ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 02.04.2024
Просмотров: 37
Скачиваний: 0
О столике «фынг» и ритуальной пище осетин
В последние годы гуманитарная тема занимает все более заметное место в советской науке. Важную роль в ее раскрытии может сыграть изучение материального окружения человека. Хорошо известно, что нет и не может быть общества без людей и, соответственно, нет людей вне быта. Общественная жизнь воплощена в самом человеке, в его деятельности реализуются коренные вопросы этой жизни: производство, социальные отношения, культура. В свою очередь, человек окружен своими, его продолжающими и выражающими вещами и пользуется ими в строгом соответствии с культурно-исторической традицией.
Исследование в этой сфере может служить задачам анализа исторических форм жизнедеятельности людей, рассматриваемого в единстве физических, социальных и духовных характеристик. Неиспользованные возможности для решения этих проблем скрыты в широком привлечении идей и методов семиотики. Они позволили выявить любопытную информацию в неизменном и вроде бы хорошо известном прошлом. Семиотический анализ основан на том любопытном факте, что каждое явление или вещь, помимо определенных утилитарных, практических функций, обладает еще и семиотическими, знаковыми. В зависимости от актуализации той или иной функции, любой бытовой предмет может восприниматься как вещь и как знак или как вещь со знаком. Совокупность функций составляет понятие структуры. Идея структуры оказала значительное влияние на развитие историко-этнографических исследований во всем мире. В далеком прошлом человека окружало вещей много меньше, чем сейчас, и находились они в активном употреблении значительно дольше. Хозяин был связан со своим имуществом тесными узами, чуть ли не личностными отношениями. Объекты материального окружения не только воплощали качества их создателей, но и могли иметь собственное имя, судьбу и жизнь. Отражением тех далеких эпох является персонификация оружия в средние века. Напомню, что в нартовском эпосе осетин известны некоторые виды оружия с собственными именами. Знаменитые «Цереков панцырь» и «Бидасов шлем» от жажды боя испускают синее пламя (цъæх арт уадзы). В данном случае остановимся на предмете традиционного быта осетин из другой сферы. Речь пойдет о невысоком столике на трех ножках с круглой столешницей, известного у осетин под названием «фынг//фингæ». В традиционном жилище осетин и соседних кавказских народов это был непременный элемент интерьера. По рассказам знатоков народного быта такой столик подавали отдельно каждому гостю или же один на двоих, максимально – трех человек. После трапезы их убирали, как правило, вешали на стенку. В нашем современном понимании это кажется маловероятным, поэтому напомню, что речь идет о небольшом столике с высотой 20-25 см.
Высота их бывала и выше, вплоть до 50-60 см, но высоты современных столов европейского типа все известные образцы не достигали. По существу это были не столы, в нашем понимании, а блюда на трех ножках. Наличие бортика по всей окружности столешницы говорит в пользу данного предположения. Материалы осетинского языка подтверждают наши наблюдения. Слово «фынг» охватывает широкий круг, в пределах которого отмечается колебание таких понятий, как: «стол // посуда // угощение». Аналогичная картина прослеживается в языке грузин, балкарцев и карачаевцев. Лингвистические изыскания профессора В. И. Абаева позволяют говорить о происхождении слова «фынг». По его авторитетному мнению оно состоит в родственной связи с древнеиндийскими, иранскими и греческими словами и является по своему корню староосетинским (иранским). В свою очередь, все это свидетельствует о впечатляющем возрасте круглых столиков на трех ножках. Тот факт, что после трапезы их вешали на стенку, говорит о генетических связях с кочевым бытом скифов. По свидетельству античного автора Аммиана Марцелина, еще в IV веке новой эры аланы продолжали вести кочевой образ жизни. Естественно, что кочевнические традиции нашли свое отражение в повседневном быту последующих поколений. В качестве иллюстрации сошлюсь еще на один пример из традиционного быта осетин. Один из догматов ислама предписывает хранение в жилище семьи священной книги всех мусульман Корана (Хъуыран чытапп). Во многих мусульманских семьях так и поступали, но хранили очень своеобразно. Наилучшим способом считался тот, когда книга в чистом мешочке из белой ткани висела на стене. Возможно, именно так, в подвешенном состоянии, хранили бедуины Аравии свои священные книги в шатрах. Столы на трех ножках упоминаются в письменных источниках античного времени. Например, в IV главе «Илиады» их отмечает Гомер. О них пишет в VII главе «Анабазиса» Ксенофонт. Такой столик с ритуальным угощением изображен на фресках в склепе Анфестерия в г. Керчи, датируемого I в. н. э. Очень интересные образцы треногих деревянных столиков обнаружены в аланских катакомбах. Впервые такая находка была сделана в Архонском могильнике VII–VIII веков. Затем небольшой треногий столик высотой 25 см и диаметром столешницы 36 см был раскопан в Рим-горском могильнике. Еще один «фынг» был обнаружен в катакомбах у селения Хасаут в Карачаево-Черкессии. Предварительный анализ находок позволил археологу В. А. Кузнецову сделать вывод о том, что «мы имеем редкостное совпадение не только формально-типологическое, но и функционально-идеологическое. Несмотря на существующий хронологический разрыв между аланским и осетинским фынгом, мы вправе видеть здесь единую линию развития, одну характерную культурную традицию, указывающую на длительное переживание элементов аланской культуры в этнографическом быте осетин» [1]. Здесь будет уместно сказать о том, что на Кавказе вообще и у осетин в частности отмечено несколько разновидностей низкого стола. Встречаются образцы и с округлой четырехугольной столешницей на трех и даже четырех ножках. Учитывая их общую морфологическую черту – малый размер и низкие ножки, следует считать круглый треногий стол как исходный тип. Именно три точки опоры дают достаточно прочное положение и физическую стабильность. Три является минимальным числом, обеспечивающим устойчивость любого предмета. Вспомним некоторые осетинские пословицы и поговорки: «Фынг дæр æртæ къахыл лæууы/И фынг стоит на трех ножках». «Фынг æртæкъахыг у / Фынг – трехногий». «Æртæ зæрдæйæн адджын у / Три – сладко для сердца». Имеющиеся материалы позволяют говорить о сосуществовании исходной треногой формы с другими разновидностями. Раскопки четырех оледенелых курганов в урочище Пазырык на Алтае, проведенные в 1947–1949 годах ленинградским ученым С. И. Руденко, дали науке бесценные памятники кочевой культуры, созданные в V–IV веках до н. э. Для нас интерес представляют находки деревянных походных столиков, имевших овальную столешницу и по четыре съемные ножки и размеры аналогичные «фынгу». Культура эта является родственной скифам, обитавшим на огромных просторах от Алтая до Причерноморья. Есть предположение, что ее носители, как и скифы, говорили на иранских наречиях, поэтому совпадение размеров столиков с поздними осетинскими образцами представляется неслучайным. Строго выработанная и вполне устоявшаяся их форма подсказывает длительный период бытования уже к тому времени, отстоящему от нас почти на 2500 лет. Малая высота и съемные ножки делали их очень удобными при кочевках, а наличие бортика определяло функцию столиков как блюда на ножках для подачи пищи. Против непосредственного сопоставления столиков в структурно-типологическом и генетическом аспектах выступает формальное несовпадение числа ножек. Этот разнобой мог быть обусловлен средой обитания. Алтайские леса богаты кедром и лиственницей – лучшими сортами древесины для художественной резьбы и различных поделок. Степные районы кочевания скифов и родственных им племен были ограничены в этом смысле и обусловили ценность дерева как материала. По свидетельству Геродота, скифы из-за нехватки дерева жгли костры из костей животных. Косвенным подтверждением сказанному может служить находка в 1978 г. в скифском кургане VI–V веков до н. э., что у селения Нартан в Кабардино-Балкарии, треногого невысокого столика, но отлитого уже из бронзы. С учетом определенных условностей можно считать, что в среде генетически родственных племен в одних хронологических рамках бытовали идентичные образцы домашней утвари. Сосуществование названных двух форм сохраняется и в современном быту осетин. Это позволяет предполагать аналогичную картину и в далеком прошлом. Один такой столик зафиксирован Б. А. Калоевым в сел. Галиат. А второй, с овальной столешницей, но на четырех ножках, хранится в стенах святилища Дзвгисы дзуар. Он служит для ритуальных жертвоприношений, приуроченных или посвященных этой святыне. Жертвоприношение на «фынге» упоминается в некоторых сказаниях нартовского эпоса. Этот сюжет присутствует в сказании о том, «Как Сафа перехитрил Сатану»: «Æмæ лæппу рацахста бурæ нæлфысы, æмæ чызг фынг радавта. Фынгыл æй авæрдтой – аргæвстой иæ æмæ сцæттæ кодтой, æмæ йæ бафтыдтой аджы, æмæ куы сцæттæ ис, уæд æй райстой æмæ фынг æрæвæрдтой Сафайы раз, æмæ загътой Сатанайæн: – Гъе ныр ын цы хæрын кæныс, уый йын бахæрын кæн. Æрхаста хойраг фынгмæ – дзидза æрæвæрдта æмæ нозт дæр æрхаста...» //«Парень схватил жертвенного барана, а девушка вынесла столик. На фынг его положили – зарезали, разделали и поместили в котел и как только приготовился (сварился), то взяли его и поставили фынг перед Сафа, обратились к Сатане: – Ну, вот, чем будешь кормить, тем и угощай. Принесла на фынге еду (мучную) – мясо положила и выпивку поднесла...» Известный знаток быта и фольклора осетин М. С. Туганов с точностью воспроизводил в своих картинах страницы исторического прошлого. На одном из рисунков «Испытание жениха» запечатлен момент, когда жених должен был самостоятельно зарезать и разделать барана, проявив свое умение и сноровку. Обращаю внимание на то, что разделываемую тушу художник поместил на низком столике на четырех ножках. Указанные факты жертвоприношений на «фынге», а также наличие их в курганных захоронениях скифской культуры, символические культовые сцены с изображением треногого столика с угощением на стенной росписи в склепе Анфестерия позволяют говорить о столиках типа «фынг» как о фактах культуры, связанных с ритуалом. Находки столиков-блюд в аланских катакомбах подтверждают это предположение. На культовое назначение аланских фынгов указывает то, что в катакомбе 48 Рим-горского могильника на нем стояла деревянная чаша с грецкими орехами и яблоками – остатками ритуальных жертвоприношений.
«Фынг» синтезировал древние функции переносного домашнего жертвенника и непосредственно самой жертвы. Наличие их в захоронениях, восходящих еще к эпохе скифского времени, и некоторые сюжеты из традиционно-бытовой обрядности осетин очень точно свидетельствуют об этом. В структуре похоронно-поминальной обрядности отмечен поминальный праздник «Мæрдты бадæн», отмечаемый прежде в ночь на Вербное воскресенье перед пасхой, а ныне – в первое воскресенье после Нового года. К этому дню готовили в числе многих необходимых вещей и продуктов ритуальный предмет «æлæм/илæм», или небольшую елочку, богато разукрашиваемую сладостями и фруктами, в первую очередь – яблоками и орехами.
Подробно об этом написано в нашей книге «Народные игры и развлечения осетин», что позволяет не останавливаться на данной теме. К этому дню изготовляли или приобретали комплект одежды, которую надевали на крестообразный остов. Перед манекеном, олицетворяющим усопшего, ставили специально приобретенный «фынг» с богатым угощением. Этот столик и стул посвящали ему, и они после поминок использовались в быту семьи как вещи, принадлежащие покойнику. В настоящее время манекен не делают, хотя обряд в измененном виде сохранился. Любопытно, что для поминок покупают мягкий стул, ибо он дороже и посвящение дорогой вещи более престижно, а вместо треногого «фынга», мне довелось видеть и журнальный столик. Все это свидетельствует о древности и культурно-исторической устойчивости в быту осетин столиков «фынг» и подводят к мысли о былых его ритуально-культовых функциях, рудименты которых сохранились вплоть до наших дней. В фольклоре, традиционном быту и даже сейчас, в конце XX столетия, понятие «фынг» в сознании осетин сопровождается почтительным отношением, граничащим со святостью. Чтобы не быть голословным, обратимся к сведениям осетинских бытописателей. Сто лет назад, учитель Савва Кокиев (Саукуй Кокити) в очерке «Записки о быте осетин» писал о немногочисленных предметах домашнего обихода следующее: «В числе орудий первое место занимает, по своему высокому религиозному значению, цепь (рæхыс). Она – основание всей домашней жизни, и оскорбление ее считается наравне с убийством. ...Тот не очаг, не дом, где нет цепи, которая постоянно висит над очагом и служит для приготовления пищи. Всякое прикосновение к ней домашних без надобности, даже невинных детей, считается величайшим святотатством. Жертвенное животное непременно перед закланием должно коснуться ее, чтобы быть приятным Богу. Следовательно, она – посредник между человеком и небом. Отметив высокий семиотический статус надочажной цепи, далее он писал: «Второе место по своему значению в домашней утвари занимает фынг (столик). Акт еды у осетина считается чрезвычайно важным, торжественным, высоким; он не иначе к нему приступает как с своеобразною, продолжительною молитвою, где он, начиная от единого Бога, не забывает ни одного из его служителей – святых и дзуаров... В силу сказанного, конечно, в его глазах играет важную роль фынг, который его постоянно кормит: на нем ему подается пища. Это – небольшой, круглый точеный столик на трех ножках; он его чтит в высшей степени: при еде, безусловно, воспрещаются всякие непристойные разговоры и действия, оскорбления фынг’а хозяин никому не прощает; его именем проклинает, а также божится. Ничто остальное в домашнем обиходе осетина не имеет уже того таинственного, религиозного значения, как цепь и стол». До настоящего времени в разговорной речи осетин часто употребляются пословицы и поговорки, которые подтверждают сведения С. Кокиева о святости и ритуальной чистоте «фынга». Приведу несколько из них: «Ирон фынг æгъдауæн у/Осетинский фынг предназначен для адата». «Ирон фынг зонд амоны / Осетинский фынг учит уму-разуму». «Фынджы бæркад бирæ у / Безмерно изобилие фынга». «Алы фынг дæр йæ фарн йемæ хæссы, йе ‘гъдау ын æххæст хъæуы / Фарн каждого фынга неотделим от него, связанный с ним адат необходимо соблюдать». «Фынджы фарн бирæ уæд, фынг бахатыр кæнæд / Пусть фарн фынга будет больше, да простит (мне) фынг». «Табу фынджы фарнæн / Почтение фарну фынга». Употребление перечисленных фразеологизмов связано с тем интересным фактом, что они сопровождают современные трапезы осетин – от повседневных до ритуально-престижных. Таким образом, традиционные стереотипы застольного этикета продолжают жить и в наши дни. Известный советский кавказовед Л. И. Лавров в 1974 г. побывал в г. Орджоникидзе на свадьбе и как этнограф был приятно удивлен сохранившейся обрядности. «Городские условия жизни наложили отпечаток на древний обычай. По-прежнему гостей было много, но площади не хватало. Поэтому для свадьбы были предоставлены все квартиры, расположенные на одной лестнице многоэтажного дома. Гостей разделили по рангам (преимущественно по возрасту и полу), каждому из которых была выделена квартира. Я попал в компанию стариков и почетных гостей. Мы угощались и слушали тосты, так и не увидев новобрачных. За столом строго соблюдался осетинский этикет. Сидели, как в Московской Руси, по правилам местничества, говорили только с разрешения тамады. Им был, конечно, самый старый. Пили осетинскую араку и ели преимущественно осетинские кушанья» [3]. Идеи и нормы, связанные с трапезой, практически не прекращали своего существования, хотя сам круглый столик на трех ножках вышел из активного употребления. В последние десятилетия он начал возрождаться, но уже как материальная оболочка, как знак определенного этапа истории культуры, как этнический и религиозный символ. Местная промышленность Северной Осетии даже освоила производство сувенирных столиков в натуральный размер с инкрустированным орнаментом или горным пейзажем на столешнице. В торговой сети они не задерживаются и быстро раскупаются. Это является показателем их былой значимости в системе культурных ценностей осетин и их далеких предков. В этой связи обращает внимание устойчивая форма рассматриваемых «фынгов». Основная их масса имеет круглую форму столешницы и три растопыренные для большего упора ножки. Иногда, на традиционных образцах, особенно больших размеров, три ножки бывают соединены между собой Т-образной связной, точеной как и ножки. Симметрично расположенные ножки образуют условную проекцию равнобедренного треугольника. Иначе говоря, две геометрические фигуры: круг и вписанный в него треугольник находятся во взаимосвязи, создавая элемент стихийной геометризации. Обращая внимание читателя на этот факт, должен сказать, что этот принцип геометризации, соединявший реальное и мифологическое освоение пространства, был универсалией, характерной для многих народов мира с глубокой древности. Числа и геометрические тела и фигуры, такие как сфера, круг, квадрат и другие никогда нe были достоянием одной лишь математики. В них выражалась мировая гармония и они имели определенные магические и нравственные значения. Видный советский историк, автор интереснейших работ по культуре средневековья А. Я. Гуревич отмечал даже существование своеобразной «сакральной математики». Числа воспринимались как мысли богов, поэтому их знание раскрывало для людей таинство самой вселенной. Геометрические символы и числа в мифологическом мышлении создавали возможность стабильного и точного моделирования. С их помощью человек древности и средневековья отображал окружающий его мир. Естественные желания познать себя, свое место в мире реализовывались в каждой культурной традиции по-своему, однако основные тенденции этого процесса были едины. Мифологический образ модели мира предполагал разделение всего пространства на две противопоставляемые и взаимосвязанные части – освоенного и неосвоенного. Такое противопоставление стало основой для определения парных оппозиций, с помощью которых описывались мироздание, человек и сама возможность метаописаний. В качестве иллюстраций укажу ряд примеров: «верх//низ», «правое//левое», «мужское//женское, «небо//земля», «чистое//нечистое», «сакральное//обыденное», «гармония//хаос», «макрокосм //микрокосм» и др. Семантика чисел подтверждает тот любопытный факт, что, собственно, счет или исчисление предметов начинается с ‘двух’ и более, тогда как ‘один’ предполагает не счет, а название предмета с помощью его специального обозначения. Число ‘три’ обычно квалифицируется как совершенное число. ‘Три’ – не только образ абсолютного совершенства, превосходства, но и основная константа мифопоэтического макрокосма и социальной организации. В отличие от динамической целостности, символизируемой числом ‘три’, число ‘четыре’ является образом статической целостности, идеально устойчивой структуры. Специфические знаки числового кода, ориентированные на качественно-количественную оценку модели мира, были тесно связаны с геометрическим кодом. Более того, представляется, что символы двух систем находились в состоянии взаимозаменяемости. В этом отношении, можно сопоставлять число ’один’ не как первый элемент ряда в современном смысле слова, а в качестве целостности, единства с кругом. Вспомним, что круг был выражением идеи единства, бесконечности и законченности, высшего совершенства. Вероятно, в таком восприятии круга основная роль принадлежит циклическому восприятию времени в так называемом мифологическом сознании. Мышление древних людей принципиально отличалось от современного и было конкретным, предметно-чувственным, охватывая мир в синхронной и диахронной целостности. И в этой связи в сознании средневекового человека образ мира выступал «земным кругом». «Круг земной под куполом неба – таков мир людей и богов языческой эпохи». Цикличность времени и «круглость» Земли современному человеку понять сложно, но для исследователя традиционных моделей культуры это необходимый уровень знания, своего рода рабочий инструментарий. Категории мифологического восприятия служили адаптации и содействовали ангистрессовому состоянию человека древности и средневековья в окружающем его мире. В этой связи понятие круга отражает общую исходную схему, которая задает некий общий ритм и пространству, и времени, создает определенную защищенность и гарантированность, настраивает на ожидание того, что уже было, предотвращает ужас, неизменно связываемый человеком космологической эпохи с разомкнутостью, открытостью, особенно с линейностью в чистом виде. Число ‘три’ непосредственно связано с треугольником. Во многих мифопоэтических системах регулярный треугольник символизирует семантическую нагрузку своего числа, а также плодоносящую силу земли, обеспеченность, физическое совершенство, троицу, три космические зоны. Треугольная форма, как и само числительное ‘три’ были очень популярны в традиционном быту, языке, фольклоре осетин и их предков. Число ‘четыре’ в геометрической символике определяется квадратом или вообще четырехугольником, образом идеально устойчивой структуры статической целостности, соединяющей в себе основные параметры гармонии. Иными словами, за каждой конкретной числовой или геометрической символикой стоят конкретные факты, явления и образы, которые на уровне универсальных схем подчеркивают нерасторжимое единство, взаимосвязь разных сфер бытия. То есть сочетание символов геометрического кода дает нам более глубинное понимание тождества макрокосма и микрокосма. Поясню примером из традиционного быта. Соотнесенность стен жилища с четырьмя сторонами света не вызывает сомнения. Жилище у народов Северного Кавказа всегда бывало ориентировано фасадом на солнечную сторону. В ориентации жилища со сторонами света преследовались конкретные цели, а именно: включение в целую систему соответствий пространственно-временного, социального, религиозного, экономического, мифологического, космологического, хозяйственно-бытового характера. Аналогичные факты составляют и непременно круглая столешница треногого столика. Сочетание названных фигур образует область символических ассоциаций. Сочетания геометрических символов издревле трактуются как обязательные и истинные. В этом смысле перед нами возникают образы небесного и земного, духовного и материального. Треугольник в квадрате – это сочетание числа ‘три’ и ‘четыре’, составляющие человеческое число ‘семь’. Семерка выражает гармонию человеческого существа и гармонию отношения ко вселенной. Что касается другого сочетания, треугольника внутри круга, то перед нами предстает образ троичности в едином. Таким образом, мы имеем устойчивое сочетание сакральных чисел и соответствующих им геометрических фигур, прослеживаемых в конструкции «фынга» со времен глубокой архаики. Этот факт представляется показательным. Важно понять, что изготовление вещи было идентично ее пониманию, ее значимости. Процесс создания находился в неразрывном единстве с идеями мифологического сознания, которое было не чуждо средним векам. Отождествление микрокосма и макрокосма были общепринятой нормой, поэтому представления о себе и своем материальном окружении возводилось к божественным силам. Изготовление любой вещи воспринималось как дело рук, но за всем этим стояло деяние десницы. Анализ средневековых воззрений позволил специалистам заключить: «Вещь развивается во времени, но начала свои – материю и форму – получает из вечности. Средневековый мастер жил и творил во времени, омываемом со всех сторон вечностью... Каждая вещь неповторима, но устремлена к одному и тому же образцу, так и один человек отличается от другого, но вместе они стремятся уподобиться одному – Христу».
Соединив наши сведения о конструкции столика, можно условно моделировать его как сочетание двух геометрических символов – круга и треугольника. В свою очередь они очень стройно вписываются в третью фигуру – прямоугольник, образуемый стенами жилища. Они не только ограничивают свое пространство, но и строго ориентированы по сторонам света. Традиционное жилище выступает как один из важных элементов микрокосма, сакральный центр которого маркировали очажный комплекс и переносной домашний жертвенник – «фынг».
Выше были отмечены парные сочетания геометрических символов и соответственно сакральных чисел. В данном случае речь идет о трех и, возможно, вызовет опасения в искусственности предложенной интерпретации. Во избежание этого сошлюсь на мнение широко известного французского этнолога и лингвиста Клода Леви-Строса, писавшего по аналогичному случаю: «Троичность и дуальность неразрывно связаны между собой, поскольку дуальность никогда не предстает как таковая, а всегда понимается как предел, к которому стремятся системы первого типа». Если все вышеизложенное правомочно, то устойчивая в веках форма круглого столика становится понятной. За всем этим стоит глубочайшая идеологическая подоснова, которая из поколения в поколение генерировала производство конкретной формы. Высокий семиотический потенциал всего стола и каждой его составляющей способствовал тому, что данный элемент традиционного быта осетин и их далеких предков дошел до наших дней. Реализация сакральных функций круглого столика осуществлялась через его утилитарное использование. Прием пищи, поданной на нем, автоматически включал этот вид утвари в ритуал. Пища, ее состав, приуроченность и правила приема и поведения не только сопровождают обрядовую жизнь, но и являются органической частью ритуала. Соответственно и связанная с приготовлением и потреблением пищи утварь наделяется аналогичными качествами. В этом смысле предметы и соответствующие действия – не просто вещи или нечто абстрактное, они являются непосредственной частью тех сил и целительных действий, которые они представляют. Пища относится к числу известных нам категорий, организующих и обозначающих более широкие понятия, такие как «природа // культура». Изначально принадлежа к сфере неосвоенного, природного, она становится продуктом освоенным, культурным. В этом смысле пища является тем медиатором, который объединяет указанную оппозицию. Приготовление пищи, тех или иных кушаний и напитков предполагает изменения в первоначальном продукте путем различных кулинарно-технологических способов. Потребление их также связано с механическим расчленением и размельчением готовой еды. В этом смысле пища всегда связывалась со всеми тремя элементами комплекса «смерть – плодородие – жизнь», представлявшим один из вариантов триады «жизнь– смерть – жизнь», которая была основой мифологического мышления человека в древности. В расширенном аспекте речь касается жертвоприношения, в котором мистерия смерти, гибель путем расчленения, разъятия частей, размельчения должна вызвать состояние плодоносящего изобилия и жизненного цветения. Идентичные мысли были высказаны советским филологом О. М. Фрейденберг еще в 30-е годы в лекциях «Введение в теорию античного фольклора». «Тотем-вещь разрывалась, разбивалась, разламывалась; происходил дележ частей и участники тем самым навеки связывались нерасторжимыми узами, какие только были до понятия о кровном родстве. Здесь, – писала она, – лежит генезис таких великих по своим последствиям для всей будущей культуры явлений, как идеи договора и обмена». С другой стороны, основная масса жертв и даров состояла из обрядовой пищи. Этот факт достаточно типичен для обычаев и ритуалов многих народов. Дарообмен и взаимное угощение находятся в тесной связи. Пища, совместная еда и пиршество были регламентированы и играли важную социокультурную роль в течение тысячелетий в ритуалах, смысл которых уже и не связан с питанием. Следовательно, употребление поданной на столике пищи мифологическое мышление идентифицировало в качестве жертвоприношения или ритуального действия. Столик в этом смысле является жертвенником, что подтверждают и археологические раскопки, о которых речь шла выше. Через ритуал столик-жертвенник и угощение на нем в виде обрядовой пищи-жертвы интегрировал понятия макрокосма и микрокосма в одну систему. В акте жертвы и дара реализовывался принцип «du et des/даю тебе, чтобы ты дал мне». Для современного человека восприятие жертвоприношения несет в такой аттестации прагматический оттенок. Такое коммуникативное действие, как «подарок//отдарок» имело место и продолжает бытовать во многих этнокультурных системах. В повседневном быту осетин этот принцип действует и сейчас. Однако в основе отмеченного явления, вероятно, проступают и другие характеристики. «Для архаического сознания ритуал и его центральная часть – жертвоприношение связывал здесь и теперь с там и тогда и обеспечивал преемственность бытия человека в мире, выводимом из космологической схемы и оправдываемом связью с нею». С помощью ритуала осуществлялась своеобразная проекция мифологического в повседневную жизнь. Причем прослеживается закономерность: чем сложнее ритуальные формы и разнообразней их символика, тем более частной, локальной и социально структурированной предстает его миссия; чем ритуал проще, тем более универсальна его миссия. В этом отношении обращает внимание диахронный и синхронный аспект функционирования невысоких круглых столиков в среде кочевников скифской культуры и широкое их распространение, в частности, в традиционном быту народов Кавказа. Представляется, что данный факт является показательным и свидетельствует об универсальности функций рассматриваемого столика в ритуальном контексте. Наиболее престижной едой в ритуальном контексте и повседневном быту осетин до сих пор остаются пироги из пшеничной муки с начинкой из сыра и отварное мясо жертвенного животного, обычно барана или быка, а из напитков – пиво и арака. Подчеркивая главенствующую роль пирогов в комплексе ритуального угощения, наши информаторы особо подчеркивали, что они являются основной едой на осетинском застолье. В системах питания соседних народов Кавказа выпечка с начинкой также известна, но в качестве высокопрестижных блюд у них актуализируются другие кушания. Более того, номинации некоторых видов пирогов, например: «хычын» у таулу (балкарцы и карачаевцы), «цэкэрэгун» у кабардинцев, «хабизгини» у грузин представляют собой производные от алано-осетинских (дигорских) названий «æхчин», «цæхæрагун» и «хæбизгун». По наличию тех или иных видов выпечки можно безошибочно определить характер застолья. Пироги с сыром (уæлибæх//æхчин) готовят всегда, независимо от причины. Ритуально-престижные трапезы, связанные с традиционной календарной или семейной обрядностью, предполагают их непременное наличие в силу их семантической значимости. Экологические условия и культурно-историческая традиция определили комплексное развитие хозяйства нынешних осетин и их далеких предков. Результатом комплексного хозяйства явилась зерново-скотоводческая модель питания. Пирог с сыром, а также пирог с рубленым мясом были его пищевым воплощением. Кулинарно-технологический код своими средствами создавал знаковую модель комплексного развития скотоводческих и земледельческих традиций. В выпечку с картофельным пюре, шинкованной свекольной ботвой или съедобной дикорастущей зеленью, тертой тыквой для улучшения вкуса добавляют немного свежего сыра. Этот факт, нa мой взгляд, свидетельствует о «вторичности» названных видов пирогов в сравнении с вышеуказанным. Они как бы фиксируют следующий этап в кулинарии осетин, относящийся к периоду проникновения в хозяйственный быт элементов огородничества и огородных культур. Обращает на себя внимание и то, что традиционная форма пирогов – круглая (чъири//къере), а в ряде случаев, связанных с ритуальной практикой – треугольная (æртæдзыхон //сæвсат). Напомню, что названные геометрические символы были рассмотрены выше, в связи с магией чисел. Однако здесь еще раз обращаю внимание на круг кик символ «земли», «высшего совершенства», «бесконечности» и «законченности», а треугольник – «плодоносящую силу земли», «обеспеченность», «физическую стабильность» и «преемственность». Следовательно, геометрические формы жертвенной пищи были не случайными, а выработанными в соответствии с идеями мировосприятия древних эпох. К сказанному остается добавить, что тесто для пирогов готовили из пшеничной муки, которая в быту и фольклоре осетин была издавна наделена сакральными качествами. Любопытны и материалы языкознания. Название пшеницы по-осетински «мæнæу», что в дословном переводе означает «мой злак». По оценке профессора В. И. Абаева «сращение притяжательного местоимения с названием злака напоминает – из религиозной сферы – такие образования, как Ma-Donna, Notre-Dame, и является, по-видимому, отголоском древнего культа съедобных растений». Что касается напитков, то они также связаны с земледельческой культурой, ибо их готовили из зерна. Наиболее популярным напитком до сих пор остается пиво (бæгæны), которое специально готовят к торжественным случаям. Все ритуально-престижные трапезы начинаются именно этим напитком, известным еще легендарным нартам. Вот как об этом повествуют сказители: