Файл: Molchanov_Diplomatia_Petra_Pervogo-1.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 18.10.2020

Просмотров: 3140

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

Что касается Петра, то именно в связи с пребыванием русских войск в Польше многочисленные документы свидетельствуют, ка­кую непримиримую борьбу вел Петр против несправедливостей в отношении польского населения при сборе провианта. Так, вскоре после прутского похода он поручил царевичу Алексею Петровичу организовать в Польше сбор провианта для 30-тысячной армии. Царь направил сыну подробную инструкцию, в которой приказал выделять офицеров гвардии для контроля над приобретением про­довольствия. Петр писал, что «наперед перед посылкою всем офицерам сказать: ежели кто чрез указ возьмет что у поляков, то казнен будет смертию. И чтоб все тот указ подписали, дабы ни­кто неведением не отговаривался: а кто сие преступит и обвинен будет, то без всякого пардона экзекуцию чинить».

Однако сам факт, что потребовался такой приказ, а подобных указаний Петра сохранилось очень много, говорит сам за себя: ви­димо, основания для претензий поляков имелись. Повод для них давали прежде всего действия вспомогательных войск русской ар­мии, то есть казацкой конницы, — эти лихие наездники считали естественной целью любой войны добычу. Правда, после Полта­вы, и особенно в Польше, такая легкая кавалерия с ее невысокими боевыми качествами использовалась значительно реже, чем в пер­вый период Северной войны.

Гораздо больше неприятностей в дипломатических отношениях с Польшей имел Петр из-за тех. кого С. М. Соловьев называл «за­падноевропейскими казаками». Как правило, наемные иностран­ные офицеры до службы в русской армии начинали свою военную карьеру в регулярных армиях европейских государств. Приобре­тенные там привычки и правы они показывали и в России, не счи­таясь с указаниями Петра. «Немцы, — пишет С. М. Соловьев, — поступавшие в русскую службу с единственною целью обогащения, продолжали думать, что строгие указы царские относятся только к русским».

Когда в 1710 году князь Г. Ф. Долгорукий снова приехал в Варшаву чрезвычайным и полномочным послом, то он столкнулся с многочисленными жалобами на русские войска в Польше, кото­рыми командовал наемный фельдмаршал Гольц, совершенно не считавшийся с интересами населения союзной страны. Долгорукий писал канцлеру Головкину: «Со всех сторон, особенно же на Голь­ца, великие жалобы и слезы, что сам человек очень корыстолюби­вый и своевольных не унимает. Безмерная мне тяжесть от жалоб­щиков на наших людей, больше на офицеров, и всего больше на иноземцев». Не случайно Гольц оказался первым в списке генера­лов, которых Петр уволил после прутского похода из русской ар­мии даже без выплаты обычных наградных денег. Таким типич­ным «западноевропейским казаком» был также генерал-квартир­мейстер фон Шин. Генерал В. В. Долгорукий писал Петру о нем: «Весьма корыстный человек этот Шпц и никакого стыда в коры­сти не имеет: говорил, что он для того только и в службу вашего величества пошел, чтобы идучи через Польшу, сумму денег себе достать».


Тем не менее сваливать всю ответственность за неприятности в русско-польских отношениях па присутствие в русской армии в Польше иностранных офицеров было бы несправедливо. Во-первых, среди них имелось немало добросовестных и ценных военных специалистов. Во-вторых, количество их непрерывно уменьшалось по мере того, как совершенствовалась, закалялась петровская армия, в рядах которой росли свои отечественные военные кадры. А в-третьих, и среди самих русских хватало людей с наклонностя­ми отнюдь не рыцарскими по отношению к мирному населению. Достаточно сказать, что не без греха был сам фельдмаршал А. Д. Меншиков, возглавлявший русские войска, вступившие в Польшу сразу после Полтавы. Этот самый знаменитый россий­ский казнокрад петровского времени отличался своей алчностью и в Польше. Правда, он брезговал мелочами и работал по-крупно­му, присваивая целые богатые поместья литовских и польских вельмож. Кстати, именно с этими недостойными поступками героя Калиша, Полтавы и других сражений связано охлаждение отно­шений личной дружбы, которые связывали с ним Петра. Царь был жестоко уязвлен и обижен грабительскими деяниями человека, ко­торого он поднял из грязи в князи...

Как бы то ни было, бесконечные польские протесты и жалобы, хотя они часто оказывались несостоятельными, серьезно осложня­ли деятельность русской дипломатии. Ведь именно в это время в Стамбуле происходила ожесточенная дипломатическая борьба, в которой фигурировал вопрос о русских войсках в Польше. Карл XII и Понятовский вместе с французским послом побуждали султана требовать полного вывода русских войск. Одновременно они обещали сделать Польшу турецким вассалом. Поляки тоже требовали вывода русских войск; таким образом, турецкие и поль­ские представители заняли аналогичную позицию, хотя руковод­ствовались разными целями. Получалось, что Речь Посполитая не видела опасную перспективу порабощения Польши Турцией. Подобного рода противоречий в польской внешней политике было множество.

При этом характерно, что число реальных сторонников Стани­слава Лещинского и его покровителя Карла XI1 в Польше было невелико. В 1712 году Карл предпринял диверсию, которая пред­назначалась для их объединения. Он послал отряд поляков во главе с Грудзинским, к которому действительно примкнули сторон­ники Лещинского. Их общее число достигло 15 тысяч; им даже удалось разбить один русский полк. Но 15 июня генерал В. В. Дол­горукий, имея всего 2700 человек, разгромил и уничтожил все эти силы. В дальнейшем сторонники шведов и Лещинского не смогли сделать ничего серьезного.

В борьбе за мирное урегулирование отношений с Турцией для русских дипломатов крайне важна была позиция Речи Посполитой и Августа II. Король, как обычно, бесчестно подводил Петра. Так, он обещал во время прутского похода прислать на помощь 30-ты­сячную армию, но, конечно, обманул. Теперь же с польской сторо­ны требовалось ясное заявление, что русские войска находятся в Польше в качестве союзных войск и Речь Посполитая против то­го, чтобы этот факт использовали как повод для турецко-русского конфликта. Ведь так оно и было, ибо войска там находились ис­ключительно из-за действий в шведской Померании, а на юге — из-за турецкой угрозы. Петр специально поручил послу Долгору­кому разъяснить полякам, что положение прутского договора о русских войсках состоит в том, «что нам из их владения ничего не присвоять и не претендовать, и в их дела, которые касаются уп­равления их государства, не мешаться, а не в такой силе, чтоб войскам нашим не иметь проходу через Польшу в неприятельские границы». Обещая твердо придерживаться такой позиции, Петр хотел лишь от Польши, чтобы ее посол отправился в Стамбул и подтвердил польское согласие с ней, лишая тем самым турок, шведов и французов возможности ссылаться па поляков для осуще­ствления своих экспансионистских замыслов в отношении самой Польши. Долгорукому удалось в конце концов добиться того, что­бы в Стамбул отправился польский посол с соответствующей миссией.


Вообще, что касается территориальных вопросов, то Россия за­нимает в отношении Польши крайне лояльную позицию. Если в Польше время от времени раздаются призывы и требования ото­брать у России Киев и другие земли, то Россия совершенно не за­трагивает того обстоятельства, что в состав Полыни входили ог­ромные территории, населенные русским, украинским и белорус­ским православным населением. Точно так же Россия занимает сдержанную позицию в отношении преследований православной церкви на территории Польши. В этом сказывалась целеустрем­ленность петровской дипломатии, которая концентрировала свои усилия на достижении главной цели — завершения Северной вой­ны. Напротив, Польша, часто неспособная обеспечить безопас­ность собственной территории, проявляет большой аппетит к при­обретению чужих земель. Как уже отмечалось, по союзным дого­ворам России с Августом II и Речью Посполитой Петр обещал, что после совместной победы над шведами Лифляндия с городом Ри­гой будет передана Польше. Сразу после того, как русские войска очистили от шведов Лифляндию и взяли Ригу, Польша немедленно требует передать ей их. Еще послу Воловичу, как уже отмечалось, было сказано, что до конца войны такая передача нецелесообразна. В самом деле, участие Полыни в войне с Швецией проявилось, в частности, в том, что она не только не способствовала отвоеванию Лифляндии у Швеции, но скорее наоборот. Тем не менее Рос­сия не отказывалась от своего обязательства, рассчитывая, что Польша еще, возможно, выполнит обязанности союзника. Но глав­ное заключалось в том, что передача Риги и Лифляндии Польше в разгар войны означала бы приглашение туда шведов, ибо защи­тить их польские войска были не в состоянии. По этим соображе­ниям многочисленные, из года в год повторяющиеся требования передачи Лифляндии неизменно отвергались. Русской дипломатией использовалось и то обстоятельство, что на Ригу и Лифляндию одновременно претендовали Речь Посполитая и Август II, который хотел занять ее саксонскими войсками и сделать наследственным владевшем саксонских курфюрстов, против чего решительно воз­ражали поляки.

Между тем претензии и жалобы, связанные с пребыванием русских войск в Польше, как и требования о их выводе, становят­ся все более редкими и менее настойчивыми. Войска располагаются там не постоянно, а время от времени, только в связи с потребно­стями войны против шведов. Сказывается также и укрепление их дисциплины в результате жестких мер Петра. Но главное заклю­чалось в том, что гораздо больше обид полякам приходилось тер­петь не от русских, а от саксонских войск короля Августа П. Сак­сонцы вели себя совершенно разнузданно, как это было принято в армиях германских государств.

Противоречия между королем Августом с его саксонской арми­ей и поляками начинают серьезно обостряться в 1714 году. Гене­рал В. В. Долгорукий писал Петру: «В Польше, государь, не ма­лая конфузия. Саксонцев по квартирам в Польше и Литве, сказы­вают, около 30000, и поступают они с поляками очень гордо, что полякам, по их нравам, всего противнее... Сильно озлоблены поля­ки, и думаю, насколько я их знаю, что будет между ними смута; и как мы теперь видим житье польское несносно им, не могут выдержать; так стали убоги, что поверить нельзя».


Эти предположения и опасения полностью оправдались. Дей­ствительно, началась смута, небывалая по масштабам даже для Польши. На сеймах бушевали страсти: поляки требовали немед­ленного, удаления саксонцев, и при этом многие все чаще повторя­ли, что единственное спасение для Польши — помощь России. Ре­зидент Дашков просил Августа от имени Петра вывести саксон­ские войска ради общих интересов союзников. Нельзя допустить, чтобы в разгар войны против Швеции вспыхнула польско-саксон­ская война в Польше. Но Август II не только отказывался выво­дить своих саксонцев, грабивших Польшу, но еще и требовал предоставить ему возможность ввести их в Лифляндию.

Положение в Польше настолько осложнилось, что Петр, не очень доверяя дипломатическим способностям резидента Дашко­ва, весной 1715 года снова направил в Польшу послом князя Г. Ф. Долгорукого. Донесения Долгорукого рисуют картину пол­ного хаоса и разброда. Август и его фельдмаршал Флемминг от­вечали на все жалобы поляков жестокими репрессиями, вводили новые контрибуции, действуя, как во враждебной завоеванной стране. Теперь поведение русских войск, которое вызывало так много нареканий, казалось полякам просто идеальным. Долгорукий писал Петру: «Войско наше никогда не пользовалось такой дове­ренностью в Польше, как теперь, ни от одного человека не слыхал я жалобы, а только благодарность, потому что солдаты кормятся но дороге безо всякого огорчения обывателям».

Долгорукий делал все возможное, чтобы успокоить Польшу, примирить враждебные стороны. Однако Август II и его саксон­цы вызывают такую всеобщую ненависть, что восстание охваты­вает обе части Речи Посполитой: Литву («княжество»), где во главе выступал гетман Потей, и собственно Польшу («корону»). Здесь, в Тарногроде, возникла антисаксонская конфедерация, из­бравшая маршалом Ледуховского. Начинается война, и повсюду происходят нападения на саксонские отряды. Долгорукий настой­чивыми усилиями добивается примирения. Сначала было заключе­но перемирие, но оно было сорвано. Затем конфедерация даже заключила с саксонским фельдмаршалом Флеммингом мирный до­говор, но и он остался на бумаге. Литва, а потом и конфедерация официально стали просить посредничества русского царя. Август со своей стороны пытался избежать вмешательства Петра, но вско­ре понял, что он рискует окончательно потерять польскую корону. Тогда и он запросил Петра о помощи и посредничестве.

Вся эта запутанная кутерьма тянулась годами, истощая страну, ложась страшными бедами на самых обездоленных — на крестьян и городской люд. Страна приходила в запустение, хотя главные магнатские роды по-прежнему обогащались, их имения и дворцы славились своей помпезной роскошью во всей Европе. Петр, заня­тый тяжкими задачами Северной войны, внутренними заботами по развитию России, долго надеялся, что время как-то урегулирует положение в Польше, но напрасно. Не было там ведущей патрио­тической силы, которая объединила бы страну и пробудила бы чув­ство самосохранения. Король-немец Август II, ненавидевший и презиравший поляков-славян, рассматривал «свое» королевство как источник удовлетворения ненасытной алчности, как базу для внешнеполитических авантюр. России пришлось взять на себя за­дачу успокоения несчастной Польши. Давно назревшее скопище проблем Петр решил крупным дипломатическим мероприятием, которое он провел в Гданьске в марте 1716 года, где специально сделал продолжительную остановку, направляясь в Европу. Здесь приказано было собраться «тайной иностранных дел коллегии ми­нистров». В Гданьск явились великий канцлер Г. И. Головкин, посол князь Г. Ф. Долгорукий, вице-канцлер П. П. Шафиров, тайный советник П. А Толстой, освободившийся, наконец, от сво­ей нелегкой службы в Стамбуле.


Сюда же прибыли Август II со своими саксонскими министра­ми и представители многочисленных «факций», на которые раско­лолась Польша. Объединенные ненавистью против саксонского курфюрста и одновременно польского короля, они отчаянно сопер­ничали друг с другом. Во всем этом проявлялось тайное, а то и явное влияние Турции, Австрии и Швеции, имевших в Польше многочисленную агентуру. Перед русской дипломатией стояла сложнейшая проблема. Какую позицию занять в конфликте между Августом и поляками? Поддержать Августа, поскольку он все же союзник, хотя и очень сомнительный? Но это значило бы еще больше восстановить против себя Польшу. Или, наоборот, цели­ком стать на ее сторону? Поляки явно склонялись к изгнанию Августа. Уже называли разных претендентов на королевский трон. Но это был бы прыжок в неизвестность, явная потеря союзника, и без того склонного к измене. Надежной альтернативной кандида­туры этому прирожденному предателю и авантюристу, жадному, трусливому и подлому, не было. Поэтому решено было использо­вать опасную для Августа ситуацию в Польше, чтобы поставить его в жесткие рамки. Шансы на успех здесь были невелики, но в дру­гом случае открывался риск полной неопределенности. Решили подчинить все высшей цели — скорейшему завершению войны против Швеции.

Августу предъявили «Меморию досад» — документ, в котором перечислялись все его неблаговидные, а в сущности, предательские махинации и авантюры против Северного союза, против России. В этом перечне не было ничего нового, ибо с русской стороны уже многократно по каждому конкретному поводу делались запросы, представления, протесты. Но каждый раз Август с помощью раз­ных уверток, отговорок, прямой лжи уходил от ответственности. В данном случае, когда события в Польше поставили его перед явной угрозой потери польской короны, ему как бы говорили, что если подобные дела будут продолжаться, то Россия пойдет на крайние меры, ибо терпение Петра кончилось.

В «Мемории» содержался резкий протест против маневров Августа II в отношении Франции. Речь шла о принятии им французского посредничества для заключения сепаратного мира между Польшей и Карлом XII. В 1714 году Август заключил формальный договор с Францией, содержание которого осталось неизвестно русским. Но даже из уклончивого объяснения Августа по этому поводу следовало, что договор предусматривал возвраще­ние Швеции в соответствии с Вестфальским миром 1648 года всех отвоеванных у нее Россией владений. После заключения этого до­говора Август начал при посредничестве Франции переговоры с Карлом о мире. С этой целью Август посылал своих эмиссаров в Бендеры, к крымскому хану, к французскому послу в Стамбуле. Однако, несмотря на усиленные домогательства Августа, договор так и не заключили исключительно из-за нежелания Карла как-то вознаградить его за новое предательство. Август II пытался так­же подтолкнуть Турцию к войне против России, выдвигая лжи­вый довод о мнимом намерении Петра принять титул Восточного римского императора, что якобы свидетельствовало о намерении Петра утвердиться в Константинополе. Август дошел даже до того, что предложил создать наступательный союз Польши, Турции и Швеции против России. И эта затея провалилась, отнюдь не по вине Августа.