ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 17.10.2020
Просмотров: 310
Скачиваний: 1
29
часы. Бандиты издевались над ними, когда бойцы еще были живы.
Прострелянные руки и ноги, переломанные кости. Мурачуева обезглавили,
Исаева живым закопали вместе с телом командиром…
И вновь, в который раз за сегодняшние сутки, в нашей приморской
комнате-спальне повисла тяжелая тишина. Слов не было, были лишь эмоции,
бушевавшие около сердца.
Через несколько минут этого молчаливого реквиема по замечательным
ребятам, о чьем подвиге большинство из нас узнало лишь сегодня, Иса Гареев,
завершил повествование Виталика Капустина:
– В Дагестане свято чтут имена Героев. Им не только ставят памятники.
Их всегда помнят. Я впервые узнал о Халиде Мурачуеве и Мутее Исаеве, когда в
младшей школе учился. Сейчас слушал, и все равно мурашки по коже.
И мы вновь поднялись с кроватей, и стоя отдали дань памяти этим двум
солдатам и их товарищам. Затем Иса сказал:
– Мой отец, мудрый человек, которого люблю и уважаю, говорил мне:
– Иса, человек должен знать своих предков и свои корни. Еще он должен
уважать других людей, и никогда не забывать, что кто-то когда-то защитил его
жизнь своею жизнью. И ради человека, пускай тебе незнакомого, но человека
правильного и хорошего, каждый уважающий себя мужчина, если будет
необходимость, обязан сделать то же самое. Вот чему я хочу тебя научить,
чтобы ты научил своих детей, а они – своих.
ВЫБОР
Несколько дней антитеррористической тематики мы не касались, других
дел было много. Илона, Виталий и Капустин-старший проводили беседы в
отрядах. После чего, как и мы недавно, за ними ходили пионеры с кучей разных
вопросов.
Как-то вечером пригласил Илонку посидеть у моря. Любимое мое зрелище
– это когда солнце опускается за явно выпуклую линию горизонта, вода меняет
цвет от золотого до темно-зеленого, и наступает момент бытия, когда вдруг
перестаешь понимать, где кончается небо и начинается море. Остается лишь
простор, огромное пространство, от которого захватывает дух, и внутри селится
щенячий восторг.
Она согласилась. Как-то само собой получилось, что мы заговорили о
Вере. Не женском имени собственном, но тоже с большой буквы. Меня бабушка
крестила три года назад, Илонку, как оказалось, приблизительно тогда же отец с
мамой. И сейчас она рассказала православную историю, которая, задела бы за
живое даже самого ярого атеиста.
3
0
– Я более эмоциональный человек, чем Виталик и тем более папа. Для них
главное – факт, логика, выводы; для меня – впечатление. Наверное, поэтому
проплакала целый день, когда впервые прочитала очерк Владимира Викторовича
Вержбовского и Ксении Вдовикиной о солдате-пограничнике Евгении
Родионове, из села Чиберлей Пензенской области. После перечитывала много
раз и выучила почти наизусть. Если говорить о Мужестве, как и о Вере, с
большой буквы, то это о Родионове. Хотя он не совершил военного
героического поступка: не закрыл грудью пулемет, не защитил собой детей. И
все равно он – истинный герой. По самым высшим человеческим меркам.
Символично, что орден, которым его посмертно наградил Президент, называется
«Орден Мужества».
Родионова призвали в армию 33 июня 1995 года, когда ему исполнилось
18 лет и один месяц. Он попал в пограничную учебку. Незадолго до ее
окончания к нему приехала мама. В разговоре с родителями юных бойцов
командир части всегда был предельно краток. Вот и сейчас он сказал Любови
Васильевне:
– Знаю, вы будете просить меня не посылать Женю в Чечню, – на что
женщина ответила:
– Нет, не буду. С малых лет Женя был единственным мужчиной в доме, и
если он примет решение, я буду уважать его, каким бы оно не было.
В начале зимы рядового Родионова направили в 479-й погранотряд
особого назначения, который находился в Ингушетии. Ровно через месяц он и
еще трое его товарищей, которые несли дежурство на контрольно-пропускном
пункте, попали в плен к боевикам. В середине ночи подъехала машина скорой
помощи, в ней прятались полтора десятка бандитов. В считанные минуты ребят
скрутили и затолкали в «рафик». Когда на КПП прибыла смена, солдаты нашли
на снегу лишь пятна крови.
Забыла рассказать о главном, – Илонка, обхватив колени руками,
всматривалась вдаль, туда, где соединялись море и небо, и темно-желтым
полукругом горело сваливающееся за горизонт солнце. Я тоже любовался этой
незабываемой и каждый раз по-новому прописанной картиной. В один из
моментов ощутимо больно резанула мысль: вот завтра, или через какое-то там
время, не здесь, а дома, в Москве, Питере, Махачкале или любом другом городе,
какому- нибудь гаду-террористу взбредѐт на ум отнять всѐ это у нее, у меня, у
других наших, да и просто у незнакомых мне людей. И такая невиданная злость
взяла, такая ненависть горячими волнами разлилась по всему телу, что я даже
испугался. Самого себя испугался. Раньше никогда ничего похожего за собой не
замечал, даже когда драться приходилось.
– Вениамин, вернись, – услышал голос Илоны. Увидел, что смотрит уже не
вдаль, а на меня, и во взгляде еѐ читалось понимание.
– У тебя было такое выражение лица, какое иногда наблюдала у Ви-
талика, когда он читал материалы и не видел, что я на него смотрю.
– Извини, мысли разные в голову лезут.
3
1
– Ты уверен, что всѐ в порядке?
– Однозначно. Так о чем забыла рассказать?
– О предыстории. Когда Жене было одиннадцать, он после каникул,
которые провел у бабушки, вернулся домой с крестиком на шее. Даже мама не
поняла его поступка, повторяла, чтобы снял, а то ребята в школе засмеют. Но
никогда и нигде Родионов с этим крестиком не расставался.
И вот он в плену. Постоянные побои, месяц за месяцем. Бандиты
требовали, чтобы он снял крест. Что для них особенно было важно – своими
собственными руками, как бы по личной воле. И чтобы вслед за этим принял
ислам. Говорили, что став правоверным мусульманином, будет их братом.
Родионов понимал, что последует дальше – необходимость воевать против
своих. Он раз за разом терпел всѐ более изощренные унижения, но стоял на
своем, а ему постоянно напоминали, что убьют за непослушание. Но не было у
них силы, которая заставила бы 18-летнего бойца-пограничника, героя, будто
пришедшего в современный мир из далекой истории нашего государства, когда
во времена татаро–монгольского нашествия, то же самое и под страшными
пытками захватчики требовали от наших предков – отречься от Веры. Боевики
дали ему последний шанс и предупредили, что не расстреляют, а отрежут
голову. Но он всѐ равно ответил «нет».
Родионова казнили 23 мая 1996 года в день его 19-летия. Трех других
солдат убили из автоматов.
И тут начинается не менее жуткая часть истории. Всѐ это ложь, когда
террористы, боевики и прочие бандиты во всеуслышание объявляют, что они
борцы за идею. Главная их идея – деньги и только деньги. Они не гнушаются
ничем. Берут с неутешных матерей плату за тела их сыновей. Любовь
Васильевна была вынуждена заложить дом, чтобы через посредников те ей
показали, где находится могила Жени и расстрелянных солдат. А еще через
неделю матери за отдельную плату – как же это ужасно, даже не знаю, кто еще
может такое сотворить, – голос Илонки задрожал, – за отдельную плату вернули
голову сына.
Эта мужественная женщина вывезла тела всех четырех ребят из Чечни в
Россию.
На могиле солдата-пограничника Евгения Родионова стоит двухметровый
крест и постоянно горит лампада. Поклониться его праху приезжают сюда со
всей России. Был случай, ветеран Великой Отечественной войны свою боевую
медаль «За Отвагу» положил на его могилу.
Когда я собираю и читаю материалы, всегда вижу, что люди знают и чтят
своих героев. Нескончаемая эстафета памяти. И точно знаю, что жить без этого,
означает жить не по-людски и не по-божески. В Алтайском крае атаман
казачьего сибирского войска построил церковь и назвал Святоевгеньевской. У
нас в Петергофе, в соборе, есть икона, на которой Женя Родионов изображен в
полный рост с автоматом за плечами. Такие же образы в храмах Байконура и
Астрахани.
3
2
Раньше не верила в исторические символы и совпадения. Но чем больше
узнавала о поступках, достойных преклонения, тем больше убеждалась, что в
нашей жизни многое взаимосвязано, несмотря на то, что у каждого человека
своя судьба и свой путь. Вот смотри: Любовь Васильевна привезла сына домой
20 ноября – в день памяти мучеников Мелитинских. Они были воинами-
христианами римской армии, и за отказ отречься от веры им отсекли головы. Но
и это еще не всѐ: один из тех тридцати трех воинов носил имя Евгений…
НЕСДАВШИЕСЯ
После отбоя пересказал ребятам услышанное от Илонки.
– В голове не помещается, что этот парень сделал, – пробормотал наш
композитор. – Я, скорее, не верю в Бога, чем верю, но перед Евгением встал бы
на колени.
– Ты хоть крещеный? – Спросил Вася Рыжий.
– Вроде бы да, – замялся Стас. – Даже крестик есть, дома где–то лежит. Но
я больше в человека верю, чем в Бога. Тот высоко и далеко, а человек – вот он,
рядом, как ты, например. Могу словом перекинуться, рукой пощупать –
настоящий или нет?
– Я тебе пощупаю, три дня будешь щупалки искать, – окрысился Рыжий.
– Не об этом речь, православные, – вмешался Волчок. – Верить или не
верить – глубоко внутреннее дело каждого. Здесь, как понимаю, вопрос о
личности. Сильный ты своим внутренним содержанием или слабый. А если
сильный, то до какой степени. Радионов в этом плане – абсолют. И то, как он
себя повел, без сомнения, подвиг.
– Миш, Ису Гареева тоже в православные записал? – неназойливо
поинтересовался Стас.– Извини, Иса, сразу не сообразил, – сказал Мишка.
– Ничего, я не обижаюсь, – что Иса объясняется в полголоса, мы уже
привыкли. Зато всегда в устоявшейся тишине. – Мой отец меня учил:
– Иса, у нас есть Аллах, у христиан – это Бог, у индусов – Будда.
Всевышний – един, просто для разных народов и культур у него свой образ. Но
означает ли это, что он для всех разный? Что одним говорит одно, другим –
другое, третьим – третье? Я, конечно, многого не знаю, но могу тебе сказать, что
это не так. Потому что понятия доброты и справедливости, человеколюбия и
терпения, стойкости духа и неприятия насилия – одинаковы для всех религий.
– Иса, – подал голос со своего «отшиба» Женька Яковлев. – Как здорово у
тебя получается: любой вопрос – мне отец говорил, мне отец объяснил. Ему
больше заняться нечем? Или он только и делает, что тебя воспитывает?
– Почему нечем? Конечно, есть. Он рано уходит на работу, поздно вечером
приходит. Но время для меня у него есть всегда. Сестру мама воспитывает,
потому что они женщины, меня – отец, у нас так принято.
3
3
– Зато у Яковлева интернет – и мама, и папа, а комп – вместо воспитателя,
– съехидничал Стас.
Мы услышали шорох быстрых шагов, и емкий удар по кумполу.
– Ты, дубина! – Заорал наш композитор. – Совсем матрица съехала?!
– Когда Волков врубил свет, увидели, как Стас и Женька мутузят друг
друга, свалившись на пол между кроватями. Еле-еле их разняли. Яковлев тяжело
дыша зло уставился на Капустина, который в тот момент говорил:
– Начали с подвига и веры, закончили дракой. Видишь, Евгений, как,
оказывается, просто нас стравить. Понимаешь, к чему клоню?
– А ты папочке расскажи, – совсем уж по-малолетнему и невпопад
взбеленился Женька. – Он ведь у нас хороший, поймет, по головке погладит,
книжку на ночь почитает.
– Я случайно Женькину анкету увидел, когда начальника в «санзоне»
дожидался, услышал за спиной шепот Синицына. – Отца у него нет, мать третий
год в больнице. Живет с бабушкой и дедом.
– Если я скажу, что моего отца, когда ему было шесть лет, его
биологические и здравствующие родители определили в сиротский приют,
чтобы не мешался, и затем восемь лет он провел в детском доме, пока не
приняли в суворовское училище, тебе легче станет? – Сузив глаза, Виталик
вперил в Яковлева не по-детски тяжелый взгляд.
Мишка Волков обхватил приятеля за плечи, несколько раз встряхнул, как
бы приводя в чувство:
– Жень, очнись. Это мы. Всѐ нормально. Слышишь меня?
Из Женьки будто выпустили воздух. Он даже стал меньше ростом. Ничего
не ответив, сгорбился и пошел к своей койке.
– Я всегда знал, что у малолетних гениев возникают взрослые проблемы, –
в дверном проеме возник наш справедливый «Макаренко». – Основываясь на
том, что слышал, пока сюда добежал: Яковлеву выговор за не сдержанность,
тебе, Стас, за провокацию.
– Пошутить уже нельзя? – Повысил голос композитор, держась за
подозрительно набрякший нос.
– Можно. Но родители при этом – святое. Мог бы и сам догадаться, а не
усугублять ситуацию.
После чего Герман Вольфович Рябов пожелал нам по возможности
спокойной ночи и вырубил свет.
Понятное дело, что после такой встряски сон как корова языком слизнула.
Первым не выдержал Рома Синицын:
– Не понимаю: Родионов же мог притвориться, что согласен на условия
бандитов, потом выбрать момент и прорваться к нашим.
Я почему-то был уверен, что ответит ему Виталик Капустин. Так и вышло.
– Однажды прочитал: «Предательство не бывает большим или малым.
Оно, как химическая реакция, не имеющая возврата к исходному состоянию»…
Когда впервые ознакомился с материалом о Родионове, мне вначале тоже