Файл: Прежде всего, он должен поблагодарить высокоученого и талантливого Бахадур Шаха, грузового слона 174 по списку Индии.pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 09.11.2023
Просмотров: 308
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
– Фу, уходи теперь прочь, заклейменная кошка джунглей! Только знай:
когда я снова приду к Скале Совета, на моей голове будет шкура Шер Хана.
Дальше: Акела может жить где и как ему угодно. Вы его не убьете, потому что я не желаю этого. И думается мне, что недолго будете вы сидеть здесь,
болтая языком, точно вы важные особы, а не собаки, которых я гоню. Вот так!
Конец большой ветки ярко горел. Маугли бил ею вправо и влево; когда искры попадали на шерсть волков, сидевших кольцом, они с воплем убегали. Наконец подле Скалы Совета остались Акела, Багира и около десятка волков, которые приняли сторону Маугли. И вот в своей груди
Маугли почувствовал такую боль, какой не испытал еще никогда в жизни.
У него перехватило дыхание; он всхлипнул, и слезы потекли по его лицу.
– Что это, что это? – спросил он. – Я не хочу уходить из джунглей и не понимаю, что со мной. Я умираю, Багира?
– Нет, Маленький Брат. Это только слезы, такие слезы бывают у людей, – сказала Багира. – Да, теперь я вижу, что ты взрослый человек, а не человеческий детеныш. Отныне джунгли действительно закрыты для тебя.
Пусть они льются, Маугли; это только слезы!
Так Маугли сидел и плакал, точно его сердце разбилось. Раньше он не знал слез.
– Теперь, – сказал наконец мальчик, – я уйду к людям, но прежде попрощаюсь с моей матерью.
Он пошел в ту пещеру, в которой жил с семьей Отца Волка, и так плакал, прижимаясь к меху волчицы, что четыре молодых волка жалобно завыли.
– Вы меня не забудете? – спросил их Маугли.
– Не забудем, пока у нас хватит сил бегать по следам. Когда ты сделаешься человеком, приходи к подножию холма, мы будем с тобой разговаривать и по ночам станем выбегать в поля, чтобы играть с тобой.
– Возвращайся скорее, – сказал Волк Отец, – возвращайся скорее, о мудрая лягушечка, потому что мы, твоя мать и я, уже стары.
– Скорее приходи, – повторила Волчица Мать, – мой маленький бесшерстый сынок, потому что знай, дитя людей, я любила тебя больше,
чем кого-нибудь из моих волчат.
– Конечно, приду, – ответил Маугли, – и приду для того, чтобы положить на Скалу Совета шкуру Шер Хана. Не забывайте меня. Скажите в джунглях, чтобы меня там не забывали.
Начала загораться заря; Маугли спускался с горного откоса; он,
молчаливый и одинокий, шел к таинственным существам, которых зовут
людьми.
Охота питона Каа
Все рассказанное здесь случилось задолго до того, как Маугли был изгнан из сионийской волчьей стаи, раньше, чем он отомстил Шер Хану,
тигру, словом, и происходило в те дни, когда Балу учил его Закону
Джунглей. Большой серьезный бурый медведь радовался понятливости своего ученика, потому что молодые волки стараются узнать только ту часть Закона Джунглей, которая касается их собственной стаи и их племени, и убегают, едва заучив наизусть одну строфу из Стихотворения
Охотников: «Ноги, ступающие бесшумно; глаза, видящие в темноте; уши,
слышащие ветры в их приютах, и острые белые зубы – вот отличительные черты наших братьев; исключаются только шакал Табаки и гиены, которых мы ненавидим». Маугли же был детенышем человека, и потому ему приходилось узнавать больше. Иногда черная пантера Багира приходила через джунгли посмотреть, как подвигаются дела у ее любимца и, потирая голову о дерево, мурлыкала, пока Маугли отвечал Балу заданный ему на этот день урок. Мальчик взбирался на деревья почти так же хорошо, как плавал, а плавал почти так же хорошо, как бегал. Поэтому Балу, учитель
Закона, преподавал ему Законы Леса и Законы Вод: объяснял, как отличать подгнившую ветвь от здоровой; как вежливо разговаривать с дикими пчелами, проходя под их сотами, висящими на пятьдесят футов выше его головы; как извиниться перед нетопырем Мангом, потревожив его в полдень среди ветвей, или как предупреждать водяных змей в естественных лесных прудах, готовясь кинуться к ним в воду. Никто из населения джунглей не любит, чтобы его тревожили, и все готовы броситься на незваного гостя. Узнал Маугли и Охотничий Крик
Пришельцев. В том случае, когда охотник преследует дичь не на своей территории, этот призыв следует громко повторять, пока не услышишь на него ответа. В переводе он значит: «Позвольте мне охотиться здесь, потому что я голоден»; отвечают же на него так: «В таком случае охоться ради пищи, но не для удовольствия».
Все это должно вам показать, до чего многое Маугли приходилось заучивать наизусть, и, повторяя одно и то же больше ста раз, он очень уставал. Однако, как Балу сказал Багире в тот день, когда Маугли был побит и, рассерженный, убежал от него:
– Человеческий детеныш и есть человеческий детеныш, а потому он должен знать весь Закон Джунглей.
– Но подумай, какой он маленький, – возразила черная пантера,
которая, конечно, избаловала бы мальчика, если бы Балу не мешал ей. – Как все эти слова могут умещаться в его маленькой голове?
– Разве в джунглях есть что-нибудь настолько маленькое, чтобы звери его не трогали? Нет. Вот потому-то я и учу детеныша; потому-то я и бью его, правда, очень нежно, когда он забывает мои слова.
– Нежно! Что ты знаешь о нежности, Железные Лапы? – проворчала
Багира. – Сегодня у него все лицо разбито из-за твоей… нежности. Гр!
– Пусть лучше я, любящий детеныша, покрою его ссадинами с головы до ног, чем он, по невежеству, попадет в беду, – с жаром ответил бурый медведь. – Теперь я учу его Великим Словам Джунглей, которые послужат для него защитой среди населения – птиц, змей и всех существ, охотящихся на четырех ногах, помимо его собственной стаи. Если только детеныш запомнит слова, он получит возможность требовать покровительства от всех созданий, живущих в джунглях. Разве ради этого не стоило слегка побить его?
– Пожалуй; только смотри, не убей детеныша. Он же не древесный пень для оттачивания твоих тупых когтей. Но что это за Великие Слова?
Конечно, гораздо вероятнее, что я окажу кому-нибудь помощь, нежели попрошу ее, – сказала Багира, вытянув одну из своих передних лап и любуясь как бы изваянными резцом когтями синевато-стального цвета,
которые украшали ее пальцы. – А все же мне хотелось бы узнать эти слова.
– Я позову Маугли, и он скажет их тебе… если захочет. Иди сюда,
Маленький Брат!
– У меня в голове шумит, как в дупле с пчелиным роем, – послышался мрачный голосок над их головами; Маугли скользнул по стволу дерева и,
ступив на землю, рассерженный и негодующий, прибавил: – Я пришел для тебя, Багира, а совсем не для тебя, жирный, старый Балу.
– Мне это все равно, – ответил Балу, хотя он был обижен и огорчен. –
В таком случае, скажи Багире Великие Слова Джунглей, которым я учил тебя сегодня.
– Великие Слова какого народа? – спросил Маугли, довольный возможностью показать свою ученость. – В джунглях много наречий, я знаю их все.
– Ты знаешь далеко не все. Видишь, о Багира, они никогда не благодарят своего учителя. Ни один волчонок не возвращался, чтобы поблагодарить старого Балу за его уроки. Ну, ты, великий ученый, скажи
Слова Народа Охотников.
– Мы одной крови, вы и я, – сказал Маугли с акцентом медведя, как это
делают все Охотники.
– Хорошо. Теперь Великие Слова Птиц.
Маугли повторил ту же фразу, закончив ее свистом коршуна.
– Теперь Слова Змей, – сказала Багира.
В ответ послышалось совершенно неописуемое шипение; потом
Маугли брыкнул ногами, захлопал в ладоши, всё в виде одобрения себе, и прыгнул на спину Багиры. Тут он уселся, свесив ноги в одну сторону,
барабаня пятками по блестящей шкуре пантеры и строя самые ужасные гримасы бурому медведю:
– Так-так, из-за этого стоило получить несколько синяков, – нежно проговорил медведь. – Когда-нибудь ты вспомнишь меня.
После этого Балу повернулся в сторону и сказал Багире, что он упросил Хати, дикого слона, который знает все подобные вещи, сказать ему
Великие Слова, что Хати отвел Маугли к болоту, чтобы услышать Змеиные
Слова от водяной змеи, так как Балу не мог их произнести, и прибавил, что теперь человеческий детеныш защищен от всех случайностей в джунглях,
потому что ни змея, ни птица или четвероногое животное не посмеют сделать ему вреда.
– Ему некого бояться, – в заключение сказал Балу, с гордостью похлопывая себя по огромному пушистому брюшку.
– Кроме его собственного племени, – сказала про себя Багира и вслух прибавила, обращаясь к Маугли: – Пожалей мои ребра, Маленький Брат.
Что это за танцы взад и вперед?
Маугли старался обратить на себя внимание Багиры, дергая ее за шерсть на плече и колотя ее ногами. Когда пантера и медведь стали его слушать, он закричал во весь голос:
– Таким образом, у меня будет собственная стая, и я стану весь день водить их между ветвями.
– Это еще что за новое безумие, маленький сновидец? – спросила
Багира.
– И я буду бросать ветки и грязь в старого Балу, – продолжал Маугли. –
Они обещали мне это. А?
– Вуф, – громадная лапа Балу сбросила Маугли со спины Багиры, и мальчик, лежавший теперь между его огромными передними лапами,
понял, что медведь сердится.
– Маугли, – сказал Балу, – ты разговаривал с Бандар-логом, с
Обезьяньим Народом?
Маугли посмотрел на Багиру, желая видеть, не сердится ли также и пантера: ее глаза были жестки, как яшмовые камни.
– Хорошо. Теперь Великие Слова Птиц.
Маугли повторил ту же фразу, закончив ее свистом коршуна.
– Теперь Слова Змей, – сказала Багира.
В ответ послышалось совершенно неописуемое шипение; потом
Маугли брыкнул ногами, захлопал в ладоши, всё в виде одобрения себе, и прыгнул на спину Багиры. Тут он уселся, свесив ноги в одну сторону,
барабаня пятками по блестящей шкуре пантеры и строя самые ужасные гримасы бурому медведю:
– Так-так, из-за этого стоило получить несколько синяков, – нежно проговорил медведь. – Когда-нибудь ты вспомнишь меня.
После этого Балу повернулся в сторону и сказал Багире, что он упросил Хати, дикого слона, который знает все подобные вещи, сказать ему
Великие Слова, что Хати отвел Маугли к болоту, чтобы услышать Змеиные
Слова от водяной змеи, так как Балу не мог их произнести, и прибавил, что теперь человеческий детеныш защищен от всех случайностей в джунглях,
потому что ни змея, ни птица или четвероногое животное не посмеют сделать ему вреда.
– Ему некого бояться, – в заключение сказал Балу, с гордостью похлопывая себя по огромному пушистому брюшку.
– Кроме его собственного племени, – сказала про себя Багира и вслух прибавила, обращаясь к Маугли: – Пожалей мои ребра, Маленький Брат.
Что это за танцы взад и вперед?
Маугли старался обратить на себя внимание Багиры, дергая ее за шерсть на плече и колотя ее ногами. Когда пантера и медведь стали его слушать, он закричал во весь голос:
– Таким образом, у меня будет собственная стая, и я стану весь день водить их между ветвями.
– Это еще что за новое безумие, маленький сновидец? – спросила
Багира.
– И я буду бросать ветки и грязь в старого Балу, – продолжал Маугли. –
Они обещали мне это. А?
– Вуф, – громадная лапа Балу сбросила Маугли со спины Багиры, и мальчик, лежавший теперь между его огромными передними лапами,
понял, что медведь сердится.
– Маугли, – сказал Балу, – ты разговаривал с Бандар-логом, с
Обезьяньим Народом?
Маугли посмотрел на Багиру, желая видеть, не сердится ли также и пантера: ее глаза были жестки, как яшмовые камни.
– Ты был с серыми обезьянами, с существами без Закона, с поедателями всякой дряни. Это великий позор.
– Когда Балу ударил меня по голове, – сказал Маугли (он все еще лежал на спине), – я убежал; с деревьев соскочили серые обезьяны и пожалели меня. Никому больше не было до меня дела. – И мальчик слегка втянул ноздрями воздух.
– Жалость Обезьяньего Народа! – Балу фыркнул. – Молчание горного потока! Прохлада летнего солнца! А что дальше, человеческий детеныш?
– Потом… Потом обезьяны дали мне орехов и разных вкусных вещей и… и… отнесли меня на вершины деревьев, а там сказали, что по крови я их брат, что я отличаюсь от обезьян только отсутствием хвоста и что со временем я сделаюсь их вожаком.
– У них не бывает вожаков, – сказала Багира. – Они лгут и всегда лгали.
– Они обходились со мной очень ласково и звали меня опять к ним.
Почему меня никогда не водили к Обезьяньему Народу? Серые обезьяны стоят, как я, на задних лапах, не дерутся жесткими лапами, а играют целый день. Пустите меня на деревья. Злой Балу, пусти меня наверх. Я опять поиграю с ними.
– Послушай, детеныш человека, – сказал медведь, и его голос прогремел, точно раскат грома в знойную ночь. – Я учил тебя Закону
Джунглей, касающемуся всего нашего населения за исключением
Обезьяньего Народа, живущего среди ветвей. У них нет закона. Обезьяны –
отверженные. У них нет собственного наречия; они пользуются украденными словами, которые подслушивают, когда подглядывают за нами, прячась в ветвях. У них не наши обычаи. Они живут без вожаков. У
них нет памяти. Они хвастаются, болтают, уверяют, будто они великий народ, готовый совершать великие дела в джунглях, но падает орех, им делается смешно, и они все забывают. Мы, жители джунглей, не имеем с ними дела; не пьем там, где пьют обезьяны; не двигаемся по их дорогам; не охотимся там, где они охотятся; не умираем, где умирают они. Слыхал ли ты, чтобы я когда-нибудь до сегодняшнего дня говорил о Бандар-логе?
– Нет, – шепотом произнес Маугли, потому что теперь, когда Балу перестал говорить, в лесу стало тихо.
– Народ Джунглей изгнал их из своей памяти и не берет в рот их мяса.
Обезьян очень много; они злы, грязны, не имеют стыда, и если у них есть какое-нибудь определенное желание, то именно стремление, чтобы в джунглях заметили их. Но мы не обращаем на них внимания, даже когда они бросают нам на голову грязь и орехи.
Едва медведь договорил, как с деревьев посыпался град орехов и обломков веток; послышался кашель, вой; и там, наверху, между тонкими ветвями почувствовались гневные прыжки.
– Для населения джунглей обезьяны – народ отверженный. Помни это.
– Отверженный, – сказала Багира, – тем не менее мне кажется, ты,
Балу, должен был предупредить его.
– Предупредить? Я? Мог ли я угадать, что он станет возиться с такой грязью? Бандар-лог! Фу!
На их головы снова посыпался град из орехов и веток, и медведь с пантерой убежали, взяв с собой Маугли. Балу сказал правду. Обезьяны живут на вершинах деревьев, и, так как обитатели лесов редко смотрят вверх, они редко сталкиваются с Бандар-логом. Зато при виде больного волка, раненого тигра или медведя обезьяны сходят на землю, мучат их ради забавы; в надежде обратить на себя внимание зверей они постоянно кидают в них ветки и орехи. Кроме того, они воют, выкрикивают бессмысленные песни, приглашают Народ Джунглей взобраться к ним и вступить с ними в бой; или без всякого повода затевают между собой ожесточенные драки и бросают мертвых обезьян туда, где население зарослей может увидать эти трупы. Они все собираются избрать себе вожака, составить собственные законы, придумать собственные обычаи, но никогда не выполняют задуманного, потому что их памяти не хватает до следующего дня. В оправдание себе обезьяны сочинили поговорку: «То, о чем Бандар-лог думает теперь, джунгли подумают позже», и это сильно ободряет их. Ни один из зверей не может добраться до Бандар-лога;
с другой стороны, никто из зверей не желает замечать этого племени; вот потому-то обезьянам и было так приятно, когда Маугли пришел играть с ними, а Балу рассердился.
У обезьян не было какого-либо определенного намерения (Бандар-лог вообще никогда не имеет намерений), однако в голове одной из обезьян явилась, как ей показалось, блестящая мысль, и она сказала остальным, что им было бы полезно держать у себя Маугли, потому что он умел свивать ветки для защиты от ветра, и, если бы они поймали его, он, вероятно,
научил бы и их своему искусству. Понятно, Маугли, сын дровосека,
унаследовал от своего отца множество инстинктов; между прочим, строил хижинки из хвороста, не думая о том, почему он делает это. Наблюдая за ним с деревьев, Бандар-лог находил эту игру удивительной. Теперь, как говорили обезьяны, у них действительно появится вожак, и они сделаются самым мудрым народом в джунглях, таким мудрым, что все остальные будут замечать их и завидовать им. Они побежали вслед за Балу, Багирой и
Маугли и держались совершенно тихо до времени полуденного отдыха,
когда пристыженный Маугли заснул между пантерой и медведем, решив больше не иметь дела с Обезьяньим Народом.
Следующее, что он впоследствии помнил, было прикосновение жестких, сильных маленьких рук, схвативших его за плечи и за ноги; потом
– удары веток по лицу. Через несколько мгновений мальчик уже смотрел вниз, в просветы между качающимися ветвями. В ту же секунду Балу пробудил джунгли своим громким глубоким голосом, а Багира, показывая все свои зубы, поднялась на дерево. Обезьяны завыли от восторга,
взбираясь на верхние ветки, куда пантера не могла кинуться за ними, и закричали:
– Она заметила нас? Багира заметила нас! Все население джунглей восхищается нашей ловкостью и нашей хитростью!
Началось бегство, а бегства Обезьяньего Народа по вершинам деревьев никто не может описать. У них есть определенные дороги,
перекрестки, подъемы и спуски, всё на высоте от пятидесяти до семидесяти или ста футов над землей, и они могут двигаться по этим тропам, в случае нужды, даже ночью. Две самые сильные обезьяны схватили Маугли под мышки и вместе с ним понеслись с одного дерева на другое, делая прыжки в двадцать футов. Без него они могли бы бежать вдвое быстрее; тяжесть мальчика замедляла их движение.
Хотя у Маугли кружилась голова, он невольно наслаждался этой дикой скачкой, однако, видя землю так далеко под собой, он очень боялся, а страшные толчки в конце каждого полета через воздушные бездны заставляли его сердце замирать. Провожатые мальчика иногда поднимались с ним на вершину дерева до того высоко, что он чувствовал, как самые верхние ветви с треском сгибались под ними, потом с криком, похожим на кашель, и с гуканьем снова бросались вниз, хватались передними или задними лапами за более низкие суки следующего дерева и снова двигались вверх. Иногда Маугли видел много миль зеленых зарослей, как человек с вершины мачты осматривает многие мили окружающего его моря; но после этого ветки и листья хлестали Маугли по лицу, и он вместе со своими двумя спутниками снова приближался почти к самой земле.
Таким образом, прыгая, ломая ветви, с цоканьем и воем племя Бандар-лог неслось по дорогам, тянувшимся через вершины деревьев, и увлекало с собою своего пленника, Маугли.
Сперва он боялся, что обезьяны кинут его вниз; потом рассердился,
однако благоразумно не боролся; наконец, начал рассуждать. Прежде всего ему следовало дать о себе знать Балу и Багире. Он знал, что благодаря