ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 25.07.2020

Просмотров: 4012

Скачиваний: 5

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

Когда человек волнуется, испытывая желание добра другому, это его волнение в чем-то выражается, и оно чувствуется другим человеком, он тоже начинает волноваться. Так происходит воспитание сердца. Воспитание сердца - передача своего волнения. Нет волнения - нет и воспитания.

Не желая добра человеку - человека не почувствуешь. Чувство, любовь есть горячее желание добра человеку - все четыре слова необходимы в этом определении.

Любить женщину - не значит желать ее, это значит желать ей добра.

Точно так же можно и родителей спросить: у вас дети, но чего мы хотим? Счастья иметь детей, счастья иметь благополучных детей или детского счастья? Эта едва заметная, маловажная на первый взгляд разница и есть та пропасть, в которую мы сваливаемся - и погибаем как воспитатели.

46

Злое чувство рождается мгновенно, а доброго приходится дожидаться.

Стоим с маленьким Матвеем в длинной скучной очереди у телефона-автомата. К тому же неясно - женщина в круглой шапочке впереди нас или позади?

- А эта тетя? - спрашивает тихонько Матвей, беспокоясь.

- Кажется, она за нами, но давай ее пропустим, ведь она тетя, а мы с тобой мужчины.

Матвей упрямо наклоняет голову и говорит с той интонацией, с какой дети произносят слово "нетушки":

- А-а, мы же раньше пришли!

Молчу. Что делать? Так - так так. Упреком доброе чувство не вызовешь. И все же он почувствовал мою досаду и решил пойти навстречу, рассудил так:

- Но когда мы подходили, эта тетя шла сюда, мы ее обогнали. Значит, она раньше.

Я наклонился и тихонько поцеловал его.

47

Но как бы не упустить самый надежный способ вызывать добрые чувства - вы знаете его, конечно? Он основан на законе шубы. Но может быть, вы и закона шубы не знаете, одного из главных законов воспитания?

...Известный пример из книги Л.С.Выготского "Психология воспитания"... человек входит вечером в свой дом и видит - у вешалки притаился вор. Человек сильно испугался. Но через мгновение он понял, что это не вор, не грабитель, а просто шуба висит на вешалке.

Вора не было. А чувство? А страх - был? Отличалось чувство перепуганного хозяина от того чувства, которое он испытал бы, окажись под вешалкой настоящий вор? Конечно, нет. Вор не настоящий, а чувство - подлинное. Чувство вообще не может быть ложным. Мысль бывает чужой, украденной, заимствованной, вычитанной, а чувство всегда свое, ты его испытываешь или нет.

На этом законе зиждется все искусство... коль скоро подлинное чувство может возникать по ложным, нереальным поводам, то, следовательно, оно может обманывать нас, но и мы можем его обманывать. Человек приходит в театр и там, сидя в зале, в уютном кресле, радуется, горюет, страдает, плачет, смеется, испытывает счастье. Любит людей, которых, собственно говоря, на свете нет. Ничего нет - а чувства есть, и притом подлинные. В театре все не настоящее, кроме чувств. Тогда как в жизни, бывает, все подлинное, а чувства нет.


Для того театр, для того книги, для того кино, для того телевидение, поэзия, сказки, музыка - для воспитания добрых чувств. Не будь закона шубы, не будь принципа "ложный повод - истинное чувство" - воспитание детей было бы невозможно.

У Пушкина...

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал...

Лирой! Иногда бывает, что иначе добрые чувства не вызовешь. Заметим, что это Пушкин поставил себе первой заслугой. Вызывать у людей добрые чувства - что может быть важнее в мире?

Я думал, думал - и ничего не нашел.

48

Две задачи у нас: не вызывать злого чувства в сердце ребенка и вызвать доброе желание, доброе чувство. Но оглянемся вокруг себя и в себя всмотримся - сколько среди нас таких родителей, чьи умения прямо противоположны необходимым: мы умеем вызывать злые чувства и не умеем вызывать добрые, недоуменно расспрашиваем друг друга: "А как? Как это делается?"

Так ли воспитываем мы драгоценнейшее чувство человека, этак ли, любовью ли, сочувствием, деликатностью в отношениях, терпением, совместным чтением книг, мягкими уговорами - или даже и никак не воспитываем мы душу ребенка, не умеем это делать, и некогда нам, но при всех вариантах одно очевидно: распространенными семейно-педагогическими мерами, вроде замечаний и наказаний, сердце ребенка не воспитаешь - в нем поселится что угодно, кроме способности горячо желать добра другому человеку. Но именно недостаток этой, а не какой-нибудь другой способности и заставляет нас хвататься за голову и громко жаловаться на детей - мол, они растут "какие-то бесчувственные", холодные, жесткие и жестокие.

Вот этот комплекс мер, широко применяемых в домашней практике: Попрек, Упрек, Замечание, Оскорбление - ПУЗО. Воспитанием от пуза (простите за грубость!) любви не научишь, это невозможно.

49

Великий источник чувства - первая любовь. Потрясение души! Сколько читали, сколько видели по телевизору и в кино, сколько разговоров было. Сколько расспросов: "А что такое любовь? А с какого возраста можно любить?" - и вдруг на самого как столбняк находит, и впервые смысл жизни перемещается в другого человека.

Влюбленный юноша благодарен любимой именно за то, что она одарила его душу новым, прекрасным чувством: "До тебя я не знал, что такое любовь!" Его собственная любовь кажется ему подарком от любимой - да так оно и есть.

Что делать родителям?

Радоваться, что сын и дочь счастливы, что они способны любить - есть дети, которым это никак не удается. Больше заботиться о детях, потому что они как шальные забывают обо всем на свете. Хотя бы отчасти смириться с тем, что пошли под откос занятия в школе, что все стало неважным для сына, кроме его любви, что часами висят подростки на телефоне, ни о ком в семье не думая. Ни одного упрека, ни одного попрека, никаких, конечно, подшучиваний, расспросов ("Кто она? Кто ее родители?"), никаких загадываний ("Жених? Не жених?"), никаких подозрений, ни-че-го.


Торжественный момент в жизни человека, будем и мы тихими и торжественными: первая любовь... Решается вся судьба человека.

Спросят: а что уж так - ничего не делать, не прикасаться, не вмешиваться? Кто же вмешается, если не родители, кто подскажет, кто оградит?

Да поздно, поздно! Первая любовь - первый результат воспитания. Тут все сказывается в один миг.

Любовь - поиск абсолютной безопасности и абсолютного развития. В зависимости от характера и воспитания один человек больше нуждается в безопасности, другой - в развитии. Так Илья Ильич Обломов любил сначала Ольгу Ильинскую, это воплощение развития, но кончил домом вдовы Пшеницыной - нашел воплощение безопасности.

Что будет искать наш сын? Домашнее воспитание сердца закончено, начинается воспитание жизнью. Сердце сына, сердце дочери больше не принадлежит нам.

50

Я слышу мальчика, ему лет шестнадцать. Я слышу девочку, ей поменьше. Миша и Наташа. Брат и сестра. Они сидят на лавочке возле дома и спорят. Или не спорят?

НАТАША. Миша, что такое любовь?

МИША. Я читал: любовь - это стремление сердца к сердцу.

НАТАША. Любовь - это когда никого вокруг не видишь, кроме него.

МИША. Нет, любовь - это когда видишь и любишь всех.

НАТАША. Любовь - это когда только о нем и думаешь.

МИША. Любовь - это когда чувствуешь себя всемогущим.

НАТАША. Любовь - это когда счастье от одного его взгляда.

МИША. Любовь - это когда знаешь, что навсегда.

НАТАША. Любовь - это когда чувствуешь, что без него умрешь.

МИША. Любовь - это когда чувствуешь себя человеком.

НАТАША. Любовь - это когда чувствуешь, что тебя нет.

МИША. Любовь - это когда хочется скупить все украшения в мире и ей подарить.

НАТАША. Любовь - это когда не видишь, в чем он одет и каков он.

МИША. Любовь - это любовь, и больше ничего нельзя сказать.

НАТАША. Любовь - это... Я не знаю, что это такое. Любовь - это когда очень хочется жить.


Глава II. ВОСПИТАНИЕ ДУХА

1

В декабрьский вечер, под самый Новый год, на лестнице многоэтажного дома нашли убитую семнадцатилетнюю девушку. Студентку из техникума, первокурсницу. Убийца заткнул ей рот и нанес восемь ударов ножом. Поиски преступника, описанные в материале Аркадия Ваксберга (журнал "Звезда", © 11 за 1985 год), привели к совершенно неожиданному результату. Девушку убила ее подруга Ира Л., тоже первокурсница техникума, тоже семнадцатилетняя. Кто-то продавал очень красивое французское платье за 170 рублей, Ире очень хотелось купить его, ей казалось, что с покупкой платья у нее начнется новая жизнь, она засыпала и просыпалась с мыслью о платье. Она попросила денег у родителей, те подняли ее на смех, и тогда она сказала подруге, что может достать ей модные сапоги за 170 рублей, завела ее в чужой дом, будто бы за покупкой, покурила и набросилась на подругу с ножом. Денег Ира Л. не нашла - они были не в сумочке. А в заднем кармане брюк убитой подруги.


Преступница обнаружена, мотив преступления обнаружен и осужден, но остается обыкновенный человеческий вопрос: как она могла? Все хотят красиво одеваться, бывает, что человек ради желанной цели пускается и на махинации, довольно неблаговидные. Но наброситься на подругу и убить заранее приготовленным кухонным ножом? Идти с ней по улице, болтать, потом курить на лестничной площадке, зная, что идут последние минуты ее жизни?

Почему вообще некоторые люди способны на такое?

Когда следователь приступает к поиску, он перебирает возможные версии, отбрасывая одну за другой, пока не останется единственная, наиболее достоверная. Переберем и мы наиболее распространенные педагогические и психологические версии, которые обычно приходят в голову в подобных случаях.

У девушки была нарушена психика? Нет, Ира совершенно здорова и совершила преступление, тщательно обдумав его и подготовившись к нему. По медицинскому атласу у знакомых она изучала, куда лучше нанести удары. Никогда прежде за ней не замечали хоть какого-нибудь садизма или жестокости, она не убила в жизни бабочки или жука, ни разу в жизни никому не нагрубила, она упала в обморок, когда у нее брали кровь из пальца.

Она жила в тяжелой, трудной семье, ей подавали дурной пример? Нет, и отец и мать ее прекрасные работники, мама - преподаватель английского языка, дед - ветеран войны и труда. Умер в восемьдесят четыре года, имея за плечами шестьдесят восемь лет трудового стажа.

Она росла избалованной эгоисткой? Нет, родители воспитывали ее в духе скромности и трудолюбия, ничего лишнего не покупали, она отличалась послушанием, заботливо относилась к родителям, к бабушке, младшей сестренке.

Ей не привили представления о честности и порядочности? Нет, задумав свое дело, она попросила подругу собрать и принести якобы для покупки сапог именно 170 рублей - ровно столько, сколько ей самой нужно было на платье, "потому что мне не нужно было ни одного лишнего рубля", как написала она в своих показаниях. Честная.

Она была темным, необразованным человеком? Нет, Ира училась в английской школе, ее, как сказано в характеристике, составленной после преступления, "не без основания считали одной из самых развитых и начитанных учениц", ее суждения о литературе и музыке были "интересны и содержательны", ее сочинение о Чернышевском отмечалось на городской учительской конференции, она была "исполнительна, прилежна, занималась самовоспитанием. Охотно выполняла общественные поручения. В классе пользовалась авторитетом. Характер уравновешенный. Морально устойчива..."

Наконец, может быть, у нее были недостатки в эмоциональной сфере - холодная, бесчувственная? Нет, она очень любила своих родителей и любила одного человека, говорила подруге, что жить без него не может.

Все педагогические и психологические версии осыпаются одна за другой. Такое необыкновенное дело: на каждый вопрос есть ответ. Как будто поставлен жизнью жуткий педагогический эксперимент. Ведь жизни Ира еще не знала, чистый, натуральный плод воспитания, педагогических усилий семьи и школы...


Что же остается? Предположить вместе с автором документальной повести, что тут действовали какие-то "неутоленные комплексы, готовые взорваться при неожиданном повороте событий"? Что "все это, к сожалению, сплошь и рядом остается тайной, покрытой мраком, замком за семью печатями"? Но коль скоро мы хоть однажды станем на такую точку зрения - тайна, комплексы, - то мы будем вынуждены ждать нападения от любого человека: вдруг взыграют в нем комплексы, набросится и зарежет? Да и как воспитывать, как верить в воспитание, если в конечном счете всё тайна и ничего не помогает - ни пример, ни труд, ни образование, ни развитие, ни мораль? Нет, на эту точку зрения становиться нельзя. Можно не найти убийцу, но нельзя объявлять преступление мистикой и на том успокаиваться.

Есть что-то такое, что ускользает от нашего внимания. Есть какая-то причина, которую мы не привыкли брать в расчет, и когда мы отмахиваемся от подобных случаев, когда говорим: "патология", "исключение", "чужая душа потемки", "в тихом омуте черти водятся", - мы уходим от поиска чего-то бесконечно важного.

Обычные обороты мысли: "не было сдерживающих центров", "не знала страха", "не внушили ей, что..." - не годятся. Все ей внушили, все "центры" у нее есть, все чувства есть, все способности, ум, воля - все при ней!

И все-таки чего-то нет. Чего же?

2

Терпение, читатель, терпение! Личность - самое сложное явление во Вселенной, и нельзя понять движущие ее силы в два счета, в полчаса, с первого подхода, с одного чтения.

Могло показаться, будто мы прошли по всем путям и знаем, как зарождается желание в душе ребенка: потребности - дарования, любознательность - воображение, вера и надежда, любовь и страх...

Однако мы лишь приближаемся к сердцевине воспитания, мы не коснулись чего-то самого существенного.

Все понятно. Все объяснимо в поведении человека, остается лишь один факт, такой незначительный и неудобный, что педагоги проходят мимо него, не придавая ему значения: во многих случаях желания возникают непредсказуемо. Они не связаны ни с чем - ни с потребностями, ни с выгодой, ни с удовольствиями, они противоречат здравому смыслу, воспитанию человека и даже его убеждениям. И все-таки они возникают, и притом такие мощные, что человек не может с ними справиться. Так гоголевский Кочкарев в "Женитьбе" удивлялся: "Поди ты, спроси иной раз человека, из чего он что-нибудь делает!"

Достоевского особенно волновало это свойство людей. Он видел, что человек часто поступает по необъяснимому капризу - но каприз этот, своевольность, так дорог ему, что он не променяет его на самую благоустроенную жизнь, на прекраснейшие дворцы, где будет что угодно душе, но не будет у человека права на своеволие. В насмешливой форме Достоевский выразил эту свою любимую мысль в словах Ивана Карамазова на суде, в том месте, где Иван говорит о себе, что он, как деревенская девка, которую зовут одеваться под венец, "вскочить в сарафан", а она отвечает: "Захоцу - вскоцу, захоцу - не вскоцу".