но следует сказать, что ровно ничего не было. Так, что касается ри­торики, то о ней сказано много и притом давно, но относительно учения о силлогизмах мы не нашли ничего, что было бы сказа­но до нас, но тщательное исследование этого предмета стоило «нам труда в течение долгого времени».

Таким образом, Аристотель определенно указывает, что теория силлогизма впервые создана им, но, как выше было от­мечено, он разработал только учение о категорическом силло­гизме. Как первый автор, создавший систему логики в качестве самостоятельной науки, и как творец первой теории умозаклю­чений (хотя далеко не полной) Аристотель вполне заслуженно получил наименование «отца логики». Но это не следует пони­мать в том смысле, что никто до Аристотеля не занимался вопросами логики и что логика сразу в законченном виде возникла у Аристотеля, подобно Минерве, вышедшей из головы Юпитера в готовом виде.


Чересчур ревностные почитатели Аристотеля (Б. Сент-Илер, например) изображают дело так, будто наука логика началась и закончилась Аристотелем, будто им было сказано почти все.

С другой стороны, упрекали Аристотеля в замалчивании, в намеренном неупоминании своих предшественников там, где он использовал их результаты. В этом обвиняли Аристотеля Фр.Бэкон, Ф.Шлейермахер и др.

Бэкон сравнивал Аристотеля с турецким султаном, который, чтобы прочно сидеть на троне, истреблял всех своих родственни­ков. Шлейермахер обвинял Аристотеля в намеренном искаже­нии и умышленном умалчивании имен философов, у которых он заимствовал учения, показывая это на примере метеорологиче­ских исследований Аристотеля.

Относительно же заявления Аристотеля в конце сочинения «О софистических опровержениях» следует иметь в виду и то, что эта работа была написана раньше «Аналитик», т.е. когда Аристотель еще не создал теории силлогизма. Возникает во­прос, не является ли оно чьей-либо позднейшей вставкой? По нашему мнению, и сам Аристотель мог сделать такую встав­ку позже. Поэтому мы не считаем надежным тот принятый многими исследователями метод определения хронологической последовательности сочинений Аристотеля, который исходит из наличия ссылок на другие сочинения Аристотеля. Сочинение с такой ссылкой признается написанным позже, чем то, на кото­рое данная ссылка сделана. Тут могли быть и позднейшие встав­ки самого Аристотеля в свои более ранние сочинения. Кроме того, более поздние вставки вносились и после Аристотеля в перипатетической школе.

О том, в каком состоянии было наследие Аристотеля, говорит один характерный случай. Адраст, живший во II в. н. э., имел под руками, кроме дошедшего до нас варианта сочинения «Ка­тегории» Аристотеля, другое, также приписываемое Аристотелю, сочинение о категориях, столь же краткое и начинавшееся со­вершенно теми же словами, и он мог лишь предположительно отдать предпочтение одному из них.

Независимо от текстологических исследований (критики текстов и их истории) вопрос о роли Аристотеля в развитии ан­тичной логики решается на основе изучения фактического ма­териала по истории античной философии. Бесспорно, теория ка­тегорического силлогизма создана Аристотелем. Но он не был ни первым, ни последним (даже в рамках древнегреческой нау­ки) логиком.

Логика Аристотеля была подготовлена всем предшествующим развитием философской мысли Древней Греции. Уже первые греческие философы занимались «научным исследованием при­роды, и только потому, что до нас дошли лишь свидетельства о результатах этих исследований, а не о том, какими путями фи­лософы пришли к ним, мы не знаем, какими умозаключениями и доказательствами они пользовались. Ионийские философы-ма­териалисты придерживались того взгляда, что мышление должно опираться на чувственные данные и ими же проверять свои за­ключения. Парменид же отверг достоверность чувственных дан­ных и в противоположность ионийским «философам в качестве основного критерия истины выдвинул формально логический за­кон отсутствия внутреннего противоречия, согласие истины с самой собой. Демокрит уже выступает в качестве автора специ­ального трактата по логике, в котором проводит мысль, что основой умозаключений должны служить достоверные данные опыта, а проверкой истинности заключений — их пригодность для объяснения явлений мира.


Софистика и риторика (основатель последней Горгий) повысили интерес к вопросам логики. Сократ и Платон пыта­лись решить основные вопросы логики на идеалистической основе.

Аристотель имел перед собой логику Демокрита и логику Платона. От них он исходит. Так, самое главное логическое уче­ние Аристотеля — его теория категорического силлогизма — воз­никло из критики платоновского учения об определении понятия путем логического деления. Аристотель, критикуя Платона, ука­зывает, что платоновский «путь вниз» (от высших понятий к низ­шим путем их логического деления) может дать лишь вероятные результаты, а не вполне достоверные, что это лишь «диалекти­ческий путь вниз», а не аподиктический. Этому пути Аристотель противопоставляет свою дедукцию в форме категорического силлогизма, гарантирующего абсолютную достоверность заклю­чения при истинности посылок.

Логика Аристотеля — закономерное звено в историческом развитии древнегреческой логики. Она находится в теснейшей связи с состоянием научного знания того времени. Несмотря на то, что Аристотель много занимался естествознанием и написал специальные научные трактаты по физике и зоологии, а матема­тическим наукам не посвятил ни одного своего сочинения, тем не менее на его логике лежит печать не естественнонаучного, а математического мышления. Объяснение этому надо искать в том, что Аристотель в течение 20 лет был учеником платонов­ской школы, в которой процветала математика и где, кроме научных открытий в области математики, большое внимание уделялось вопросу о придании строго логической формы мате­матическим доказательствам, логическому обоснованию истин и приведению их в строгую систему, построенную дедуктивным методом.

В платоновской Академии была создана та методология мате­матики, которая в III в. до н. э. нашла свое завершение в зна­менитых «Началах» Евклида. В платоновской Академии современником Аристотеля, величайшим математиком того времени Евдоксом, была создана стереометрия. Именно с этим развитием математических наук в платоновской Академии не­обходимо поставить в связь учение Аристотеля о началах дока­зательства, его высокую оценку дедукции.

У Аристотеля логика впервые стала отдельной философской дисциплиной в качестве пропедевтики к «первой философии». Чтобы успешно решать философские проблемы, необходимо овладеть в совершенстве орудием научного мышления — логикой. Таково, по Аристотелю, место логики в системе наук. Поэтому для собрания логических сочинений Аристотеля вполне оправ­дано название «Органон». Сам Аристотель, дав своему главно­му логическому трактату заглавие «Аналитики», указывал этим термином не на содержание исследования, а на метод. Это за­главие говорило о том, что предметом данного исследования является анализ мышления, анализ его форм.