Добавлен: 10.01.2024
Просмотров: 113
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Впоследствии неоднократно обращали внимание на одно любопытное обстоятельство: если бы штурм был назначен днем позже, то он, пожалуй, не состоялся бы, потому что вечером 11 декабря спустился густой туман, земля сделалась скользкой и взобраться на вал стало почти невозможно; этот туман держался очень долгое время.
В ночь перед штурмом никто не спал. Начальникам было предписано оставаться при своих частях, запрещено было выводить батальоны до сигнальной ракеты, «чтобы людей не утруждать медлением к приобретению славы».
В три часа ночи взвилась первая ракета: войска выступили к назначенным местам. По второй ракете они подошли к стенам на 300 шагов. В половине шестого утра в густом, молочном тумане колонны двинулись к крепости, соблюдая полную тишину; тотчас же отплыли и десантные суда де Рибаса. Но вдруг при приближении групп Павла Потемкина и Александра Самойлова на триста шагов к крепости весь вал как будто бы загорелся: был открыт адский огонь. Турки узнали от перебежчиков о дне штурма и были наготове.
Прежде других подошла с правого крыла вторая колонна под командованием генерал-майора Ласси. Под плотным огнем турок солдаты в замешательстве приникли к земле и кинули лестницы. Секунд-майор Неклюдов, назначенный впереди этой колонны со стрелками он бросился в глубокий ров и взобрался на вал без помощи лестницы. На бастионе с горстью солдат Неклюдов овладел вражеской батареей. Пуля пронизала его руку близ плеча навылет. Две пули вошли в левую ногу. Турок ударил его кинжалом в колено. Стрелки спешили к своему майору из девятисаженного рва, но немногие добрались наверх. Истекая кровью, Неклюдов продолжал бой на бастионе. Тут получил майор еще рану в грудь. Он упал, но уже вся колонна егерей взошла к отнятой батарее, и на стенах крепости гремело победоносное русское «ура!». Полумертвого Неклюдова понесли на ружьях в лагерь. Он был первым, кто взошел на вал гордого Измаила.
Соседняя, первая колонна генерал-майора Львова замешкалась перед сильно укрепленным каменным редутом Табии. Фанагорийцы и апшеронцы перелезли через палисад и захватили дунайские батареи. Из редута налетели на них турки и ударили в сабли. Фанагорийцы штыками отразили вылазку и, обойдя редут, двинулись к Бросским воротам.
Одновременно с первыми двумя достигла крепостного рва шестая колонна на левом крыле. Ею руководил «достойный и храбрый генерал-майор и кавалер» Голенищев-Кутузов, который, по отзыву Суворова, «мужеством своим был примером подчиненным». Отряд форсировал ров под страшным огнем, был убит бригадир Рибопьер. Солдаты взошли на вал по лестницам, но здесь их встретила превосходящие силы турок. Дважды оттеснял неприятеля Кутузов и дважды отступал к самому валу. Колонна остановилась.
Генерал-аншеф с кургана зорко следил заходом сражения, рассылая с распоряжениями ординарцев. В предрассветной мгле лишь сменявшие друг друга крики «алла!» и «ура!» указывали, на чью сторону склоняется победа. Кутузов известил своего командующего о невозможности идти дальше.
— Скажите Кутузову, что я назначаю его комендантом Измаила и уже послал в Петербург известие о покорении крепости! — отвечал Суворов. «Мы друг друга знаем, — говорил оп после боя, — ни он, ни я не пережили бы неудачи...»
Кутузов взял из резерва Херсонский полк, атаковал скопившихся турок, опрокинул их и окончательно овладел бастионом. В одном месте русские дрогнули — среди них появился священник Полоцкого полка и, держа крест, повел их вперед.
Огромные трудности выпали на долю четвертой и пятой колонн, составленных из плохо вооруженных и слабо обученных казаков. Когда часть четвертой колонны во главе с бригадиром из донских казаков и георгиевским кавалером Василием Орловым взошла на вал, соседние Бендерские ворота вдруг отворились, и турки, спустившись в ров, ударили им во фланг. Пики оказались бесполезными — янычары перерубали их, и казаки гибли во множестве под саблями турок. Пятая колонна, в которой находился генерал-майор Безбородко, перейдя наполненный водой ров, стала взбираться на вал, но тут заколебалась и мгновенно была свергнута назад в ров. Безбородко получил тяжелое ранение в руку и сдал командование отважному Матвею Платову. Суворов, заметивший опасность, тотчас же подкрепил четвертую колонну резервом, подоспел и присланный Кутузовым пехотный батальон. Вскоре обе колонны утвердились на валу.
Самый сильный бастион, весь одетый камнем, достался третьей колонне генерал-майора Мекноба. Лестницы в полшести сажен приходилось связывать по две, ставить их одна на другую, и все это под жесточайшим огнем. Потери были громадны. Сам седой сераскир бился здесь с лучшими своими янычарами. Генерал Мекноб получил тяжелую рану в ногу, а в Лифляндском егерском корпусе выбыли из строя все батальонные командиры. Подоспевший резерв помог овладеть главным бастионом.
Удар с Дуная произвели легкие суда, так как крупными было трудно управлять из-за густого тумана. Успеху десанта способствовали действия первой колонны, уже захватившей придунайские батареи. Отряд под командованием генерал-майора Арсеньева мгновенно высадился с двадцати судов. Как и на всех других участках, офицеры были впереди и дрались, словно рядовые. Неустрашимо командовал казачьей флотилией полковник Антон Головатый, выходец из Запорожской сечи и атаман Черноморского войска. Турки были сбиты с речной стороны, и Рибас скоро вошел в связь с Кутузовым и Золотухиным.
К восьми утра русские заняли все внешние укрепления Измаила. «День бледно освещал уже все предметы», — вспоминал Суворов. Турки готовились к отчаянной обороне на улицах и в домах. Генерал-аншеф приказал наступать, не давая опомниться многочисленному врагу. Павел Потемкин отправил казаков открыть Бросские ворота, в которые тотчас же вошли три эскадрона карабинеров; Золотухин отворил Хотинские ворота, впустив гренадер с полевой артиллерией, в Бендерские ворота вошли воронежские гусары. Жестокий бой продолжался: из домов летели пули, каждый хан — постоялый двор — стал маленькой крепостью. Потери русских все возрастали. На иных участках превосходство турок оказывалось столь значительным, что они контратаковали и даже окружали редевшие русские боевые порядки. Собрав несколько тысяч турок и татар, Каплан-Гирей, победитель австрийцев под Журжей, смял черноморских казаков, отнял у них две пушки и уничтожил бы их совершенно, если бы не подоспели беглым шагом три батальона. Окруженный, Каплан-Гирей метался, на все предложения о сдаче отвечал сабельными ударами и погиб на штыках.
Через шесть с половиной часов над сильным неприятелем была уже одержана «совершенная поверхность»: лишь в редуте Табия, красной мечети да двух каменных ханах оставались последние защитники Измаила. Сам Мегмет Айдозле с двумя тысячами янычар засел в одном из каменных строений. С батальоном фанагорийцев полковник Золотухин несколько раз пытался штурмовать хан, но безуспешно. Наконец ворота были выбиты пушечными выстрелами, и гренадеры ворвались внутрь, переколов большую часть турок. Мегмет Айдозле умер от шестнадцати штыковых ран. Среди двадцати шести тысяч погибших турок и татар были четыре двухбунчужных паши и шесть татарских султанов — принцев крови. Потери русских были показаны Суворовым в 4 тысячи 260 убитыми и ранеными, но скорее всего то были заниженные сведения. Позднейшие сведения говорят, что погибло четыре тысячи и получили ранения — шесть; из 650 офицеров в строю оставалось 250.
Штурм Измаила явил собой очередной пример отваги и героизма русских солдат и офицеров. Полководческий гений А.В. Суворова до сих пор является непревзойденным. Его успех заключался не только в тщательной разработке плана сражений, но и в неустанной поддержке боевого духа русского войска.
Сокрушение Измаила имело громадное политическое значение. Путь русским на Балканы был открыт. На турок напала невыразимая паника. Императрица смотрела на падение Измаила, как на «дело, едва где в истории находящееся». Изумлению и восторгам русского общества не было границ, что выразилось в длинном ряде произведений русских поэтов, начиная с Державина, в честь Суворова. Суворов сделался предметом всеобщего внимания и уважения как человек, оказавший России величайшую услугу, как замечательный герой и русский богатырь.
-
Наука побеждать.
На протяжении почти 50 лет боевой деятельности А.В. Суворов не знал поражений. Лучшие европейские армии были разгромлены русскими войсками под командованием великого полководца. Военное искусство Суворова по своим масштабам и по своему назначению выходит далеко за национальные рамки.
А.В. Суворов оставил богатое теоретическое наследие в виде многочисленных приказов, инструкций, диспозиций (не говоря уже об обширной переписке). Среди литературного наследства Суворова выдающееся место бесспорно принадлежит «Науке побеждать».
Основы суворовской тактики по «Науке побеждать» заключены в трех суворовских принципах: глазомер, быстрота, натиск.
Глазомер – «как в лагерь стать, как итти где атаковать, гнать и бить».
Быстрота – «неприятель нас не чает, считает нас за сто верст, а коли издалека, то в двух- , трехстах и больше. Вдруг мы на него, как снег на голову. Закружится у него голова. Атакуй, с чем пришел, чем бог послал!»
Натиск – «нога ногу подкрепляет, рука руку усиляет. В пальбе много людей гибнет. У неприятеля те же руки, да русского штыка не знает. Деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, а время дороже всего».
Все качества, несовместимые с суворовскими требованиями к солдату и офицеру: бестолковость, безынициативность, боязнь ответственности, равнодушие, казенное отношение к делу и т. п., Суворов объединят в собирательный тип «немогузнайки». «Проклятую немогузнайку» Суворов считал язвой для армии, «неприятелем больше богадельни».
Более высокие моральные качества русского солдата дали Суворову основание для выработки своей «смелой нападательной тактики». В свою очередь сама эта тактика дает огромное моральное превосходство нападающему перед обороняющимися. «Наука побеждать» вскрывает это моральное преимущество наступления.
Опираясь на национальные чувства русского солдата, воспитывая в нем сознание воинского долга, Суворов стремился выработать в подчиненных солдатах и офицерах такие качества, как инициатива, находчивость, сообразительность, частный почин. Широко известно суворовское изречение: «Каждый воин должен понимать свой маневр». «Наука побеждать» как раз и направлена на воспитание не муштрованного автомата, а бойца, сознательно выполняющего боевую работу. Суворов растолковывает солдатам, в каком случае и почему применять тот или иной маневр, в каких случаях действовать в том или ином боевом порядке – линией, каре, колонной.
Язык «Науки побеждать» – образный, меткий, настоящий русский народный язык – вполне соответствует задаче и духу этого замечательного произведения А.В. Суворова.
«Наука побеждать» является глубоко патриотическим произведением. Она полна веры в творческие силы простых людей, в их способность преодолевать любые трудности, в их преданность Родине.
Известны и другие литературные произведения Суворова. Два его труда, так называемые «Разговоры в царстве мертвых» (излюбленная форма того времени), помещены в 1756 году в первом русском журнале, издававшемся при Академии наук, под названием «Ежемесячные сочинения» в «Обществе любителей русской словесности» при кадетском корпусе, где автору, конечно, пришлось выдержать целый диспут.
Любовь к чтению сочеталась у Суворова с поэтическим талантом. Он однажды сказал о себе: «Не будь я военным, я бы был поэтом». Но Суворов все равно всю жизнь оставался мастером образного и живого слова. Даже в реляциях о сражениях виден его незаурядный писательский талант. Что же касается афоризмов, метких выражений, то тут Суворов, пожалуй, не превзойден до сих пор ни одним поэтом.
-
Удивить – победить! -
Чем больше удобства, тем меньше храбрости. -
Бей, но не отбивайся. -
Войско необученное, что сабля неотточенная. -
Не бродить по-куриному, но ходить по-оленьему. -
Противник оттеснен – неудача, противник истреблен, взят в плен – удача. -
Недорубленный лес опять вырастает. (О рассеянном противнике). -
Сметь бежит от сабли и штыка храброго.
Часто в минуты гнева или, наоборот, радости Суворов выражал свои чувства стихами-экспромтами. Так, порицая нерешительность своего начальника Потемкина, медлившего со штурмом Очакова, он иронически сказал о нем:
Я на камушке сижу,