Файл: Вещное и обязательственное право по Германскому гражданскому уложению.doc
Добавлен: 26.10.2023
Просмотров: 280
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
1. В основе договорного права ГГУ лежал классический современный принцип свободы договора, который господствовал над правом обязательственных отношений. Этот принцип имел значение и для формы, в которую облекался договор. ГГУ предоставлял решение этого вопроса на усмотрение сторон и устанавливал обязательную письменную или судебную форму только для отдельных договоров.
Форма договора имела основополагающее значение только для особого вида обязательств – обязательств абстрактных. Предметом такого обязательства могло служить отвлеченное обещание уплаты долга, векселя. Такое обещание должно быть облечено в письменную форму (§ 780). Эта юридическая конструкция в наибольшей мере соответствовала потребностям банковского дела и деятельности крупных промышленных предприятий.
Случаи ограничения свободы договоров и признания их недействительными также заслуживают внимания. Основания для таких ограничений не вполне совпадают с основаниями в Кодеке Наполеона: это требования соответствия договоров «доброй совести» и «добрым нравам»2. Наиболее полной формулировкой указанных требований стало содержание § 138: «Сделка, противоречащая добрым нравам (Gutte Sitten), ничтожна. В частности, ничтожна сделка, по которой какое-либо лицо, пользуясь стесненным положением, неопытностью, легкомыслием или слабоволием другого, заставляет последнего взамен каких-либо услуг со своей стороны пообещать или предоставить себе или третьему лицу имущественные выгоды, явно несоразмерные встречному удовлетворению (несоразмерные оказанным услугам)»1.
Этому параграфу в силу особой его роли в обеспечении справедливости заключаемых договоренностей было присвоено почетное звание «королевского параграфа»2. Он стал преградой грабительскому ростовщичеству. Малосведущие в коммерческих делах помещики-юнкеры или легкомысленно заключившие кабальный договор займа на тяжелых для себя условиях офицеры неоднократно прибегали к услугам § 138.
Гораздо труднее было использовать его в случаях, связанных с навязыванием невыгодных или явно своекорыстных условий найма рабочей силы, поскольку санкцией было лишь расторжение несправедливого договора найма и возвращение сторон в прежнее состояние.
Другим требованием, связанным с ограничением свободы договора, стало требование толковать договор согласно «доброй совести» и, принимая во внимание обычаи гражданского оборота, точно так же производить исполнение договора – «как того требует добрая совесть (Treu und Glauben), сообразуясь с обычаями гражданского оборота (Verkehrssitte)» (§ 242)
3.
Рассмотрим вещные права по ГГУ. ГГУ различает среди вещных прав следующие разновидности: право собственности, владения, а также пользования чужими вещами (земельные сервитуты, узуфрукт, право застройки), право на получение ценности из чужой вещи (залог, ипотека и др.), право на приобретение какой-либо вещи (право преимущественной покупки и др.).
Содержание права собственности определяется при помощи терминов «власть», «закон» и «права третьих лиц». «Собственник вещи властен, насколько ему не препятствует закон или право третьих лиц, распоряжаться вещью по своему усмотрению и устранять других от всякого на нее воздействия» (§ 903)1.
Статья о праве собственности предполагает и фиксирует два способа осуществления основных правомочий собственника (его правовой власти) – распоряжаться вещью по своему усмотрению (позитивное правомочие) и устранять других от всякого на нее воздействия (негативное правомочие). В Прусском земском уложении 1794 года собственником именовался тот, кто «управомочен сам или через третьих лиц собственной властью распоряжаться субстанцией вещи или правом, с исключением третьих лиц»2.
Ограничения для распоряжения собственностью были включены в ГГУ в виде общего принципа, направленного против злоупотребления правом. Вначале его формулировка давалась вслед за тем абзацем, в котором содержалось определение права собственности. В окончательной редакции он был помещен в § 226: «Не допускается осуществления права, если целью такого осуществления может быть только причинение вреда другому»3.
Злоупотребление правом (или так называемая шикана) не известно ни имперскому законодательству, ни наполеоновскому кодексу, ни Саксонскому уложению. Этот юридический институт сходен с формулой из прусского ландрехта, которая гласит: «...никто не может злоупотреблять своей собственностью для нарушения или причинения вреда другим»4. Или в другом варианте: «Злоупотреблением называется такое использование собственности, которое по своей природе может проводиться только с умыслом для оскорбления других»5.
Эти положения имеют явное общесоциальное и моральное назначение и вполне согласуются с рядом положений ГГУ, относящихся к условиям признания недействительными уже заключенных соглашений, противоречащих «доброй совести» и «добрым нравам».
В § 905 перечисляются права собственника земли, которые поначалу включали властный контроль не только над поверхностью земли вместе с воздушным столбом в границах земельного участка, но и над пространством под поверхностью земли. Однако собственник не мог воспретить воздействие, происходящее на такой высоте или на такой глубине, на которых устранение этого воздействия не представляет для него интереса, правда, за исключением полезных ископаемых,
имеющих государственное значение, - металлов, угля, соли.
После принятия общегерманских законов о телеграфном сообщении (18 декабря 1899 года) и воздушных путях (1 августа 1922 года) земельному собственнику пришлось смириться с установкой телеграфных столбов и пролетами всевозможных летательных аппаратов1.
Несколько сложнее воспринимается конструкция правомочия собственника на воспрепятствование подачи к нему с соседнего участка газа, дыма, пара, всевозможных запахов, копоти, тепла, сотрясений и т.д. Дело в том, что он обязан терпеть только те воздействия, которые незначительно нарушают его интересы при обычном использовании участка. Однако на практике он принуждался терпеть такие воздействия и такие загрязнения промышленного происхождения, которые хотя и выходят за пределы незначительности, но не превышают обычных для данной местности воздействий2.
Упомянутый § 905 снабжал собственника участка такой гарантией: он мог потребовать, чтобы на соседних участках не возводились или не сохранялись такие сооружения, относительно которых можно с достоверностью утверждать, что существование их или пользование ими будет иметь своим последствием недопустимое воздействие на его участок.
Статья 106 Вводного закона дополняет эти положения тем, что сообщает о сохранении действия тех предписаний земского права (Landrecht), согласно которым сооружения или предприятия, испытывающие потребность в общественном использовании данного земельного участка, влекут ответственность их владельцев за вред, который причиняется сооружением или предприятием при общественном использовании земельного участка.
Регулирование имущественного владения было своеобразным и отличающимся от римского и французского образцов. По учению римских юристов, основными элементами владения было фактическое господство над вещью и намерение (воля) обладать ею. Это же различение элементов владения подчеркнуто и в Кодексе Наполеона при истолковании терминов «владение» и «держание», где владение как господство над вещью с желанием обладать ею обозначено «владением для себя» (ст. 2230), а держание – как «владение для другого» (ст. 2231)1.
По германскому кодексу владение вещью наступает в силу фактического господства над вещью и прекращается, когда владелец «откажется от господства над вещью» (§ 856)
2. Устранив волевой элемент в конструкции владения, германский законодатель значительно расширил круг владельцев и саму область владения. Теперь владельцами могли признаваться некоторые категории недееспособных (к примеру, дети), обладатели владением на договорной основе (к примеру, арендаторы, залогодержатели, хранители, пользователи). В итоге возникла конструкция «удвоенного владения» - непосредственного владения и опосредованного владения (типичный пример последнего – арендатор или заимодатель).
ГГУ не только расширило область владельческих прав, но и снабдило их широкой сферой защиты от «самоуправного захвата» и иных вариантов «порочного владения» (§ 859, 861, 862). Эта конструкция нацелена на защиту владения даже в том случае, если это будет неблагоприятным для непосредственных законных владельцев – собственников земли (юнкерство) и собственников домостроений и др.
Владение вещью приобретается, согласно кодексу, «путем установления фактического господства над нею», причем владелец «может силой противиться запрещенному самоуправству»3 - путем лишения владельца его владения помимо воли или путем воспрепятствования владельцу в осуществлении владения.
Причинение вреда порождает обязанность возместить вред. Лицо, которое противоправными или небрежными действиями причинило вред жизни, телесной неприкосновенности или здоровью, повлиявший на здоровье, свободу, право собственности или какое-либо иное право другого лица, обязано возместить потерпевшему понесенные вследствие этого убытки. Аналогичные обязанности несет тот, кто нарушил закон, направленный на защиту других лиц. Если по содержанию закона возможно его невиновное нарушение, то обязанность возмещения причиненного вреда возлагается только при наличии вины (§ 823).
В семейных отношениях важнейшим положением (не новым для германского права) было признание только гражданского брака. Брак считался не частным договором, а государственно-социальным институтом. Но заключать его полагалось путем согласного личного заявления в присутствии только гражданского чиновника. Не запрещалась и церковная форма брака, и все церковные обязанности признавались сохраняющими силу для придерживающихся этих правил. Закреплялась моногамность брака и невозможность вступить в другой брак, не прекратив предыдущего.
Брачный возраст устанавливался в согласии с требованиями гражданской дееспособности: в 21 год для мужчин, в 16 – для женщин. Подразумевалось, что отец дает согласие на брак для своих законных детей (фактически – только для женщин, поскольку мужчины в 21 год приобретали полную дееспособность). Таким образом, проявление отеческой власти было значительно ослаблено.
Отношения супругов в браке регулировались традиционно, с закреплением доминирующей воли мужа. Супруги обязаны были совместно жить, соблюдать верность, поддерживать совместное хозяйство; муж обязан был предоставлять жене соответствующее ее положению содержание. Доминирующая роль мужа по-прежнему выражалась в том, что он вправе был решать по-своему все вопросы совместной жизни, выбирать местожительство. Однако такое главенство уже не было абсолютным. В частности, жена могла не подчиняться решению мужа, если оно ей представлялось злоупотреблением правом.
Женщина в браке не теряла своей дееспособности. Более того, в домашнем хозяйстве она имела преимущественное право на все действия. Сделки и юридические действия в этих пределах подразумевали согласие мужа, которое могло быть ограничено только путем специального установления опеки над женой.
ГГУ признавало режим общности имущества супругов. Другие отношения супругов по поводу имущества допускались, но для этого надо было заключать специальный брачный контракт. В течение брака муж управлял всеми имуществами семьи, включая «внесенные» женой. Однако управлять имуществом жены муж должен был «правильно», а для распоряжения ими – испрашивать ее согласия. В полном ведении жены были ее личные вещи, включая драгоценности, а также полученное в подарок, приобретенное своим трудом или самостоятельным ведением предприятия1. Таким образом, система внутрисемейных имущественных отношений ГГУ была более благоприятна для женщины, хотя равенство далеко не устанавливалось.
Развод допускался только в судебном порядке и при наличии узаконенных причин (прелюбодеяние, совершение преступления, злонамеренное оставление, нарушение обязанностей брака, в т.ч. жестоким обращением с супругом). В этой части проявилось влияние протестантизма.
В значительной степени условным стал институт отцовской власти в отношении детей. Мать также обязана и была вправе заботиться о личности детей. Отец мог пользоваться имуществом детей. Сохранялась возможность отца прибегнуть в отношении своего ребенка к исправительным мерам, но они налагались не произвольно, а по решению опекунского суда.
Сохранялось различие прав законных и внебрачных детей. По отношению к матери внебрачные дети считались наравне с ее законными, по отношению к отцу – родство не признавалось. Однако внебрачные дети могли требовать от своего отца алиментов до достижения ими 16 лет. Соответственно различались и наследственные права детей. Правом на обязательную долю в наследстве пользовались только законные дети.
Форма договора имела основополагающее значение только для особого вида обязательств – обязательств абстрактных. Предметом такого обязательства могло служить отвлеченное обещание уплаты долга, векселя. Такое обещание должно быть облечено в письменную форму (§ 780). Эта юридическая конструкция в наибольшей мере соответствовала потребностям банковского дела и деятельности крупных промышленных предприятий.
Случаи ограничения свободы договоров и признания их недействительными также заслуживают внимания. Основания для таких ограничений не вполне совпадают с основаниями в Кодеке Наполеона: это требования соответствия договоров «доброй совести» и «добрым нравам»2. Наиболее полной формулировкой указанных требований стало содержание § 138: «Сделка, противоречащая добрым нравам (Gutte Sitten), ничтожна. В частности, ничтожна сделка, по которой какое-либо лицо, пользуясь стесненным положением, неопытностью, легкомыслием или слабоволием другого, заставляет последнего взамен каких-либо услуг со своей стороны пообещать или предоставить себе или третьему лицу имущественные выгоды, явно несоразмерные встречному удовлетворению (несоразмерные оказанным услугам)»1.
Этому параграфу в силу особой его роли в обеспечении справедливости заключаемых договоренностей было присвоено почетное звание «королевского параграфа»2. Он стал преградой грабительскому ростовщичеству. Малосведущие в коммерческих делах помещики-юнкеры или легкомысленно заключившие кабальный договор займа на тяжелых для себя условиях офицеры неоднократно прибегали к услугам § 138.
Гораздо труднее было использовать его в случаях, связанных с навязыванием невыгодных или явно своекорыстных условий найма рабочей силы, поскольку санкцией было лишь расторжение несправедливого договора найма и возвращение сторон в прежнее состояние.
Другим требованием, связанным с ограничением свободы договора, стало требование толковать договор согласно «доброй совести» и, принимая во внимание обычаи гражданского оборота, точно так же производить исполнение договора – «как того требует добрая совесть (Treu und Glauben), сообразуясь с обычаями гражданского оборота (Verkehrssitte)» (§ 242)
3.
Рассмотрим вещные права по ГГУ. ГГУ различает среди вещных прав следующие разновидности: право собственности, владения, а также пользования чужими вещами (земельные сервитуты, узуфрукт, право застройки), право на получение ценности из чужой вещи (залог, ипотека и др.), право на приобретение какой-либо вещи (право преимущественной покупки и др.).
Содержание права собственности определяется при помощи терминов «власть», «закон» и «права третьих лиц». «Собственник вещи властен, насколько ему не препятствует закон или право третьих лиц, распоряжаться вещью по своему усмотрению и устранять других от всякого на нее воздействия» (§ 903)1.
Статья о праве собственности предполагает и фиксирует два способа осуществления основных правомочий собственника (его правовой власти) – распоряжаться вещью по своему усмотрению (позитивное правомочие) и устранять других от всякого на нее воздействия (негативное правомочие). В Прусском земском уложении 1794 года собственником именовался тот, кто «управомочен сам или через третьих лиц собственной властью распоряжаться субстанцией вещи или правом, с исключением третьих лиц»2.
Ограничения для распоряжения собственностью были включены в ГГУ в виде общего принципа, направленного против злоупотребления правом. Вначале его формулировка давалась вслед за тем абзацем, в котором содержалось определение права собственности. В окончательной редакции он был помещен в § 226: «Не допускается осуществления права, если целью такого осуществления может быть только причинение вреда другому»3.
Злоупотребление правом (или так называемая шикана) не известно ни имперскому законодательству, ни наполеоновскому кодексу, ни Саксонскому уложению. Этот юридический институт сходен с формулой из прусского ландрехта, которая гласит: «...никто не может злоупотреблять своей собственностью для нарушения или причинения вреда другим»4. Или в другом варианте: «Злоупотреблением называется такое использование собственности, которое по своей природе может проводиться только с умыслом для оскорбления других»5.
Эти положения имеют явное общесоциальное и моральное назначение и вполне согласуются с рядом положений ГГУ, относящихся к условиям признания недействительными уже заключенных соглашений, противоречащих «доброй совести» и «добрым нравам».
В § 905 перечисляются права собственника земли, которые поначалу включали властный контроль не только над поверхностью земли вместе с воздушным столбом в границах земельного участка, но и над пространством под поверхностью земли. Однако собственник не мог воспретить воздействие, происходящее на такой высоте или на такой глубине, на которых устранение этого воздействия не представляет для него интереса, правда, за исключением полезных ископаемых,
имеющих государственное значение, - металлов, угля, соли.
После принятия общегерманских законов о телеграфном сообщении (18 декабря 1899 года) и воздушных путях (1 августа 1922 года) земельному собственнику пришлось смириться с установкой телеграфных столбов и пролетами всевозможных летательных аппаратов1.
Несколько сложнее воспринимается конструкция правомочия собственника на воспрепятствование подачи к нему с соседнего участка газа, дыма, пара, всевозможных запахов, копоти, тепла, сотрясений и т.д. Дело в том, что он обязан терпеть только те воздействия, которые незначительно нарушают его интересы при обычном использовании участка. Однако на практике он принуждался терпеть такие воздействия и такие загрязнения промышленного происхождения, которые хотя и выходят за пределы незначительности, но не превышают обычных для данной местности воздействий2.
Упомянутый § 905 снабжал собственника участка такой гарантией: он мог потребовать, чтобы на соседних участках не возводились или не сохранялись такие сооружения, относительно которых можно с достоверностью утверждать, что существование их или пользование ими будет иметь своим последствием недопустимое воздействие на его участок.
Статья 106 Вводного закона дополняет эти положения тем, что сообщает о сохранении действия тех предписаний земского права (Landrecht), согласно которым сооружения или предприятия, испытывающие потребность в общественном использовании данного земельного участка, влекут ответственность их владельцев за вред, который причиняется сооружением или предприятием при общественном использовании земельного участка.
Регулирование имущественного владения было своеобразным и отличающимся от римского и французского образцов. По учению римских юристов, основными элементами владения было фактическое господство над вещью и намерение (воля) обладать ею. Это же различение элементов владения подчеркнуто и в Кодексе Наполеона при истолковании терминов «владение» и «держание», где владение как господство над вещью с желанием обладать ею обозначено «владением для себя» (ст. 2230), а держание – как «владение для другого» (ст. 2231)1.
По германскому кодексу владение вещью наступает в силу фактического господства над вещью и прекращается, когда владелец «откажется от господства над вещью» (§ 856)
2. Устранив волевой элемент в конструкции владения, германский законодатель значительно расширил круг владельцев и саму область владения. Теперь владельцами могли признаваться некоторые категории недееспособных (к примеру, дети), обладатели владением на договорной основе (к примеру, арендаторы, залогодержатели, хранители, пользователи). В итоге возникла конструкция «удвоенного владения» - непосредственного владения и опосредованного владения (типичный пример последнего – арендатор или заимодатель).
ГГУ не только расширило область владельческих прав, но и снабдило их широкой сферой защиты от «самоуправного захвата» и иных вариантов «порочного владения» (§ 859, 861, 862). Эта конструкция нацелена на защиту владения даже в том случае, если это будет неблагоприятным для непосредственных законных владельцев – собственников земли (юнкерство) и собственников домостроений и др.
Владение вещью приобретается, согласно кодексу, «путем установления фактического господства над нею», причем владелец «может силой противиться запрещенному самоуправству»3 - путем лишения владельца его владения помимо воли или путем воспрепятствования владельцу в осуществлении владения.
Причинение вреда порождает обязанность возместить вред. Лицо, которое противоправными или небрежными действиями причинило вред жизни, телесной неприкосновенности или здоровью, повлиявший на здоровье, свободу, право собственности или какое-либо иное право другого лица, обязано возместить потерпевшему понесенные вследствие этого убытки. Аналогичные обязанности несет тот, кто нарушил закон, направленный на защиту других лиц. Если по содержанию закона возможно его невиновное нарушение, то обязанность возмещения причиненного вреда возлагается только при наличии вины (§ 823).
В семейных отношениях важнейшим положением (не новым для германского права) было признание только гражданского брака. Брак считался не частным договором, а государственно-социальным институтом. Но заключать его полагалось путем согласного личного заявления в присутствии только гражданского чиновника. Не запрещалась и церковная форма брака, и все церковные обязанности признавались сохраняющими силу для придерживающихся этих правил. Закреплялась моногамность брака и невозможность вступить в другой брак, не прекратив предыдущего.
Брачный возраст устанавливался в согласии с требованиями гражданской дееспособности: в 21 год для мужчин, в 16 – для женщин. Подразумевалось, что отец дает согласие на брак для своих законных детей (фактически – только для женщин, поскольку мужчины в 21 год приобретали полную дееспособность). Таким образом, проявление отеческой власти было значительно ослаблено.
Отношения супругов в браке регулировались традиционно, с закреплением доминирующей воли мужа. Супруги обязаны были совместно жить, соблюдать верность, поддерживать совместное хозяйство; муж обязан был предоставлять жене соответствующее ее положению содержание. Доминирующая роль мужа по-прежнему выражалась в том, что он вправе был решать по-своему все вопросы совместной жизни, выбирать местожительство. Однако такое главенство уже не было абсолютным. В частности, жена могла не подчиняться решению мужа, если оно ей представлялось злоупотреблением правом.
Женщина в браке не теряла своей дееспособности. Более того, в домашнем хозяйстве она имела преимущественное право на все действия. Сделки и юридические действия в этих пределах подразумевали согласие мужа, которое могло быть ограничено только путем специального установления опеки над женой.
ГГУ признавало режим общности имущества супругов. Другие отношения супругов по поводу имущества допускались, но для этого надо было заключать специальный брачный контракт. В течение брака муж управлял всеми имуществами семьи, включая «внесенные» женой. Однако управлять имуществом жены муж должен был «правильно», а для распоряжения ими – испрашивать ее согласия. В полном ведении жены были ее личные вещи, включая драгоценности, а также полученное в подарок, приобретенное своим трудом или самостоятельным ведением предприятия1. Таким образом, система внутрисемейных имущественных отношений ГГУ была более благоприятна для женщины, хотя равенство далеко не устанавливалось.
Развод допускался только в судебном порядке и при наличии узаконенных причин (прелюбодеяние, совершение преступления, злонамеренное оставление, нарушение обязанностей брака, в т.ч. жестоким обращением с супругом). В этой части проявилось влияние протестантизма.
В значительной степени условным стал институт отцовской власти в отношении детей. Мать также обязана и была вправе заботиться о личности детей. Отец мог пользоваться имуществом детей. Сохранялась возможность отца прибегнуть в отношении своего ребенка к исправительным мерам, но они налагались не произвольно, а по решению опекунского суда.
Сохранялось различие прав законных и внебрачных детей. По отношению к матери внебрачные дети считались наравне с ее законными, по отношению к отцу – родство не признавалось. Однако внебрачные дети могли требовать от своего отца алиментов до достижения ими 16 лет. Соответственно различались и наследственные права детей. Правом на обязательную долю в наследстве пользовались только законные дети.