Файл: Поэма Глава первая.rtf

Зять еще долго повторял свои извинения, не замечая, что сам уже давно сидел в бричке, давно выехал за ворота и перед ним давно были одни пустые поля. Должно думать, что жена не много слышала подробностей о ярмарке.

• 
  Такая дрянь! – говорил Ноздрев, стоя перед окном и глядя на уезжавший экипаж. – Вон как потащился! конек пристяжной недурен, я давно хотел подцепить его. Да ведь с ним нельзя никак сойтиться. Фетюк, просто фетюк!
  

Засим вошли они в комнату. Порфирий подал свечи, и Чичиков заметил в руках хозяина неизвестно откуда взявшуюся колоду карт.

• 
  А что брат, – говорил Ноздрев, прижавши бока колоды пальцами и несколько погнувши ее, так что треснула и отскочила бумажка. – Ну, для препровождения времени, держу триста рублей банку!
  

Но Чичиков прикинулся, как будто и не слышал, о чем речь, и сказал, как бы вдруг припомнив:

• 
  А! чтоб не позабыть: у меня к тебе просьба.
  
• 
  Какая?
  
• 
  Дай прежде слово, что исполнишь.
  
• 
  
  Да какая просьба?
  
• 
  Ну, да уж дай слово!
  
• 
  
  Изволь – Честное слово?
  
• 
  Честное слово.
  
• 
  
  Вот какая просьба: у тебя есть, чай, много умерших крестьян, которые еще не вычеркнуть из ревизии?
  
• 
  
  Ну есть, а что?
  
• 
  Переведи их на меня, на мое имя.
  
• 
  
  А на что тебе?
  
• 
  Ну да мне нужно.
  
• 
  
  Да на что?
  
• 
  Ну да уж нужно… уж это мое дело, – словом, нужно.
  
• 
  
  Ну уж, верно, что-нибудь затеял. Признайся, что?
  
• 
  Да что ж затеял? из этакого пустяка и затеять ничего нельзя.
  
• 
  
  Да зачем же они тебе?
  
• 
  Ох, какой любопытный! ему всякую дрянь хотелось бы пощупать рукой, да еще и понюхать!
  
• 
  
  Да к чему ж ты не хочешь сказать?
  
• 
  Да что же тебе за прибыль знать? ну, просто так, пришла фантазия.
  
• 
  Так вот же: до тех пор, пока не скажешь, не сделаю!
  
• 
  Ну вот видишь, вот уж и нечестно с твоей стороны: слово дал, да и на попятный двор.
  
• 
  Ну, как ты себе хочешь, а не сделаю, пока не скажешь, на что.
  

«Что бы такое сказать ему?» – подумал Чичиков в после минутного размышления объявил, что мертвые души нужны ему для приобретения весу в обществе, что он поместьев больших не имеет, так до того времени хоть бы какие-нибудь душонки.

---

• 
  Врешь, врешь! – сказал Ноздрев, не давши окончить. – Врешь, брат!
  

Чичиков и сам заметил, что придумал не очень ловко и предлог довольно слаб.

• 
  Ну, так я ж тебе скажу прямее, – сказал он, поправившись, – только, пожалуйста, не проговорись никому. Я задумал жениться; но нужно тебе знать, что отец и мать невесты преамбициозные люди. Такая, право, комиссия: не рад, что связался, хотят непременно, чтоб у жениха было никак не меньше трехсот душ, а так как у меня целых почти полутораста крестьян недостает…
  
• 
  Ну врешь! врешь! – закричал опять Ноздрев.
  
• 
  Ну вот уж здесь, – сказал Чичиков, – ни вот на столько не солгал, – и показал большим пальцем на своем мизинце самую маленькую часть.
  
• 
  Голову ставлю, что врешь!
  
• 
  
  Однако ж это обидно! что же я такое в самом деле! почему я непременно лгу?
  
• 
  Ну да ведь я знаю тебя: ведь ты большой мошенник, позволь мне это сказать тебе по дружбе! Ежели бы я был твоим начальником, я бы тебя повесил на первом дереве.
  

Чичиков оскорбился таким замечанием. Уже всякое выражение, сколько-нибудь грубое или оскорбляющее благопристойность, было ему неприятно. Он даже не любил допускать с собой ни в каком случае фамильярного обращения, разве только если особа была слишком высокого звания. И потому теперь он совершенно обиделся.

• 
  Ей-богу, повесил бы, – повторил Ноздрев, – я тебе говорю это откровенно, не с тем чтобы тебя обидеть, а просто по-дружески говорю.
  
• 
  Всему есть границы, – сказал Чичиков с чувством достоинства. – Если хочешь пощеголять подобными речами, так ступай в казармы, – и потом присовокупил: – Не хочешь подарить, так продай.
  
• 
  
  Продать! Да ведь я знаю тебя, ведь ты подлец, ведь ты дорого не дашь за них?
  
• 
  
  Эх, да ты ведь тоже хорош! смотри ты! что они у тебя бриллиантовые, что ли?
  
• 
  Ну, так и есть. Я уж тебя знал.
  
• 
  Помилуй, брат, что ж у тебя за жидовское побуждение. Ты бы должен просто отдать мне их.
  
• 
  Ну, послушай, чтоб доказать тебе, что я вовсе не какой-нибудь скалдырник, я не возьму за них ничего. Купи у меня жеребца, я тебе дам их в придачу.
  
• 
  Помилуй, на что ж мне жеребец? – сказал Чичиков, изумленный в самом деле таким предложением.
  
• 
  Как на что? да ведь я за него заплатил десять тысяч, а тебе отдаю за четыре.
  
• 
  Да на что мне жеребец? завода я не держу.
  
• 
  Да послушай, ты не понимаешь: ведь я с тебя возьму теперь всего только три тысячи, а остальную тысячу ты можешь заплатить мне после.
  
• 
  Да не нужен мне жеребец, бог с ним!
  
• 
  Ну, купи каурую кобылу.
  
• 
  И кобылы не нужно.
  
• 
  За кобылу и за серого коня, которого ты у меня видел, возьму я с тебя только две тысячи.
  
• 
  Да не нужны мне лошади.
  
• 
  Ты их продашь, тебе на первой ярмарке дадут за них втрое больше. – Так лучше ж ты их сам продай, когда уверен, что выиграешь втрое.
  
• 
  Я знаю, что выиграю, да мне хочется, чтобы и ты получил выгоду.
  

---

Чичиков поблагодарил за расположение и напрямик отказался и от серого коня, и от каурой кобылы.

• 
  Ну так купи собак. Я тебе продам такую пару, просто мороз по коже подирает!
  

брудастая, с усами, шерсть стоит вверх, как щетина. Бочковатость ребр уму непостижимая, лапа вся в комке, земли не заденет.

• 
  Да зачем мне собаки? я не охотник.
  
• 
  Да мне хочется, чтобы у тебя были собаки. Послушай, если уж не хочешь собак, так купи у меня шарманку, чудная шарманка; самому, как честный человек, обошлась в полторы тысячи. тебе отдаю за девятьсот рублей.
  
• 
  Да зачем же мне шарманка? Ведь я не немец, чтобы, тащася с ней по дорогам, выпрашивать деньги.
  
• 
  Да ведь это не такая шарманка, как носят немцы. Это орган; посмотри нарочно: вся из красного дерева. Вот я тебе покажу ее еще! – Здесь Ноздрев, схвативши за руку Чичикова, стал тащить его в другую комнату, и как тот ни упирался ногами в пол и ни уверял, что он знает уже, какая шарманка, но должен был услышать еще раз, каким образом поехал в поход Мальбруг. – Когда ты не хочешь на деньги, так вот что, слушай: я тебе дам шарманку и все, сколько ни есть у меня, мертвые души, а ты мне дай свою бричку и триста рублей придачи.
  
• 
  
  Ну вот еще, а я-то в чем поеду?
  
• 
  Я тебе дам другую бричку. Вот пойдем в сарай, я тебе покажу ее! Ты ее только перекрасишь, и будет чудо бричка.
  

«Эк его неугомонный бес как обуял!» – подумал про себя Чичиков и решился во что бы то ни стало отделаться от всяких бричек, шарманок и всех возможных собак, несмотря на непостижимую уму бочковатость ребр и комкость лап.

• 
  Да ведь бричка, шарманка и мертвые души, все вместе!
  
• 
  Не хочу, – сказал еще раз Чичиков.
  
• 
  
  Отчего ж ты не хочешь?
  
• 
  Оттого, что просто не хочу, да и полно.
  
• 
  Экой ты, право, такой! с тобой, как я вижу, нельзя, как водится между хорошими друзьями и товарищами, такой, право!.. Сейчас видно, что двуличный человек!
  
• 
  
  Да что же я, дурак, что ли? ты посуди сам: зачем же приобретать вещь, решительно для меня ненужную?
  
• 
  Ну уж, пожалуйста, не говори. Теперь я очень хорошо тебя знаю. Такая, право, ракалия! Ну, послушай, хочешь метнем банчик? Я поставлю всех умерших на карту, шарманку тоже.
  
• 
  Ну, решаться в банк, значит подвергаться неизвестности, – говорил Чичиков и между тем взглянул искоса на бывшие в руках у него карты. Обе талии ему показались очень похожими на искусственные, и самый крап глядел весьма подозрительно.
  
• 
  Отчего ж неизвестности? – сказал Ноздрев. – Никакой неизвестности! будь только на твоей стороне счастие, ты можешь выиграть чертову пропасть. Вон она! экое счастье! – говорил он, начиная метать для возбуждения задору. – Экое счастье! экое счастье! вон: так и колотит! вот та проклятая девятка, на которой я все просадил! Чувствовал, что продаст, да уже, зажмурив глаза, думаю себе: «Черт тебя побери, продавай, проклятая!»
  

---

Когда Ноздрев это говорил, Порфирий принес бутылку. Но Чичиков отказался решительно как играть, так и пить.

• 
  Отчего ж ты не хочешь играть? – сказал Ноздрев.
  
• 
  Ну оттого, что не расположен. Да, признаться сказать, я вовсе не охотник играть.
  
• 
  
  Отчего ж не охотник?
  

Чичиков пожал плечами и прибавил:

• 
  Потому что не охотник.
  
• 
  Дрянь же ты!
  
• 
  Что ж делать? так бог создал.
  
• 
  Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты хоть сколько-нибудь порядочный человек, а ты никакого не понимаешь обращения. С тобой никак нельзя говорить, как с человеком близким… никакого прямодушия, ни искренности! совершенный Собакевич, такой подлец!
  
• 
  Да за что же ты бранишь меня? Виноват разве я, что не играю? Продай мне душ одних, если уж ты такой человек, что дрожишь из-за этого вздору.
  
• 
  Черта лысого получишь! хотел было, даром хотел отдать, но теперь вот не получишь же! Хоть три царства давай, не отдам. Такой шильник, печник гадкий! С этих пор с тобой никакого дела не хочу иметь. Порфирий, ступай скажи конюху, чтобы не давал овса лошадям его, пусть их едят одно сено.
  

Последнего заключения Чичиков никак не ожидал.

• 
  Лучше б ты мне просто на глаза не показывался! – сказал Ноздрев.
  

Несмотря, однако ж, на такую размолвку, гость и хозяин поужинали вместе, хотя на этот раз не стояло на столе никаких вин с затейливыми именами. Торчала одна только бутылка с какие-то кипрским, которое было то, что называют кислятина во всех отношениях. После ужина Ноздрев сказал Чичикову, отведя его в боковую комнату, где была приготовлена для него постель:

• 
  Вот тебе постель! Не хочу и доброй ночи желать тебе!
  

Чичиков остался по уходе Ноздрева в самом неприятном расположении духа. Он внутренно досадовал на себя, бранил себя за то, что к нему заехал и потерял даром время. Но еще более бранил себя за то, что заговорил с ним о деле, поступил неосторожно, как ребенок, как дурак: ибо дело совсем не такого роду, чтобы быть вверену Ноздреву… Ноздрев человек-дрянь, Ноздрев может наврать, прибавить, распустить черт знает что, выйдут еще какие-нибудь сплетни – нехорошо, нехорошо. «Просто дурак я». – говорил он сам себе. Ночь спал он очень дурно. Какие-то маленькие пребойкие насекомые кусали его нестерпимо больно, так что он всей горстью скреб по уязвленному месту, приговаривая: «А, чтоб вас черт побрал вместе с Ноздревым!» Проснулся он ранним утром. Первым делом его было, надевши халат и сапоги, отправиться через двор в конюшню приказать Селифану сей же час закладывать бричку. Возвращаясь через двор, он встретился с Ноздревым, который был также в халате, с трубкою в зубах.

---

Ноздрев приветствовал его по-дружески и спросил, каково ему спалось.

• 
  Так себе, – отвечал Чичиков весьма сухо.
  
• 
  А я, брат, – говорил Ноздрев, – такая мерзость лезла всю ночь, что гнусно рассказывать, и во рту после вчерашнего точно эскадрон переночевал. Представь: снилось, что меня высекли, ей-ей! и, вообрази, кто? Вот ни за что не угадаешь: штабс-ротмистр Поцелуев вместе с Кувшинниковым.
  

«Да, – подумал про себя Чичиков, – хорошо бы, если б тебя отодрали наяву».

• 
  Ей-богу! да пребольно! Проснулся: черт возьми, в самом деле что-то почесывается, – верно, ведьмы блохи. Ну, ты ступай теперь одевайся, я к тебе сейчас приду. Нужно только ругнуть подлеца приказчика.
  

Чичиков ушел в комнату одеться и умыться. Когда после того вышел он в столовую, там

уже стоял на столе чайный прибор с бутылкою рома. В комнате были следы вчерашнего обеда и ужина; кажется, половая щетка не притрогивалась вовсе. На полу валялись хлебные крохи, а табачная зола видна даже была на скатерти. Сам хозяин, не замедливший скоро войти, ничего не имел у себя под халатом, кроме открытой груди, на которой росла какая-то борода. Держа в руке чубук и прихлебывая из чашки, он был очень хорош для живописца, не любящего страх господ прилизанных и завитых, подобно цирюльным вывескам, или выстриженных под гребенку.

• 
  
  Ну, так как же думаешь? – сказал Ноздрев, немного помолчавши. – Не хочешь играть на души?
  
• 
  Я уже сказал тебе, брат, что не играю; купить – изволь, куплю.
  
• 
  Продать я не хочу, это будет не по-приятельски. Я не стану снимать плевы с черт знает чего. В бантик – другое дело. Прокинем хоть талию!
  
• 
  Я уж сказал, что нет.
  
• 
  
  А меняться не хочешь?
  
• 
  Не хочу.
  
• 
  Ну, послушай, сыграем в шашки, выиграешь – твои все. Ведь у меня много таких, которых нужно вычеркнуть из ревизии. Эй, Порфирий, принеси-ка сюда шашечницу.
  
• 
  Напрасен труд, я не буду играть.
  
• 
  Да ведь это не в банк; тут никакого не может быть счастия или фальши: все ведь от искусства; я даже тебя предваряю, что я совсем не умею играть, разве что-нибудь мне дашь вперед.
  

«Сем-ка я, – подумал про себя Чичиков, – сыграю с ним в шашки! В шашки игрывал я недурно, а на штуки ему здесь трудно подняться».

---