Файл: Взгляды В.А. Сухомлинского на обучение и развитие детей (СУЩНОСТЬ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ПРОФЕССИИ В КОНТЕКСТЕ ЛЮБВИ К ДЕТЯМ).pdf

Сократовну, но он их описал, и 1970-е годы прошли под знаком «новых людей». У нас жизнь чаще подражает искусству, чем в Европе — не потому ли Уайльд всю жизнь мечтал нас посетить (и, очень возможно, спасся бы тут)?

И вот сегодня, мне кажется, наш долг — защитить новые грандиозные поколения, которые дал нам Бог: больше, по-моему, им взяться неоткуда — на такие чудеса только Господь и способен. Сколько ни разговариваю с коллегамипедагогами — все свидетельствуют о двух вещах:

1.Шесть-семь лет назад появилось поколение молодых гениев, которые не глупее своих преподавателей, а материал усваивают гораздо быстрее своих предшественников. Это повод говорить о качественном скачке, может быть, даже эволюционном. iPhone ли благодарить за это? Но мы знаем, что наличие iPhone как раз расслабляет, ибо нужную информацию всегда можно скачать, подсмотреть и так далее. У этих же с памятью и кругозором все в полном порядке.

2. Новое поколение — те, кому сегодня от 8 до 12,— гораздо умнее уже и этих гениальных детей. Нам пока трудно не только оставаться на их уровне, но и сформулировать для них задачи. Новые уже не делятся на технарей и гуманитариев: они равно продвинуты во всех направлениях, не готовятся ни к одной конкретной специальности и планируют их периодически менять. Как и чему их учить — не совсем понятно, тем более что они предпочитают самостоятельное обучение. Сегодняшний учитель чувствует себя в диалоге с ними примерно как Виктор Банев на встрече с лицеистами в повести Стругацких «Гадкие лебеди» — с той только разницей, что лицеисты у Стругацких довольно жестоки, а эти ребята скорее доброжелательны.

Чтобы не растекаться, приведу письмо одного 13-летнего подростка из Питера, совершенно не вундеркинда. Он мне прислал свои стихи, они меня заинтересовали, чтобы не сказать поразили, и я вступил с ним в переписку. Вот очередное его послание. Сразу скажу: мальчик абсолютно реален, я убедился в его существовании, проверил его способность к сочинению стихов и стиль его устной речи, который совпадает со стилем письменной. Я был бы рад, поверьте, убедиться в том, что за него пишут родители. Это резко подняло бы мою самооценку. Но он пишет сам, и называть его я не буду только потому, что не хочу портить ему биографию ранней славой (или бесславием, это уж как получится).

«Когда я перечитал "Град Обреченный" Стругацких, то мне показалось, что все происходящее в Городе с Андреем в течение нескольких лет на самом деле заняло 1 секунду времени "обыденной" Вселенной. Таким образом, события в мире Города — чрезвычайно замедленная аллегория болезненного процесса самоосознания и мышления в целом. Согласны ли Вы с этим?»

Вот что вы будете с этим делать? Что вы будете делать с десятилетним, который спрашивает меня после лекции о Куприне: «Мне кажется, концепция человека у Куприна сильно повлияла на японскую анимацию — это возможно?» Что, наконец, делать с семиклассницей, которая прочла «Отцов и детей» и задает вопрос на лекции: «Как по-вашему, насколько нигилизм Базарова — интеллектуальное явление или, как в моем поколении, скорее физиологическое, то есть возрастное?»

Как сказал наш историк, когда один здоровый лоб ему заявил: «Я не согласен с вашей концепцией», «бог с тобой, но откуда ты знаешь слово

"концепция"?»

Разумеется, таких детей не очень много. То есть таковы не все. Типичны именно эти дети, и количество их стремительно растет. Я даже думаю: человечество поделилось наконец на две группы, что предсказывали еще Уэллс и Стругацкие: одна группа будет эволюционировать, причем довольно быстро, тогда как другая (возможно, большинство, хоть и не факт) станет топтаться на месте либо даже откатываться назад. Прогноз этот высказан в «Меморандуме Бромберга» («Волны гасят ветер»), и, видимо, основания для этой догадки у Стругацких были уже в 1983 году.

Что нам делать с этими «новыми детьми»?

Пока Сегодня очевидны три пункта.

Первое: мы должны развивать любые формы внешкольного образования, поскольку школа сегодня — штука косная, реформированию не подлежащая. Масштабное ее развитие, а возможно, и полный перевод на некие новые основания — дело будущего, когда придется срочно догонять время и реформировать вообще все: от социальной сферы до ПДД. Сегодня надо по возможности развивать частные школы, давая молодым гениям задачи, достойные их развития и внутренней сложности. Нам нужны лекции по любым вопросам, система кружков, которая вполне себе функционировала в 1970-х, детские театры-студии, лектории, исторические, археологические, биологические экспедиции — словом, внешкольные формы работы. Мы должны быть готовы к жестокому сопротивлению, к постоянным проверкам, ко множеству внутренних опасностей такой педагогики (и первая из этих опасностей — сектантство). Но ничего не поделаешь: альтернатива таким внешкольным мероприятиям — только возникновение куда более опасных молодежных субкультур, и они уже сегодня заявляют о себе.

Второе: в школу (и внешкольное образование) должны идти профессионалы. Современного учителя готовят не так, чтобы он был способен ответить на вызовы нового времени: чаще всего он оказывается в тупике, стоит его спросить о чем-то сверхпрограммном. Гениальному ученику нужен если не гениальный, то как минимум выдающийся учитель, а таким учителем способен стать только специалист, знающий свою область назубок и знакомый с новейшими достижениями преподаваемой дисциплины. И третье: современному одаренному подростку нужны навыки психологической самозащиты. Косная среда, с которой он сталкивается, и сверстники, зачастую от него серьезно отстающие, рискуют создать ему невыносимый климат.

Советская педагогика исходила из того, что главный воспитатель — коллектив, главный грех — отрыв от коллектива, а главная задача педагогики — дать задаваке по носу, чтобы не мнил о себе. Слово «элита» не является ругательством. Нам пора растить именно элиту, ибо под этим словом подразумеваются вовсе не те, кто больше других зарабатывает, а те, кто двигают общество вперед. Это задача не массовая, она не для всех, и слава богу. Разумеется, педагогика должна заботиться и о том, чтобы вовлекать как можно большее число людей в научный поиск, приучать к чтению, мотивировать к дальнейшему образованию — но вообще-то нам нужна педагогика, рассчитанная не на большинство, а, что называется, «на немногих счастливцев». Прямо скажем, таких способов подготовки такой научной элиты, какая существовала в СССР, сегодня пока нет — есть, напротив, многократно усовершенствованные способы всеобщего оглупления. И это катастрофа похлеще любой сырьевой зависимости.

Для психологической защиты, впрочем, природа дала «новым детям» некие механизмы социальной мимикрии: они ловко прячутся, исчезают из поля нашего зрения, умеют притворяться заурядными. Я никого не стану убеждать — убедиться в существовании этих детей и в их радикальном отличии от нас очень просто. Приходите на любую мою лекцию для подростков (от 8 до 15) в «Прямой речи» и послушайте вопросы, которые они там задают.

Но что-то мне подсказывает, что вы этого не сделаете. Потому что наличие этих «новых детей» заставляет нас несколько пересмотреть представление о собственном нашем интеллектуальном уровне, а к этому мы обычно совсем не готовы. Именно поэтому мы стараемся взрослых от этого опыта отговаривать, но для вас я, так и быть, сделаю исключение.

2.2. Социологический анализ работы педагога

Зачастую, когда обсуждается вариативность в образовании, это явление сводят к внешним аспектам: выбору школы, программы, учебников. За этим стоит своя, присущая обыденному сознанию правда. Но необходимо сделать несколько акцентов.

Исторический акцент связан с конструктом вариативности. «Вариативное образование» было введено в дискурс как термин в декабре 1991 года, когда заканчивался Советский Союз и возникала, уже в другом пространстве коммуникаций, Россия. Тогда вышла моя статья, которая называлась «Рубенс против Дюрера» и показывала ущербность логики: «Ты за кого? За белых или за красных? За учебник физики Перышкина или учебник физики Кикоина?..» Вместо этого был и остается необходимым анализ эволюционного смысла образования.

Как механизм историко-эволюционного процесса образование работает в двух режимах. Либо жесткая работа на адаптацию, и тогда в перспективе мы имеем только стандартные программы и шаблоны. Гениальным вариантом такого образования была классно-урочная система, разработанная великим Яном Амосом Коменским, который, по сути, создал фабрику стандартного производства — конвейер, задолго до Форда,— победив тех, кто нес другие идеи: вагантов, менестрелей, образовательных кочевников... Либо — как механизм вариативности, variability, готовности к изменчивости системы.

В разных системах существуют как минимум три формы отбора. Дарвиновский «направляющий отбор», в рамках которого уничтожается все слабое. Придающий устойчивости «стабилизирующий отбор» Ивана Шмальгаузена. И отбор, который замечательный антрополог Валерий Алексеев назвал «рассеивающим» — поддерживающим любые вариации. Последний связан со странным феноменом в эволюции — системной мутацией. За ним стоит своеобразная «гипотеза обнадеживающих уродов», которая означает: то, что в эволюции кажется нам странным, непонятным и прежде всего избыточным для системы, при наступлении неопределенности, кризисов или конфликтов создает новые ниши и завоевывает новые территории.

Сегодня вариативность — это именно проявление избыточности системы, без которой та не может развиваться в мирах, описываемых Ильей Пригожиным и Нассимом Талебом. Поэтому эволюционные идеи о variability и главный принцип «образование должно быть избыточным по отношению к сиюминутной адаптивной ситуации» были введены как идеология вариативного образования.

При этом парадокс заключается в том, что именно вариативность обеспечивает динамическую устойчивость — устойчивое развитие в ситуации кризиса. Она дает возможность нашим ребятам, которые приходят в школу и вуз, сегодня, когда мир превратился в колоссальный ускоритель эволюции, подготовиться к жизни в этом мире.

Меня часто неправильно понимают: я не против, а за ЗУНы — «знания, умения и навыки». Вопрос лишь в том, какое место они занимают в иерархии системы. Сегодня на первом месте не hard skills и даже не любимые Германом Грефом soft skills. Впереди то, что я называю «вариативные» и «преадаптивные» программы развития. В их числе, применительно к школе, находятся программы, которые идут от Льва Выготского, Даниила Эльконина, Василия Давыдова.

В 1994 году мы с коллегами Василием Давыдовым, Любовью Кезиной, Артуром Петровским предложили вернуться к педологии как науке о разнообразии ребенка. Инструментами для обеспечения разнообразия в те годы стали с трудом проведенные вполне конкретные решения. Например, возможность сочетания форм семейного, негосударственного и государственного образования. Я также осторожно добился того, что вместо одного издательства «Просвещение» появились более сорока издательств. Авторы перестали быть рабами монополии, была заложена возможность выбора для учителя.

Необходимо понять: Россия не гомогенное пространство. Когда кто-то говорит «единое образовательное пространство», он зачастую при этом не понимает главного: управление Россией — это управление пространством разнообразия. И вариативность является инструментом, с помощью которого мы позволяем людям с разными стартовыми возможностями достигать успеха своими путями. Как говорил Карл Юнг, важны не узкие колеи, а необщие пути развития.

Сегодня мы испытываем на себе «эффект колеи» и даже узкоколейки. Из нее не вырваться, отказавшись от вариативности. Именно она, благодаря идеям Выготского, Давыдова и Леонида Занкова, позволила нам совершить рывок в дошкольном образовании. Именно она в 2016 году обеспечила нашей начальной школе первое место по PIRLS — через понимание, а не вызубривание текстов.

Да, средняя и старшая школы оказались куда больше привязаны к парадигме «знаний, умений, навыков», прежде всего в ментальности учителей. Нужен был «интенсивный курс» перехода к вариативному образованию для педагогов, а этого не произошло. Но он нужен по-прежнему, и никакая «цифровизация» его не заменит: инструменты должны идти за идеологией.

Сегодня даже среди лучших — Ярослав Кузьминов, Алексей Кудрин,— господствует разработанная экономистами еще в 1960-х идея так называемого человеческого капитала. Отсюда вытекает разговор о «средствах», «ресурсах» и «новой нефти». Сегодня куда важнее образование как вариативная форма развития человеческого потенциала: от него ключевой вектор идет к человеческому капиталу.

2.3. Практические аспекты реализации учения Сухомлинского на примере воронежский учебных заведений

В сентябре 2019 года уже в седьмой раз на базе Воронежского института

развития образования (ВИРО) прошла международная конференция «Деятельностная педагогика и педагогическое образование». В рамках государственной программы «Развитие образования» на 2016-2020 годы в ней приняли участие более 200 учителей и научных сотрудников из России, Беларуси, Казахстана, Украины.

Благодаря конференции общим достоянием становятся лучшие практики и передовые методики организации образовательного процесса, формирующие в школьниках инициативную личность, способную генерировать идеи и эффективно работать в команде, решая поставленные задачи. Именно такая личность востребована обществом, поэтому в современном федеральном государственном образовательном стандарте системно-деятельностный подход в педагогике, ориентированный на раскрытие личностного потенциала ребенка, находится на ключевых позициях.