Файл: Фабри основы зоопсихологии.doc

Другое важное отличие языка животных от человеческой речи состоит в том, что язык животных всегда представляет собой «закрытую», генетически фиксированную систему, состоящую из определенного для каждого вида ограниченного количества сигналов, в то время как членораздельная речь человека является «открытой» системой, которая постоянно обогащается новыми элементами путем создания новых комбинаций из составляющих ее акустических компонентов. Поэтому человеку приходится в ходе его индивидуального развития выучить кодовые значения языка, научиться понимать и произносить их.

Формирование человеческого языка

Человеческий язык, как это имело место и в отношении материальной культуры прошел долгий путь развития, и звуки, сопровождающие первые трудовые действия, еще не могли быть подлинными словами, обозначающими отдельные объекты, их качества или производимые с ними действия. Эти звуки вначале еще не существовали самостоятельно, а были вплетены в практическую деятельность. К тому же они непременно сопровождались жестами и выразительными интонациями, и понять их значение можно было, лишь зная ту конкретную наглядную ситуацию, в которой они возникли.

Такой «действенный разговор», осуществляемый руками, приводил, однако, как отмечает Тих, к конфликту между двумя функциями руки — действием с предметами и их обозначением, что влекло за собой передачу семантической функции голосовым органам. Тем самым было положено начало развитию самостоятельного звукового языка.

Однако врожденные звуки, жесты, мимика сохраняли свое значение начиная с первобытных людей до наших дней, правда, лишь в качестве дополнения к акустическим средствам. Все же длительное время связь этих компонентов продолжала оставаться настолько тесной, что один и тот же звуковой комплекс («праслово») мог обозначать, например, и предмет, на который указывала рука, и саму руку, и действие, производимое с этим предметом. Только после того как звуки языка отделились от практических действий, возникли первые подлинные слова. Эти слова, очевидно, обозначали предметы, и лишь значительно позже появились слова, обозначающие действия и качества.

В ходе отделения языка от непосредственно практической деятельности словесные значения становятся все более абстрактными, язык все больше выступает и как средство человеческого мышления, а не только как средство общения. Леонтьев пишет по этому поводу, что «непосредственная связь языка и речи с трудовой деятельностью людей есть то главнейшее и основное условие, под влиянием которого они развивались как носители "объективированного" сознательного отражения действительности. Обозначая в трудовом процессе предмет, слово выделяет и обобщает его для индивидуального сознания именно в этом, объективно-общественном его отношении, т.е. как общественный предмет»⁷. То, что мышление, речь и общественно-трудовая деятельность составляют в своем зарождении и развитии единый комплекс, что при этом мышление человека могло развиваться лишь в единстве с общественным сознанием, и составляет основное качественное отличие человеческого мышления от мышления у животных. Деятельность животных и в высших ее формах всецело подчиняется естественным связям и отношениям между предметными компонентами окружающей среды. Деятельность же человека, выросшая из деятельности животных, претерпела коренные качественные изменения и подчиняется уже не столько природным, сколько общественным связям и отношениям. Это общественно-трудовое содержание и отражают слова, понятия человеческой речи.

Психика даже высших животных способна отражать лишь пространственно-временные связи и отношения между предметными компонентами среды, но не глубокие причинно-следственные связи. Психика же человека прямо или косвенно отражает также и общественные связи и отношения, деятельность других людей, равно как ее результаты, и это позволило человеку постигнуть даже недоступные наблюдению причинно-следственные связи. На этой основе стало возможным отражение в мозгу человека предметной действительности вне непосредственного отношения к ней субъекта, т.е. в сознании человека образ действительности уже не сливается с переживанием субъекта, а отражаются объективные, устойчивые свойства этой действительности.

Определяя человеческое мышление как общественно обусловленную познавательную деятельность, С.Л.Рубинштейн подчеркивал, что «мышление, в собственном смысле слова, без языка невозможно. Абстрактное мышление — это языковое, словесное мышление... Человеческое познание есть историческая категория. Оно не сводимо к моментальному акту, в котором знание возникает, чтобы тут же угаснуть. Познание в собственном смысле слова предполагает преемственность приобретаемых познаний и, значит, возможность их фиксации, осуществляемой посредством слова»⁸. Животные лишены возможности словесного общения, а тем более словесной фиксации приобретаемых познаний и их передачи потомству с помощью языка. Этим определяется предел мышления животных, равно как их коммуникативных возможностей, и одновременно характеризуется биологическая, чисто приспособительная роль их общения. Ведь для осуществления этой роли не нужны слова, благодаря которым «впервые появляются абстрагируемые от вещей идеальные объекты мышления как "теоретической" деятельности и вместе с ними и эта последняя»⁹.

Итак, мы подошли к тому рубежу, когда на фоне филогенетической общности происхождения четко вырисовывается коренное различие между интеллектом животных и сознанием человека, а тем самым и грань между животным и человеком вообще. Переход через эту грань стал возможен и необходим в результате активного, в корне иного воздействия на природу при осуществлении трудовой деятельности. Осуществляемая с помощью орудий труда, эта деятельность опосредовала отношения ее исполнителя к природе, а это послужило важнейшей предпосылкой для преобразования досознательной психики в сознание.

Элементы опосредованного отношения к природе, к ее предметным компонентам встречаются уже в манипуляционной активности обезьян, особенно при компенсаторном манипулировании и в орудийных действиях, а также при демонстрационном манипулировании. Однако, как уже отмечалось, при сложном манипулировании, когда обезьяна воздействует одним объектом на другой, ее внимание направлено лишь на изменения, происходящие в аналоге орудия («первом объекте»), но не в объекте воздействия («втором объекте»). Подлинные же орудийные действия ситуационно обусловлены, и соответственно их познавательная ценность предельно ограничена конкретным, чисто приспособительным значением этих действий, как об этом свидетельствуют и приведенные раньше примеры. Свое всемерное развитие и полноценное познавательное значение опосредованные действия получают только тогда, когда после слияния компенсаторного манипулирования с орудийными действиями внимание переключается на обрабатываемый («второй») объект, что с необходимостью и происходит при трудовой деятельности. Именно такое и только такое опосредованное отношение к природе позволило человеку вскрыть недоступные непосредственному наблюдению существенные, внутренние взаимозависимости и закономерности природы.

Не менее существенным для преобразования досознательной психики в сознание являлось то, что опосредованное отношение к природе формировалось в ходе установления трудовых связей между работающими, через их общение друг с другом при выполнении трудовых операций. Именно таким образом возникала одновременно с сознанием в процессе трудовой деятельности членораздельная речь, послужившая средством обусловливания индивидуального сознания общественным.

Как указывал К. Маркс, сознание людей было первоначально непосредственно вплетено в их материальную деятельность и материальное общение.

О коренном отличии исторического развития человечества от биологической эволюции животных, культурного типа развития поведения от биологического Л.С.Выготский писал, что «развитие высших психических функций происходит без изменения биологического типа человека, в то время как изменения биологического типа являются основой эволюционного типа развития. Как известно и как неоднократно указывалось, эта черта составляет и общее отличие исторического развития человека». У человека, продолжает Выготский, «на первый план выступает развитие его искусственных органов — орудий, а не изменение органов и строения тела»¹⁰.

Но именно биологическая эволюция животных, весь ход филогенеза позвоночных, а еще ниже — беспозвоночных создали биологическую основу и предпосылки для этого небывалого в истории органического мира перехода на совершенно новый уровень развития.

Литература

1. Анохин П.К. Узловые вопросы теории функциональной системы. М., 1980.

2. Боровский В.М. Психическая деятельность животных. М.; Л., 1936.

3. Боровский В.М. Проблема инстинкта. Крымское гос. изд-во, 1941.

4. Вагнер В.А. Психология животных. 2-е изд. М., 1902.

5. Вагнер В.А. Биологические основания сравнительной психологии. Т. 1, 2. Спб.; М., 1910-1913.

6. Вагнер В.А. Сегментарная психология // Биопсихология. Новые идеи в биологии. Сб. 6. Спб., 1914.

7. Вагнер В.А. Возникновение и развитие психических особенностей. Этюды по сравнительной психологии. Вып. 1—9. Л., 1925-1929.

8. Войтонис Н.Ю. Предыстория интеллекта. М.; Л., 1949.

9. Выготский Л.С. Предисловие к русскому изданию книги Кёлера «Исследование интеллекта человекоподобных обезьян» // Выготский Л.С. Собр. соч. Т. 1. М., 1982.

10. Дарвин Ч. Инстинкт // Соч. Т. 3. М., 1963.

11. Дарвин Ч. Выражение эмоций у человека и животных // Соч. Т. 5. М., 1953.

12. Дембовский Я. Психология животных. М., 1959.

13. Дембовский Я. Психология обезьян. М., 1963.

14. Дьюсбери Д. Поведение животных. Сравнительные аспекты. М., 1981.

15. Захаров А.А. Внутривидовые отношения у муравьев. М., 1972.

16. Кёлер В. Исследование интеллекта человекоподобных обезьян. М., 1930.

17. Крушинский Л.В. Биологические основы рассудочной деятельности: эволюционные и физиолого-гент. аспекты поведения. М., 1986.

18. Лавик-Гудолл Дж. В тени человека. М., 1974.

19. Лавик-Гудолл Дж. Невинные убийцы. М., 1977.

20. Ладыгина-Котс Н.Н. Исследование познавательных способностей шимпанзе. М., 1923.

21. Ладыгина-Котс Н.Н. Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях. М., 1935.

22. Ладыгина-Котс Н.Н. Элементарное мышление животных // Вопросы психологии. 1955. № 3.

23. Ладыгина-Котс Н.Н. Развитие психики в процессе эволюции организмов. М., 1959.

24. Ладыгина-Котс Н.Н. Конструктивная и орудийная деятельность высших обезьян (шимпанзе). М., 1959.

25. Ладыгина-Котс Н.Н. Предпосылки человеческого мышления. М., 1965.

26. Ламарк Ж.Б. Философия природы // Избранные произведения. Т. 1. М., 1955.

27. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. 3-е изд. М., 1972.

28. Линден Ю. Обезьяны, человек и язык. М., 1981.

29. Лопатина Н.Г. Сигнальная деятельность в семье медоносной пчелы. Л., 1971.

30. Лоренц К. Кольцо царя Соломона. М., 1970.

31. Лоренц К. Человек находит друга. М., 1971.

32. Мазохин-Поршняков Г.А. Обучаемость насекомых и их способность к обобщению зрительных стимулов // Энтомологическое обозрение. Т. 47. М., 1968.

33. Мазохин-Поршняков Г.А. Только ли инстинкт управляет поведением насекомых?// Природа. 1970. № 5.

34. Мак-Фарленд Д. Поведение животных. Психобиология, этология и эволюция. М., 1988.

35. Мешкова Н.Н. Об онтогенезе игрового поведения у некоторых хищных и парнокопытных млекопитающих // Зоологический журнал. 1970. Т. 49. Вып. 6.

36. Мешкова Н.Н. Познавательная функция манипуляционной активности серой крысы // Вести. Моск. ун-та. Сер. 14, Психология. 1981. № 3.

37. Мешкова Н.Н., Шутова М.И. Особенности психической деятельности серой крысы // Новые материалы по биологии серой крысы. М., 1990.

38. Нестурх М.Ф. Происхождение человека. М., 1958.

39. Нестурх М.Ф. Приматология и антропогенез. М., 1960.

40. Новоселова С.Л. Исследование в области экспериментального мышления шимпанзе // Вопросы экспериментальной психиатрии. М., 1969.

41. Орбели Л.А. Вопросы высшей нервной деятельности. М.; Л., 1949.

42. Панов Е.Н. Знаки, символы, языки. 1983.

43. Прайор К. Несущие ветер. М., 1981.

44. Понугаева А.Г. Импринтинг (запечатлевание). Л., 1973.

45. Промптов А.Н. Очерки по проблеме биологической адаптации поведения воробьиных птиц. М.; Л., 1956.

46. Протопопов В.П. Исследование высшей нервной деятельности в естественном эксперименте. Киев, 1950.

47. Рогинский Я.Я. Проблемы антропогенеза. М., 1969.

48. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии: В 2 т. М., 1989.

49. Рулье К.Ф. Избранные биологические произведения. М., 1954.

50. Северцов А.И. Эволюция и психика. М., 1922.

51. Северцов А.Н. Главные направления эволюционного процесса. 3-е изд. М., 1967.

52. Скребицкий Г.А. Отношение чайки к гнезду, яйцам и птенцам // Рефлексы, инстинкты и навыки. Психологические исследования. Т. 2. М., 1936.

53. Тинберген Н. Поведение животных. М., 1969.

54. Тинберген Н. Мир серебристой чайки. М., 1975.

55. Тих Н.А. Ранний онтогенез поведения приматов. Сравнительно-психологическое исследование. Л., 1966.

56. Тих Н.А. Предыстория общества. Л., 1970.

57. Тушмалова Н.А. Основные закономерности эволюции поведения беспозвоночных // Физиология поведения. Л., 1987.

58. Фабр Ж.-А. Жизнь насекомых. М., 1963.

59. Фабри К.Э. Хватательная функция руки приматов и факторы ее эволюционного развития. М., 1964.

60. Фабри К.Э. О некоторых основных вопросах этологии // Бюллетень Московского общества испытателей природы. Отдел биологический. 1967. Т. 72. Вып. 5.

61. Фабри К.Э. В.А.Вагнер и современная зоопсихология // Вопросы психологии. 1969. № 6.

62. Фабри К.Э. К проблеме игры у животных // Бюллетень Московского общества испытателей природы. Отдел биологический. 1973. Т. 78. Вып. 3.

63. Фабри К.Э. О подражании у животных // Вопросы психологии. 1974. № 2.

64. Фабри К.Э. Орудийные действия животных. М., 1980.

65. Фабри К.Э. Игра у животных. М., 1985.

66. Фирсов Л.А. Память у антропоидов. Л., 1972.

67. Фирсов Л.А. Поведение антропоидов в природных условиях. Л., 1977.

68. Фосси Д. Гориллы в тумане. М., 1990.

69. Фресс П., Пиаже Ж. Экспериментальная психология. Вып. 1,2. М., 1966.

70. Фриш К. Из жизни пчел. М., 1966.

71. Хайнд Р. Поведение животных. М., 1975.

72. Шаллер Дж.Б. Год под знаком гориллы. М., 1968.

Приложение

Игры животных и игры детей (сравнительно-психологические аспекты)¹

Игры животных уже давно служат объектами интенсивных зоопсихологических и этологических исследований, однако в изучении сравнительно-психологических аспектов игры на сегодняшний день в сущности мало что изменилось со времен известных работ Н.Н.Ладыгиной-Котс. Вместе с тем вопрос о возможностях (и необходимости) сопоставления игр детенышей животных и игр детей представляет, конечно, большой теоретический и практический интерес, в частности, для детской психологии и дошкольной педагогики.

В этом плане здесь приводятся некоторые выводы, вытекающие из разработанной нами концепции игры животных как развивающейся психической деятельности и предложенной нами классификации игр животных. Согласно этой концепции, игры животных представляют собой не особую категорию поведения, как принято считать, а основное содержание определенного периода онтогенеза — ювенильного (преадультного, игрового), свойственного только высшим позвоночным (птицам и млекопитающим). Иными словами, игра — это совокупность специфически преадуальных проявлений общего процесса развития поведения в онтогенезе животных, это — адуальное поведение в процессе его становления. По сравнению же с предшествующим, ранним постнатальным периодом игра составляет новое содержание поведения, определяющее дозревание первичных элементов поведения и их преобразование в поведение взрослых (половозрелых) животных.

При этом, как показали результаты приведенного нами 35-летнего исследования манипуляционного поведения разных видов млекопитающих, в ходе игры развиваются не целиком поведенческие акты взрослых животных, а составляющие их сенсомоторные компоненты. Эти компоненты, развитие которых началось еще в эмбриональном (пренатальном) периоде онтогенеза, подвергаются в игровом периоде глубоким функциональным изменениям, и лишь в качественно преобразованном виде они становятся основными частями «окончательного» (взрослого) поведения. Следовательно, имеет место не «просто» перерастание игровых действий во взрослые, а формирование из элементов этих действий качественно нового поведения взрослых животных. Этот процесс преобразования сенсомоторных компонентов поведения совершается на основе накопления фундаментального индивидуального опыта, чем определяется познавательная функция игры у животных и вообще значение игры в онтогенезе психики животных.