ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.01.2024
Просмотров: 52
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
в веков соседстве,
где рядом с дотом высится редут,
художники огнем ума и сердца
вторую Панораму создадут!
Севастопольские тропинки
Исклеванные пулями соборы,
под виноград распаханные горы,
и мужество земное и морское,
и вросшие в бессмертье тополя,
сердца, не признающие покоя,
а песни – тишины, -
вот что такое
мой Севастополь – кровная земля.
Одни лишь ядра грудой, по старинке,
лежат, глухие к помыслам людским …
Тропинки ж – только гляну на тропинки,
под взглядом разбегаются моим,
зовут, ведут мои мечты и думы,
и, проследив тропинки каждой бег,
вдруг вздрогнет сердце: сколько дел разумных
при жизни сделать может человек!
Иной не лез вперед напропалую,
был неказистый вроде бы, а глядь,
тропинку в жизни проложив такую,
что ей дорого многих не под стать!
Гляжу: она с Малахова кургана
туда бежит, где винт волну развел,
где с памятника трудной славы бранной
глядит незряче бронзовый орел.
И чудится мне, что орел намерен
сквозь водоросли и сквозь годы здесь,
затопленные, чтоб хранили берег,
российские фрегаты разглядеть.
Еще тропинка … В золоте от зноя
она уводит прямо к Дуванкою,
и жаркой славой обжигает память
холмы, где, сопромату вопреки,
броню с чужими наглыми крестами
пятью сердцами смяли моряки.
Легло между тропинками столетье …
Но, подвиги людей объединяя,
над прахом предков всем потомкам светит
живое сердце Вечного огня.
И снова разбегаются тропинки,
ведут к местам иным, к делам иным.
Одни лишь ядра грудой, по старинке,
лежат, глухие к помыслам людским …
Из спектакля «Севастопольская песня»
I
Якорь детства на улице брошен.
На морях все дороги видны.
Но нигде не найти мне дороже
Корабельной моей стороны.
Мне припомнится снова и снова
над гремящим разлетом волны
шум листвы и гудка заводского
с Корабельной моей стороны.
Время листья акаций считало.
Были мили морские длины
до родных черноморских причалов
Корабельной моей стороны.
Я военную службу закончил.
К землякам возвращаюсь родным.
Здравствуй, друг закадычный – рабочий,
с корабельной моей стороны!
Сердцем знаю, что, сколько б ни прожил
от рождения и до седины,
никогда не найти мне дороже
Корабельной моей стороны!
II
Я с тобой остался на причале,
чтобы рядом жить, любовь моя,
чтобы нас вовек не разлучали
синие
пенные
моря.
Мне не раз в морях далеких снилась
над твоими окнами заря.
Ты в моей судьбе мне заменила
синие
пенные
моря.
Зацветет над бухтами шиповник.
Без меня подымут якоря.
Знаю я: простят мою любовь мне
синие
пенные
моря.
Девушка из ателье на улице Гоголя
В океане пахнет солью тонко,
ну а там, где любят нас и ждут,
в ателье на Гоголя,
девчонку
Валентиной Афанасьевной зовут.
Над волной с друзьями вместе сидя,
сердцем сквозь мерцающую даль
ателье ее земное видит
корабельный комсомольский секретарь.
Там сейчас под звездопад ночами
для ребят хороших и девчат
о любви, о встречах и прощаньях
августовские акации шумят.
В ателье закончена работа …
Я к твоей прислушался судьбе,
потому лишь, что взгрустнулось что-то
Валентина Афанасьевна тебе.
У меня на дружбу сердце бьется,
и тебе выстукивает так:
комсомольский секретарь наш –
боцман –
настоящий славный парень и моряк.
Своего он счастья не упустит.
Ты и в шторм, и в штилевую тишь
на него в сороковой каюте,
Валентина Афанасьевна глядишь.
Задрожали губы грустной дрожью.
Над вечерней бухтою одна
смотришь ты на лунную дорожку,
молодая темноглазая жена.
По дорожке взгляд твой убегает,
и догнать его уже нельзя:
в океане где-то оживают
у настольной фотографии глаза.
И в своей каюте не украдкой
видит боцман в далях золотых,
как блестит волос любимых прядка,
Валентина Афанасьевна, твоих.
Глянь, улыбкой нежной тронув губы,
на дорожку лунную опять …
Вечно ждать любимым, раз не любят
корабли всю жизнь у пристани стоять.