Файл: Изменение представлений о знаке в средние века (Блаженный Августин).pdf
Добавлен: 06.07.2023
Просмотров: 59
Скачиваний: 2
Введение
Проблема взаимосвязи языка и культуры плохо изучена и игнорируется исследователями. В частности культурно-историческая обусловленность, которая отличает теоретический образ языка, в ту или иную эпоху. Это проявляется в двух аспектах. Во первых – лингвистические идеи и концепции отражают то состояние языкового контекста, в который погружены их создатели, как члены определенного социума. Во вторых, осмысливая сущность языка теоретики зависят от предыдущей традиции и современного идейного контекста. При всем этом преобразуя этот контекст и традицию.
В эпоху средневековья понятие слове формируется в религиозных учения. Для средневековых ученых слово воспринималось как символ, знак который служит проводником к значению священных текстов и указывать на реалии духовной жизни. Христианская семиотика создала большую проблему в понимании откровения, из-за своей многозначности интерпретации символов и знаков. Люди терялись во множестве значений и смыслов, что приводило к необходимости посредничества Церкви и ее ученых. Слова как часть языка, утрачивали внутренней определенности и растворялись в тумане метафор, в контексте Священного Писания, а язык мог сиюминутно изменяться. Все это требовало решения и установления того, как написанное, материальное, согласуется с тем, что не выраженно словами в тексте.
Августин Аврелий (354-430 гг.) является первым христианским философом, который создал семиотическое учение, в котором значимое место отводится языку. Трудно переоценить влияние на последующую мысль европейского Средневековья по силе его идей и концепций. Главным аспектом идей, лежащий в основе его философии, является синтезом христианских и платонических концепций.
У Августина фигурирует два источника познания, направленных к одной цели – истине. Первый – это вера, питаемая авторитетом, которым философ утверждал Христа и учение Церкви. Что, как он считает, открывает человеку экзистенциально-личностный аспект истины. Второй – это разум, или та же истина, живущая в его недрах. Из чего и происходит возможность интеллектуального познания реальности, при помощи философской доктрины платонизма, выправленной христианством. Еще в одном из первых трактатов Аврелий пишет: « Для меня решено одно: что я никогда не уклонюсь от авторитета Христова, ибо не нахожу более сильного. Что же касается исследований чистого разума, то желая уразуметь что-либо истинное не только верой, но и пониманием, убежден, что найду это платоников между тем, что не противоречит нашей религии»
Изменение представлений о знаке в средние века
Первое, что собирался предпринять Августин – это подробно рассмотреть языковые формы, для того что бы преодолеть различия между словами и их пониманием, избавиться от неограниченного истолкования слова, чем устранить от произвольных истолкований текста Откровения.
Августин рассуждает: «существует три рода предметов, в которых обнаруживается объективно-разумное. Во-первых – в действиях, направленных к какой-либо цели, во-вторых – в словах, в-третьих – в удовольствиях».
Августин считал первоисточником всех различий в понимании слова невозможность увидеть внутреннюю форму языка, которая свойственна имени. Он утверждает, что внутренняя форма, использует звуковую и начертательную форму для обозначения вещей и выражения предметного содержания. А внутренняя форма предмета – это смысл предмета в реальности языкового бытия. Подтверждая свои слова приводит в пример красоту стихов Вергилия: «…мы хвалим их звучание за одно, а их смысл – за совсем иное; и не в одном и том же смысле говорим: разумно звучит и разумно сказано».
Из этого следует, что понятие о форме слова у него выходит за пределы словообразования, так как в его концепции имеется в виду применение логических категорий и взаимосвязей: « всякая вещь, которая имеет форму (formata), но и всякая вещь, способная к принятию формы (formabilis). Оформленное (formatum) отличается от того, чтоспособно принять форму (formabile) тем, что что оформленное уже приняло форму, а способное к принятию формы еще только может получить ее».
По этому постичь смысл слова можно лишь поняв его внешнюю форму, знак, который Августин называет «звуковым символом». Из-за чего человеческий разум и создал письменную речь, обозначив все звуки. Но сделать этого он не смог, если бы множество вещей были безграничным. Августин считает, что даже если в процессе познания разум человека предпримет исключить «всякий остаток формы» и представить что то бесформенное, ему это не удастся. Он считает что в том что не имеет формы невозможно ничего воспринять и осмыслить. Из-за чего Августин считает верным идти от знака к истине, позволяющей многозначное выражение и подразумевающей «разнообразие правильных мыслей», к балансу в итоге их может привести только Бог.
Спецификой изучения откровения является внимание к самому тексту, в таком подходе смысл понимания не может быть заключен лишь в смысле писавшего или читающего со своим истолкованием, а в направленности поиска истины, просматривающимся в Откровении.
Прежде всего Августин задается вопросом: каким принципам следовал бы он, чтобы передать речь Бога? И отвечает на него: «Если бы я писал книгу высшей непреложности, я предпочел бы написать ее так, чтобы каждый нашел в словах моих отзвук той истины, которая ему доступна; я не вложил бы в них единой, отчетливой мысли, исключающей все другие, ошибочность которых меня не могла бы смутить». Из этого следует, что сущность понимания заключена в том, чтобы в многогранности и многомысленности истины уловить единственное верное знание. И это означает, что процесс восприятия текста направленно на личность, которая изначально предопределена Богом, Августин говорить о том, что «понимать ум должен в той мере, в которой он может приблизится и приобщиться к неизменной истине».
При этом Августин признает возможность того что познающий может отклониться от догматических вероопределений и вероятность заблуждения и признает необходимость создания способов контроля, при которых без внешнего вмешательства мысль человека самостоятельно будет возвращаться к истине. Понимая всю сложность задачи он задается вопросом: в какой сфере искать неизменный смысл, не меняющийся на всех уровнях познания и лежащий в знаковом выражении, во множестве вероятных способов интерпретации текста? Он пишет: «… достаточно ли от видимого древнего относить ее к видимому же но более новому, или к природе и движениям души, или же к неизменной вечности; имеют ли один из них значение действий видимых, другие – душевных движений, третьи – закона вечности, или же есть некоторые и такие, в которых следует искать все это одновременно? Какая вера тверда – историческая ли и временная, или духовная и вечная, - к которой должно быть направлено всякое истолкование авторитета? Что способствует пониманию и достижению вечного, в котором заключается цель всех добрых действий и достоверность временных предметов? Какое различие между аллегорий исторической, фактической, аллегорией речи или аллегорией таинства? Как следует понимать саму речь Божественных писаний согласно особенностям, свойственным каждому языку? Ибо каждый язык имеет некоторые свои собственные обороты, будучи переведены на другой язык, являются нелепыми».
Августин понимал возможные обвинения в недостаточности аллегорического способа объяснения Писаний, поэтому нередко обращался к метафоре, которая не может сильно изменить текст, но может при этом усилить емкость и облачить даже самые абстрактные понятия в живые формы, придавая речи отчетливость. Также он предлагает использовать тропы, которые помогают истолковывать двусмысленности, попадающиеся в Откровении.
Так, все что входило в раздел риторики, направленной на решение исключительно практических задач, продиктованных жизненными обстоятельствами, и могли помочь преодолению непроясненности священного писания, являя перед христианским философом и проповедником, возможность для объяснения матафизических вопросов, и помогая выразить этическую сторону христианства и переживания личного духовного опыта. В конечном счете риторика Августина становится теологией.
Он пытается объяснить красноречие Откровения средствами античной риторики и диалектики, которые он считает действенными способами прояснения фрагментов за пределами мышления человека, Августин создает искусство понимания сакральных текстов. Он утверждает: что оказалось непонятым в одном фрагменте, будет выраженно в следующем месте, так как корпус Священного Писания он понимает как последовательное целостное изложение вероучительных истин. Отчего Августин приходит к выводу о том, что более эффективным является не сравнение Ветхого и Нового Заветов или различных переводов, но сравнение смыслов, предполагаемых авторами Писаний или переводчиками, что по мысли философа, и является гарантией верного понимания.
На этот случай требуется установить смысл ключевого слова, ведущего к пониманию рассматриваемого фрагмента. Августин развивает идеи Платона, осмысливая их с другой позиции. Античный философ говорит о том, каким образом слова, как понятия приобретают и меняют свое значение в зависимости от их местонахождения в тексте. В диалогах Платона, Сократ постоянно возвращается к теме поиска знаний. Настаивая на том, что нельзя упускать из поля зрения «надежное и верное основание», установленное в процессе прояснения смысла, которое и ведет человека к пониманию истинного содержания. Сократ пытается установить значение имен из их причины, при этом утверждая, что не может назвать причины хотя бы одной из вещи, заявляя: «Я не решаюсь судить даже тогда, когда к единице прибавляют единицу, - то ли единица, к которой прибавляли другую, стала двумя, то ли прибавляемая единица и та, к которой прибавляю, вместе становится двумя через прибавление».
Философ говорит: «Если же кто ухватится за сам основание, ты не обращай на это внимания и не торопись с ответом, пока не исследуешь вытекающие из него следствия и не определишь, в лад друг другу они звучат. А когда потребуется оправдать само основание, ты сделаешь это точно таким же образом – положишь в основу другое, лучше в сравнении с первым, как тебе покажется, и так до тех пор, пока не достигнешь удовлетворительного результата. Но ты не станешь валить одну кучу, рассуждая разом и об исходном понятии, и о его следствиях». Здесь Сократ показал один из вариантов сравнения смыслов.
Августин считает метод сопоставления смыслов невозможным без утверждения точного значения слов, которые в Откровении употребляются в разных смыслах при одном и том же написании. Эта проблема представляется ему сложной для разрешения, из-за отсутствия точного истолкования таких слов, имеющих ввиду конкретные предметы или определенные вещи, текст будет неизбежно терять смысл. Он определяет два способа «наблюдения за разнообразием значений» и предлагает их на противоположные и различные. Так, Августин настаивает на том, что «значения противоположны, когда одна и та же вещь по сходству утверждается то как благая, то как злая… Подобным образом змей понимается как благое: «будьте мудры, как змии» (Мф. 10:16), - и как злое: «Змей хитростью своей прельстил Еву» (2 Кор. 11:3)». Вещь с разными смыслами полагает Августин, следует изучать в зависимости от контекста.
Слово у Августина всегда при косвенном участии мышления и чувства, на которых основано понимание. В своей работе «О бессмертии души» он проводит разбор того, что мы «схватываем мыслью или чувством», и того, что приобретается «разумением», и то и другое доступно человеческому уму, который «заключенное в нас пространством», «а то, что представляется уму, представляется находящимся не где-либо, но в самом же осмысливающем его уме».
В диалоги Платона «Кратил» можно найти описание того, что относится мыслительной сфере познания через установление происхождения имени. Платон обращается к сущности понимания, рассматривая сущности слов, преодолевая субъективизм. Из-за чего рассуждения в диалоге «Кратил» показались интересными Августину, они составляют уникальную картину трактования понятий, связанных с мышлением, где значимый фрагмент бытия -это слово.
Платон досконально исследует слова «мышление» (noesis), «разумение» (phronesis), «понимание» (gnome), «познание» и «мудрость» (sophia), относящиеся к сфере мысли. Мышление (noesis) – усваивание нового. Понимание (gnome) – рассмотрение и понимание возникновения. Разумение (phronesis) - движение, помыслы, течение. «Познание следует за несущимися вещами, не отставая от них и их не опережая…». К сфере мысли у него так же относится имя «сметливость», совпадающее с познанием вещей и, «как может оказаться, означает «умозаключение». Произнося слово «смекнуть», это значение совпадает со словом «познать»: «смекнуть» раскрывает то, что душа сопровождает вещи, а в свою очередь «мудрость» означает «захватить порыв».