Файл: Исторический аспект становления и развития корпораций в России.pdf
Добавлен: 05.07.2023
Просмотров: 40
Скачиваний: 2
Но если не считать этих двух фактов, в общем, необходимо признать, что правительство с крайней предупредительностью относилось к подобного рода ходатайствам. Только этим можно объяснить на первый взгляд ненормальное положение, в силу которого до Закона 1836 г. рядом с уставами, более или менее подробно регулирующими вопросы организации компании, ее внутреннего управления, встречаются и такие уставы, которые лишены всякого содержания: все сводится в них к решению учредить компанию. Этим же можно объяснить и следующий любопытный факт: вопросу об уставном капитале компании не придается никакого значения, но представление о том, что основной капитал делится на акции одной и той же стоимости, сложилось вполне твердо. Аналогичное, вполне определенное представление существует и по поводу того, что акционер не отвечает за пределами своей доли участия. Такому совершенно ненормальному положению вещей не суждено было сохраняться долго. Правительство не могло смириться с тем, чтобы преимуществами этой формы ассоциаций пользовались соединения предпринимателей, на деле не желающих ее принимать. Уже выработалось сознание того, что ясно сложившаяся организация благоустроенной компании не есть нечто случайное, а является ее существенной особенностью. В итоге Законом от 6 декабря 1836 г. было осуществлено законодательное регулирование этого института.
Государственный совет исходил из следующих положений[5]:
1) разрешение учредить компанию является само по себе предоставлением известного рода привилегии, поэтому в качестве таковых могут быть зарегистрированы лишь те компании, которые весьма полезны;
2) привилегии не следует даровать предприятиям, которые не могут рассчитывать на успех, и в этом правительство должно быть дальновиднее частных лиц, не разрешая учреждать компании, прежде чем будет известно достоверно, что они могут совершать сделки с выгодой для себя и без разорения для вкладчиков;
3) необходимо принять меры к тому, чтобы не всю выгоду, которую сулит привилегия, захватили одни учредители, и предлагается передать вопросы утверждения устава тем же учреждениям, которые дают разрешение на создание компании.
В Законе уже весьма детально регламентируются следующие вопросы: размер капитала, необходимого для учреждения компании, распределение его на акции, способ оплаты капитала; очень четко говорится об ограниченной ответственности, указывается и на пределы размера акций (не менее 50 и не более 1000 рублей). Внутриорганизационные моменты, вопросы управления компаниями регулируются недостаточно подробно. Но просматривается желание законодателя заинтересовать учредителей в судьбе их предприятия: им разрешено приобретать от 50 до 200 акций, они освобождаются от работ по решению общего собрания. В Законе, хоть и кратко, говорится об общем собрании и правлении компании.
Однако корпоративное нормотворчество, осуществляемое самими компаниями, откровенно говоря, отклонилось от установок общего Закона. Акционерные объединения получили такое большое распространение, что стали применяться в кондитерских, парфюмерных, прачечных заведениях и даже в сапожных мастерских, что, конечно, вряд ли было оправданно. Компании фактически разрешили хождение предъявительских акций, но при условии, что их не будут называть паями. Внутри компаний стали ограничивать свободу акционера распоряжаться акциями. Но что было уж совсем невероятным, так это то, что акционерам стали угрожать необходимостью осуществления дополнительных платежей. Изменилось на практике и понятие учредителей. По уставам многих корпораций учредителями признавались не те, кто внес большую долю капитала, а те, кто возбудил ходатайство об утверждении устава (а здесь достаточно и одного человека). Деятельность учредителей стала окутываться непроницаемой тайной, и они, по существу, устранились от ответственности.
Получилось так, что Закон о корпорациях существовал сам по себе, а корпоративное право развивалось- иначе, как бы независимо от него и даже вопреки ему. Если бы практика была основана на Законе или хотя бы ему соответствовала, социальный эффект от создания компаний был бы гораздо большим. Такое положение противоречило принципам цивилизованного государства, управляемого при помощи законов[6].
Анализ корпоративного права того периода позволяет обнаружить сходство с ситуацией, наблюдаемой в России сегодня. Использование акционерной формы после нескольких десятилетий всеобщего огосударствления для нас в сущности является новым, и общество повторяет те же ошибки, которые совершались ранее.
Видя сложившуюся ситуацию и понимая, что она является неприемлемой, правительство предприняло попытки все же упорядочить корпоративную деятельность. Но последовавшие затем законодательные новеллы оказались безрезультатными, что показало бессилие государства сделать что-либо в области частного права. А ведь каким богатым был опыт западноевропейских стран! Однако он оказался неиспользованным. На Западе придавали большое значение обеспечению уставного капитала – в России большинство компаний создавалось на пустом месте (в результате этого появилось много «дутых» компаний). Там законодатель, может быть, даже излишне подробно (особенно в Германии) определял основные позиции внутренних отношений компаний – в России вопросы управления едва намечались в уставе: например, упоминалось о том, что общее собрание является высшим органом компании, но не регулировался вопрос о правилах его созыва, о контроле за правлением и т. п. Правительство особенно ясно сознавало угрозу узурпации власти учредителями компании, но не находило возможности бороться с этим, опасаясь затормозить начавшийся процесс.
Именно поэтому Россию не обошла болезнь под названием «надувательство». Сильные приступы этой болезни имели место в 1856 и 1864 гг. и сопровождались банкротствами, ажиотажем, паникой, спекуляциями, самоубийствами. Но все же предпринимательство тогда устояло.
Механизм надувательства довольно прост и до боли знаком нашим соотечественникам: учреждалось АО, собиралась часть уставного капитала, выпускались акции, затем в прессе и околобиржевых кругах муссировались слухи о невероятной доходности новой компании, которая собирается дать очень большой процент (допустим, 100%) при существующих в государственном банке по вкладам 5–6% в год. Публика устремлялась на покупку акций, и на волне ажиотажа они сбывались по очень высокой цене. Учредители АО зарабатывали баснословные суммы. Но проходило время, и выяснялось, что приобретатели акций потеряли все или почти все.
И тем не менее число пострадавших в России в период утверждения капитализма по сравнению, допустим, с Англией было относительно невелико.
Во-первых, определенным барьером служили уголовно-правовые нормы. Не вернуть кредит, не оплатить вексель, продать недоброкачественный товар считалось преступлением. (Но существовали другие возможности использования чужих кредитов в собственных интересах, например продать ценную бумагу по заведомо завышенному курсу.)
Bo-вторых, небольшое число махинаций в общей массе акционерных компаний объяснялось еще и тем, что государственная власть зорко следила за фондовым рынком: устав АО утверждался правительством, Министерство финансов придирчиво рассматривало вопрос об эмиссии ценных бумаг и было способно влиять на советы фондовых бирж, решавшие вопрос о том, вводить или не вводить в официальную котировку сомнительные бумаги.
В-третьих, в России номиналы ценных бумаг всегда были высокими. Самая распространенная ценная бумага представляла собой акцию 250-рублевого достоинства, и эта сумма была сопоставима с годовой заработной платой высококвалифицированного рабочего. Делалось это целенаправленно, чтобы биржевой ажиотаж не отразился на малообеспеченных слоях населения и не настроил их против предпринимательства как такового.
Осознавая, что Закон 1836 г. страдает явными недостатками, правительство приступило к разработке нового проекта, завершенного в 1861 г. Однако он провалился. И тогда в 1869 г. был подготовлен еще один проект, в котором учитывалась критика предыдущего. Его постигла та же участь. В 1872 г. последовал новый проект. И ему тоже не суждено было превратиться в закон. Таким образом, неоднократные и настойчивые попытки правительства устранить выявленные недостатки в деятельности корпораций «гасились» Государственным советом, который после обсуждения вновь созданных документов всякий раз находил причины, чтобы их отклонить, или не утвердить, или послать на доработку.
Справедливости ради надо признать, что проекты были далеко не идеальными. Они довольно бессистемно определяли правовое положение корпораций. Различия между ними не имели правового характера. Порой очевиден был несправедливый подход в регулировании отдельных сторон корпораций: очень сильно расширялись права учредителей и управляющих, а рядовые акционеры практически оставались безгласными. Многие важные вопросы в работе корпораций не были урегулированы вообще, т. е. проекты содержали большие пробелы (об управляющих, об общем собрании, об органах контроля, об уголовной ответственности за махинации и др.). По крайней мере, в них не предлагалось установить какие-либо меры против спекуляции акциями. Да и вообще, тот факт, что правительство всегда вставало на сторону учредителей, снижал предпринимательский дух народа и не защищал простых вкладчиков от произвола. В процессе критики этих проектов также отмечалось, что они страдают космополитизмом и не отражают русскую специфику. В целом же все проекты имели единую суть: они были направлены на то, чтобы сковывать развитие акционерного дела, а не способствовать ему. Вот и вопрос: стоит ли сожалеть о том, что ни один из проектов не стал таким.
Законодательный массив, упорядочивавший деятельность корпораций, все же изменялся и увеличивался. Были приняты такие нормативные акты, как Торговый устав (1903 г.), Свод законов гражданских (1910 г.), Устав промышленности (1913 г.), Устав кредитный (1914 г.), Устав железных дорог и др. Все они содержались в Своде законов, который затем дополнялся и пополнялся новыми нормативными актами, в частности Сводным уставом акционерного общества.
Итак, до революции 1917 г. законов, касающихся корпораций, было принято довольно много. Корпоративное же право шло своим, самобытным путем, развивалось, а точнее, «разливалось», подобно реке в период паводка. Такова особенность российского корпоративного права.
После 1917 г. хозяйственные отношения в России существенно изменились и стали основываться на таких категориях, как план, государственное регулирование, целесообразность и др. Имущественный оборот в структурном отношении как бы распался на две части: государственный оборот, основанный на методах централизованного регулирования, и частный оборот, обслуживающий потребителей.
Все организации, обладающие правом юридического лица, делились на корпорации и учреждения. По соображениям хозяйственной целесообразности закон признавал юридическими лицами самые различные формирования, но не предоставлял прав юридического лица тем объединениям, которые существовали «вне его прямых велений и определенного им объема правоспособности». Все юридические лица делились на: 1) преследующие цели чисто хозяйственные и 2) преследующие цели публично-правовые, культурные, социальные. Хозяйственные организации пользовались большей свободой, чем учреждения.
Одной из организационно-правовых форм в области хозяйствования были тресты. Если в 1921–1922 гг. на первый план выступала их хозяйственная и правовая самостоятельность, то с 1927 г. тресты признавались прежде всего органами государства, выполняющими задания. Причиной тому были изменения в экономической политике государства, связанные с усилением плановых и регулирующих начал. Да, юридическая сущность треста изменилась, но это рассматривалось как тактическое «приспособление» старых форм к новым хозяйственным условиям[7]. В отличие от акционерных обществ трест не строился по принципу корпоративности. В нем аккумулировалось имущество, ставшее государственным, которым управляли доверенные органы. Поэтому все особенности государственных предприятий переносятся в область внутренней организации трестов.
Тресты были увязаны между собой и имели свой организационный центр, вокруг которого концентрировались и государственные предприятия. Эти центры, или «супертресты», охватывавшие целые отрасли промышленности, подчинялись ВСНХ. Такую структуру можно было рассматривать как гигантское акционерное общество, где государство было как бы коллективным пайщиком, выступающим в обороте в лице созданных им для этого специальных юридических лиц – трестов.
Декрет о трестах 1923 г. делил все имущество треста на основной и оборотный капитал. Формально весь основной капитал был изъят из гражданского оборота, но допускался так называемый государственный оборот, т. е. возможность вышестоящих органов перераспределять основной капитал между государственными предприятиями. В дальнейшем правовое положение трестов изменилось в сторону наполнения их «государственной волей», понижения степени их автономности.
Попытки сочетать на первых порах централизованные и децентрализованные начала в народном хозяйстве вели к поиску иных, промежуточных форм организации предприятий. Вспомнили и о формах, использовавшихся до революции, в частности о товариществах и акционерных обществах.
Особенностью акционерных обществ является складочный капитал и свободное распоряжение акционеров своими паевыми взносами. Однако плановое начало проникало и в данную форму хозяйствования. Об этом говорят следующие факты: издание привилегированных акций, обеспечение определенного числа мест в правлении за государственными органами, введение режима «безответственности по долгам» для определенной части имущества акционерного общества и пр. Кроме того, умудрились наполнить эту форму хозяйствования «государственным» содержанием: пайщиками АО стали выступать предприятия «дочернего», вторичного типа.